OCR Ansoury SpellCheck Diana
«Пруденс»: Полина; Москва; 1994
ISBN 9986-01-021-7
Оригинал: Jilly Cooper, “Prudence”
Перевод: А. Андреевская, Н. Ковалева
Аннотация
Молодая женщина по имени Пруденс познакомилась с весьма симпатичным и преуспевающим адвокатом, чье поведение ее интригует. Она с удовольствием принимает приглашение посетить его загородный дом и поближе познакомиться с его семьей, так как надеется лучше разобраться в характере своего поклонника. В поместье она встречает его весьма эксцентричных родственников, но глава этой необычной семьи, старший брат ее приятеля, Йен Малхолланд, по прозвищу Туз, с первого взгляда показался ей неотразимым.
Джилли Купер
Пруденс
(Чужой мужчина)
Глава первая
В двадцатый раз я попрощалась с Пендлом и вошла к себе в квартиру. Биг Бен отбивал одиннадцать. Джейн, с которой мы делили квартиру и которая сейчас возлежала перед камином, взглянула на меня сквозь массу крашеных светлых волос.
— Есть успехи? — спросила она с надеждой и сама же ответила: — Нет, явно никаких — по тебе сразу видно, что никто на тебя не набрасывался.
Я подошла к зеркалу. Мои локоны совсем не растрепались, помада не смазалась. Без ложной скромности скажу, что выглядела я прекрасно. Тогда почему же после двадцати свиданий Пендл так на меня и не набросился?
Я познакомилась с ним на вечеринке пару месяцев назад — это была отвратительная вечеринка из серии А-как-вы-зарабатываете-на-жизнь? О-я-стучу-на-машинке. Свет горел слишком ярко, и кто-то разливал крюшон из большой чаши в наши бокалы. Мы с Пендлом были единственными овечками в этом сборище козлищ, но не зря же говорится, что самые красивые цветы растут на навозных кучах.
Он был не из тех мужчин, на которых сразу обращаешь внимание — светло-каштановые волосы, тонкое, спокойное лицо и светло-серые глаза, зато выглядел он отрешенным и чрезмерно холодным, что само по себе являлось провокацией. На нем был безупречно-традиционный угольно-серый костюм, серая рубашка и светлый галстук, но, поскольку он был высоким и очень худым, то эта одежда ему шла.
В этот вечер я оделась в хулиганский прикид. Я очень чувствительна к одежде. Если на мне оборочки, я становлюсь чопорной, в коже с заклепками я хожу широким шагом и веду себя как ковбой, ну а в хулиганском прикиде — оранжевые бермуды с помочами и блузка из марлевки — я сверкаю остроумием и хулиганю. Когда Пендл подошел и присоединился к нашей компании, я выпалила три шутки подряд, так что все, кроме него, попадали со смеху, и я отправилась поболтать с кем-нибудь еще.
Вечеринка проходила в одной из тех eau de nihilistic длинных, с высоким потолком зал на Слоан Сквер, где всегда кажется, что в другом конце комнаты происходит что-то интересное, но эта надежда никогда не оправдывается. Одна из хозяек, Марсия, даже пригласила свою мать. Я ничего не имею против матерей в подобающем контексте, но на вечеринках на них расходуется слишком ценное время охоты. Эта мамаша была доброжелательной особой двадцати стоунов весом, восседавшая на софе как большая порция розового бланманже. Чаще, чем им бы хотелось, несчастных гостей отлавливали и тащили поболтать с ней.
— Кто-нибудь хочет есть? — спросила одна из соседок Марсии, размахивая подносом у нас под носом. — Уж ты-то, Пру, я уверена, не на диете, Пру, ты и так вон какая тощая.
— Я просто умираю от голода, — заявила я, схватив сосиску. — На ланч я успела перехватить только человека-сэндвича.
— Надеюсь, что от меня не разит как от макаки, — доверительно сообщила эта девица. — Марсия положила в ванну лед, так что никто не смог помыться.
Через минуту ввалилась пара новых гостей.
— Я хочу познакомить тебя с Эйлин, — сказала Марсия, представляя мне толстую блондинку с грязными ногтями, — она делает совершенно потрясающие украшения. Я уверена, они тебе понравятся, Пру. А это Клиффорд, наш бухгалтер, он так здорово разбирается во всех этих цифрах.
— Только в некоторых, — поскромничал Клиффорд, глядя на мои облегающие бермуды, потом заржал и оплевал меня кешью.
Я спросила Эйлин про «потрясающие» украшения.
— Ах, пожалуйста, ни о чем меня не спрашивай, — попросила она, — я так устала, — и продолжала пересказывать содержание фильма, который видела сегодня.
— Я работаю у Хэррода, — сказала бледная девица, — но в книжном отделе, — словно это было чем-то лучше.
Потом они все поговорили о президенте Картере, о Миссис Тэтчер, о Лауре Эшли и о последней биографии, написанной Антонией Фрейзер — ее, кажется, читали все, кроме меня. Я понимаю, что на вечеринках, где приходится терпеть кучу нудного народа, все равно нужно выглядеть оживленной. Предполагается, что симпатичный мужчина заметит, какая ты веселая, подойдет и познакомится с тобой; но мужчина в угольно-сером костюме не проявлял никакого желания подойти ко мне, а я в любую минуту могла погибнуть, засыпанная кешью. Одна из хозяек подошла, предлагая сосиски, и я отвела ее в сторонку.
— Кто этот человек в сером костюме? Ее лицо просветлело:
— Правда, он очень милый? Его зовут Пендл, Пендл Малхолланд.
— Держу пари, он сам выдумал себе такое имя.
— На него похоже, — сказала она. — Его пригласила Марсия. Она говорит, что у него блестящий ум. Кажется, он самый молодой член адвокатуры и чистой воды гений.
— Ему бы чистой водки, а не чистой воды, — проворчала я. — Он даже не притронулся к выпивке. Она бы пошла ему на пользу.
На вечеринках я экспериментирую, поэтому я поболтала со всеми волокитами и поплясала с ними под проигрыватель, но ни на минуту не забывала, что этот Пендл смотрит на меня, как кот.
Возможно, крюшон оказался крепче, чем мне показалось вначале, во всяком случае, я в конце концов подошла к нему и сказала:
— Почему бы вам не выпить и не развеселиться?
— Здесь нет виски, — ответил он, — а местное вино слишком крепко для меня, хотя этому растению оно явно по вкусу. — Он показал на лиловатую хризантему на столе: — Когда я приехал, она была совсем поникшей.
Я хихикнула и глотнула еще коктейля.
— Не могу понять, что у него за привкус, — заметила я.
— Может быть, энергия Марсии. Я видел, как она смешивала напиток в тазу. Вы, должно быть, выносливы как бык, — добавил он, пока я приканчивала содержимое стакана.
— Я после шерри, — объяснила я. — Я слышала, что вы стряпчий.
— Адвокат.
— Никогда не могла понять разницу.
— Я больше говорю в суде.
— А что вы говорили сегодня?
— Защищал человека, который убил свою жену.
— Боже мой, как интересно. И его оправдали?
— Естественно.
— Почему?
— Я доказал, что его жена была совершенно невыносима.
— На самом деле?
— Не уверен. Не в этом суть, — сказал он. — Мое дело добиться оправдания.
— Защищать грешников ради мирской выгоды, — заметила я. Я рассматривала его холодное, худое, красивой лепки лицо и странные немигающие глубокие серые глаза. Он должен потрясающе смотреться в парике — Робеспьер — неподкупный в сером.
— Держу пари, в суде вы неотразимы, — заявила я.
Он улыбнулся и рассказал мне о деле, о наркотиках, в котором выступал обвинителем на прошлой неделе. Мне это показалось захватывающим. А его отрешенность меня просто заворожила.
Потом один из парней Марсии внес некоторое оживление в вечер — он решил, что у нас маскарад, и нарядился козлом. Я к тому времени уже достаточно напилась, чтобы счесть это весьма забавным, и хохотала до слез. Вдруг, подняв глаза, я увидела, что Пендл просто пожирает меня взглядом.
— Вы не находите, что я — высший класс? — сказала я, нащупывая почву. — Разве ваша мама никогда не говорила вам, что нехорошо так таращиться?
— Прошу прощения. Вы поразительно похожи на одну мою знакомую.
— Мой шеф не любит стряпчих, — сообщила я. — Он говорит, что если бы не они, он бы развелся без проблем.
— Все они так говорят. А чем вы занимаетесь?
— Я пишу тексты для рекламы. Целый день сижу и думаю, как бы все получше сформулировать. Потом приходит Родни — это мой шеф — списывает и делает вид, что сам все придумал. Его неделю не было — ездил охотиться.
— На куропаток? — поинтересовался Пендл.
— Нет, на торговцев маслом в Девоне.
Я, похоже, слишком долго вываживала самого симпатичного мужчину в комнате — Марсия подошла и спросила Пендла, не скучно ли ему. Ну и хамство, подумала я. Потом она спросила меня, не собираюсь ли я на девичник, на Павильон Роад. Я сказала, что нет. Не видела ли я старушку Пигги Хескет. Я ответила, что нет. Потом я выразила восхищение ее платьем, потому что ничего другого не смогла придумать.
— От Лауры Эшли, конечно, — самодовольно ответствовала она.
Тут ее соседки, нагруженные кучей тарелок, стали накрывать на стол в другом конце комнаты.
— Если хотите, можно поесть, — пригласила она.
Вдруг за дверью раздались громкие крики и ввалились какие-то регбисты.
— О, Господи, — сказал Пендл.
— Я надеюсь, что после еды все захотят потанцевать, — заметила Марсия. — Пойду, переверну пластинку.
— Прах прахом, Лаура Эшли Лаурой Эшли, — пропела я, щедро наливая себе из оказавшейся на столе бутылки Куантро.
Я снова взглянула на Пендла, неожиданно решив, что я очень хочу его.
— Вы сказали, что я на кого-то похожа? На кого же это? — спросила я.
Он только собрался мне об этом поведать, когда подкатила Марсия и заявила, что вынуждена оторвать нас друг от друга — потому что она очень хочет познакомить Пендла с Чарлзом — партнером в фирме «Д'Ит и Марч». И тут же переставший плеваться кешью и перешедший на хлебные крошки с паштетом распутный бухгалтер подошел и предложил мне потанцевать, так что я потопталась с ним и для поднятия духа выпила еще Куантро. Потом я перехватила джин с апельсиновым соком, который один из регбистов принес для своей подружки. А другой регбист пригласил меня на танец и тряс как шейкер.
— Если ты не остановишься, я стану Белой Дамой, — взмолилась я, едва дыша.
Обычно я мало пью, но присутствие Пендла провоцировало меня. Я понимала, что приближаюсь к той опасной грани, за которой пробуждается мое второе я, заставляя строить глазки женатым мужчинам и врываться в компании как красный бильярдный шар. Снабженец в цветастом шарфе выключил свет. На мой взгляд, в темноте глаза Пендла должны были засверкать, как у кота.
Теперь все были заняты едой. Несмотря на то, что паштет по вкусу напоминал старые носки, а в селедке было больше костей, чем на Хайгейтском кладбище, все льстиво спрашивали у Марсии рецепт.
— Побольше бренди и чеснока, — объясняла она.
— У тебя сиськи что надо, — заявил регбист, глядя на мою грудь. Карманы моей прозрачной блузки, которые обычно их прикрывают, съехали от танцев.
— Конечно, все будет гораздо проще, если вы уговорите своего мясника порубить свинину и печень, как это делает мой мясник, — сказала Марсия.
— Хочу воздушный шар, — заявила я к сведению одного человека.
— Поехали в мою черную дыру на Белгрейв, — предложил счетовод.
— Потом нужно мелко порубить свежий чабрец, — повествовала Марсия. Тут она заметила, что ее мама в одиночестве сидит на софе. Поедая кеджери и схватив мою руку как клещами, Марсия заявила: «О, Пру, я уверена, что ты хочешь познакомиться с мамочкой».
Зачем мне знакомиться с мамочкой? Мне и без нее дел хватало: нужно было держать красивых мужчин на веревочке своим остроумием. Я уперлась, как наша собака, когда ее тащат купаться, но Марсия оказалась сильнее меня — сильнее любого регбиста. И через минуту она затолкала меня в уголок дивана, который не был занят массивной мамочкой.
— Какое вкусное кеджери, Марсия, — с энтузиазмом заявила ее мать. — Не представляю, как ты со всем управляешься.
— Все дело в организации, ты это знаешь, как никто, — ответила Марсия, убегая как олененок и предоставив меня моей участи. Пендла нигде не было видно.
— Вы должны очень гордиться Марсией, — лицемерно сказала я.
— Мне все это говорят, — самодовольно отозвалась ее мать. — Она со всеми ладит, ведет дом, управляется с работой и она, конечно, правая рука сэра Бейзила, и потом она еще столько делает по собственной инициативе.
С Марсии она перескочила на магазины, расписывая свои победоносные набеги на «Дикинса и Джонса»; достойный отпор, который ей случалось давать приказчикам; успешную охоту за подходящими блюдцами и возврат джерси с побежавшей петлей. Честное слово, это было выше моих сил.
У нее за спиной бухгалтер делал мне знаки, пытаясь выманить на танцы, а краем глаза я могла видеть, что с левого фланга готовится к атаке регбист. Соседка, которая не смогла принять ванну, танцевала с козлом, что представлялось мне вполне разумным.
Может быть, они решили сыграть в зоопарк. Какая-то парочка без стеснения возилась на кресле в соседней комнате, рука мужчины уже довольно далеко углубилась в блузку девицы. Я очень боялась, что мама Марсии их заметит. Марсия перевернула пластинку и прибавила громкость, чтобы заглушить громогласные песни регбистов и слышавшиеся из ванной звуки возвращаемого крюшона.
Я не улавливала ни слова из того, что говорила мать Марсии. Я спасалась только тем, что, следя за ее губами, пыталась угадать, когда надо смеяться. Я была в отчаянии, бокал мой опустел, и я подумывала, не подать ли сигнал SOS. Я понимала, что как будущий писатель должна изучать это чудовище. В один прекрасный день мне может захотеться вывести ее в своей книге. Считается, что истинному писателю люди не могут наскучить, но какой смысл изучать ее, если я все равно все забуду, когда протрезвею?
Тут я заметила Пендла. Он разговаривал с блондинкой с грязными ногтями, но при этом поглядывал на часы и выглядел как рефери, готовый дать финальный свисток. Это придало мне решимости.
— Я должна принести вам еще замечательного пудинга Марсии, — крикнула я ей в ухо и поползла к столу. Мимо меня прошла Марсия.
— Бедная мамочка, — воскликнула она. — Я как раз шла тебе на помощь.
Я съела немного кеджери прямо с блюда. Оно было вполне сносным. Задумчиво облизала ложку и взяла еще. Один из регбистов стянул козлиное вымя и под громкие крики вышвырнул его в окно. Тут Пендл вдруг оглянулся и поймал мой взгляд. Он отошел от блондинки и направился ко мне.
— «Я стоял среди них, но я не из их числа», — пропела я, — «Окутанный мыслями, которых они не знали».
— Вы угодили в ловушку, — заметил он.
— Мне пришлось пройтись по куче магазинов. Я совсем выбилась из сил.
Он даже не улыбнулся. Я облизнула ложку, взяла еще кеджери и сунула его в рот. Поняв, что должна выглядеть преотвратно, я покраснела и отложила ложку. Сиреневые свечи, под цвет маргариткам, предусмотрительно привезенным мамочкой из деревни, почти совсем догорели.
— Шла Саша по шоссе и ей было скучно, — сказала я, ковыряя расплавленный воск. Никакой реакции. Честное слово, мне было не по себе от его взгляда. — Вы весьма жароустойчивы, — огрызнулась я. — Почему вы не уходите, если вам здесь неинтересно?
Он минуту оценивающе смотрел на меня, а потом вдруг выпалил:
— Я уйду, если вы пойдете со мной.
Я так удивилась, что чуть не выронила блюдечко.
— Меня не остановят и конные гвардейцы, — ответила я.
И через две секунды я уже, как собака, рылась в твидовых и верблюжьих пальто в поисках своей сумки и панически боялась, что он передумает.
На улице стояла ранняя осень, сырая и туманная, с легким запахом от угасавших костров в садах Челси. Рваная оболочка и ватное содержимое вымени рассыпались по мостовой.
У него оказалась дорогая на вид машина, светло-серая, конечно. Я помню, что в отделении для перчаток лежала половинка шоколадки. Мне бы тогда насторожиться. Люди, которые не заглатывают шоколадку в один присест, слишком хорошо владеют собой.
— Почему вас зовут Пендл? — поинтересовалась я, втискиваясь на переднее сиденье.
— В честь горы, рядом с нашим домом.
— Держу пари, что на нее невозможно забраться и что круглый год на ней не тает снег, — сказала я, любуясь его греческим профилем. На меня напала икота. — Вечеринка не удалась.
— Я не люблю холодные дома и горячие напитки, — отозвался Пендл, — но мне есть, чем себя утешить. Вы где живете?
— На нервах и на краю Баттерси парка. Моя соседка работает в издательстве. Она очень милая.
— Все девушки говорят, что их соседки очень милые.
— Она действительно такая. У нее роман с женатым мужчиной, поэтому вместо ланча она приходит домой поспать и все такое.
— А вы как? — спросил он.
— Играю в массовке, — ответила я.
И это было правдой. У меня в то время было множество приятелей, но ни одного из них я не любила по-настоящему. Я готовилась к решительному прыжку.
В небе преобладал унылый серый цвет, а луна пробиралась сквозь облака как безумная хозяйка. Легкий ветерок кружил листья по мостовым и водостокам. Мы уже ехали вдоль набережной, и луна романтично мерцала на воде. Я была в такой эйфории, что обратила внимание на дорогу, только когда мы остановились перед большим домом.
— Ou sommes-nous maintenant?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23