Стремена чиркали друг о друга, лошади с фырканьем перепрыгивали через придорожную ограду. С вершины холма Гэрриет было хорошо видно, как они мчатся через распаханное поле. Кори, в своей красной куртке, несся вперед, как буковый листок на ветру. Вот он привстал на стременах, стараясь заглянуть за следующий забор; миг — и Пифия легко перемахнула преграду. Собаки сначала рассеялись по лесочку, потом вдруг — все разом — свернули и помчались в сторону их холма.
— Лиса! Ай-ай-ай! Лиса!.. — завизжала Шатти, так что у Гэрриет чуть не лопнули барабанные перепонки.
Когда несколько секунд спустя вся свора мчалась мимо них, Гэрриет вдруг узнала в самой ее середине радостно скачущий грязно-серый силуэт с болтающимся языком.
— Севенокс! Там Севенокс! — запрыгали дети.
— Ко мне! — что было мочи завопила Гэрриет.
Севенокс повернул голову и скользнул по Гэрриет равнодушным взглядом, и скоро черно-бело-каштановая волна с одним серым пятном посередине перетекла на противоположный склон холма.
Все напряжение, с таким трудом сдерживаемое целые сутки, вдруг прорвалось наружу. Опустившись на скамейку, Гэрриет хохотала и хохотала до слез.
Но веселилась она недолго. Охотники с собаками скоро скрылись из глаз и больше не появлялись. Пора было возвращаться к Уильяму. Домой она приехала подавленная: возможно, давали о себе знать сегодняшние треволнения, а возможно, что-то другое. Усаживая за стол детей и подогревая полдник для Уильяма, она пыталась разобраться в причинах своей хандры. Вероятно, просто устала, решила наконец она.
— Смотри, я угодил в твою гостиницу, а ты даже не заметила, — сказал Джон.
— Да? И сколько ты мне теперь должен? — спросила Гэрриет.
— Целую тысячу! И, между прочим, сам тебе честно сказал.
— Молодец, — похвалила Гэрриет и подумала про себя: лучше бы промолчал.
— Вот твоя тысяча, — сказал Джон. — Теперь можно играть еще полчаса, не меньше.
Гэрриет мечтала только о том, чтобы он поскорее у нее выиграл. Все равно она слишком волновалась за Севенокса и не могла сосредоточиться. Шансов выиграть в «Монополию» у нее не было никаких, ей просто хотелось закончить игру как можно скорей.
К счастью, в этот момент в дверь позвонила Сам-ми. Она привела с собой Джорджи и Тимоти — старшего сына Пембертонов, который дружил с Джоном, — и вскоре дети, все вчетвером, исчезли в глубине чердака.
Самми с Гэрриет вернулись в детскую, где по ковру ползал неутомимый Уильям.
— Как было вчера у Арабеллы? — спросила Самми.
Гэрриет дала ей краткий отчет о событиях вчерашнего вечера.
— Честно говоря, я не знала, куда деваться, — закончила она. — Если бы не Кори, я бы, наверное, там же провалилась со стыда.
— А мне Чарльз Мандер нравится, — сказала Самми. — Его тут многие считают лучшим производителем — если не Йоркшира, то, во всяком случае, его западной части. — Она довольно расхохоталась. — Представляю, как Арабелла выпихивала тебя на кухню.
— С виду она как будто даже ничего, — задумчиво пробормотала Гэрриет. — Вот только зачем она так себя навязывает?
— Наверное, от отчаяния. Интересно, сколько ей, лет тридцать? Бр-р-р!.. Надеюсь, я не доживу до такого ужаса.
— Сорок, наверное, еще ужаснее. А миссис Боттомли, вероятно, уже за пятьдесят.
Обе примолкли, пытаясь постичь всю чудовищность пятидесяти.
— Кори тридцать четыре года, — сообщила Самми. — Для мужчины вроде бы не так страшно. Но все равно: когда ты родилась, ему было четырнадцать. Он уже ходил на вечеринки, краснел, бледнел и обливался холодным потом из-за каких-нибудь прыщавых девиц — только представь.
Гэрриет подумала и решила не представлять.
— Элизабет с Майклом тоже помучились после вчерашнего, — сказала Самми. — А тут еще в доме, оказывается, кончились таблетки алказельцер. Так Майкл, представляешь, спустился среди ночи на кухню и проглотил шестнадцать таблеток детского аспирина.
— А что будет в пятницу? — спросила Гэрриет.
— Бал охотников, — ответила Самми. — Это у них в охотничьем клубе такое ежегодное развлечение. Все напиваются вдрызг и начинают трубить в охотничьи рога, потом по очереди бегают наверх, запираются в какой-нибудь спальне и трахаются там как сумасшедшие.
Она начала играть с Уильямом; смешила и щекотала его, малыш залился неудержимым смехом.
— Кто еще будет у Элизабет на балу? — спросила Гэрриет между прочим, разбирая выстиранное белье.
— Ты хочешь спросить, — лукаво прищурилась Самми, — кого она наметила для Кори?
Гэрриет покраснела.
— Я просто подумала, может, там будет кто-нибудь из тех, кого я вчера видела у Арабеллы.
— Для него она пригласила свою самую шикарную подругу, Мелани Брукс. Это еще одна разведенная неврастеничка. Я читала письмо Элизабет к ней. «Дорогая Мелани, я рада, что в пятницу мы наконец увидимся. Постарайся подъехать пораньше, чтобы успеть привести себя в порядок. Ты же знаешь, вечером тут будет слишком шумно, а ты непременно должна быть на высоте. Я подыскала для тебя такого партнера — увидишь, закачаешься. От него, правда, только что ушла жена, и он пока ведет себя как безутешный супруг, но это пока».
Гэрриет едва заметно нахмурилась.
— Не переживай, — сказала Самми. — Она же старуха. Ей не меньше тридцати, и ноги кривые.
— На балу под длинным платьем их не будет видно, — угрюмо заметила Гэрриет.
Зазвонил телефон. К удивлению Гэрриет, это оказался Билли Бентли.
— Привет, — смущенно сказала она. — У вас там уже все кончилось?
— Я освободился раньше, у меня жеребец захромал. Так, ничего серьезного, отдохнет несколько дней и будет в полном порядке.
— Как сегодня охота?
— По правде сказать, так себе. Эти защитники лисиц подкинули какого-то огромного пса, черного в серых пятнах, — он нам перебаламутил всю свору. Гончие выбежали на шоссе — слава Богу, никто не пострадал, — а кончили тем, что загнали одну несчастную рыжую кошку в сортир какого-то дома и чуть не разорвали ее в клочья.
— О Господи! И что кошка?
— Улизнула, слава Богу, — не то завтра эта история была бы во всех газетах.
— А этот черно-серый?
— Мы еле-еле отогнали его от своры, а потом Кори всех выручил, взял его на себя. Он дал пятерку какому-то местному парню и велел отвезти пса к вам домой. Сказал, что не отпустит его, пока эти диверсанты с плакатами сами за ним не пожалуют. Правда, он совершенно дикий, не знаю, как вы там с ним будете управляться.
Гэрриет прикрывала трубку рукой и мужественно давилась смехом.
— Зато потом собаки наконец взяли след. Послушайте, вы в пятницу ничем таким не заняты?
— Да как будто нет. У меня как раз свободный вечер.
— Так, может, встретимся?
— Хорошо. — Ну и пусть, пусть Кори обхаживает своих шикарных неврастеничек, она не будет ему мешать.
— В пятницу как раз будет бал охотников — надеюсь, вы не возражаете? — сказал Билли.
— Ой, — невольно вырвалось у Гэрриет.
— Сначала поужинаем у меня дома. Часов в восемь я за вами заеду.
— Но… мне нечего надеть.
— Без ничего будет даже интереснее, — хохотнул Билли. — Ну, до пятницы. А Уильяма берите с собой, няня уже ждет не дождется, когда ей дадут повозиться с младенцем.
Гэрриет медленно повесила трубку.
— Счастливица, — протянула Самми.
— Ох, Кори и разозлится, — сказала Гэрриет. — Подумает, что я нарочно это подстроила, чтобы натянуть ему нос… Но мне так приятно, что Билли вспомнил про Уильяма.
— А они у себя в семье вообще привыкли к внебрачным детям, у Биллиной сестры их по меньшей мере двое. У них и предки через одного так жили. Так что, — заключила она, — выбрось-ка ты эту фотографию Саймона и начинай новую жизнь. Билли славный малый, и денег у него куры не клюют. Но смотри, таких маменькиных сыночков надо брать тепленькими, пока они не успели опомниться.
— Мне даже не в чем идти, — сказала Гэрриет.
— У меня есть бесподобное оранжевое платье в облипочку, — сказала Самми. — Вечернее, как раз то, что тебе надо. Я купила его год назад, все надеялась похудеть, но так и не похудела. Вот увидишь, на тебе оно будет смотреться просто потрясающе.
Всю неделю Гэрриет никак не могла заставить себя сказать Кори, что она тоже собирается на бал. Она уже успела принести из чистки его красный фрак с серыми отворотами, постирать и накрахмалить его парадную рубашку и примерить оранжевое платье Самми, которое сидело на ней как влитое. Близилась пятница, но Гэрриет все откладывала свое признание то из-за того, что Кори был погружен в работу и она не хотела его отвлекать, то у него было хорошее настроение, которое жалко было портить, то, наоборот, плохое, и ей не хотелось еще больше его ухудшать.
Под предлогом того, что у Шатти порвались все колготки, она съездила в Скиптон и купила себе огненно-рыжее боа, надеясь с его помощью хоть отчасти прикрыть наготу верхней части тела. Правда, подходящего лифчика под платье в Скиптоне не оказалось.
— Иди так, — сказала Самми. — Надо быть свободнее.
— У меня все вывалится, как только я начну танцевать… если, конечно, кто-нибудь меня пригласит.
Зная, что, уложив детей, она уже ничего не успеет сделать, Гэрриет всю пятницу подпольно готовилась к вечеру. Сна уже покрасила ногти, помыла голову и обмотала ее платком, чтобы волосы потом не торчали колом. Когда она заканчивала чистить картошку детям к ужину, в кухню вошел Кори с двумя рубашками под мышкой.
— Па, больше сегодня не работай, — сказала Шатти, цепляясь за его руку.
Кори открыл дверцу стиральной машины и уже собирался бросить туда рубашки, но вместо этого присмотрелся и неожиданно извлек из кучи белья увядший букетик нарциссов.
— Цветочки стираем?
— О Господи, сегодня я что-то совсем рассеянная! — Гэрриет покраснела. — Я хотела бросить их в агрегат.
— Картошку, вероятно, тоже в агрегат? А очистки на сковородку? — осведомился Кори. — Кстати, что это ты так обмоталась? Что-нибудь болит?
— Нет-нет, все в порядке. Хочешь чаю?
— Лучше чего-нибудь покрепче. — Он налил себе виски.
— Тебе надо что-нибудь поесть, — сказала Гэрриет.
— Надо бы, но через час или два мне опять придется есть.
Он отрезал себе кусок жареной свинины, уложил ее, вместе со стручком маринованного перца, между двумя кусками хлеба и развернул газету. Гэрриет вздохнула: его пристрастие к сухомятке выводило ее из себя.
Шатти вскарабкалась ему на колени.
— Ты сегодня уходишь?
— Ухожу.
— На бал, да? Возьми меня с собой.
— Не могу.
— А с Гэрриет ты будешь танцевать? — продолжала она, не обращая внимания на Гэрриет, которая делала ей страшные глаза. — На ней будет оранжевое платье, такое бальное, что вся грудь наружу.
— Не говори ерунды, — буркнул Кори.
— Да нет, правда! — сказала Шатти. — Ей его Самми дала поносить.
Кори обернулся к Гэрриет.
— Это правда?
Заливаясь краской, Гэрриет кивнула. Она так лихорадочно терла сыр над цветной капустой, что до крови содрала кожу на указательном пальце.
— Кто тебя пригласил?
— Билли Бентли, — сказала она, зализывая ранку.
— Не знал, что вы с ним знакомы.
— Мы встречались на вечеринке у Арабеллы и потом еще на охотничьих сборах.
— Понятно. А кто будет смотреть за Уильямом и детьми?
— Вообще-то я сегодня вечером не работаю, и миссис Боттомли обещала меня подстраховать, но если ты против — Билли Бентли сказал, что их няня согласна посидеть с Уильямом.
— Я вижу, Билли проявляет незаурядную активность, — сказал Кори. — Даже не похоже на него. А где вы ужинаете?
— У его родителей.
— Смотри, чтобы они тебя не отравили. У них самая отвратительная кухарка в округе.
Сказав это, он встал и удалился, оставив на столе недоеденный сандвич и недопитое виски. Может, надо догнать его и попросить прощения? — подумала Гэрриет. Но она как будто ни в чем не провинилась, разве что не сказала ему сразу о приглашении Билли. В конце концов, ее свободные вечера — это ее личное дело. Возможно, ему просто неприятно, что у няни его детей складываются какие-то свои отношения с его друзьями. Господи, и зачем она только согласилась!
Когда Гэрриет, в одних трусиках, сидела перед зеркалом и красилась, в дверь постучали, и ей пришлось схватиться за полотенце. Это был Кори, уже в красном фраке с серыми отворотами и в черных брюках. Его темные волосы свободно падали на плечи.
— Ты… неплохо выглядишь, — запинаясь, пробормотала она, хотя на самом деле считала, что он выглядит потрясающе.
Кори пожал плечами.
— К концу вечера, когда все это будет залито шампанским, я буду выглядеть гораздо хуже. Не поможешь мне подстричь ногти на правой руке?
Гэрриет склонила обмотанную платком голову над его рукой. Под платком у нее были бигуди, локти неловко прижимали к бокам полотенце, а пальцы дрожали так, что она боялась нечаянно поранить Кори.
— Уильям может оставаться дома, — сказал он. — Я договорился с миссис Боттомли.
— Ты правда не возражаешь?
— Пожалуй, в последнее время я стал требовать слишком много твоего внимания. Имеешь же ты право немного отдохнуть.
— Имею, — сказала она без особого энтузиазма в голосе.
Он оглядел ее комнату.
— Тут у тебя темновато, иди лучше краситься в комнату Ноэль. Я приглашен на восемь, так что мне пора. Если на балу какие-нибудь сопляки начнут к тебе приставать — крикни, я тебя спасу.
Зеркало Ноэль Белфор отразило Гэрриет со всех возможных сторон. Туалетный столик в оборочках и розы на обоях чем-то напоминали голливудские декорации. Это была комната любовницы, а не жени, и ожидать, что Кори будет спать в ней один, было бы так же странно и нелепо, как пытаться натянуть на волкодава стеганый жилетик из шотландки и болоночий ошейник, украшенный драгоценными камнями. Странным казалось и обилие глядящих отовсюду фотографий хозяйки: Ноэль в бикини принимает солнечные ванны, Ноэль получает приз на кинофестивале, Ноэль спешит на премьеру, кутаясь в горностаевое манто, и, наконец, Ноэль смеется, а Шатти, Джон и Тритон глядят на нее полными обожания глазами. Эта последняя фотография почему-то задела Гэрриет больнее всего. Вон оно что, Тритончик, мстительно подумала она. Вон ты, оказывается, какой. Севенокс в жизни не стал бы подлизываться к кому попало.
Она снова вгляделась в собственное отражение — маленькое и несчастное, как ей показалось. Вот уже целую неделю она втирала в ресницы оливковое масло, но они не удлинились ни на миллиметр. Как бы ей хотелось позаимствовать на сегодняшний вечер хоть тысячную долю красоты Ноэль!
Гэрриет натянула через голову оранжевое платье, потом, по-прежнему чувствуя себя полуголой, сняла бигуди, расчесалась и отступила на шаг. Пожалуй, все-таки неплохо, решила она.
Сняв с расчески несколько волосков, она открыла окно и попыталась их выбросить, но ветер тут же принес их назад. Часовая стрелка подползала к восьми. Гэрриет торопливо побросала все необходимое в вечернюю сумочку — расческу, чтобы она поместилась, пришлось сломать пополам. Бросив щепотку пудры Ноэль в золотую пудреницу — подарок родителей в день шестнадцатилетия, — она вдруг с неожиданной остротой ощутила тоску по дому, но приступ ностальгии был прерван звонком в дверь.
Глава 17
Ужин прошел гораздо спокойнее, чем Гэрриет ожидала. Родители Билли приняли ее вполне дружелюбно, и хотя за столом сидело человек двадцать — видимо, все охотники с семьями, — в них не было ни того шика, ни той враждебности, что у гостей Арабеллы. Среди женщин была только одна красивая — некая миссис Уиллоуби, у которой были рыжие волосы и зеленые кошачьи глаза.
Гэрриет усадили между сопредседателем охотничьего клуба и родным дядей Билли. Дядю звали Берти, он весь ужин тискал под скатертью колено Гэрриет и флиртовал с ней, впрочем, довольно безобидно.
Еда, как и предсказывал Кори, оказалась отвратительной. К счастью, под столом сидел некий Джек Рассел с висячими ушами и умоляющими глазами, которому досталась вся рыба с тарелки Гэрриет. Курица в вине, поданная вторым блюдом, была вся перепачкана сажей и совершенно несъедобна как на вид, так и на вкус. Гэрриет для видимости немного потыкала в нее вилкой и, дождавшись служанку, которая обходила стол с большим блюдом костей, поспешно скинула туда свою порцию. И лишь когда служанка перешла от нее к дядюшке Берти и тот, подхватив объедки Гэрриет, переложил их к себе на тарелку, она с ужасом поняла, что служанка разносит добавку.
Второй ляпсус она допустила после ужина, когда женщины пили кофе. Воспользовавшись паузой, она задала вопрос матери Билли.
— Вы давно здесь живете?
— Да, довольно давно уже, — сказала миссис Бентли.
— Лет этак пятьсот, — язвительным шепотом добавила миссис Уиллоуби.
К счастью, за ужином винные бокалы ни у кого не пустовали, и все рассмеялись вполне добродушно.
Хорошая машина, подумала Гэрриет, когда «Феррари» Билли Бентли вырулил на ночную дорогу. Она сидела на переднем сиденье, уютно прикрывшись меховым ковриком, который казался вдвое теплее благодаря налипшей на него собачьей шерсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Лиса! Ай-ай-ай! Лиса!.. — завизжала Шатти, так что у Гэрриет чуть не лопнули барабанные перепонки.
Когда несколько секунд спустя вся свора мчалась мимо них, Гэрриет вдруг узнала в самой ее середине радостно скачущий грязно-серый силуэт с болтающимся языком.
— Севенокс! Там Севенокс! — запрыгали дети.
— Ко мне! — что было мочи завопила Гэрриет.
Севенокс повернул голову и скользнул по Гэрриет равнодушным взглядом, и скоро черно-бело-каштановая волна с одним серым пятном посередине перетекла на противоположный склон холма.
Все напряжение, с таким трудом сдерживаемое целые сутки, вдруг прорвалось наружу. Опустившись на скамейку, Гэрриет хохотала и хохотала до слез.
Но веселилась она недолго. Охотники с собаками скоро скрылись из глаз и больше не появлялись. Пора было возвращаться к Уильяму. Домой она приехала подавленная: возможно, давали о себе знать сегодняшние треволнения, а возможно, что-то другое. Усаживая за стол детей и подогревая полдник для Уильяма, она пыталась разобраться в причинах своей хандры. Вероятно, просто устала, решила наконец она.
— Смотри, я угодил в твою гостиницу, а ты даже не заметила, — сказал Джон.
— Да? И сколько ты мне теперь должен? — спросила Гэрриет.
— Целую тысячу! И, между прочим, сам тебе честно сказал.
— Молодец, — похвалила Гэрриет и подумала про себя: лучше бы промолчал.
— Вот твоя тысяча, — сказал Джон. — Теперь можно играть еще полчаса, не меньше.
Гэрриет мечтала только о том, чтобы он поскорее у нее выиграл. Все равно она слишком волновалась за Севенокса и не могла сосредоточиться. Шансов выиграть в «Монополию» у нее не было никаких, ей просто хотелось закончить игру как можно скорей.
К счастью, в этот момент в дверь позвонила Сам-ми. Она привела с собой Джорджи и Тимоти — старшего сына Пембертонов, который дружил с Джоном, — и вскоре дети, все вчетвером, исчезли в глубине чердака.
Самми с Гэрриет вернулись в детскую, где по ковру ползал неутомимый Уильям.
— Как было вчера у Арабеллы? — спросила Самми.
Гэрриет дала ей краткий отчет о событиях вчерашнего вечера.
— Честно говоря, я не знала, куда деваться, — закончила она. — Если бы не Кори, я бы, наверное, там же провалилась со стыда.
— А мне Чарльз Мандер нравится, — сказала Самми. — Его тут многие считают лучшим производителем — если не Йоркшира, то, во всяком случае, его западной части. — Она довольно расхохоталась. — Представляю, как Арабелла выпихивала тебя на кухню.
— С виду она как будто даже ничего, — задумчиво пробормотала Гэрриет. — Вот только зачем она так себя навязывает?
— Наверное, от отчаяния. Интересно, сколько ей, лет тридцать? Бр-р-р!.. Надеюсь, я не доживу до такого ужаса.
— Сорок, наверное, еще ужаснее. А миссис Боттомли, вероятно, уже за пятьдесят.
Обе примолкли, пытаясь постичь всю чудовищность пятидесяти.
— Кори тридцать четыре года, — сообщила Самми. — Для мужчины вроде бы не так страшно. Но все равно: когда ты родилась, ему было четырнадцать. Он уже ходил на вечеринки, краснел, бледнел и обливался холодным потом из-за каких-нибудь прыщавых девиц — только представь.
Гэрриет подумала и решила не представлять.
— Элизабет с Майклом тоже помучились после вчерашнего, — сказала Самми. — А тут еще в доме, оказывается, кончились таблетки алказельцер. Так Майкл, представляешь, спустился среди ночи на кухню и проглотил шестнадцать таблеток детского аспирина.
— А что будет в пятницу? — спросила Гэрриет.
— Бал охотников, — ответила Самми. — Это у них в охотничьем клубе такое ежегодное развлечение. Все напиваются вдрызг и начинают трубить в охотничьи рога, потом по очереди бегают наверх, запираются в какой-нибудь спальне и трахаются там как сумасшедшие.
Она начала играть с Уильямом; смешила и щекотала его, малыш залился неудержимым смехом.
— Кто еще будет у Элизабет на балу? — спросила Гэрриет между прочим, разбирая выстиранное белье.
— Ты хочешь спросить, — лукаво прищурилась Самми, — кого она наметила для Кори?
Гэрриет покраснела.
— Я просто подумала, может, там будет кто-нибудь из тех, кого я вчера видела у Арабеллы.
— Для него она пригласила свою самую шикарную подругу, Мелани Брукс. Это еще одна разведенная неврастеничка. Я читала письмо Элизабет к ней. «Дорогая Мелани, я рада, что в пятницу мы наконец увидимся. Постарайся подъехать пораньше, чтобы успеть привести себя в порядок. Ты же знаешь, вечером тут будет слишком шумно, а ты непременно должна быть на высоте. Я подыскала для тебя такого партнера — увидишь, закачаешься. От него, правда, только что ушла жена, и он пока ведет себя как безутешный супруг, но это пока».
Гэрриет едва заметно нахмурилась.
— Не переживай, — сказала Самми. — Она же старуха. Ей не меньше тридцати, и ноги кривые.
— На балу под длинным платьем их не будет видно, — угрюмо заметила Гэрриет.
Зазвонил телефон. К удивлению Гэрриет, это оказался Билли Бентли.
— Привет, — смущенно сказала она. — У вас там уже все кончилось?
— Я освободился раньше, у меня жеребец захромал. Так, ничего серьезного, отдохнет несколько дней и будет в полном порядке.
— Как сегодня охота?
— По правде сказать, так себе. Эти защитники лисиц подкинули какого-то огромного пса, черного в серых пятнах, — он нам перебаламутил всю свору. Гончие выбежали на шоссе — слава Богу, никто не пострадал, — а кончили тем, что загнали одну несчастную рыжую кошку в сортир какого-то дома и чуть не разорвали ее в клочья.
— О Господи! И что кошка?
— Улизнула, слава Богу, — не то завтра эта история была бы во всех газетах.
— А этот черно-серый?
— Мы еле-еле отогнали его от своры, а потом Кори всех выручил, взял его на себя. Он дал пятерку какому-то местному парню и велел отвезти пса к вам домой. Сказал, что не отпустит его, пока эти диверсанты с плакатами сами за ним не пожалуют. Правда, он совершенно дикий, не знаю, как вы там с ним будете управляться.
Гэрриет прикрывала трубку рукой и мужественно давилась смехом.
— Зато потом собаки наконец взяли след. Послушайте, вы в пятницу ничем таким не заняты?
— Да как будто нет. У меня как раз свободный вечер.
— Так, может, встретимся?
— Хорошо. — Ну и пусть, пусть Кори обхаживает своих шикарных неврастеничек, она не будет ему мешать.
— В пятницу как раз будет бал охотников — надеюсь, вы не возражаете? — сказал Билли.
— Ой, — невольно вырвалось у Гэрриет.
— Сначала поужинаем у меня дома. Часов в восемь я за вами заеду.
— Но… мне нечего надеть.
— Без ничего будет даже интереснее, — хохотнул Билли. — Ну, до пятницы. А Уильяма берите с собой, няня уже ждет не дождется, когда ей дадут повозиться с младенцем.
Гэрриет медленно повесила трубку.
— Счастливица, — протянула Самми.
— Ох, Кори и разозлится, — сказала Гэрриет. — Подумает, что я нарочно это подстроила, чтобы натянуть ему нос… Но мне так приятно, что Билли вспомнил про Уильяма.
— А они у себя в семье вообще привыкли к внебрачным детям, у Биллиной сестры их по меньшей мере двое. У них и предки через одного так жили. Так что, — заключила она, — выбрось-ка ты эту фотографию Саймона и начинай новую жизнь. Билли славный малый, и денег у него куры не клюют. Но смотри, таких маменькиных сыночков надо брать тепленькими, пока они не успели опомниться.
— Мне даже не в чем идти, — сказала Гэрриет.
— У меня есть бесподобное оранжевое платье в облипочку, — сказала Самми. — Вечернее, как раз то, что тебе надо. Я купила его год назад, все надеялась похудеть, но так и не похудела. Вот увидишь, на тебе оно будет смотреться просто потрясающе.
Всю неделю Гэрриет никак не могла заставить себя сказать Кори, что она тоже собирается на бал. Она уже успела принести из чистки его красный фрак с серыми отворотами, постирать и накрахмалить его парадную рубашку и примерить оранжевое платье Самми, которое сидело на ней как влитое. Близилась пятница, но Гэрриет все откладывала свое признание то из-за того, что Кори был погружен в работу и она не хотела его отвлекать, то у него было хорошее настроение, которое жалко было портить, то, наоборот, плохое, и ей не хотелось еще больше его ухудшать.
Под предлогом того, что у Шатти порвались все колготки, она съездила в Скиптон и купила себе огненно-рыжее боа, надеясь с его помощью хоть отчасти прикрыть наготу верхней части тела. Правда, подходящего лифчика под платье в Скиптоне не оказалось.
— Иди так, — сказала Самми. — Надо быть свободнее.
— У меня все вывалится, как только я начну танцевать… если, конечно, кто-нибудь меня пригласит.
Зная, что, уложив детей, она уже ничего не успеет сделать, Гэрриет всю пятницу подпольно готовилась к вечеру. Сна уже покрасила ногти, помыла голову и обмотала ее платком, чтобы волосы потом не торчали колом. Когда она заканчивала чистить картошку детям к ужину, в кухню вошел Кори с двумя рубашками под мышкой.
— Па, больше сегодня не работай, — сказала Шатти, цепляясь за его руку.
Кори открыл дверцу стиральной машины и уже собирался бросить туда рубашки, но вместо этого присмотрелся и неожиданно извлек из кучи белья увядший букетик нарциссов.
— Цветочки стираем?
— О Господи, сегодня я что-то совсем рассеянная! — Гэрриет покраснела. — Я хотела бросить их в агрегат.
— Картошку, вероятно, тоже в агрегат? А очистки на сковородку? — осведомился Кори. — Кстати, что это ты так обмоталась? Что-нибудь болит?
— Нет-нет, все в порядке. Хочешь чаю?
— Лучше чего-нибудь покрепче. — Он налил себе виски.
— Тебе надо что-нибудь поесть, — сказала Гэрриет.
— Надо бы, но через час или два мне опять придется есть.
Он отрезал себе кусок жареной свинины, уложил ее, вместе со стручком маринованного перца, между двумя кусками хлеба и развернул газету. Гэрриет вздохнула: его пристрастие к сухомятке выводило ее из себя.
Шатти вскарабкалась ему на колени.
— Ты сегодня уходишь?
— Ухожу.
— На бал, да? Возьми меня с собой.
— Не могу.
— А с Гэрриет ты будешь танцевать? — продолжала она, не обращая внимания на Гэрриет, которая делала ей страшные глаза. — На ней будет оранжевое платье, такое бальное, что вся грудь наружу.
— Не говори ерунды, — буркнул Кори.
— Да нет, правда! — сказала Шатти. — Ей его Самми дала поносить.
Кори обернулся к Гэрриет.
— Это правда?
Заливаясь краской, Гэрриет кивнула. Она так лихорадочно терла сыр над цветной капустой, что до крови содрала кожу на указательном пальце.
— Кто тебя пригласил?
— Билли Бентли, — сказала она, зализывая ранку.
— Не знал, что вы с ним знакомы.
— Мы встречались на вечеринке у Арабеллы и потом еще на охотничьих сборах.
— Понятно. А кто будет смотреть за Уильямом и детьми?
— Вообще-то я сегодня вечером не работаю, и миссис Боттомли обещала меня подстраховать, но если ты против — Билли Бентли сказал, что их няня согласна посидеть с Уильямом.
— Я вижу, Билли проявляет незаурядную активность, — сказал Кори. — Даже не похоже на него. А где вы ужинаете?
— У его родителей.
— Смотри, чтобы они тебя не отравили. У них самая отвратительная кухарка в округе.
Сказав это, он встал и удалился, оставив на столе недоеденный сандвич и недопитое виски. Может, надо догнать его и попросить прощения? — подумала Гэрриет. Но она как будто ни в чем не провинилась, разве что не сказала ему сразу о приглашении Билли. В конце концов, ее свободные вечера — это ее личное дело. Возможно, ему просто неприятно, что у няни его детей складываются какие-то свои отношения с его друзьями. Господи, и зачем она только согласилась!
Когда Гэрриет, в одних трусиках, сидела перед зеркалом и красилась, в дверь постучали, и ей пришлось схватиться за полотенце. Это был Кори, уже в красном фраке с серыми отворотами и в черных брюках. Его темные волосы свободно падали на плечи.
— Ты… неплохо выглядишь, — запинаясь, пробормотала она, хотя на самом деле считала, что он выглядит потрясающе.
Кори пожал плечами.
— К концу вечера, когда все это будет залито шампанским, я буду выглядеть гораздо хуже. Не поможешь мне подстричь ногти на правой руке?
Гэрриет склонила обмотанную платком голову над его рукой. Под платком у нее были бигуди, локти неловко прижимали к бокам полотенце, а пальцы дрожали так, что она боялась нечаянно поранить Кори.
— Уильям может оставаться дома, — сказал он. — Я договорился с миссис Боттомли.
— Ты правда не возражаешь?
— Пожалуй, в последнее время я стал требовать слишком много твоего внимания. Имеешь же ты право немного отдохнуть.
— Имею, — сказала она без особого энтузиазма в голосе.
Он оглядел ее комнату.
— Тут у тебя темновато, иди лучше краситься в комнату Ноэль. Я приглашен на восемь, так что мне пора. Если на балу какие-нибудь сопляки начнут к тебе приставать — крикни, я тебя спасу.
Зеркало Ноэль Белфор отразило Гэрриет со всех возможных сторон. Туалетный столик в оборочках и розы на обоях чем-то напоминали голливудские декорации. Это была комната любовницы, а не жени, и ожидать, что Кори будет спать в ней один, было бы так же странно и нелепо, как пытаться натянуть на волкодава стеганый жилетик из шотландки и болоночий ошейник, украшенный драгоценными камнями. Странным казалось и обилие глядящих отовсюду фотографий хозяйки: Ноэль в бикини принимает солнечные ванны, Ноэль получает приз на кинофестивале, Ноэль спешит на премьеру, кутаясь в горностаевое манто, и, наконец, Ноэль смеется, а Шатти, Джон и Тритон глядят на нее полными обожания глазами. Эта последняя фотография почему-то задела Гэрриет больнее всего. Вон оно что, Тритончик, мстительно подумала она. Вон ты, оказывается, какой. Севенокс в жизни не стал бы подлизываться к кому попало.
Она снова вгляделась в собственное отражение — маленькое и несчастное, как ей показалось. Вот уже целую неделю она втирала в ресницы оливковое масло, но они не удлинились ни на миллиметр. Как бы ей хотелось позаимствовать на сегодняшний вечер хоть тысячную долю красоты Ноэль!
Гэрриет натянула через голову оранжевое платье, потом, по-прежнему чувствуя себя полуголой, сняла бигуди, расчесалась и отступила на шаг. Пожалуй, все-таки неплохо, решила она.
Сняв с расчески несколько волосков, она открыла окно и попыталась их выбросить, но ветер тут же принес их назад. Часовая стрелка подползала к восьми. Гэрриет торопливо побросала все необходимое в вечернюю сумочку — расческу, чтобы она поместилась, пришлось сломать пополам. Бросив щепотку пудры Ноэль в золотую пудреницу — подарок родителей в день шестнадцатилетия, — она вдруг с неожиданной остротой ощутила тоску по дому, но приступ ностальгии был прерван звонком в дверь.
Глава 17
Ужин прошел гораздо спокойнее, чем Гэрриет ожидала. Родители Билли приняли ее вполне дружелюбно, и хотя за столом сидело человек двадцать — видимо, все охотники с семьями, — в них не было ни того шика, ни той враждебности, что у гостей Арабеллы. Среди женщин была только одна красивая — некая миссис Уиллоуби, у которой были рыжие волосы и зеленые кошачьи глаза.
Гэрриет усадили между сопредседателем охотничьего клуба и родным дядей Билли. Дядю звали Берти, он весь ужин тискал под скатертью колено Гэрриет и флиртовал с ней, впрочем, довольно безобидно.
Еда, как и предсказывал Кори, оказалась отвратительной. К счастью, под столом сидел некий Джек Рассел с висячими ушами и умоляющими глазами, которому досталась вся рыба с тарелки Гэрриет. Курица в вине, поданная вторым блюдом, была вся перепачкана сажей и совершенно несъедобна как на вид, так и на вкус. Гэрриет для видимости немного потыкала в нее вилкой и, дождавшись служанку, которая обходила стол с большим блюдом костей, поспешно скинула туда свою порцию. И лишь когда служанка перешла от нее к дядюшке Берти и тот, подхватив объедки Гэрриет, переложил их к себе на тарелку, она с ужасом поняла, что служанка разносит добавку.
Второй ляпсус она допустила после ужина, когда женщины пили кофе. Воспользовавшись паузой, она задала вопрос матери Билли.
— Вы давно здесь живете?
— Да, довольно давно уже, — сказала миссис Бентли.
— Лет этак пятьсот, — язвительным шепотом добавила миссис Уиллоуби.
К счастью, за ужином винные бокалы ни у кого не пустовали, и все рассмеялись вполне добродушно.
Хорошая машина, подумала Гэрриет, когда «Феррари» Билли Бентли вырулил на ночную дорогу. Она сидела на переднем сиденье, уютно прикрывшись меховым ковриком, который казался вдвое теплее благодаря налипшей на него собачьей шерсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23