Тогда, после завтрака в Харрисбурге, Алекс был испуган и поражен, когда фургон снова появился сзади них, хотя это и было чистой воды совпадением. «Шевроле» ехал за ним след в след через всю Пенсильванию, Западную Вирджинию, теперь по Огайо – но лишь потому, что так случилось, что фургон тоже направляется на запад по тому же шоссе, что и они. И водитель фургона, кем бы он ни был, наверняка точно так же, как и Дойл, выбрал этот маршрут следования по карте. И в этом не было ничего дурного или угрожающего, водитель фургона, конечно же, ничего не замышлял. Алекс с большим опозданием подумал о том, что вполне мог бы «облегчить себе душу», в любой момент свернуть на обочину дороги и пропустить фургон вперед. Дождаться его, постоять еще минут пятнадцать, и тогда все его сумасшедшие идеи о том, что их кто-то преследует, немедленно рассеялись бы. Однако теперь это было уже не важно. Фургон уехал и сейчас находился где-то далеко впереди.
– Он сзади? – спросил Колин.
– Нет.
– Ах, черт возьми!
– В смысле?
– Мне очень хотелось бы разузнать, кто он такой и чего хочет, – объяснил Колин, – но теперь, похоже, мы никогда не узнаем этого.
– Хорошо бы, – улыбнулся Алекс.
По сравнению с Пенсильванией Огайо был прямо-таки равнинным штатом. Пейзаж складывался из огромных ровных зеленых ландшафтов, простирающихся по обе стороны от дороги, иногда попадающихся маленьких обшарпанных городков, чистеньких, опрятных ферм да одиноких и, как водится, грязных фабричных построек. Неизменность пейзажа, тянущегося далеко вперед и под таким же одинаковым светло-голубым небом, повергла Алекса и Колина в уныние. Им казалось, что машина медленно тащится, еле-еле ползет, выжимая лишь четверть своей реальной скорости.
Прошло двадцать минут, и Колин вдруг начал вертеться и ерзать на сиденье.
– Здесь неправильный ремень, – заявил он Дойлу.
– Неужели?
– Сдается мне, они сделали его слишком тугим.
– Не может быть. Он ведь отрегулирован.
– Не знаю, не знаю…
И Колин опять начал поправлять его обеими руками.
– Тебе не удастся отделаться от ремня даже таким хитроумным способом.
Колин посмотрел в окно. Они проезжали мимо небольшого холма, у подножия которого стоял красно-белый амбар, а ближе к вершине паслось стадо коров.
– Я и не знал, что на свете такое огромное количество коров. С тех пор как мы уехали из Филадельфии, везде и всюду коровы, куда ни глянь. Еще одна корова – и меня стошнит.
– Не стошнит, – ответил Алекс, – иначе я заставлю тебя все здесь вычистить.
– И что же, мы так и будем любоваться на одну и ту же картину всю дорогу? – спросил Колин, указывая своей худенькой рукой на пейзаж за окном.
– Ты прекрасно знаешь, что нет, – терпеливо начал Дойл, – ты увидишь Миссисипи, пустыни. Скалистые горы… Ты все это знаешь лучше меня, ведь наверняка уже совершил немало воображаемых путешествий вокруг света.
Колин перестал дергать ремень, когда понял, что с Дойлом этот номер не пройдет.
– К тому времени, когда мы наконец обнаружим эти интересные места, у меня мозги стухнут. И если я слишком долго буду наблюдать за этим «пустым» местом, то превращусь в зомби. Знаешь, как выглядят зомби?
И Колин изобразил Дойлу физиономию зомби: с раскрытым ртом, отвислыми щеками, огромными пустыми глазами.
Алексу маска понравилась, и он от души развлекался, глядя на Колина, но в то же время его что-то беспокоило. Он понимал, что постоянная борьба мальчика за освобождение от ремня не только говорила о стремлении избавиться от дискомфорта, но и была проверкой Дойла на дисциплинированность. До женитьбы Алекса Колин слушался жениха своей сестры, словно отца родного. Он прекрасно себя вел даже тогда, когда молодожены вернулись в Филадельфию. Но теперь, наедине с Дойлом, в отсутствие «бдительного ока» сестры, Колин проверял, подвергал испытанию их новые взаимоотношения. И если где-то он мог одержать победу, он это делал. В конечном счете он был таким же, как и все мальчишки его возраста.
– Слушай, – обратился Алекс к мальчику, – когда сегодня вечером ты будешь говорить с сестрой по телефону, мне бы не хотелось, чтобы ты жаловался на ремень и все такое. Я и она – мы оба решили, что эта поездка пойдет тебе на пользу. Могу еще сказать тебе: мы думали, что она поможет тебе и мне привыкнуть друг к другу, сблизиться и сгладить все неровности. Поэтому, когда мы будем звонить ей из Индианаполиса, я не хочу, чтобы ты жаловался или ныл. Куртни сейчас в Сан-Франциско, и у нее вполне хватает дел: расстелить ковры, смотреть за тем, как привозят мебель, как драпируют стены и окна… В общем, забот полон рот, не хватало только еще о тебе беспокоиться…
Колин немного подумал.
– Хорошо, – наконец объявил он, – сдаюсь Ты все-таки старше меня на девятнадцать лет.
Алекс взглянул на мальчика, который смущенно опустил голову и поглядывал на него искоса из-под бровей, и мягко улыбнулся:
– Мы подружимся. Я всегда знал, что мы найдем общий язык.
– Скажи мне вот что… – начал Колин.
– Что именно?
– Ты старше меня на девятнадцать лет и Куртни на шесть лет?
– Верно.
– Значит, ты и для нее устанавливаешь правила поведения и обязанности?
– Для Куртни никто не устанавливает правил, – ответил Дойл.
Колин сложил свои худенькие руки на груди и довольно улыбнулся:
– Да, это так. Я рад, что ты понимаешь ее. Если бы я знал, что ты можешь приказать Куртни пристегнуть ремень, то голову бы дал на отсечение, что ваш брак не продержится и полугода.
По обеим сторонам дороги на ровных, плоских полях паслись коровы. По небу медленно и лениво ползли клочки пушистых облаков.
Немного погодя Колин сказал:
– Держу пари на полдоллара, что я смогу точно сказать, сколько машин проедут мимо нас на восток за следующие пять минут – ну, плюс-минус десять машин.
– Полдоллара? – сказал Алекс. – Принимаю.
Они громко, чуть не крича, считали машины, идущие на восток, в течение пяти минут, которые звонко отмеряли часы, встроенные в приборную доску «Тандерберда». Колин ошибся всего на три машины.
– Ну что, еще раз? – спросил он.
– Что мне терять? – усмехнулся Алекс, чувствуя, как между ним и мальчиком восстанавливается доверие, а также его собственная уверенность в себе и в поездке.
Они вновь сыграли в эту игру. Теперь Колин ошибся на четыре машины и выиграл еще пятьдесят центов.
– Ну как? Еще раз? – снова спросил он, потирая свои руки с длинными пальцами.
– Нет уж, – подозрительно сказал Алекс. – Как это у тебя так получается?
– Просто. Я сначала полчаса считал их про себя, а потом вывел среднее число за пять минут. И уж тогда предложил тебе пари.
– Может, нам стоит немного отклониться от намеченного маршрута и спуститься вниз до Лас-Вегаса? – ответил Алекс. – Я буду там ходить по казино и игорным домам, таскать тебя с собой, а ты будешь делать для меня подсчеты.
Колин остался настолько доволен комплиментом, что даже не мог придумать, что на него ответить. Он обхватил себя руками, сначала опустил голову вниз, потом посмотрел в боковое стекло и широко улыбнулся своему собственному смутному отражению.
Алекс бросил на него быстрый взгляд, чтобы выяснить, почему это он вдруг так неожиданно замолчал, и заметил эту радостную улыбку. Дойл еле заметно, про себя, усмехнулся и откинулся на спинку сиденья, чувствуя, как напряжение постепенно уходит, покидает его. Алекс понял, что влюбился не в одного человека, а в двух. Он любил этого худенького, костлявого, не по годам умного мальчишку почти так же сильно, как любил Куртни. И эта мысль смогла заставить его забыть беспокойство, неуверенность и страх того утра.


* * *

Когда в самом начале Алекс Дойл намечал маршрут и звонил из Филадельфии, чтобы заказать номер в мотеле, и потом, когда четыре дня назад посылал чек к оплате за него, он еще раз подтвердил, что прибудет с Колином в «Лейзи Тайм мотель» в понедельник вечером, между семью и восемью часами.
Мотель был расположен прямо к востоку от Индианаполиса. Точно в семь тридцать Алекс въехал на автостоянку мотеля и припарковался возле офиса.
Дойл заказал комнаты в мотелях заранее по всему маршруту поездки, потому что ему совсем не хотелось блуждать в поисках свободных мест, тратя на это по полночи, и таким образом лишних миль шестьдесят просидеть за рулем.
Дойл погасил фары и выключил двигатель. Тишина вокруг была мрачной и жутковатой. Потом постепенно до его слуха дошли звуки со стороны скоростного шоссе: словно кто-то далеко плакал или стонал горестно и тихо, нарушая тишину наступающего вечера.
– Ну, как насчет следующего плана: горячий душ, плотный ужин, потом мы звоним Куртни и выключаемся часиков на восемь.
– Прекрасно, – ответил Колин, – но, может, сначала поедим?
Такая просьба была весьма необычной для Колина. Он, как и Дойл в его возрасте, не был большим любителем поесть. Сегодня во время ленча он лишь поковырялся в кусочке цыпленка, поклевал салат, съел немного шербета и выпил чуть-чуть колы, а после этого объявил, что объелся.
– Ладно, – сказал Алекс, – мы не настолько грязные, чтобы нас не пустили в ресторан. Но сначала я хочу взять ключи от наших комнат.
Алекс открыл дверь кабины, и тут же ее наполнил холодный и сырой вечерний воздух.
– Сиди здесь и жди меня.
– Так и сделаю, – ответил Колин, – если, конечно, не смогу избавиться от этого ремня.
– Сильно я тебя напугал? – улыбнулся Алекс, откидывая свой собственный ремень.
– Ну, можешь так думать, если тебе очень хочется, – в свою очередь улыбнулся Колин.
– Ладно, ладно, расстегивай ремень, мальчик мой Колин.
Дойл вышел из машины и слегка размял затекшие ноги. «Лейзи Тайм мотель» оказался в точности таким, как его описывали в туристическом проспекте: чистый, приятный и недорогой. Он был выстроен в форме буквы Г, на соединении двух крыльев здания находился офис, о чем и извещала неоновая вывеска. Вдоль ничем не примечательных стен красного кирпича равномерно, как доски в заборе, располагались сорок или пятьдесят одинаковых дверей. К зданию примыкала бетонная прогулочная дорожка, над которой простирался гофрированный алюминиевый навес, а через каждые десять футов его подпирали черные стальные столбики. Прямо перед входом в кабинет администратора стоял автомат с прохладительными напитками, тихонько жужжавший и щелкавший.
Офис был небольшой. Стены его были покрашены в ярко-желтый цвет, а пол, покрытый керамической плиткой, вымыт и натерт до блеска. Дойл подошел к столу регистрации и нажал кнопку звонка, вызывая портье.
– Минуту! – крикнул женский голос откуда-то из недр рабочего помещения, отделенного от приемной дверным проемом с занавеской из стучащих бамбуковых тросточек.
Сбоку Алекс увидел стеллаж с журналами и книгами в мягкой обложке. Над ним висел лозунг:
ПОЧЕМУ БЫ ВАМ НЕ ПОЧИТАТЬ СЕГОДНЯ НА НОЧЬ?
И пока Дойл ждал портье, он разглядывал стопки книг и журналов, хотя ему после целого дня за рулем не требовалось никакого чтива, чтобы заснуть.
– Простите, что заставила вас ждать, – сказала женщина, раздвигая плечом бамбуковую занавеску, – я была…
И тут она взглянула на Дойла и сразу же осеклась, уставившись на него точно таким же взглядом, каким смотрел Чет тогда, на заправке.
– Да? – Теперь ее голос звучал намеренно холодно.
– У вас есть заказ на фамилию Дойл, – объяснил Алекс, обрадованный тем, что все же сделал этот заказ. Теперь он не сомневался: несмотря на то, что неоновая надпись извещала о наличии свободных мест, несмотря на то, что он видел: машины стояли далеко не возле каждого входа в комнаты, – несмотря на все это, женщина выпроводила бы их из мотеля, если бы не заказ.
– Дойл? – переспросила она.
– Дойл.
Она подошла поближе к барьеру, взяла стопку карточек регистрации и стала перебирать их.
– О, отец и сын Дойл из Филадельфии?
При этом лицо ее слегка просветлело.
– Верно, – ответил Алекс, пытаясь улыбнуться.
Женщине было под пятьдесят, и она все еще неплохо выглядела и была довольно привлекательной, хотя и весила фунтов на двадцать больше, чем следовало. У нее была прическа в стиле пятидесятых годов, «пчелиный улей», открывавшая высокий лоб. За ушами волосы закручивались в завитки. Трикотажное платье облегало большую, полную грудь, а пояс подчеркивал талию и линию бедер.
– Одна из наших семнадцатидолларовых комнат? – уточнила она.
– Да.
Женщина достала карточку из зеленой металлической коробочки, поднесла ее близко к глазам и затем открыла журнал регистрации посетителей. Она тщательно заполнила форму, затем развернула журнал и протянула его Дойлу вместе с ручкой:
– Распишитесь здесь, пожалуйста.
Но как только Алекс взялся за ручку, она воскликнула:
– Ой, лучше все-таки будет, если ваш отец поставит свою подпись, – ведь заказ на его имя.
Тот недоуменно взглянул на нее, но потом понял, что у этой женщины, пожалуй, гораздо больше общего с Четом, чем он сначала думал.
– Я отец. Я и есть Алекс Дойл.
Женщина нахмурилась и нагнула голову еще ниже. Копна ее волос, казалось, вот-вот рассыплется и упадет вниз, на лицо.
– Но здесь говорится…
– Мальчику одиннадцать лет, – объяснил Алекс, взял ручку и нацарапал свою подпись.
Женщина посмотрела на нее так, словно еще не успевшая высохнуть фамилия Алекса была грязным пятном на чистой странице. У нее был такой вид будто еще секунда – и она побежит за растворителем и попытается удалить «эту гадость».
– Какая у нас комната? – спросил Алекс, которому все это уже начинало надоедать.
Женщина опять уставилась на его длинные волосы и одежду. Алекса, который в Филадельфии или Сан-Франциско не привык к такому явно демонстративному неодобрению, обидела и задела ее манера поведения.
– Ну хорошо, – сказала она, – но вы не должны забывать о том, что нужно уплатить…
– Вперед, – закончил вместо нее Алекс. – Да, глупо было бы с моей стороны не подумать об этом.
Он отсчитал двадцать долларов и положил их на регистрационный журнал.
– Я прислал вам пять долларов предоплаты за заказ, если припоминаете.
– Да, но еще налог…
– Сколько?
И Алекс уплатил названную сумму, достав из кармана своих мятых серых джинсов болтающуюся там мелочь.
Женщина тщательно пересчитала деньги, хотя прекрасно видела, как Алекс сам пересчитывал их несколько секунд назад. Она положила деньги в ящичек с наличностью, неохотно сняла ключ с деревянной панели и дала его Алексу.
– Комната тридцать семь, – сказала она, глядя на ключ так, словно он был бесценным бриллиантом, который приходилось доверять проходимцу. – Это вниз по тому крылу.
– Спасибо, – ответил Дойл, надеясь избежать дальнейших сцен. И направился к двери через чистенькую, хорошо освещенную комнату.
– Здесь, в «Лейзи Тайм», очень хорошие комнаты, – почему-то с упреком сказала ему вслед женщина.
Алекс оглянулся:
– Нисколько не сомневаюсь.
– Мы всегда стараемся поддерживать их в таком состоянии, – окончательно обиделась она.
Алекс мрачно кивнул и поскорее убрался из офиса.


* * *

Несмотря на то что он потерял «Тандерберд» из виду, Джордж Леланд начал потихоньку успокаиваться. В течение пятнадцати минут он гнал фургон на полной скорости, отчаянно вглядываясь в идущие впереди машины в надежде увидеть большой «Тандерберд». Его обычное «чувство автомобиля» выступило в качестве транквилизатора. Страх покинул Леланда. Он замедлил ход фургона и стал держать скорость, превышающую ограничение всего на несколько миль в час. В душе его росла и крепла уверенность в том, что он сможет нагнать «Тандерберд». Находясь в состоянии легкого транса, Леланд был сконцентрирован только на дороге да на звуке двигателя «Шевроле», и его это явно успокаивало.
Леланд впервые улыбнулся за весь день. И первый раз пожалел о том, что ему не с кем поговорить…
– Ты выглядишь таким счастливым, Джордж, – произнесла она.
Леланд вздрогнул от неожиданности и посмотрел на сиденье рядом. Там, буквально в нескольких футах от него, сидела Куртни. Но как же это возможно?
– Куртни… – произнес он еле слышным сухим шепотом, – Куртни, я…
– Так приятно видеть тебя счастливым и довольным, – вновь заговорила она, – ты, как обычно, такой разумный, рассудительный.
Леланд, сбитый с толку, стал смотреть на шоссе. Но немного спустя его взгляд, словно магнитом опять притянуло к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18