Здесь выложена электронная книга Смешные любови (рассказы) автора по имени Кундера Милан. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Кундера Милан - Смешные любови (рассказы).
Размер архива с книгой Смешные любови (рассказы) равняется 96.48 KB
Смешные любови (рассказы) - Кундера Милан => скачать бесплатную электронную книгу
Кундера Милан
Смешные любови (рассказы)
Милан Кундера
Смешные любови
Перевод с чешского Н. Шульгиной
В книгу Милана Кундеры "Смешные любови" вошли рассказы, написанные в Чехии в 1959-1968 гг. Они явились отправной точкой кундеровской прозы, в особенности его знаменитых романов "Невыносимая легкость бытия", "Бессмертие" и других.
Содержание:
НИКТО НЕ СТАНЕТ СМЕЯТЬСЯ
ЗОЛОТОЕ ЯБЛОКО ВЕЧНОГО ЖЕЛАНИЯ
ЛОЖНЫЙ АВТОСТОП
СИМПОЗИУМ
ПУСТЬ СТАРЫЕ ПОКОЙНИКИ УСТУПЯТ МЕСТО МОЛОДЫМ ПОКОЙНИКАМ
ДОКТОР ГАВЕЛ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
ЭДУАРД И БОГ
В книге сохранены особенности пунктуации автора
НИКТО НЕ СТАНЕТ СМЕЯТЬСЯ
1
- Налей мне еще сливянки, - сказала Клара, и я выполнил ее просьбу. Повод распить бутылочку был вовсе не из ряда вон выходящим, но все-таки был: в этот день я получил сравнительно сносный гонорар за последнюю часть своего эссе, опубликованного с продолжением в нескольких номерах специального журнала по изобразительному искусству.
Уже тот факт, что эссе вышло в свет, казался чудом. Все, что я утверждал в нем, носило характер остро полемический. Моя работа, поначалу отвергнутая журналом "Изобразительная мысль", чьи редакторы седобороды и осмотрительны, впоследствии была напечатана в менее объемном, конкурирующем с "Изобразительной мыслью" издании, сотрудники которого были моложе и опрометчивее.
Гонорар, а вместе с ним и письмо принес мне на факультет почтальон; письмо малозначительное; в состоянии свежеобретенной самонадеянности я едва пробежал его глазами. Однако дома, когда время уже близилось к полуночи, а содержимое бутылки - ко дну, я взял письмо со стола и стал читать с явным намерением повеселиться.
"Уважаемый товарищ и - с Вашего разрешения - мой коллега! - вслух прочел я Кларе. - Прошу Вас извинить меня за то, что я, не имеющий чести знать Вас, осмеливаюсь писать Вам. Обращаюсь к Вам с просьбой: не отказать мне в любезности прочесть прилагаемую статью. Не будучи знаком с Вами лично, я уважаю Вас как человека, чьи взгляды, суждения и выводы столь удивили меня своим совпадением с результатами моего собственного исследования, что я был просто потрясен. Так, например, при всем моем преклонении перед Вашими суждениями в плане сравнительного анализа, которым Вы, вероятно, владеете лучше меня, я категорически утверждаю, что к мысли о том, что чешское искусство всегда было близко народу, я пришел до того, как прочел Вашу работу. Я мог бы это легко доказать, ибо, помимо прочего, располагаю и свидетелями. Но это только так, к слову сказать, ибо Ваш труд..." - тут следовал еще ряд дифирамбов в адрес моей персоны, а затем просьба: не согласился бы я, дескать, написать на его статью рецензию, а точнее, отзыв для "Изобразительной мысли", где данная статья уже более полугода лежит без движения. Моя рецензия, насколько ему известно, может оказаться решающей, а потому я для него, автора этих строк, единственная надежда, единственный огонек в поглотившей его непроглядной тьме.
Мы, конечно, не преминули посмеяться над паном Затурецким, чье высокородное имя нас буквально зачаровывало; однако наши шутки были вполне благодушными, поскольку фимиам, который он курил мне, особенно в сочетании с превосходной сливянкой, смягчал меня. Смягчал настолько, что в те незабвенные минуты я возлюбил весь мир. И в этом огромном мире - прежде всего Клару. Уже хотя бы потому, что она сидела напротив меня, тогда как остальной мир был скрыт за стенами моей мансарды в пражских Вршовицах. И не имея возможности чем-то одарить тот, большой мир, я одаривал Клару. По крайней мере обещаниями.
Клара была девушкой двадцати лет от роду, из хорошей семьи. Да что там из хорошей - из отличной семьи! Папочка, бывший директор банка, как представитель крупной буржуазии в пятидесятом году был выслан в отдаленную от Праги деревню Челаковице. Доченька по злой воле кадровиков работала швеей в большой мастерской пражской фабрики модной одежды. Сейчас я сидел против нее и лез из кожи вон, чтобы снискать ее благосклонность хотя бы тем, что легковесно расписывал ей преимущества будущей работы, на которую я обещал устроить ее с помощью моих друзей. Невозможно, убеждал я ее, чтобы такая прелестная девушка, как она, убивала свою красоту, сидя за швейной машиной. Я был полон решимости сделать ее манекенщицей.
Клара не возражала мне, и мы провели ночь в счастливом взаимопонимании.
2
Человек проживает настоящее с завязанными глазами. Ему дано лишь думать или догадываться, что он живет. И только позднее, когда ему развязывают глаза, он, оглядываясь на прошлое, осознает, как он жил и в чем был смысл этой жизни.
В тот вечер я думал, что пью за свои успехи, и вовсе не предполагал, что это торжественный вернисаж моих закатов.
А так как я ничего не предполагал, то и проснулся утром в отличном настроении, взял в постель статью, приложенную к письму, и, пока Клара блаженно посапывала рядом, с веселым равнодушием приступил к чтению.
Статья, озаглавленная "Миколаш Алеш, мастер чешского рисунка", не стоила даже того получаса рассеянного внимания, что я ей уделил. Это было беспорядочное нагромождение банальностей без всякого представления о логической связи, без малейшей честолюбивой попытки разбавить их хоть какой-нибудь собственной мыслью.
Мне стало совершенно ясно, что статья эта - несусветная чушь. Кстати, доктор Калоусек, редактор "Изобразительной мысли" (в сущности, человек малоприятный), в тот же день подтвердил это; позвонив мне на факультет, он сказал: "Ну как, получил трактат этого самого пана Затурецкого?.. Тогда напиши. Уже пятеро рецензентов зарубили ее, а он никак не угомонится, теперь решил, что единственный настоящий спец - это ты. Напиши в двух словах, что это полная дребедень, ты это умеешь, язвительности тебе не занимать, тогда уж он оставит нас в покое".
Тут что-то во мне воспротивилось: почему, собственно, я должен быть палачом пана За-турецкого? Я что, получаю за это редакторскую зарплату? К тому же я прекрасно помнил, что именно в "Изобразительной мысли" из осторожности завернули мою статью; зато имя пана Затурецкого крепко увязывалось для меня с Кларой, сливянкой и восхитительным вечером. И наконец - не стану отрицать, это же вполне по-человечески, - и одного пальца мне было бы достаточно, чтобы сосчитать тех, кто полагает меня "настоящим спецом"; так чего ради терять мне и этого единственного?
Я закончил разговор с Калоусеком какой-то невнятной остротой, которую он мог счесть обещанием, а я - всего лишь уверткой, и повесил трубку, будучи твердо уверен, что рецензию на пана Затурецкого не напишу никогда.
И вместо рецензии я, вынув из ящика стола почтовую бумагу, написал пану Затурецкому письмо, в котором, обойдя какую бы то ни было оценку его работы, извинился и сообщил, что мои взгляды на живопись девятнадцатого века считаются порочными и дерзкими, и потому мое мнение - особенно в редакции "Изобразительной мысли" - могло бы скорее навредить делу, чем поспособствовать; при этом я обволок пана Затурецкого таким дружелюбным многословием, что трудно было бы не усмотреть в нем моего расположения.
Стоило мне опустить письмо в почтовый ящик, как я тотчас забыл о пане Затурецком. Зато пан Затурецкий не забыл обо мне.
3
В один прекрасный день, только я закончил лекцию - в институте я веду курс истории живописи, - в дверь аудитории постучала наша секретарша, пани Мария, приветливая пожилая дама, что нередко варит мне кофе и избавляет от нежеланных женских телефонных звонков. Заглянув в дверь, она объявила, что меня дожидается неизвестный господин.
Мужчины не вызывают во мне страха, и я, попрощавшись со студентами, бодро-весело вышел в коридор. Низкорослый человечек в поношенном черном костюме и белой рубашке поклонился мне и весьма учтиво сообщил, что он Затурецкий.
Я пригласил его в свободную комнату и, предложив кресло, учтиво завел с ним непринужденный разговор обо всем на свете, о том, какое нынче в Праге мерзкое лето и какими выставками она нас балует. Пан Затурецкий вежливо поддакивал моему трепу, однако каждое мое слово стремился тотчас увязать со своей статьей о Миколаше Алеше, пролегшей между нами в своей незримой субстанции, точно неустранимый магнит.
- Ничто не доставило бы мне такого удовольствия, как рецензия на вашу работу, но я уже объяснил вам в письме, что меня нигде не считают специалистом по чешскому искусству девятнадцатого века и, кроме того, я некоторым образом не в ладах с редакцией "Изобразительной мысли"; там числят меня законченным модернистом, и мой положительный отзыв мог бы только навредить вам.
- О, вы слишком скромны, - сказал пан Затурецкий, - вы такой знаток, как вы можете столь мрачно оценивать свое положение! В редакции мне сказали, что все зависит от вашего отзыва. Если вы одобрите мою работу, ее напечатают. Вы моя единственная надежда. Эта работа - результат трехлетнего труда. Ее судьба в ваших руках.
Как легкомысленно и неумело возводишь порой стены своих отговорок! Я не знал, что и ответить пану Затурецкому. Невольно взглянув ему в лицо, я узрел не только маленькие старинные невинные очечки, уставленные на меня, но и мощную, глубокую поперечную морщину на лбу. В короткий миг ясновидения по моей спине пробежали мурашки: морщина, упрямая в своей сосредоточенности, выдавала не только мыслительные потуги, терзавшие ее обладателя, когда он размышлял над рисунками Миколаша Алеша, но и недюжинные волевые способности. Утратив присутствие духа, я не нашел ни одной толковой отговорки. Я точно знал, что отзыва не напишу, но знал и то, что у меня нет сил сказать об этом прямо в умоляющие глаза человечка.
Расплывшись в улыбке, я пообещал ему что-то неопределенное. Пан Затурецкий поблагодарил меня и сказал, что вскоре опять зайдет - справиться. Я простился с ним, расточая улыбки.
Спустя несколько дней он и вправду пришел. Я ловко увильнул от него, но на следующий день, как мне доложили, он вновь искал меня на факультете. Я понял, что дело швах, и попросил пани Марию принять необходимые меры предосторожности.
- Марженка, будьте так добры, если еще когда-нибудь будет меня спрашивать этот господин, скажите ему, что я уехал в научную командировку в Германию и вернусь лишь через месяц. И учтите, пожалуйста: как известно, мои лекции бывают по вторникам и средам. Но я тайком перенесу их на четверг и пятницу. Знать об этом будут только студенты, и никто больше; расписание же оставьте прежним. Я ухожу в подполье.
4
Пан Затурецкий и правда вскоре опять заявился на факультет, чтобы разыскать меня, и пришел в отчаяние, узнав от секретарши, что я уехал в Германию. "Невозможно! Пан ассистент должен написать на меня рецензию! Как он мог взять и уехать?" - "Не знаю, - сказала пани Мария, - но через месяц он должен вернуться". - "Еще целый месяц... - простонал пан Затурецкий. - А нет ли у вас его немецкого адреса?" - "Нет", - ответила пани Мария.
Итак, впереди у меня был месяц покоя.
Однако месяц пробежал быстрее, чем я полагал, и в канцелярии уже снова возник пан Затурецкий. "Нет, он еще не вернулся",- сказала ему пани Мария, однако, встретив меня чуть позже, настоятельно попросила: "Этот ваш недоросток опять притащился, что теперь прикажете ему говорить?" - "Скажите ему, Марженка, что в Германии я подхватил желтуху и лежу в Йене в больнице!" - "В больнице! - вскричал пан Затурецкий в ответ на очередную отговорку Марженки. Невозможно! Пан ассистент должен же наконец написать на меня рецензию!" - "Пан Затурецкий, - укоризненно сказала секретарша, - пан ассистент серьезно болен и лежит где-то на чужбине, а вы думаете только о своей рецензии". Пан Затурецкий, ссутулившись, удалился, но через две недели пожаловал в канцелярию снова: "Я послал пану ассистенту в Йену на адрес больницы заказное письмо, но оно пришло обратно". - "Ваш недоросток сведет меня с ума, - сказала мне на следующий день пани Мария. - Не сердитесь на меня. Что мне было ему сказать? Сказала, что вы уже вернулись. Управляйтесь с ним сами".
На пани Марию я и не думал сердиться. Она сделала все, что могла. Я знал, что я неуловим. Я жил исключительно в подполье. По четвергам и пятницам тайком читал лекции, по вторникам и средам тайком ежился в подъезде противоположного дома и млел от радости, видя, как перед институтом торчит пан Затурецкий и ждет, когда же наконец я выйду на улицу. Я решил было надеть котелок и приклеить бороду и усы, представляя себя то Шерлоком Холмсом, то замаскированным Джеком Потрошителем, а то бредущим по городу Невидимкой; я казался себе просто мальчишкой.
В конце концов пану Затурецкому надоело подкарауливать меня, и он пошел в атаку на пани Марию: "Когда, собственно, товарищ ассистент читает лекцию?" "Взгляните, пожалуйста, на расписание", - сказала пани Мария, кивнув на стену, где на большой, разделенной на четыре части доске с завидной наглядностью были расписаны все занятия.
- Это мне известно, - не поддавшись на провокацию, заявил пан Затурецкий. - Однако товарищ ассистент ни по вторникам, ни по средам не читает здесь лекций. Он что, числится больным?
- Нет, - в растерянности сказала пани Мария.
Вот тут-то недоросток и налетел на нее: попрекнул неразберихой в расписании, поиронизировал насчет того, что ей и невдомек, где и когда тот или иной преподаватель читает лекцию. Объявил, что пожалуется на нее. Кричал. Сообщил, что пожалуется и на товарища ассистента, который не читает лекций, хотя читать их обязан. Спросил, на месте ли ректор.
Ректор, увы, был на месте.
Пан Затурецкий, постучав к нему в дверь, вошел. Минут через десять вернулся в канцелярию и со всей строгостью спросил у пани Марии мой домашний адрес.
- Литомишль, Скальникова, двадцать.
- Как это, Литомишль?
- В Праге у пана ассистента лишь временное жилье, и он не разрешает давать адрес...
- Я требую дать мне адрес пражской квартиры товарища ассистента, - кричал недоросток дрожащим голосом.
Пани Мария вконец растерялась. Она дала ему адрес моей мансарды, моего жалкого убежища, моей сладкой норы, в которой мне предстояло быть пойманным с поличным.
5
И то правда: постоянное мое жилье - в Литомишле; там мама, друзья и воспоминания об отце; когда удается, я покидаю Прагу и работаю дома, в маленькой маминой квартирке. Так уж случилось, что мамину квартиру я формально считаю своим постоянным местом жительства и в Праге не удосужился обзавестись даже приличной холостяцкой квартирой, что было бы естественно, а жил в Вршовицах, снимая маленькую, абсолютно изолированную мансарду, наличие которой я, по возможности, утаивал и нигде не оглашал уже хотя бы во избежание случайных встреч непрошеных гостей с моими мимолетными сожительницами или визитершами.
Не стану отрицать, что именно по этой причине в доме обо мне ходили далеко не лучшие толки. Кроме того, на время моих литомишльских отлучек я не раз предоставлял комнатушку в распоряжение своих приятелей, которые резвились там вовсю и ночи напролет никому в доме не давали спать. Все это до того возмущало некоторых жильцов, что они затеяли против меня тихую войну, выражавшуюся подчас в характеристиках уличного комитета и даже в одной жалобе, направленной в жилищную управу.
В тот год, о котором идет речь, Клара решила, что ездить на работу откуда-то из Челаковиц слишком утомительно, и стала ночевать у меня. Сперва робко и в виде исключения, потом принесла ко мне одно платье, потом еще несколько, и вскоре два моих костюма убого жались в углу шкафа, а моя комнатушка превратилась в дамский салон.
Мне нравилась Клара; она была красива; люди, к моему удовольствию, оглядывались на нас, когда мы вместе шли по улице; она была по меньшей мере лет на тринадцать моложе, что возвышало меня в глазах студентов; короче, у меня была тысяча причин не расставаться с ней. Но обнародовать, что она живет у меня, я не хотел. Боялся молвы и сплетен в доме; боялся, что тем самым пострадает хозяин квартиры, милый старый человек, который умел быть корректным и не лезть в душу; боялся, как бы в одно прекрасное утро ему не пришлось заявиться ко мне и с тяжелым сердцем попросить - ради его доброго имени выставить барышню за дверь.
Вот почему Кларе было строго-настрого приказано никому не открывать.
В тот день она была дома одна. Ярко светило солнце, и в мансарде было довольно душно. Раздетая догола, она лежала на моей тахте и отсутствующим взглядом блуждала по потолку.
Вдруг раздался стук в дверь.
Клару это ничуть не встревожило. В мансарде не было звонка, и всем посетителям приходилось стучать. Не обращая внимания на шум, она продолжала неотрывно смотреть в потолок. Но стук не прекращался, напротив, усиливался с размеренной и непостижимой настойчивостью. Клару охватило беспокойство; она представила себе, что за дверью стоит человек, который сперва медленно и многозначительно отвернет перед ней лацкан пиджака, а потом грубо накинется на нее:
Смешные любови (рассказы) - Кундера Милан => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Смешные любови (рассказы) автора Кундера Милан дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Смешные любови (рассказы) у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Смешные любови (рассказы) своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Кундера Милан - Смешные любови (рассказы).
Если после завершения чтения книги Смешные любови (рассказы) вы захотите почитать и другие книги Кундера Милан, тогда зайдите на страницу писателя Кундера Милан - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Смешные любови (рассказы), то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Кундера Милан, написавшего книгу Смешные любови (рассказы), к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Смешные любови (рассказы); Кундера Милан, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн