Фарбажевич Игорь Давыдович
Губернский повелитель
ФАРБАРЖЕВИЧ Игорь Давыдович
ГУБЕРНСКИЙ ПОВЕЛИТЕЛЬ
1
Случилось это в одном из российских городов, имя которого раскрывать не хочу. И не потому, что являюсь патриотом таинственного города, а просто из тех соображений, что история эта могла произойти в России где угодно.
Итак... Жил в небольшом имении один отставной интендант. Уж как ни выслуживался он с младых лет в казармах, как ни старался, а выше капитана, увы, не допрыгнул.
Капитала особого сколотить не сумел, жениться - не женился. Так и жил один-одинешенек с несколькими слугами да с десятками тремя крепостных крестьян. Потому и считался среди соседей-помещиков человеком бедным, и неуважаемым, хотя неглупым. Никто его к себе в гости не звал, а сам он и рад бы кого пригласить - да денег на закуску не хватало. Только с помещиком Стошниловым изредка виделись, да и то, если тот сам в гости пожалует.
Ел, что Бог пошлет: на завтрак - молоко с сухарями, в обед - костлявую утку с мочеными яблоками, а перед сном позволял себе иногда чарки две-три винца пропустить да поблагодарить Господа за то, что живет себе на свете тихо, что смерти на войне избежал, что ни к кому не в претензии, а уж коли и забыли его - то, может, оно и к лучшему: подальше от людских речей, склок да темных дел. И только в сновидениях нередко видел он себя могучим да знатным, в окружении больших чинов и первых красавиц целой губернии. Все ему улыбались и кланялись, кланялись... После таких снов он в течение нескольких дней ходил надутым и важным.
Да, чуть не забыл, звали его Викентий Гаврилович Передрягин.
Как все военные в отставке, любил он охоту и часто выезжал на старом рысаке, с которым еще в Отечественную гнал французов.
Случилось ему как-то раз с помещиком Стошниловым на кабана идти. Снарядились ранним утром, взяли с собой слуг и, пока солнце еще высоко не встало, отправились в лесную чащу. Там поделились они на четыре группы и разошлись.
Передрягин пошел один: за долгие годы он настолько отвык от людей, что рад был лишний раз побыть в одиночестве. Затаился в кустах - и стал прислушиваться.
Лишь только пичуга на ветку сядет, или ветер листья на землю сдует он тут же ружье вскинет и оглянется: не кабан ли?.. Так прошел в ожидании час - другой. Вдруг раздались вдалеке голоса егерей, беспорядочные выстрелы, и слышит капитан: кто-то сквозь кусты продирается. Оглянулся Передрягин - батюшки-светы! - вместо кабана - матерый волк прямо на него несется. А егеря все ближе, а выстрелы все чаще. Остановился зверь, глянул в глаза капитану, да так умоляюще, что тот невольно опустил ружье и застыл на месте. А волк - шасть вбок - и пропал! Выбежали к Передрягину охотники, тяжело дышат, глазами сверкают.
- Не пробегал ли, - спрашивает Стошнилов, - волк поблизости?
- Нет, - отвечал Передрягин, - ни волка, - ни кабана не приметил.
Огорчились охотники, пошныряли в лесу до обеда, и уже ближе к вечеру кабана все же накрыли. На том охота и кончилась. А спустя несколько дней случилось вот что...
2
Теплым августовским вечером, ближе к десяти часам, когда солнце уже склонялось на покой, по дороге, ведущей в его имение, появилась карета. Викентий Гаврилович сидел как раз в тот момент на веранде и допивал вторую чарку сливовой настойки.
Эта была старинная повозка, в коих ездили лет этак триста назад. В уходящих лучах солнца сверкали будто золотом колесные спицы, крыша и двери. Вот уже стал слышен скрип колес да топот четверки вороных коней, вот карета с разбегу въехала на близкий мосток и благополучно миновала его, и вот теперь на всех парах неслась прямо к воротам Богом забытого имения.
Викентий Гаврилович не успел даже вскочить со стула, как карета уже стояла у деревянных колонн.
Теперь он имел возможность совсем близко рассмотреть ее. Она была темно-вишневого цвета, вся лакированная, а спицы, крыша и двери были и вправду из чистого золота. За оконным стеклом висела зеленая занавеска, из-за парчовых складок которой проглядывал важный мужской профиль.
С облучка спрыгнул на землю слуга-возница и почтительно распахнул дверцу кареты. Из нее вышел бородатый мужчина, одетый, несмотря на жаркий летний вечер, в богатую волчью шубу. Он издали пронзительно глянул прямо в глаза капитану Передрягину. Тот даже вздрогнул.
Незнакомец подошел к высокому крыльцу и, не всходя на ступеньки, свысока кивнул стоящему наверху хозяину.
- Разрешите переночевать в вашем доме, - сказал он капитану.
Передрягин растерялся, ибо уже лет десять никто у него не останавливался.
- Всего одну ночь, Викентий Гаврилович, - уточнил чернобородый. - Я думаю, что не потесню вас. А вот отблагодарю - достойно.
Передрягин растерялся вконец:
- Простите, сударь... мы разве знакомы?.. - неуверенно спросил он.
- Как сказать... - усмехнулся тот.
- А у меня такое чувство, - сказал встревоженный капитан, - что мы уже где-то с вами встречались...
- Конечно встречались! - подтвердил Незнакомец. - Да вот познакомиться недосуг было. Так что разрешите представиться, - и незваный гость поклонился: - Вольнор. - Он взглянул на растерянное лицо Передрягина и добавил с усмешкой: - У меня нет ни отчества, ни фамилии. Одно лишь имя: Вольнор.
- Очень приятно... - пробормотал капитан. - Чего же мы тогда стоим? и суетливо пригласил Незнакомца в дом.
Взяв с сундука в прихожей зажженный канделябр, Передрягин вошел с Вольнором в гостиную и поставил свечи на стол. Осмотрелись они оба: гость - как и подобает гостю, а Передрягин со смущением (гостиной явно не пользовались с зимы - ведь какая надобность в гостиной без гостей?).
- Разрешите присесть? - спросил Вольнор, явно беря инициативу в свои руки.
- Да уж извольте-с... - пробормотал хозяин.
- Отужинали? - поинтересовался гость, пытливо глядя в глаза капитана. Сердце Передрягина заколотилось, а голос задрожал: он так боялся обнаружить перед кем-либо свою нищету.
- Э-э-э... Совсем недавно, - пробормотал он. - А повар... уже спит... Вот каналья!.. Хотя, если вы голодны, то я разбужу... Правда, совсем не знаю какие запасы на кухне... Меня другие дела интересуют... Военное искусство, например... Или философия... - вконец сконфузился капитан.
- Ерунда! - расхохотался Вольнор. - Это я спросил к тому, чтобы пригласить вас поужинать со мной. - И он щелкнул пальцами, сверкнув при этом драгоценными перстнями.
Не успел Передрягин и глазом моргнуть, как на огромном обеденном столе, словно на скатерти-самобранке, появились такие блюда и закуски, которых бедный капитан и сроду-то не видывал, несмотря на большой опыт интенданта, а уж попробовать - и вовсе возможности не было.
Упомяну лишь о некоторых напитках, которых сегодня, увы, не хватает на нашем столе. Вино Бургонское, водка с клюквой на меду... еще вино кинарское, мальвазия... затем - вино греческое, венгерское белое... потом - красное ренское, а дальше язык... у меня... за-а-аплетается, и нету слов говорить боле.
Когда Викентий Гаврилович все это увидел, - едва со стула не свалился. Но чтоб не показаться неучтивым в глазах богатого гостя, Передрягин ухватился за край скатерти, которой у него отродясь не было, с трудом удержался за столом, икнул и спросил Вольнора:
- Ваша светлость, как это все понять?..
- А чего понимать? - весело спросил Вольнор. - Пейте да угощайтесь! И не думайте ни о чем.
И стали они ужинать, вернее ел и пил только один Викентий Гаврилович. Он решил, пусть даже лопнет, но отведает все стоящие на столе блюда и напитки. Гость же, с разрешения хозяина, лишь дымил сигарой да с интересом наблюдал за отставным капитаном, опустошающим тарелку за тарелкой.
После пятой или седьмой рюмки страх испарился, волненье прошло, и Передрягин, закурив предложенную сигару, поинтересовался у гостя, кто он и что делает в этих краях.
- Путешествую, - ответил гость. - Денег у меня предостаточно, а времени еще больше.
- Хорошее занятие, - завистливо вздохнул Викентий Гаврилович. - Веселое и беспечное.
- Не скажите, милейший, - возразил ему Вольнор. - Скучное это дело: мотаться по всему свету... Везде одно и то же... За тысячи лет - ничего принципиально нового! Я имею в виду человеческие отношения. Вот поэтому-то и стал я с некоторых пор забираться в сны к людям. Авось, там не заскучаю!... И верите? - он проницательно глянул в глаза Передрягину. Там случается такое, чего никогда не будет на самом деле! И человек во сне совсем иной, чем наяву.
Викентий Гаврилович уже давно застыл с сигарой в руке, внимая каждому слову Вольнора, и мурашки бегали у него по спине.
- Вот вы, например, - продолжал странный гость. - В жизни почти незаметны, но там, в мире сновидений - царь, повелитель чужих жизней и судеб! Я стоял рядом и видел вас как бы изнутри. Это не лесть, милейший Викентий Гаврилович. Я люблю волевых людей... - Он сделал небольшую паузу и улыбнулся: - А вот за то, что вы недавно спасли мне жизнь, я решил сделать не совсем обычный подарок.
Капитан от неожиданности поперхнулся:
- Я? Спас? Вашу? Жизнь?!.. Когда же, позвольте узнать?!
И тут волчья шуба Вольнора, небрежно сброшенная в кресло, слегка зашевелилась. Волосы встали дыбом на голове отставного капитана.
- Так это... были вы?!
Вольнор громко расхохотался.
- Я, Викентий Гаврилович!.. Не стану загодя говорить о необыкновенных способностях моего подарка, особенно сейчас, когда вы немного навеселе. Завтра я уеду, а вы найдете его на столе в кабинете. Не спешите. Разберитесь. И тогда вся ваша жизнь на этой земле приобретет совершенно другой смысл. Выпьем же за сны!
Вольнор поднял большой бокал вина, Передрягин чокнулся с ним, выпил свой, и словно куда-то провалился...
А когда очнулся - за окном уже стоял жаркий полдень...
3
Он потянулся, осмотрелся и мгновенно вспомнил все до мельчайших подробностей.
- Приснится же такое! - сказал он вслух и мечтательно добавил: - А напитки-то были просто волшебные!
Передрягин, с легкостью, какой не чувствовал уже много лет, вскочил на ноги, умыл лицо из кувшина, и на всякий случай решил заглянуть в гостиную, в которой с зимы не был. Он открыл дверь и остолбенел: накрытый стол - который ему приснился - стоял на самом деле, источая такие божественные кулинарные запахи, что отставной капитан тут же чихнул семь раз подряд.
Сердце вновь бешено заколотилось, и он кликнул домашних. Прибежали слуги, клянясь и божась, что ничего не слыхали и ни про что не знают.
Передрягин тупо стоял на пороге гостиной, затем налил рюмку рейнского и увидел в пепельнице два сигарных окурка. Тогда он опрометью кинулся в кабинет.
Так и есть! На его столе лежал, завернутый в черную бумагу, перевязанный грубой бечевой большой толстый пакет.
Передрягин дрожащими руками осторожно развязал его и достал из бумаги большую и плоскую картонную коробку - словно от игры. Сняв крышку, он увидел действительно нечто похожее на тот французский набор оловянных солдатиков с фортом, пушками и даже с конницей, который отец подарил ему в детстве.
Только здесь вместо солдатиков лежали картонные человечки - мужчины и женщины всех сословий: от простолюдина до губернатора. Крестьяне и крестьянки, купцы и купчихи, помещики и помещицы, генералы и генеральши, - все они были вырезаны с особой аккуратностью и нарисованы с такой тщательностью, словно к ним прикасалась рука Гюстава Доре.
Еще в коробке оказались плоские макеты церквей и домов. Присмотревшись к ним, Викентий Гаврилович с удивлением обнаружил, что картонная архитектура в совершенстве копирует здания их губернского города. Вот военное училище, где учился он сам. Это - Пансион благородных девиц, куда на Новый год приглашали прыщавых курсантов угловатые ученицы. Вот больница, в которой он пролежал, мучась животом, а вот - ресторан "Чаво изволите?", где он впервые наклюкался водкой, настоянной на клюкве. Тут - магазин французского парфюма, здесь - английской одежды, а там - гастроном купца Тьфукина. Ах, как все это было ему знакомо!
"Странный подарок!.. - недоумевал Передрягин. - Может, Вольнор хотел, чтобы я не обременял себя поездками, а путешествовал, сидя дома?.. Гм... Что-то тут не так... Ведь не ребенок же я, в конце концов, да и он - не дурак, черт подери!.."
Тут Передрягин схватился за голову: до него дошло, что вчерашний гость был не кто иной, как сам... чур меня, чур!..
"Господи, - повернулся он к иконам. - Как же я сразу-то не догадался? !.." Передрягин стал усиленно креститься, губы привычно зашептали молитву, но мысли были заняты лишь тем, что это все могло значить?.. Он скосил глаза на письменный стол, и вдруг непреодолимая сила потянула его туда.
Тяжело дыша, Викентий Гаврилович достал со дна коробки карту губернского города - его точную копию, а в уголке, под фигурками игральные кости: два кубика из самшита, прохладные на ощупь. Все та же неведомая сила заставила его тотчас же разложить карту на столе и выставить на ней все картонные дома, словно декорации на сцене. После чего у него возникло странное желание бросить кости на рисованный город. Они упали у картонного театра, который тут же внезапно вспыхнул невесть откуда взявшимся огнем и вмиг сгорел, будто и в помине не было. Ни искры, ни пепла на карте.
У Передрягина закружилось голова, он схватился за сердце и без чувств упал на кожаный диван.
Сколько пролежал - не помнил. Помнил только, что не спал. Он продрал глаза и с трудом поднялся с дивана. Очень болела голова. Будто после выпитого.
У окна стоял конюх Степан. Завидев барина, он подошел поближе и сказал:
- Страсть что в городе творится, барин!
- Что?.. - вяло спросил капитан, занятый своими мыслями. К тому же, он хорошо знал конюха, который соврет, что кнутом щелкнет.
- Тянтер сгорел! Вчерась утром.
- Господи! - перекрестился Передрягин. - Никак, совпадение...
Он вернулся к столу и, не ведая что творит, вновь бросил кости на карту города. На этот раз они упали прямо у Пансиона благородных девиц. "Пансион" опрокинулся на картонную мостовую и - пропал с глаз навсегда!
- Пролетку! - крикнул из окна капитан, и через пяток минут два запряженных коня уже нетерпеливо били копытами у крыльца.
- Гони, Степушка! - кричал в спину сидящему на козлах конюху Передрягин. - Гони, что есть мочи!..
4
В губернский город они приехали часа через три с двумя небольшими остановками у придорожных трактиров. Сразу же при въезде в город, Передрягин заметил, что на сей раз что-то здесь не так. Повсюду сновали кареты скорой помощи, трубили и звонили пожарные команды.
- Что случилось, матушка? - спросил Степан у прилично одетой старушки, с трудом державшейся за столб газового фонаря.
- И-и, милай, - всплакнула она. - Пансион-то наш, где благородные девицы, провалился сквозь землю. Стоял себе мирно сто лет, и вдруг сегодня, средь бела дня: раз и - сгинул! Горе-то какое!.. - Слезы градом покатились по ее морщинистым щекам. - Внученька моя там... Уж не знаю: жива ли... Все копают да выкапывают... Много их там. Всю ночь напролет копали. Сорок семь девиц уж достали. А моей средь них, слава Богу, покуда не оказалось... Ах, бедныя-бедныя! - запричитала она и без сил привалилась к столбу.
- Куда ехать? - спросил Степан хозяина. - К пансиону?..
Передрягин не ответил. Он сидел в пролетке, как восковая кукла, и весь дрожал мелкой дрожью.
- Э-э, да вы, барин, никак заболели, - решил конюх и поворотил оглобли домой.
5
В имение приехали к полуночи. Осторожно положив капитана в постель, слуги разошлись по дому, шепотом обсуждая нездоровье хозяина.
А тот лежал в темноте и размышлял вслух:
- Выходит, ОН мне дал такую силу... Но ведь это же - грех, преступленье! Сам! Своими руками!!.. А, впрочем, разве это я убивал?!.. - Он нервно рассмеялся. - Бред!.. Завтра же поеду к уездному лекарю. Пусть нервишки подлечит: микстуру пропишет, или на Воды отправит... И впредь о господине Вольноре ни-ко-му! И себе тоже...
Он закрыл глаза и тут же заснул. И приснился ему Вольнор в своей волчьей шубе. Строго глянул на Передрягина, укоризненно произнес:
- Что ж это вы, любезный, людей убивать надумали? Я ведь просил хорошенько ознакомиться с подарком. А вы что? С налету да с наскоку решили судьбу изменить? Ведь там в коробке, на самом дне, ИНСТРУКЦИЯ лежит. А вы ее пропустили. Вот и натворили бед, Викентий Гаврилович! - Но тут же примирительно добавил: - Ну, ладно, мертвых не вернешь, только в дальнейшем умнее будьте. - Он помахал ему рукой и пропал, а Передрягин проснулся.
Добрался он кое-как до прихожей, выпил кружку теплого кваса и направился в свой кабинет.
На этот раз он осторожно заглянул в коробку, чтобы, не дай Бог, не уронить что-нибудь на карту города. И вправду: на самом дне лежала небольшая бумаженция, на которой большими буквами было написано: ИНСТРУКЦИЯ - и больше ничего! Он перевернул ее другой стороной, потом вверх ногами, зачем-то посмотрел на свет - ни единой буковки!
1 2