Вообще, у нас много полезной философской работы... как раз для вас, всерьез и надолго.
- А когда обед?
- Обед у нас через пятнадцать минут... конечно, пока карпа вам не дадут, но... А собственно, вы сможете встать? Попробуем? - он бережно взял Леппилюнтля под руку, - Я вам немного помогу. Если сможете идти, то пообедаете в столовой, ваша рана совсем закрылась, она легкая, да ее и не было, между нами говоря. Давайте этот халатик наденем. Кстати. Зовут меня Юрий Васильевич. Фамилия моя Рогозин. Идемте, адмирал.
В светлой просторной столовой Леппилюнтль увидел разных людей, почти всех уже старых, и Федю, очень похожего на всех остальных. Федя сыпал в борщ черный и красный перец, а за его спиной стоял терпеливо санитар, который ему принес перец. Ждал, взять обратно. Федя, глядя на своего капитана, сказал санитару:
- Принеси, милый, еще, борщ любит перец. А то мне будет пресно. И Флику полезно, а то он еще не оправился...
Борщ в тарелке доктора был весь покрыт слоем перца, и санитар начал чихать. Капитан спросил у Юрия Васильевича.:
- Я могу сесть со своим другом?
- Конечно.
Федя сообщил сквозь зубы, перемешивая перец с борщом:
- Это дурдом. Говорят: санаторий. Доплавались, на фиг!
Они ели борщ и гоняли санитара за перцем и горчицей, которой обмазывали котлеты и макароны второго, Федя предложил высыпать в компот две солонки, но Леппилюнтль сказал, что ему немного хочется пить после специй. И много вокруг них сидело старых людей с потухшими глазами, которых заставили забыть здесь все, что они вспомнили про старость.
Колька собирал ранец и думал, что лучше: съесть тюбик сапожного крема "Саламандра" или прострелить руку, чтобы не идти в школу. Но сапожный крем пах ужасно отвратительно, а пистолета не было. Не было насморка, кашля, поноса, рвоты, температуры, не выпадали зубы и волосы. Все было плохо,
Колька шел в школу и не понимал, что он такое делает. И вокруг него спешили другие школьники, так как уже было полдевятого, а политинформация начиналась без двадцати.
Все уроки Колька думал. Он никак не мог сообразить, что такое происходит. Очень хотелось спать, немного играть в футбол, когда он вспоминал о футболе. На уроке английского, когда училка спросила про иностранные языки - может, кто-нибудь знает какие-нибудь слова, Колька сказал ей по-испански, что сто человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, а в сундуке бутылка рому. Но она не поняла. Он думал, думал. И вот вдруг подумал, что он ведь стреляет все-таки лучше Салли, хоть она больше в жизни стреляла. Он обрадовался ненадолго.
Был день, когда Колька пришел домой и ел обед - щи и котлеты с пюре - и мама заглянула в его глаза, потому что он слишком молчал. Она ушла в ванную и заплакала, так как увидела, что Колька начал придумывать свое. Снова то.
Колька ходил в школу, там были разные уроки. Но даже когда на физре он подтянулся пятнадцать раз, и восхищенный учитель, держа его за руку, рассказывал остальным второклассникам о пользе физкультуры, Колька только на мгновение подумал: здорово! А потом: ведь залезть на клотик почти так же быстро, как и Квест, он уже никогда не сможет.
Колька исправно ходил в школу, он еще не знал, что можно прогуливать, поэтому не прогуливал. Но домой он тоже не торопился, и когда все-таки доходил до квартиры, уже не шел гулять. Сидел у окна и думал. Смотрел мультики - ну, это чего ж. Как мороженое.
В серый сонный день, в дождь, в понедельник, после пяти уроков Колька шел из школы и услыхал из беседки, где по вечерам собирались большие ребята, хриплый голос:
- Полиглот! Эй!
Колька очень медленно повернулся и вспотел, пока поворачивался: в беседке сидел человек в обыкновенных брюках, ботинках, пальто и шляпе. Этот человек ронял с руки сильно блестевший кортик, который каждый раз втыкался в заплеванный пол беседки. Человек посмотрел из-под полей шляпы на Кольку и сказал:
- Не слышишь что ли? - голосом...
- Квест! А! - страшно и жарко зашептал Колька, - Квест! - быстро подошел и ухватил старшего канонира за рукав пальто. Стал крепко держать, потом дернул два раза, - Фига?! - и засмеялся счастливо.
- Полиглот, - сказал Квест и стал гладить себе правый бок и кашлять от нежности, - Инглиш-то спик?
- No passaran!
Квест прокашлялся, закурил и сказал:
- Ты знаешь, где капитан?
- Да. Я слышал, что мама сказала по телефону, что в Сестрорецке в санатории... А, Ветер?
- В заливе. Мужики пока блеснят, ничего, щука и судак идет. Мы готовы.
- Я тоже, - спокойно сказал Колька, - Я ничего не забыл. А в санатории в воскресенье день посещений, ты возьмешь меня, как будто ты мой отец. Потому что детей одних в городе задерживают, а в больницы не пускают. А как мы доберемся на корабль?
- Без понятия. Я, правда, знаю, что в Сестрорецке есть лодочная станция, была, когда я там был в лагере.
- Тогда да, если есть. А я знаю, что на лодочных станциях надо оставлять в залог паспорт. У тебя есть паспорт, Квест?
Квест посмотрел на проходивших мимо школьников и сумрачно сообщил:
- У меня есть тридцать восемь пушек на Ветре.
- Корабль не сможет подойти к берегу достаточно близко. Там мелко - залив.
- Мы возьмем в больнице кого-нибудь с паспортом.
- В воскресенье в восемь утра я здесь, - сказал Колька, и, положив большие пальцы рук под ремни ранца, подтянул ранец, чтобы ремни не натирали.
- До воскресенья, - сказал Квест.
Они пожали друг другу руки, и Колька, еще раз дернув Квеста за рукав ведь это Квест, Квест!! - пошел домой, думая о том, что может сегодня в компоте из сухофруктов попадется груша. А Квест выпил на улице большую кваса, попинал перед собой пробку от шампанского и, сильнейшим и точнейшим ударом вколотив ее в водосточную трубу, пошел дальше, считая размеренные шаги. Через девять шагов пробка вывалилась обратно. Вы попробуйте, а?! Не ниже второго сказал себе Квест и сжал в кармане руку в кулак: рекорд, в прошлый раз было семь с половиной. Пусть плачет Гуллит!
В субботу вечером мама сидела на Колькиной постели и плакала.
- Ну, не надо, мама. Иди, мама, ну, чего ты!
- Да-а!.. А ты сбежишь, ка-ак же, я знаю!
Потом мама вытерла слезы и сказала в нос:
- Надень хотя бы матроску, а свитер на нее... пожалуйста.
- Я не люблю матроску, она детская и девчоночья.
- Пожалуйста, Коля, ради меня.
Колька промолчал.
- Оденешь?
- Да.
- Честно?
- Да.
Мама окончательно вытерла слезы и стала пудрить нос, чтобы идти ночевать к Олегу, когда Колька заснет. Она теперь успокоилась, что сын наденет матроску, и теперь не думала о том, что он сбежит, а о том, что он наденет матроску, думала. Вообще, колдун ей говорил, что теперь Колька не сбежит с пиратами, не сможет... Колдун. Она его помнит раньше, чем он подошел к ней на набережной, это странно. Да... Второй раз, сказал колдун, гораздо труднее. Во всяком случае, он бы на месте Кольки не сбежал. Но мама пусть все же смотрит, мало ли.
Мама видела, что Колька перестал рисовать и кричать во сне про пиратские сражения. Что учиться он стал лучше, чем в первом классе, а в футбол во дворе играл за это время только два раза. Он даже немного поправился и побледнел. А в этот четверг он попросил ее записать его в шахматный кружок. Она пообещала, что в понедельник, а теперь думала, что может надо было в пятницу. Тем более это только возобновить. И вот теперь она уходила на ночь, как обычно, но сердце у нее тянуло. Она не знала, почему, но не на месте было сердце, и все! Конечно, шахматный кружок - тут чего, тут ясно, шахматы он любит, можно надеяться, что ему действительно хочется.
Мама прислушалась - Колька спал. Ей хотелось очень подойти и поцеловать маленького, но она побоялась разбудить, испугать.
Маленький мой сыночек, - она надела сапоги и тихо-тихо вышла из квартиры. Она даже не стала вызывать лифт, этим тоже можно разбудить. Она спустилась, и очень красиво и грациозно перестукивали каблучки ее осенних сапог по ступенькам.
В субботу вечером три мужика курили в туалете в санатории: Леппилюнтль, Федор Иваныч и толстый садовник, когда-то пациент, но теперь исправившийся по мнению главврача... Они уже знали друг про друга их главное, они были опытные и сильные люди, поэтому молчали. Просто курили вместе.
- Завтра опять воскресенье, - сказал капитан, - Может быть?
- Каждый следующий раз труднее уходить в море, - грустно улыбнулся доктор, - Старый я стал. Толстый.
- Вы думаете, капитан, это случится завтра? - сказал садовник.
- День посещений... и мне кажется, что завтра. Вы с нами?
- Если выйдет. Потому что я многое не помню. Но я там был. Был?
- Все будет хорошо, боцман, - сказал Федор Иваныч, - Правда, "Летучего апельсина" больше нет, накрылся пять лет назад, но...
- Это неважно, - сказал толстый садовник, - Мне бы только на Побережье попасть, только бы попасть!
Колька встал ровно в семь. Поставил чайник, умылся, выпил чаю, сделал бутерброды с котлетами и луком, накрыл каждый вторым куском булки. Сложил в ранец бутерброды, зубную щетку, пасту, мыло, полотенце, задумчиво повертел в руках удобный для кидания нож с деревянной рукояткой, отложил, написал маме записку: "Мама, я тебя очень люблю. Я в Барбейском море. Колька. До свидания". Надел матроску, а на нее свитер. Взял и рассовал по карманам три катушки лески разного сечения, крючки, грузила и поплавки, нитки, иголки. Присел на краешек кресла, посидел, затем проверил в последний раз, выключены ли газ и горячая вода, и вышел на лестницу без пяти восемь. Он не стал вызывать лифт, а спустился так, спокойно не обращая внимания на темноту у двери в подвал.
Они вышли с Квестом из двора, доехали на трамвае до Финляндского вокзала, купили по два эскимо, сели в электричку и поехали в Сестрорецк. По пути Квест сказал, что ему пистолеты эти дурацкие натирают ребра, и переложил все три в Колькин ранец. Сказал, что сам может понести его, но Колька, отдав Квесту бутерброды, сказал, чтобы тот лучше не забыл взять его за руку перед санаторием.
Главврач был любезен с Квестом, а с Колькой ласков и дал ему шоколадную конфету. Главврач сказал:
- Да. Эти больные у нас тяжелые, конечно, пока посещения не отменены, но не знаю, не знаю, как в следующий выходной. Вы уж попробуйте как брат, - он посмотрел на Квеста, - убедите все-таки, что нельзя сопротивляться лечению. Особенно доброму и щадящему. Нельзя, ведь можно на всю жизнь калекой остаться, просто инвалидом. Инфантинум, осложненный всевозможными комплексами, в таком возрасте чрезвычайно опасен... Знаете, как корь ребенку - тьфу, а взрослый умирает. Впрочем, надежду терять не надо, маленький храбрый матрос, - он смотрел на Кольку и его вылезшую из-под свитера матроску, - Ты ведь когда-нибудь вырастешь, капитаном будешь. Бо-ольшого океанского белого лайнера.
- Конечно, - сказал Колька.
По парку их провела медсестра, подвела к третьему корпусу, перед которым сидел на скамейке и курил старый толстый и лысый человек, и проводила по коридору к палате, где стояло шесть кроватей. В палате были только Леппилюнтль и Федор Иваныч.
- К вам посетители, дорогой капитан, - сказала медсестра и вышла.
- How are you, - спросил Леппилюнтль.
- Но андерстенд, - Колька смял конфету в потной ладони.
- Квест, ведь тебя убили! - заорал Федор Иваныч.
- Ти-хо, - сказал капитан, - Тихо, тихо, - сжимающимся от напряжения голосом.
Колька знал, что нельзя наброситься на Леппилюнтля и повиснуть у него на шее и заорать "сто человек на сундук мертвеца!", но как же хотелось это сделать.
- Тихо, ребята, тихо, спокойно, - и голос их капитана дрожал все больше, Ветер, ребята, а?!
- В миле от здесь, на краю фарватера, - Квест схватил Федор Иваныча за голову и затряс ее, - Федька, ты не похудел!
- Спокойно, спокойно! - голос у Леппилюнтля уже совсем не дрожал, - Там на лавочке у входа должен был сидеть лысый боцман, вы шли когда?
- Испанский шпион? Понятно, - сказал Колька.
- Коля, - ласково-ласково сказал Леппилюнтль, - Бандюга ты в натуре, Коля!
- Квест вам варенье бабушкино принес. Вишневое с косточками, - сказал Колька, - Вкусное! Я уже отъел с эскимо.
- ...Просто грустная нежность, светлая печаль! - неожиданно запричитал Федор Иваныч, собирая свои расползающиеся губы, - Варенье мне в дурдом, никогда не мог представить!
- Что мы должны делать, - командирским голосом сказал капитан.
- Мотать отсюдова! - сказал Квест, - Корабль ждет капитана.
- Варенье принесли... - все говорил доктор.
- Федя, ты как, а? Что? - Леппилюнтль положил ему руку на плечо.
- Нет, нет! Все по норме. Флик, все - да!
Через пятнадцать минут в кабинет главврача вежливо постучали. Он был занят важными бумагами, но все же сказал:
- Войдите!
Да. Медленно отворилась дверь, и главврач увидел этого мальчика в матроске и с ранцем и его отца, который шел чуть позади. Они приходили к этим... Похожи они все как-то...
- Что, мальчик?
- Скажите, пожалуйста, - вежливым голосом проговорил Колька, - У вас есть паспорт?
Главврач поднял бровь и взглянул на отца мальчика.
Квест сделал извиняющиеся глаза - ну, дескать, ребенок, простите. Главврач с сожалением отложил свои бумаги и сказал голосом взрослого дяди:
- У каждого советского человека должен быть паспорт. Когда гражданин достигает шестнадцатилетнего возраста, он по...
- Извините! - настойчиво сказал Колька и шагнул вперед, а за ним и Квест, - Значит, у вас есть паспорт? Можно взглянуть?
Главврач укоризненно посмотрел на отца этого отвратительного ребенка. Простите, простите - увидел он в его глазах.
- Вот, посмотри, только быстро, - главврач протянул Кольке свой паспорт в красивой обложке.
Но Колька не взял его. Тогда главврач с тоской посмотрел на отца воспитали вы! А этот отец держал старинный пистолет со взведенным курком в двадцати сантиметрах перед лицом главврача, смотрел на него и доставал из ранца сына второй пистолет. Третий пистолет Колька достал сам и спросил:
- Квест, он тоже заряжен?
Квест кивнул, не отводя взгляда и пистолетов от лба главврача. Колька сказал этому дураку:
- Халат сними, паспорт положи во внутренний карман пиджака. Возьми под руку Квеста и иди вперед. Если что, я стреляю сразу. Я буду стрелять тебе в живот.
В коридоре главврач вдруг увидел толстого садовника. Он открыл рот, но тут же шестигранное дуло пистолета Квеста вжалось ему в бок еще сильнее. И тем более Квест кивнул садовнику и отдал ему один из пистолетов, который тот опустил в карман широченных штанов, и прошло не менее секунды, прежде чем пистолет обо что-то звякнул, достигнув дна кармана.
- Фига! - сказал Колька.
Боцман почесал плечо, и широко расставляя ноги, пошел впереди.
Они все вышли из корпуса, шли по дорожке, а потом боцман повел их напрямик, по грядкам с каллами. Главврач сказал:
- Ведь сам сажал, а теперь сам топчет, типичный комплекс!
За деревянным туалетом в углу парка их ждали капитан и доктор. Они улыбнулись им, всунули металлическую трубу между прутьями решетки, нажали, покряхтели, и стало можно пролезть, а Кольке так просто пройти, размахивая руками.
На лодочной станции они выбрали фофан получше, и Колька с Квестом отогнали его по реке к заливу, где все сидели.
- А что с этим делать? К дубу привязать? - спросил боцман про главврача, который сидел на траве и дрожал.
Все задумались - ведь в фофан поместятся только четверо и Колька. Посмотрели на залив - вон дрейфует Ветер. Тихо.
В два часа дня мама сидела дома и плакала. В дверях комнаты бесшумно возник колдун. У него было очень сердитое лицо. Мама посмотрела на него и сквозь слезы спросила:
- Вы сквозь дверь прошли что ли?!
- Нет. Не заперто! Где ваш сын!
- Его нету дома.
- Без соплей скользко! Я спрашиваю, где он!
- А какое право, собственно, у вас спрашивать так!..
- А никакого! - колдун прищурился, - Ученица Володина, вы почему не на уроках, вы почему ходите в нашу котельную! Володина! На учет в детскую комнату милиции захотели!
Мама вскочила и вытянулась, теребя край платья, как девочка расширив глаза в ужасе.
- Володина, где ваш дневник! Я вот сейчас напишу про ваше поведение в дневник! Вы что, хотите, чтобы ваша бабушка умерла!.. Я вас отправлю в спецпту, там из вас вышибут котельную! Вы думаете, я не знаю, Володина, что ты со взрослыми мужчинами хотела, бежать из Ленинграда! Проститутка малолетняя! Ты, сопливая девчонка, вздумала встать у меня на пути!..
Теперь мама узнала его - это был директор ее школы. Тогда он про все откуда-то знал. И он написал донос на оператора газовой котельной их школы, бывшего капитана "Лежебоки" за то, что к нему все время ходили дети. Он написал, что тот пишет стихи против советского строя, общества и руководителей. И оператора котельной приехали и увезли. И они больше никогда не встречались. А вот теперь встретила директора.
- Я вам ничего не скажу! - храбро дрожащим голосом сказала мама.
- Да я тебя уничтожу, Володина! Как советскую ученицу! Ты у меня на коленях стоять будешь! - он увидел на кровати записку, кинулся к ней, прочитал, схватился за голову и выбежал.
- Нет, Флик, - говорил Федор Иваныч, - Я решил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
- А когда обед?
- Обед у нас через пятнадцать минут... конечно, пока карпа вам не дадут, но... А собственно, вы сможете встать? Попробуем? - он бережно взял Леппилюнтля под руку, - Я вам немного помогу. Если сможете идти, то пообедаете в столовой, ваша рана совсем закрылась, она легкая, да ее и не было, между нами говоря. Давайте этот халатик наденем. Кстати. Зовут меня Юрий Васильевич. Фамилия моя Рогозин. Идемте, адмирал.
В светлой просторной столовой Леппилюнтль увидел разных людей, почти всех уже старых, и Федю, очень похожего на всех остальных. Федя сыпал в борщ черный и красный перец, а за его спиной стоял терпеливо санитар, который ему принес перец. Ждал, взять обратно. Федя, глядя на своего капитана, сказал санитару:
- Принеси, милый, еще, борщ любит перец. А то мне будет пресно. И Флику полезно, а то он еще не оправился...
Борщ в тарелке доктора был весь покрыт слоем перца, и санитар начал чихать. Капитан спросил у Юрия Васильевича.:
- Я могу сесть со своим другом?
- Конечно.
Федя сообщил сквозь зубы, перемешивая перец с борщом:
- Это дурдом. Говорят: санаторий. Доплавались, на фиг!
Они ели борщ и гоняли санитара за перцем и горчицей, которой обмазывали котлеты и макароны второго, Федя предложил высыпать в компот две солонки, но Леппилюнтль сказал, что ему немного хочется пить после специй. И много вокруг них сидело старых людей с потухшими глазами, которых заставили забыть здесь все, что они вспомнили про старость.
Колька собирал ранец и думал, что лучше: съесть тюбик сапожного крема "Саламандра" или прострелить руку, чтобы не идти в школу. Но сапожный крем пах ужасно отвратительно, а пистолета не было. Не было насморка, кашля, поноса, рвоты, температуры, не выпадали зубы и волосы. Все было плохо,
Колька шел в школу и не понимал, что он такое делает. И вокруг него спешили другие школьники, так как уже было полдевятого, а политинформация начиналась без двадцати.
Все уроки Колька думал. Он никак не мог сообразить, что такое происходит. Очень хотелось спать, немного играть в футбол, когда он вспоминал о футболе. На уроке английского, когда училка спросила про иностранные языки - может, кто-нибудь знает какие-нибудь слова, Колька сказал ей по-испански, что сто человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, а в сундуке бутылка рому. Но она не поняла. Он думал, думал. И вот вдруг подумал, что он ведь стреляет все-таки лучше Салли, хоть она больше в жизни стреляла. Он обрадовался ненадолго.
Был день, когда Колька пришел домой и ел обед - щи и котлеты с пюре - и мама заглянула в его глаза, потому что он слишком молчал. Она ушла в ванную и заплакала, так как увидела, что Колька начал придумывать свое. Снова то.
Колька ходил в школу, там были разные уроки. Но даже когда на физре он подтянулся пятнадцать раз, и восхищенный учитель, держа его за руку, рассказывал остальным второклассникам о пользе физкультуры, Колька только на мгновение подумал: здорово! А потом: ведь залезть на клотик почти так же быстро, как и Квест, он уже никогда не сможет.
Колька исправно ходил в школу, он еще не знал, что можно прогуливать, поэтому не прогуливал. Но домой он тоже не торопился, и когда все-таки доходил до квартиры, уже не шел гулять. Сидел у окна и думал. Смотрел мультики - ну, это чего ж. Как мороженое.
В серый сонный день, в дождь, в понедельник, после пяти уроков Колька шел из школы и услыхал из беседки, где по вечерам собирались большие ребята, хриплый голос:
- Полиглот! Эй!
Колька очень медленно повернулся и вспотел, пока поворачивался: в беседке сидел человек в обыкновенных брюках, ботинках, пальто и шляпе. Этот человек ронял с руки сильно блестевший кортик, который каждый раз втыкался в заплеванный пол беседки. Человек посмотрел из-под полей шляпы на Кольку и сказал:
- Не слышишь что ли? - голосом...
- Квест! А! - страшно и жарко зашептал Колька, - Квест! - быстро подошел и ухватил старшего канонира за рукав пальто. Стал крепко держать, потом дернул два раза, - Фига?! - и засмеялся счастливо.
- Полиглот, - сказал Квест и стал гладить себе правый бок и кашлять от нежности, - Инглиш-то спик?
- No passaran!
Квест прокашлялся, закурил и сказал:
- Ты знаешь, где капитан?
- Да. Я слышал, что мама сказала по телефону, что в Сестрорецке в санатории... А, Ветер?
- В заливе. Мужики пока блеснят, ничего, щука и судак идет. Мы готовы.
- Я тоже, - спокойно сказал Колька, - Я ничего не забыл. А в санатории в воскресенье день посещений, ты возьмешь меня, как будто ты мой отец. Потому что детей одних в городе задерживают, а в больницы не пускают. А как мы доберемся на корабль?
- Без понятия. Я, правда, знаю, что в Сестрорецке есть лодочная станция, была, когда я там был в лагере.
- Тогда да, если есть. А я знаю, что на лодочных станциях надо оставлять в залог паспорт. У тебя есть паспорт, Квест?
Квест посмотрел на проходивших мимо школьников и сумрачно сообщил:
- У меня есть тридцать восемь пушек на Ветре.
- Корабль не сможет подойти к берегу достаточно близко. Там мелко - залив.
- Мы возьмем в больнице кого-нибудь с паспортом.
- В воскресенье в восемь утра я здесь, - сказал Колька, и, положив большие пальцы рук под ремни ранца, подтянул ранец, чтобы ремни не натирали.
- До воскресенья, - сказал Квест.
Они пожали друг другу руки, и Колька, еще раз дернув Квеста за рукав ведь это Квест, Квест!! - пошел домой, думая о том, что может сегодня в компоте из сухофруктов попадется груша. А Квест выпил на улице большую кваса, попинал перед собой пробку от шампанского и, сильнейшим и точнейшим ударом вколотив ее в водосточную трубу, пошел дальше, считая размеренные шаги. Через девять шагов пробка вывалилась обратно. Вы попробуйте, а?! Не ниже второго сказал себе Квест и сжал в кармане руку в кулак: рекорд, в прошлый раз было семь с половиной. Пусть плачет Гуллит!
В субботу вечером мама сидела на Колькиной постели и плакала.
- Ну, не надо, мама. Иди, мама, ну, чего ты!
- Да-а!.. А ты сбежишь, ка-ак же, я знаю!
Потом мама вытерла слезы и сказала в нос:
- Надень хотя бы матроску, а свитер на нее... пожалуйста.
- Я не люблю матроску, она детская и девчоночья.
- Пожалуйста, Коля, ради меня.
Колька промолчал.
- Оденешь?
- Да.
- Честно?
- Да.
Мама окончательно вытерла слезы и стала пудрить нос, чтобы идти ночевать к Олегу, когда Колька заснет. Она теперь успокоилась, что сын наденет матроску, и теперь не думала о том, что он сбежит, а о том, что он наденет матроску, думала. Вообще, колдун ей говорил, что теперь Колька не сбежит с пиратами, не сможет... Колдун. Она его помнит раньше, чем он подошел к ней на набережной, это странно. Да... Второй раз, сказал колдун, гораздо труднее. Во всяком случае, он бы на месте Кольки не сбежал. Но мама пусть все же смотрит, мало ли.
Мама видела, что Колька перестал рисовать и кричать во сне про пиратские сражения. Что учиться он стал лучше, чем в первом классе, а в футбол во дворе играл за это время только два раза. Он даже немного поправился и побледнел. А в этот четверг он попросил ее записать его в шахматный кружок. Она пообещала, что в понедельник, а теперь думала, что может надо было в пятницу. Тем более это только возобновить. И вот теперь она уходила на ночь, как обычно, но сердце у нее тянуло. Она не знала, почему, но не на месте было сердце, и все! Конечно, шахматный кружок - тут чего, тут ясно, шахматы он любит, можно надеяться, что ему действительно хочется.
Мама прислушалась - Колька спал. Ей хотелось очень подойти и поцеловать маленького, но она побоялась разбудить, испугать.
Маленький мой сыночек, - она надела сапоги и тихо-тихо вышла из квартиры. Она даже не стала вызывать лифт, этим тоже можно разбудить. Она спустилась, и очень красиво и грациозно перестукивали каблучки ее осенних сапог по ступенькам.
В субботу вечером три мужика курили в туалете в санатории: Леппилюнтль, Федор Иваныч и толстый садовник, когда-то пациент, но теперь исправившийся по мнению главврача... Они уже знали друг про друга их главное, они были опытные и сильные люди, поэтому молчали. Просто курили вместе.
- Завтра опять воскресенье, - сказал капитан, - Может быть?
- Каждый следующий раз труднее уходить в море, - грустно улыбнулся доктор, - Старый я стал. Толстый.
- Вы думаете, капитан, это случится завтра? - сказал садовник.
- День посещений... и мне кажется, что завтра. Вы с нами?
- Если выйдет. Потому что я многое не помню. Но я там был. Был?
- Все будет хорошо, боцман, - сказал Федор Иваныч, - Правда, "Летучего апельсина" больше нет, накрылся пять лет назад, но...
- Это неважно, - сказал толстый садовник, - Мне бы только на Побережье попасть, только бы попасть!
Колька встал ровно в семь. Поставил чайник, умылся, выпил чаю, сделал бутерброды с котлетами и луком, накрыл каждый вторым куском булки. Сложил в ранец бутерброды, зубную щетку, пасту, мыло, полотенце, задумчиво повертел в руках удобный для кидания нож с деревянной рукояткой, отложил, написал маме записку: "Мама, я тебя очень люблю. Я в Барбейском море. Колька. До свидания". Надел матроску, а на нее свитер. Взял и рассовал по карманам три катушки лески разного сечения, крючки, грузила и поплавки, нитки, иголки. Присел на краешек кресла, посидел, затем проверил в последний раз, выключены ли газ и горячая вода, и вышел на лестницу без пяти восемь. Он не стал вызывать лифт, а спустился так, спокойно не обращая внимания на темноту у двери в подвал.
Они вышли с Квестом из двора, доехали на трамвае до Финляндского вокзала, купили по два эскимо, сели в электричку и поехали в Сестрорецк. По пути Квест сказал, что ему пистолеты эти дурацкие натирают ребра, и переложил все три в Колькин ранец. Сказал, что сам может понести его, но Колька, отдав Квесту бутерброды, сказал, чтобы тот лучше не забыл взять его за руку перед санаторием.
Главврач был любезен с Квестом, а с Колькой ласков и дал ему шоколадную конфету. Главврач сказал:
- Да. Эти больные у нас тяжелые, конечно, пока посещения не отменены, но не знаю, не знаю, как в следующий выходной. Вы уж попробуйте как брат, - он посмотрел на Квеста, - убедите все-таки, что нельзя сопротивляться лечению. Особенно доброму и щадящему. Нельзя, ведь можно на всю жизнь калекой остаться, просто инвалидом. Инфантинум, осложненный всевозможными комплексами, в таком возрасте чрезвычайно опасен... Знаете, как корь ребенку - тьфу, а взрослый умирает. Впрочем, надежду терять не надо, маленький храбрый матрос, - он смотрел на Кольку и его вылезшую из-под свитера матроску, - Ты ведь когда-нибудь вырастешь, капитаном будешь. Бо-ольшого океанского белого лайнера.
- Конечно, - сказал Колька.
По парку их провела медсестра, подвела к третьему корпусу, перед которым сидел на скамейке и курил старый толстый и лысый человек, и проводила по коридору к палате, где стояло шесть кроватей. В палате были только Леппилюнтль и Федор Иваныч.
- К вам посетители, дорогой капитан, - сказала медсестра и вышла.
- How are you, - спросил Леппилюнтль.
- Но андерстенд, - Колька смял конфету в потной ладони.
- Квест, ведь тебя убили! - заорал Федор Иваныч.
- Ти-хо, - сказал капитан, - Тихо, тихо, - сжимающимся от напряжения голосом.
Колька знал, что нельзя наброситься на Леппилюнтля и повиснуть у него на шее и заорать "сто человек на сундук мертвеца!", но как же хотелось это сделать.
- Тихо, ребята, тихо, спокойно, - и голос их капитана дрожал все больше, Ветер, ребята, а?!
- В миле от здесь, на краю фарватера, - Квест схватил Федор Иваныча за голову и затряс ее, - Федька, ты не похудел!
- Спокойно, спокойно! - голос у Леппилюнтля уже совсем не дрожал, - Там на лавочке у входа должен был сидеть лысый боцман, вы шли когда?
- Испанский шпион? Понятно, - сказал Колька.
- Коля, - ласково-ласково сказал Леппилюнтль, - Бандюга ты в натуре, Коля!
- Квест вам варенье бабушкино принес. Вишневое с косточками, - сказал Колька, - Вкусное! Я уже отъел с эскимо.
- ...Просто грустная нежность, светлая печаль! - неожиданно запричитал Федор Иваныч, собирая свои расползающиеся губы, - Варенье мне в дурдом, никогда не мог представить!
- Что мы должны делать, - командирским голосом сказал капитан.
- Мотать отсюдова! - сказал Квест, - Корабль ждет капитана.
- Варенье принесли... - все говорил доктор.
- Федя, ты как, а? Что? - Леппилюнтль положил ему руку на плечо.
- Нет, нет! Все по норме. Флик, все - да!
Через пятнадцать минут в кабинет главврача вежливо постучали. Он был занят важными бумагами, но все же сказал:
- Войдите!
Да. Медленно отворилась дверь, и главврач увидел этого мальчика в матроске и с ранцем и его отца, который шел чуть позади. Они приходили к этим... Похожи они все как-то...
- Что, мальчик?
- Скажите, пожалуйста, - вежливым голосом проговорил Колька, - У вас есть паспорт?
Главврач поднял бровь и взглянул на отца мальчика.
Квест сделал извиняющиеся глаза - ну, дескать, ребенок, простите. Главврач с сожалением отложил свои бумаги и сказал голосом взрослого дяди:
- У каждого советского человека должен быть паспорт. Когда гражданин достигает шестнадцатилетнего возраста, он по...
- Извините! - настойчиво сказал Колька и шагнул вперед, а за ним и Квест, - Значит, у вас есть паспорт? Можно взглянуть?
Главврач укоризненно посмотрел на отца этого отвратительного ребенка. Простите, простите - увидел он в его глазах.
- Вот, посмотри, только быстро, - главврач протянул Кольке свой паспорт в красивой обложке.
Но Колька не взял его. Тогда главврач с тоской посмотрел на отца воспитали вы! А этот отец держал старинный пистолет со взведенным курком в двадцати сантиметрах перед лицом главврача, смотрел на него и доставал из ранца сына второй пистолет. Третий пистолет Колька достал сам и спросил:
- Квест, он тоже заряжен?
Квест кивнул, не отводя взгляда и пистолетов от лба главврача. Колька сказал этому дураку:
- Халат сними, паспорт положи во внутренний карман пиджака. Возьми под руку Квеста и иди вперед. Если что, я стреляю сразу. Я буду стрелять тебе в живот.
В коридоре главврач вдруг увидел толстого садовника. Он открыл рот, но тут же шестигранное дуло пистолета Квеста вжалось ему в бок еще сильнее. И тем более Квест кивнул садовнику и отдал ему один из пистолетов, который тот опустил в карман широченных штанов, и прошло не менее секунды, прежде чем пистолет обо что-то звякнул, достигнув дна кармана.
- Фига! - сказал Колька.
Боцман почесал плечо, и широко расставляя ноги, пошел впереди.
Они все вышли из корпуса, шли по дорожке, а потом боцман повел их напрямик, по грядкам с каллами. Главврач сказал:
- Ведь сам сажал, а теперь сам топчет, типичный комплекс!
За деревянным туалетом в углу парка их ждали капитан и доктор. Они улыбнулись им, всунули металлическую трубу между прутьями решетки, нажали, покряхтели, и стало можно пролезть, а Кольке так просто пройти, размахивая руками.
На лодочной станции они выбрали фофан получше, и Колька с Квестом отогнали его по реке к заливу, где все сидели.
- А что с этим делать? К дубу привязать? - спросил боцман про главврача, который сидел на траве и дрожал.
Все задумались - ведь в фофан поместятся только четверо и Колька. Посмотрели на залив - вон дрейфует Ветер. Тихо.
В два часа дня мама сидела дома и плакала. В дверях комнаты бесшумно возник колдун. У него было очень сердитое лицо. Мама посмотрела на него и сквозь слезы спросила:
- Вы сквозь дверь прошли что ли?!
- Нет. Не заперто! Где ваш сын!
- Его нету дома.
- Без соплей скользко! Я спрашиваю, где он!
- А какое право, собственно, у вас спрашивать так!..
- А никакого! - колдун прищурился, - Ученица Володина, вы почему не на уроках, вы почему ходите в нашу котельную! Володина! На учет в детскую комнату милиции захотели!
Мама вскочила и вытянулась, теребя край платья, как девочка расширив глаза в ужасе.
- Володина, где ваш дневник! Я вот сейчас напишу про ваше поведение в дневник! Вы что, хотите, чтобы ваша бабушка умерла!.. Я вас отправлю в спецпту, там из вас вышибут котельную! Вы думаете, я не знаю, Володина, что ты со взрослыми мужчинами хотела, бежать из Ленинграда! Проститутка малолетняя! Ты, сопливая девчонка, вздумала встать у меня на пути!..
Теперь мама узнала его - это был директор ее школы. Тогда он про все откуда-то знал. И он написал донос на оператора газовой котельной их школы, бывшего капитана "Лежебоки" за то, что к нему все время ходили дети. Он написал, что тот пишет стихи против советского строя, общества и руководителей. И оператора котельной приехали и увезли. И они больше никогда не встречались. А вот теперь встретила директора.
- Я вам ничего не скажу! - храбро дрожащим голосом сказала мама.
- Да я тебя уничтожу, Володина! Как советскую ученицу! Ты у меня на коленях стоять будешь! - он увидел на кровати записку, кинулся к ней, прочитал, схватился за голову и выбежал.
- Нет, Флик, - говорил Федор Иваныч, - Я решил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10