только тогда заглянешь ты ей в глаза и увидишь, что думает она только о тебе, и о себе, и о вашей жизни вдвоем.
- Но я люблю ее совершенной любовью, - настаивал Аларик. - Я люблю ее всем сердцем. Я даю ей все, чего бы она не пожелала; если понадобится, я стану работать на нее в поте лица или сражусь за нее с мечом в руках; вся моя жизнь принадлежит ей. О, Магда, я готов умереть за нее.
Магда покачала головой. - Видимо, чего-то все же недостает. Если бы ты любил ее совершенной любовью, она принадлежала бы тебе всецело и полностью.
- Так что же мне делать? - спросил Аларик.
- Друг мой, - отвечала Магда мягко, - этого мне не дано знать. Загляни в свое сердце, спроси его, в чем ты неправ; я-то не могу прочесть твою душу.
- Сильнее, чем я люблю ее, любить невозможно. Если она не принадлежит мне до конца сейчас, значит, этому никогда не сбыться.
- Не отчаивайся, - посоветовала Магда. - Ступай домой и подожди; может быть, время подскажет лекарство.
Аларик вскочил в седло и направил коня через вереск. Магда немного проводила гостя: гордо вскинув голову, широким, размашистым шагом шла она рядом с белым конем, не отставая. Когда вдали показался замок, ведунья остановилась. - Прощай, и удачи тебе, Аларик, - сказала она. - Я буду думать о тебе. - И Магда повернула назад.
Граф Аларик возвратился в замок, и с того времени стал еще предупредительнее к жене, ежели, конечно, такое возможно. Он рассылал гонцов во все края за богатыми дарами, желая порадовать Кэтрин; не проходило дня, чтобы граф не предоставил ей нового доказательства своей верности и преданности, словно надеясь, что таким образом любовь его наконец достигнет необходимой степени совершенства. Но хотя леди Кэтрин казалась счастливой и беспечной, всякий раз, когда Аларик заглядывал ей в глаза, он видел, что мысли Кэтрин по-прежнему далеко; и теперь, когда граф знал, о чем Кэтрин думает, он с каждым часом становился все печальнее, хотя умело скрывал свое горе.
Дни шли за днями, и складывались в месяцы. Пришла зима, а за нею весна, и вот переливы золота и белизны вспыхнули и погасли, весна миновала, и возвратилось лето. И в канун середины лета, едва сгустились сумерки, госпожа графа Аларика, одетая в платье синего бархата, выскользнула из замковых врат и побежала в поля; и чем дальше удалялась она от замка, тем громче звучали в ее ушах эльфийские напевы. Но граф Аларик не спускал с жены глаз и проследил ее уход; он перепоясался мечом, сел на коня, и последовал за Кэтрин.
Добравшись до луга, Аларик снова услышал музыку и снова увидел танцующих эльфов в развевающихся зеленых одеждах. И госпожа его тоже кружилась в эльфийском хороводе на росной траве, ножки ее были босы, как у прочих, а светлые, словно сотканные из бледных лучей волосы окутывали плечи подобно вуали, наброшенной на синий бархат, что в свете луны казался серым.
Граф оставил лошадь у кустов лещины на краю поля и, стараясь ступать как можно тише и по возможности держаться в тени, приблизился к танцующим. Аларик не сводил глаз с той, кого он звал Кэтрин: она самозабвенно кружилась в эльфийском хороводе и громко смеялась от радости, и молодой лорд чувствовал, что сердце у него разрывается. - Она будет моей, - шептал он. - Я отниму ее у эльфов, чего бы мне это не стоило. - И Аларик обнажил меч, и вступил в круг танцующих, и схватил жену за руку.
Эльфы прянули в разные стороны и снова сошлись в некотором отдалении, словно сухие листья, гонимые ветром; золотисто-зеленые пронзительные глаза на бледных лицах пристально следили за чужаком. Госпожа графа Аларика последовала бы за эльфами, однако Аларик крепко держал ее за руку. Кэтрин, это я, Аларик, твой муж. Я пришел увести тебя домой. - Но она только вырывалась, и обращала лицо к эльфам, и умоляла мужа отпустить ее. Эльфы простирали к ней руки, подобные бледным лунным лучам, и взывали:"Вернись к нам, сестрица".
Когда же госпожа графа Аларика поняла, что не вырвется, она пустилась на хитрость и перестала отбиваться. Она улыбнулась Аларику в лунном зареве. - Мой народ ждет меня, милый муж. Родня моя зовет меня в хоровод. Позволь мне уйти и потанцевать немного, а когда празднество закончится, я возвращусь к тебе.
- Если я отпущу тебя, то, может статься, никогда более не увижу.
Свободной рукою Кэтрин коснулась щеки мужа, затем погладила его волосы. - Милый муж мой, я обещаю, что вернусь к тебе.
Аларик покачал головой. - Обещания волшебного племени - что капля воды в ручье, что вздох, унесенный порывом ветра. Если я отпущу тебя, то, может статься, никогда более не увижу.
Трепетали зеленые шелка, эльфы простирали руки и звали:"Вернись, о сестрица, вернись к нам".
Улыбка сошла с ее лица; Кэтрин опустилась перед мужем на колени и подняла к нему взгляд; золотисто-зеленые глаза затуманились от слез. Эльфы слез не знают, - молвила она, - но ты научил меня плакать.
Аларик отвернулся, борясь с жалостью. Не размыкая пальцев, он повторил:"Если я отпущу тебя, то, может статься, никогда больше не увижу".
В лунном зареве эльфы подступили ближе и застонали:"О сестрица, сестрица наша, вернись!"
Увидев, что ни лестью, ни мольбами ничего не добьешься, госпожа графа Аларика вскочила на ноги и воскликнула:"О народ мой, дай мне свою силу!" Эльфы прянули в разные стороны и рассыпались по полю, словно подхваченные ветром листья, шепча:"Стань сильной, сестрица, стань сильной. Стань сильной и возвращайся к нам", - и обступили кольцом молодого лорда и его госпожу.
Госпожа графа Аларика превратилась в молодое деревце, в кроне которого реял ветер; теперь пальцы графа сжимали не запястье, но тонкий ствол; ветер гнул и трепал саженец, стараясь вырвать его из рук чужака. Но граф отбросил меч, и сжал дерево обеими руками, и, наконец, ветер стих и воцарилась неподвижная тишина.
Эльфы подступили ближе: кольцо смыкалось. - Стань злобной, сестрица, стань злобной. Стань злобной и возвращайся к нам.
Госпожа графа Аларика превратилась в рыжую лисицу и принялась извиваться в его руках, прокусывая плоть до кости. Но, невзирая на все ее попытки вырваться, граф удержал лисицу, и вот, наконец, она притихла и улеглась смирно.
Волшебный круг пододвинулся еще ближе. - Стань дикой, сестрица, стань дикой. Стань дикой и возвращайся к нам.
И госпожа графа Аларика превратилась в серебристого лосося, что изгибался и бился, и непременно выскользнул бы из рук юноши, кабы он не сжимал рыбу изо всех сил; и вот, наконец, лосось перестал вырываться и замер, хватая воздух ртом.
Зашелестели травы; эльфы придвинулись еще на шаг. - Стань бесформенной, сестрица, стань бесформенной. Стань бесформенной и возвращайся к нам.
И госпожа графа Аларика превратилась в воду, что непременно просочилась бы у молодого лорда промеж пальцев, но Аларик удержал-таки воду в горсти, наклонившись к самой земле.
Эльфийские голоса звучали все ближе, тревожа лунную ночь. - Стань быстрой, сестрица, стань быстрой. Стань быстрой и возвращайся к нам.
И госпожа графа Аларика превратилась в порыв ветра, и попыталась ускользнуть и унестись прочь, но Аларик удержал ветер в ладонях и прижал к сердцу.
Бледные лица эльфов были уже совсем близко. - Стань жгучей, сестрица, стань жгучей. Стань жгучей и возвращайся к нам.
И госпожа графа Аларика стала языком пламени, что опалил Аларику руки, грозя испепелить плоть. Но Аларик подумал:"Если мне удастся удержать ее до рассвета, она останется со мною, пусть даже не всецело принадлежа мне, пусть даже только на год". И он не разжал пальцев.
И госпожа графа Аларика снова приняла собственный облик и опустилась на траву у ног мужа, закрывая лицо свободной рукой, в то время как Аларик удерживал другую. - Ты слишком силен для меня, - прошептала Кэтрин, - мне не дано тебя покинуть.
Над толпою эльфов раздался стон, круг разомкнулся, они рассыпались в разные стороны и снова столпились чуть в стороне. Но одежды волшебного народа уже сливались с травой, волосы окутывали эльфов, словно туман, а голоса звучали над лугом все слабее.
Граф поднял глаза: тонкая шафранная полоса прочертила восточное небо. - Рассветает, - подумал Аларик, - она останется со мною еще на год. Аларик перевел взгляд на жену: опустившись в траву, она тихо стонала. Кэтрин, - мягко проговорил он, - если ты уйдешь со мною, станешь ли ты вспоминать о своем народе и тосковать по иной жизни?
Кэтрин подняла голову и поглядела на мужа. - Я стану вспоминать о моем племени, но смутно. Я стану слабо сожалеть о нем, хотя тосковать и горевать не стану. Я всегда буду знать, что утратила нечто, хотя так и не вспомню, что именно.
- А если ты возвратишься к своему народу, вспомнишь ли ты обо мне и нашей жизни вдвоем, станешь ли сожалеть о прошлом?
- О нашей жизни вдвоем я больше не вспомню. Я напрочь позабуду о тебе, и сожалеть ни о чем не стану, а значит, ничто не омрачит моего счастья.
- Я не хочу, чтобы на долю твою выпало хотя бы одно мгновение скорби. Возвращайся к своему народу, возлюбленная моя, и будь счастлива, и да не мучают тебя воспоминания. - И граф Аларик выпустил запястье жены, и она поднялась и направилась к тому месту, где стояли эльфы в трепещущих зеленых одеждах, протягивая к ней руки; а где-то в отдалении первый петух криком возвестил рассвет нового дня.
- Вот и заря; они уведут ее с собою, и я не увижу ее более, - подумал молодой лорд. - Он повернулся и побежал к плетню, где стоял привязанным его конь, и ни разу не оглянулся, ибо рассвет уже сиял в небе, и слишком больно было Аларику увидеть опустевшее поле там, где только что танцевали эльфы.
Аларик слепо погнал коня через поля и через лес, не заботясь о том, куда несет его скакун; только спустя час, впервые отвлекшись от горестных мыслей, Аларик обнаружил, что едет по дороге, ведущей к дому. Впереди высился его замок, позлащенный утренним солнцем; а между ним и замком по пыльной дороге брела одинокая фигурка в синем бархатном платье. Аларик пришпорил коня; молодая женщина услышала, обернулась, увидела всадника и остановилась, поджидая; в лице ее читалась радость и облегчение. Граф подъехал ближе и натянул поводья. - Кэтрин, - воскликнул он.
Несмотря на всю свою радость и облегчение, юная госпожа едва не расплакалась. - О, Аларик, я так измучилась, что ни шагу более ступить не могу. Погляди-ка, - Кэтрин приподняла подол платья, - Я умудрилась потерять туфли, сама не знаю как. Я проснулась на лугу, одна-одинешенька, и ужасно испугалась. Должно быть, пришла туда во сне. А ты поехал искать меня? Ты тоже испугался?
Граф Аларик улыбнулся. - Я поехал искать тебя, - подтвердил он. - Я и впрямь испугался. - Он подхватил жену и усадил на коня перед собою. Заглянув в золотисто-зеленые глаза Кэтрин, молодой лорд увидел, что ни о чем больше она не думает, кроме как о нем, и о себе, и об их жизни вдвоем; наконец-то любимая всецело принадлежала ему - и только ему.
И в этот миг граф Аларик понял, что любовь только тогда совершенна, когда, ради счастья любимого существа, готова от него отказаться.
1 2
- Но я люблю ее совершенной любовью, - настаивал Аларик. - Я люблю ее всем сердцем. Я даю ей все, чего бы она не пожелала; если понадобится, я стану работать на нее в поте лица или сражусь за нее с мечом в руках; вся моя жизнь принадлежит ей. О, Магда, я готов умереть за нее.
Магда покачала головой. - Видимо, чего-то все же недостает. Если бы ты любил ее совершенной любовью, она принадлежала бы тебе всецело и полностью.
- Так что же мне делать? - спросил Аларик.
- Друг мой, - отвечала Магда мягко, - этого мне не дано знать. Загляни в свое сердце, спроси его, в чем ты неправ; я-то не могу прочесть твою душу.
- Сильнее, чем я люблю ее, любить невозможно. Если она не принадлежит мне до конца сейчас, значит, этому никогда не сбыться.
- Не отчаивайся, - посоветовала Магда. - Ступай домой и подожди; может быть, время подскажет лекарство.
Аларик вскочил в седло и направил коня через вереск. Магда немного проводила гостя: гордо вскинув голову, широким, размашистым шагом шла она рядом с белым конем, не отставая. Когда вдали показался замок, ведунья остановилась. - Прощай, и удачи тебе, Аларик, - сказала она. - Я буду думать о тебе. - И Магда повернула назад.
Граф Аларик возвратился в замок, и с того времени стал еще предупредительнее к жене, ежели, конечно, такое возможно. Он рассылал гонцов во все края за богатыми дарами, желая порадовать Кэтрин; не проходило дня, чтобы граф не предоставил ей нового доказательства своей верности и преданности, словно надеясь, что таким образом любовь его наконец достигнет необходимой степени совершенства. Но хотя леди Кэтрин казалась счастливой и беспечной, всякий раз, когда Аларик заглядывал ей в глаза, он видел, что мысли Кэтрин по-прежнему далеко; и теперь, когда граф знал, о чем Кэтрин думает, он с каждым часом становился все печальнее, хотя умело скрывал свое горе.
Дни шли за днями, и складывались в месяцы. Пришла зима, а за нею весна, и вот переливы золота и белизны вспыхнули и погасли, весна миновала, и возвратилось лето. И в канун середины лета, едва сгустились сумерки, госпожа графа Аларика, одетая в платье синего бархата, выскользнула из замковых врат и побежала в поля; и чем дальше удалялась она от замка, тем громче звучали в ее ушах эльфийские напевы. Но граф Аларик не спускал с жены глаз и проследил ее уход; он перепоясался мечом, сел на коня, и последовал за Кэтрин.
Добравшись до луга, Аларик снова услышал музыку и снова увидел танцующих эльфов в развевающихся зеленых одеждах. И госпожа его тоже кружилась в эльфийском хороводе на росной траве, ножки ее были босы, как у прочих, а светлые, словно сотканные из бледных лучей волосы окутывали плечи подобно вуали, наброшенной на синий бархат, что в свете луны казался серым.
Граф оставил лошадь у кустов лещины на краю поля и, стараясь ступать как можно тише и по возможности держаться в тени, приблизился к танцующим. Аларик не сводил глаз с той, кого он звал Кэтрин: она самозабвенно кружилась в эльфийском хороводе и громко смеялась от радости, и молодой лорд чувствовал, что сердце у него разрывается. - Она будет моей, - шептал он. - Я отниму ее у эльфов, чего бы мне это не стоило. - И Аларик обнажил меч, и вступил в круг танцующих, и схватил жену за руку.
Эльфы прянули в разные стороны и снова сошлись в некотором отдалении, словно сухие листья, гонимые ветром; золотисто-зеленые пронзительные глаза на бледных лицах пристально следили за чужаком. Госпожа графа Аларика последовала бы за эльфами, однако Аларик крепко держал ее за руку. Кэтрин, это я, Аларик, твой муж. Я пришел увести тебя домой. - Но она только вырывалась, и обращала лицо к эльфам, и умоляла мужа отпустить ее. Эльфы простирали к ней руки, подобные бледным лунным лучам, и взывали:"Вернись к нам, сестрица".
Когда же госпожа графа Аларика поняла, что не вырвется, она пустилась на хитрость и перестала отбиваться. Она улыбнулась Аларику в лунном зареве. - Мой народ ждет меня, милый муж. Родня моя зовет меня в хоровод. Позволь мне уйти и потанцевать немного, а когда празднество закончится, я возвращусь к тебе.
- Если я отпущу тебя, то, может статься, никогда более не увижу.
Свободной рукою Кэтрин коснулась щеки мужа, затем погладила его волосы. - Милый муж мой, я обещаю, что вернусь к тебе.
Аларик покачал головой. - Обещания волшебного племени - что капля воды в ручье, что вздох, унесенный порывом ветра. Если я отпущу тебя, то, может статься, никогда более не увижу.
Трепетали зеленые шелка, эльфы простирали руки и звали:"Вернись, о сестрица, вернись к нам".
Улыбка сошла с ее лица; Кэтрин опустилась перед мужем на колени и подняла к нему взгляд; золотисто-зеленые глаза затуманились от слез. Эльфы слез не знают, - молвила она, - но ты научил меня плакать.
Аларик отвернулся, борясь с жалостью. Не размыкая пальцев, он повторил:"Если я отпущу тебя, то, может статься, никогда больше не увижу".
В лунном зареве эльфы подступили ближе и застонали:"О сестрица, сестрица наша, вернись!"
Увидев, что ни лестью, ни мольбами ничего не добьешься, госпожа графа Аларика вскочила на ноги и воскликнула:"О народ мой, дай мне свою силу!" Эльфы прянули в разные стороны и рассыпались по полю, словно подхваченные ветром листья, шепча:"Стань сильной, сестрица, стань сильной. Стань сильной и возвращайся к нам", - и обступили кольцом молодого лорда и его госпожу.
Госпожа графа Аларика превратилась в молодое деревце, в кроне которого реял ветер; теперь пальцы графа сжимали не запястье, но тонкий ствол; ветер гнул и трепал саженец, стараясь вырвать его из рук чужака. Но граф отбросил меч, и сжал дерево обеими руками, и, наконец, ветер стих и воцарилась неподвижная тишина.
Эльфы подступили ближе: кольцо смыкалось. - Стань злобной, сестрица, стань злобной. Стань злобной и возвращайся к нам.
Госпожа графа Аларика превратилась в рыжую лисицу и принялась извиваться в его руках, прокусывая плоть до кости. Но, невзирая на все ее попытки вырваться, граф удержал лисицу, и вот, наконец, она притихла и улеглась смирно.
Волшебный круг пододвинулся еще ближе. - Стань дикой, сестрица, стань дикой. Стань дикой и возвращайся к нам.
И госпожа графа Аларика превратилась в серебристого лосося, что изгибался и бился, и непременно выскользнул бы из рук юноши, кабы он не сжимал рыбу изо всех сил; и вот, наконец, лосось перестал вырываться и замер, хватая воздух ртом.
Зашелестели травы; эльфы придвинулись еще на шаг. - Стань бесформенной, сестрица, стань бесформенной. Стань бесформенной и возвращайся к нам.
И госпожа графа Аларика превратилась в воду, что непременно просочилась бы у молодого лорда промеж пальцев, но Аларик удержал-таки воду в горсти, наклонившись к самой земле.
Эльфийские голоса звучали все ближе, тревожа лунную ночь. - Стань быстрой, сестрица, стань быстрой. Стань быстрой и возвращайся к нам.
И госпожа графа Аларика превратилась в порыв ветра, и попыталась ускользнуть и унестись прочь, но Аларик удержал ветер в ладонях и прижал к сердцу.
Бледные лица эльфов были уже совсем близко. - Стань жгучей, сестрица, стань жгучей. Стань жгучей и возвращайся к нам.
И госпожа графа Аларика стала языком пламени, что опалил Аларику руки, грозя испепелить плоть. Но Аларик подумал:"Если мне удастся удержать ее до рассвета, она останется со мною, пусть даже не всецело принадлежа мне, пусть даже только на год". И он не разжал пальцев.
И госпожа графа Аларика снова приняла собственный облик и опустилась на траву у ног мужа, закрывая лицо свободной рукой, в то время как Аларик удерживал другую. - Ты слишком силен для меня, - прошептала Кэтрин, - мне не дано тебя покинуть.
Над толпою эльфов раздался стон, круг разомкнулся, они рассыпались в разные стороны и снова столпились чуть в стороне. Но одежды волшебного народа уже сливались с травой, волосы окутывали эльфов, словно туман, а голоса звучали над лугом все слабее.
Граф поднял глаза: тонкая шафранная полоса прочертила восточное небо. - Рассветает, - подумал Аларик, - она останется со мною еще на год. Аларик перевел взгляд на жену: опустившись в траву, она тихо стонала. Кэтрин, - мягко проговорил он, - если ты уйдешь со мною, станешь ли ты вспоминать о своем народе и тосковать по иной жизни?
Кэтрин подняла голову и поглядела на мужа. - Я стану вспоминать о моем племени, но смутно. Я стану слабо сожалеть о нем, хотя тосковать и горевать не стану. Я всегда буду знать, что утратила нечто, хотя так и не вспомню, что именно.
- А если ты возвратишься к своему народу, вспомнишь ли ты обо мне и нашей жизни вдвоем, станешь ли сожалеть о прошлом?
- О нашей жизни вдвоем я больше не вспомню. Я напрочь позабуду о тебе, и сожалеть ни о чем не стану, а значит, ничто не омрачит моего счастья.
- Я не хочу, чтобы на долю твою выпало хотя бы одно мгновение скорби. Возвращайся к своему народу, возлюбленная моя, и будь счастлива, и да не мучают тебя воспоминания. - И граф Аларик выпустил запястье жены, и она поднялась и направилась к тому месту, где стояли эльфы в трепещущих зеленых одеждах, протягивая к ней руки; а где-то в отдалении первый петух криком возвестил рассвет нового дня.
- Вот и заря; они уведут ее с собою, и я не увижу ее более, - подумал молодой лорд. - Он повернулся и побежал к плетню, где стоял привязанным его конь, и ни разу не оглянулся, ибо рассвет уже сиял в небе, и слишком больно было Аларику увидеть опустевшее поле там, где только что танцевали эльфы.
Аларик слепо погнал коня через поля и через лес, не заботясь о том, куда несет его скакун; только спустя час, впервые отвлекшись от горестных мыслей, Аларик обнаружил, что едет по дороге, ведущей к дому. Впереди высился его замок, позлащенный утренним солнцем; а между ним и замком по пыльной дороге брела одинокая фигурка в синем бархатном платье. Аларик пришпорил коня; молодая женщина услышала, обернулась, увидела всадника и остановилась, поджидая; в лице ее читалась радость и облегчение. Граф подъехал ближе и натянул поводья. - Кэтрин, - воскликнул он.
Несмотря на всю свою радость и облегчение, юная госпожа едва не расплакалась. - О, Аларик, я так измучилась, что ни шагу более ступить не могу. Погляди-ка, - Кэтрин приподняла подол платья, - Я умудрилась потерять туфли, сама не знаю как. Я проснулась на лугу, одна-одинешенька, и ужасно испугалась. Должно быть, пришла туда во сне. А ты поехал искать меня? Ты тоже испугался?
Граф Аларик улыбнулся. - Я поехал искать тебя, - подтвердил он. - Я и впрямь испугался. - Он подхватил жену и усадил на коня перед собою. Заглянув в золотисто-зеленые глаза Кэтрин, молодой лорд увидел, что ни о чем больше она не думает, кроме как о нем, и о себе, и об их жизни вдвоем; наконец-то любимая всецело принадлежала ему - и только ему.
И в этот миг граф Аларик понял, что любовь только тогда совершенна, когда, ради счастья любимого существа, готова от него отказаться.
1 2