Л.Кудрявцев
ДОРОГА МИРОВ

Через неделю, когда стаял снег и мало-мальски прогрелась земля, все,
что могло, - пошло в рост.
Свалка проснулась. Там и тут лопались пластиковые квадраты,
разваливались кучи пустых молочных пакетов. Между ними появлялись
нежнейшие ростки и тонюсенькие веточки, их с удовольствием поедали
утильмены, проснувшиеся раньше всех и жадно бросавшиеся на все хоть
чуть-чуть съедобное.
Лунными ночами из леса приходили волки-оборотни. Когда до свалки
оставалось метров сто, они останавливались, сбившись в тесную кучку, долго
внюхивались в бесконечное разнообразие запахов, а потом начинали выть.
Услышав их вой, Мирон вздыхал, доставал из погреба заранее припасенный
мешок мясных отходов и, взвалив на плечо, уходил к лесу. Оборотни съедали
все без остатка и убегали, а Мирон аккуратно сворачивал мешок и шел домой
- спать.
Потом незаметно наступило лето. Потом и за середину перевалило.
Поспели яблоки, и именно с них-то и начались неприятности.
Однажды ночью один из утильменов залез к Мирону в сад в надежде
полакомиться яблоками, но напоролся на Хрюндика, который отвесил ему
такого тумака, что незадачливый воришка перелетел через забор и, проломив
стенку старинного фанерного автобуса, влетел в его нутро.
Наутро Мирон сходил к вожаку утильменов Трехглазу, поговорил с ним, а
также подарил потерпевшему три расколотые японские вазы, бампер от "форда"
и полмешка отходов с кондитерской фабрики. После этого избитый радостно
признал, что он не в обиде.
Следующей ночью в сад приползло уже пять утильменов. Мирон проснулся
и долго слушал, как они шастают по саду и подначивают Хрюндика, чтобы он
кого-нибудь из них ударил. Мирон подумал, что таким образом можно и
разориться, вышел в сад и, взяв шест, стал сбивать яблоки. Вечером
следующего дня он отнес в кладовую последний мешок, от которого тянуло
яблочным духом, и запер дверь. Потом посмотрел, как утильмены уходят на
свалку, и пошел спать.
Утром один из "камаров" привез на свалку груз картонной тары. Когда
он уехал, куча коробок рассыпалась, и из нее выбрался безухий домовой. Он
сейчас же отправился на промысел и залез на территорию Трехглаза, что
послужило причиной самой грандиозной за всю историю свалки драки между
утильменами. Когда страсти поутихли, домовому пришлось бы, конечно,
солоно, но к этому времени он уже жил у Мирона.
Поначалу они относились друг к другу несколько настороженно, но
постепенно все вошло в норму. Вообще-то, домовой был очень застенчив и
попадался на глаза редко, но иногда ясными летними ночами они с Мироном
сидели на крыльце до зари, и домовой подробно и увлекательно рассказывал
про свою жизнь, про город, про хозяина квартиры, где он жил, про то, что
хозяин умел делать слова и однажды даже выиграл приз "красивой жизни", и
еще...
А забот становилось все больше. Как назло, на свалке завелась ржавая
плесень. Ну прямо какое-то наказание. Куда ни посмотришь, абсолютно везде
так и кишели прыткие рыжие пятна. На второй день Мирона осенило, и он
приспособился ловить их сачком для бабочек. Дело пошло на лад. Но даже
несмотря на это, недели две он приходил домой поздно ночью чуть живой от
усталости. Домовой и Хрюндик молча раздевали, кормили и укладывали спать.
А утром он наскоро умывался и, схватив сачок, убегал на свалку.
В день, когда с плесенью было покончено, Мирон пришел домой раньше
обычного и с наслаждением отоспался. А рано утром, выйдя во двор, подобрал
с земли желтый лист и, повертев его в руке, понял, что лето кончилось.
Но пока еще было тепло. Только ночи стали звездными-звездными,
прозрачными до нереальности. И если лечь на землю и поглядеть вверх, в
черное с жемчужными крапинками небо, и смотреть в него долго и
внимательно, то можно было дождаться того момента, когда вдруг
почувствуешь, что летишь к этой черноте... ближе... ближе... еще ближе.
А днем нежаркие солнечные лучи неторопливо и со знанием дела одевали
леса и поля в красное и оранжевое. Пролетавшие журавли предвещали грядущие
морозы, и даже время, казалось, текло лениво и задумчиво.
Именно в один из таких дней Мирон поссорился со степным ветром.
Причиной послужила разбитая чашка. Но за степным ветром уже числилась
чертова уйма уничтоженной посуды, а капля - камень точит. Разглядывая
разноцветные черепки, Мирон не сдержался и сказал ветру, что это свинство.
Он думает - так легко найти хорошую чашку или тарелку? Как же! Поди поищи!
А эта так и вовсе была из дорогого сервиза.
Ветер, понятное дело, обиделся и улетел, забрав с собой запах травы и
цветов. Сейчас же потянуло свалкой, и от этого настроение у Мирона
испортилось еще больше. Мысль, что сегодня первая ночь дороги миров, уже
не радовала.
Он надел старенькие джинсы, клетчатую рубашку, пригладил длинные
седые волосы и вышел во двор.
Смеркалось. Хрюндик заготавливал дрова. Еще вчера он натаскал
разбитых табуретов, шкафов, диванов и теперь азартно рубил все это на
куски. Увидев Мирона, он опустил топор на землю и, обнажив в усмешке
желтые клыки, спросил:
- Надолго? Может, проводить?
- Да нет, не надо, - сказал Мирон и пошел к калитке в глухом
двухметровом заборе.
Свалка начиналась метрах в двадцати. Там громоздились кучи мусора, из
которых торчали покореженные автомобили, мотки ржавой колючей проволоки и
разломанная мебель. Во многих местах все это было залито чем-то
трудноопределимым, гниющим, похожим на белые, дурно пахнущие сопли.
"А ведь когда-то здесь был обыкновенный лес", - подумал Мирон. По
крыше его избушки скакали белки. Туманными рассветами, бывало, приходили
лоси, но, почувствовав запах человека, возвращались обратно в лес,
бесшумно переставляя длинные ноги и настороженно оглядываясь.
А потом город оказался рядом. В лесу поселились шум транспорта,
ауканье грибников и грохот ружейных выстрелов, дым костра и пьяный смех. И
ничего нельзя было поделать. Да и уйти он никак не мог. Потому что
должность у него такая - охранять дорогу миров.
Мирону оставалось только надеяться на лучшее, на какую-нибудь
счастливую случайность.
Но лучше не становилось. Город надвигался, и настал день, когда
неподалеку от избушки Мирона появилась первая дурно пахнущая куча. Он
долго стоял возле нее, с ужасом глядя на мерзость, которая растекалась по
траве, отравляя окружающий воздух тошнотворными запахами, и в ярости
сжимал кулаки, так что хрустели костяшки пальцев.
Однако и тут ничего сделать было нельзя. Мусорные кучи росли, и Мирон
как-то незаметно стал для всех окружающих смотрителем одной из городских
свалок.
Как известно, человек привыкает ко всему. И он постепенно привык к
противному запаху, научился управляться с водителями "камаров", которые
норовили вывалить свой груз куда попало, лишь бы от него поскорее
избавиться.
В конце концов жизнь более или менее вошла в колею. Но тут на свалке
поселились алканавты.
Целыми днями они собирали стеклотару, а "гонцы" доставляли ее в
город. Возвращались они обычно под вечер, и тогда свалка гуляла, шумела,
дралась, горланила песни, да так яростно и громко, что обрушивались самые
высокие мусорные небоскребы. Только полная темнота прекращала шабаш, но на
следующий день все начиналось сначала.
Мирон пробовал с алканавтами бороться. Уговаривал, угрожал, применял
физическую силу, вызывал стражников, которые прочесывали свалку и уходили,
утаскивая десятка два самых неосторожных или пьяных настолько, что ни уха,
ни рыла не вязали. Алканавты быстро сообразили, кто вызывает стражников, и
началась настоящая война. Дважды кто-то высаживал стекла в избушке Мирона,
раза три его самого били до потери сознания, потом стали обворовывать, а
как-то даже попробовали поджечь избушку.
Наверное, алканавты бы победили, но тут на свалку пришли утильмены.
Они появились ночью. Бесшумно обследовали все, выбирая уголки поуютнее, а
на следующее утро алканавты исчезли. Они ушли, потому что боялись
утильменов, как черт ладана.
Поначалу Мирон утильменов тоже побаивался. Да и то сказать, в первый
раз их увидев - со страху помереть можно. Но потом понял, что ребята они
смирные и хулиганить не любят. Днем лежат неподвижно, закопавшись в мусор,
а на промысел выходят ночью.
Соседями они оказались хорошими. А один даже привязался к Мирону и
стал жить у него, получив прозвище Хрюндик, которым чрезвычайно гордился.
Поначалу Мирону было стыдно, что рядом с дорогой миров расположена
свалка. Но ничего не поделаешь. Да и откуда бы те, кто проходил по дороге
миров, могли узнать, что это именно свалка? В других мирах бывают
ландшафты и попричудливее.
Мирон шел вдоль забора, который опоясывал сад и огород, искоса на
него поглядывал и думал, что надо бы в ближайшее время его обновить:
некоторые доски совсем сгнили. Он остановился и потрогал одну, которая
выглядела самой ненадежной. Вздохнул и пошел дальше.
Слева - забор, справа - свалка.
Почти под каждой кучей лежит утильмен: в глубине, где тепло, куда не
проникает солнце, можно спокойно спать, переваривая все, что проглотил за
ночь.
Под разломанным пианино скрывается Трехглаз. Он очень начитанный. Ни
одной книжки из тех, что попадает на свалку, не пропускает. С ним
интересно бывает поговорить. Но только не сейчас.
К дому Мирон вернулся лишь тогда, когда взошла похожая на большую
голову сыра луна. Хрюндик сидел на крыльце, обхватив мохнатые кривые ноги
длинными лапами. Возле него стоял домовой и держал копье с отполированным
древком и широким, острым наконечником.
Мирон прошел в дом и, зачерпнув из кадки воды, напился. Открыв старый
шкаф, вытащил кольчугу и натянул на себя. Потом прицепил к широкому поясу
меч. Напяливая островерхий шлем, взглянул в зеркало.
Хорош!
Он вышел на крыльцо, внимательно посмотрев на Хрюндика, который встал
по стойке "смирно", и сказал:
- Так, значит, говоришь, готов? Вижу, вижу... Пойдем?
Хрюндик энергично кивнул и, отобрав у домового копье, побежал за
Мироном.
Некоторое время они шли молча, потом Хрюндик спросил:
- А точно - сегодня?
- Точно. Только ты не суетись... Тех, кто спокоен, - уважают больше.
А мы ведь целую планету представляем. На нас сотни миров смотрят!
Они прошли еще немного и наконец оказались на краю небольшой, метров
двадцати в диаметре, полянки, посредине которой стоял полосатый шлагбаум.
Мирон подошел к нему, опустил руки на крашеное дерево и стал ждать. Рядом
пристроился Хрюндик.
А луна светила все ярче, неправдоподобно большая на фоне черного
неба.
Мирон прислушался. Ночные птицы больше не кричали, перестали
стрекотать кузнечики, да и на свалке воцарилась абсолютная тишина.
Что-то произошло. Окружающий мир изменился, сделавшись непривычным и
пугающим. Раздался резкий, пронзительный звук. От луны протянулся
тоненький лучик, который, быстро ощупав листву деревьев, фигуру Мирона и
Хрюндика, метнулся со стороны в сторону и вдруг остановился. Потом
свернулся в спираль, которая превратилась в диск, а тот постепенно стал
овальным, метров пяти в ширину окном; его-то как раз и перегораживал
шлагбаум. Видно было, что там, за окном, среди жемчужного марева,
пролегает серебристая, уходящая обеими концами вдаль лента - дорога миров.
И если высунуться и посмотреть, можно увидеть, что по обеим сторонам
этой дороги расположено бесконечное множество таких окон. Но выглядывать
было некогда, потому что у шлагбаума уже остановились первые пешеходы.
Мирон приосанился, Хрюндик взял копье "на караул".
Это очень трудно: быть стражем дороги миров. Тот, кто не обладает
определенным чутьем, завалит дело в первые же полчаса. Надо уметь с одного
взгляда определить, что из себя представляет существо из другого мира.
Опасно ли оно? Сможет ли оно существовать здесь? Принесет ли оно хоть
какую-то пользу? Смогут ли обыкновенные люди воспринимать его внешность? И
еще... и еще... Свихнуться можно!
Хрюндик преградил дорогу какому-то инопланетянину и сделал древком
копья недвусмысленный знак. Еще бы, с такими-то клыками! Но как только
клыкастый потопал дальше, очередь заволновалась. Задние митинговали и
собирались в группировки, так как маленький, похожий на бурундука житель
планеты Альтаир пустил слух, что пропустит всего лишь пятерых, не больше.
Новая разнарядка пришла.
Передние урезонивали задних, задние обвиняли передних в том, что те
стоят не на своем месте. Тут тощий, серый фита-меркурианец сел прямо на
дорогу и стал делать магические пассы по направлению к очереди. Толпа
успокоилась, притихла и моментально заснула. А фита-меркурианец, довольно
похихикивая, направился к шлагбауму.
Нет, надо быть дураком, чтобы такого пропустить!
Получив отказ, колдун сморщился, глаза его злобно сверкнули. Он
сейчас же плюхнулся опять на дорогу и угрожающе поднял руки. Увидев это,
Мирон схватился за меч, а Хрюндик поднял копье.
Пришлось фита-меркурианцу убираться восвояси.
Очередь сейчас же проснулась, и все началось сначала, даже еще хуже.
Часа через два Мирон и Хрюндик переглянулись. Пора было отдохнуть, и
Мирон уже раскрыл рот, чтобы объявить перерыв на обед, но именно в этот
миг луну закрыли облака, и дорога миров стала исчезать на глазах.
- Ну, это надолго, - сказал Хрюндик. - Можно ложиться спать, работы
не будет.
Мирон посмотрел на небо и кивнул головой.
Хрюндик увел небольшую группу допущенных на планету к выходу со
свалки. Он им покажет дорогу в город.
Мирон же сел на траву, поглядел на то место, где минуту назад была
дорога миров, и стал думать о том, что неплохо бы жениться. Чтобы дома
были порядок, вкусный суп и чистое белье. В конце концов, наследник ему
тоже нужен.
Рядом лежала грудка каких-то невероятных предметов - плата с тех, кто
пришел на планету. Мирон сгреб их в специально приготовленную сумку и
отправился домой.
Открывая калитку, он подумал, что утром надо было бы съездить в город
за покупками. Спички кончились, да и соль на исходе...
Выпятив нижнюю губу и посапывая, Сергей рассматривал криво висящий на
стене натюрморт. Покончив с этим занятием, он решил, что наверное дом -
живой. Рано или поздно дом проснется, почувствовав, что желудки - квартиры
полны людьми, мебелью и домашними животными. И вот тогда, чтобы пойманная
добыча не ускользнула, он сократит свои бетонные мышцы. Стены, тяжко
ухнув, станут смыкаться, сплющивая все, что находится в квартирах, и
впрыскивая желудочный сок. А через некоторое время желудки снова станут
квартирами. Только в некоторых стены будут запачканы кровью, но это
неважно: обои можно наклеить и новые.
Но когда это будет? Да и будет ли? Как лотерея: может, завтра, а
может, никогда.
Сергей поставил на газ чайник, закурил сигарету и вышел на балкон.
Жил он на седьмом этаже и поэтому, перегнувшись через перила и
посмотрев вниз, мог видеть многое. Например, как по тротуару, прямо под
ним, проходят головы, головы... Головы, из-под которых равномерно
появляются коротенькие черточки ног. Правда, чем дальше человек удалялся,
тем длиннее становились черточки. На это смотреть было неинтересно. Тех,
которые проходили под балконом, Сергей жалел. Неприятно, когда ноги
превращаются в черточки. Да уж! Как бы их утешить? Что-нибудь подарить?
Вазу?
Она была большая, в каких-то немыслимых драконах и цветочках. Сергей
снял ее с полки и взвесил на ладони.
Так, килограмма три в ней есть.
Жаль, конечно, вещь-то полезная. Особенно, если ее наполнить водой и
использовать как гнет для соленых огурцов и капусты. Капусту и огурцы он,
правда, не солил, но кто знает?..
Сергей снова перегнулся через перила и посмотрел вниз.
А ведь головы даже не подозревают, что для них приготовлен скромный,
но очень практичный подарок.
Сергей размахнулся и стал зорко высматривать, кого осчастливить такой
сверхполезной вещью.
Может быть, этого, в желтых штанах? А если он не любит керамики? Ну
не любит и - все! Попробуй сверху определи, кто любит керамику, а кто нет?
Пришлось ему поставить вазу на место и закурить очередную сигарету.
Сейчас же стало неимоверно скучно.
Можно, конечно, выйти на улицу, прогуляться.
1 2 3 4