Вам не обойтись без неё, если вы хотите доехать до своего дома. Вы должны подумать, чтобы сесть на нужный автобус, или поезд, чтобы добраться до работы, мысль тогда действует эффективно, объективно, безличностно, неэмоционально; такое мышление жизненно необходимо. Но вот когда мысль, используя память, тащит за собой накопленный жизненный опыт в будущее, действие является ущербным, так что в нём обязательно присутствует сопротивление — и всё, что с этим сопротивлением связано.Теперь мы можем перейти к следующему вопросу. Сформулируем его так: «Каково происхождение мысли — и кто является мыслящим?» Очевидно, что мысль — ответ знания и жизненного опыта, хранящихся в памяти и являющихся той основой, в которой рождается ответ мысли на любой вызов, — если вас спрашивают, где вы живёте, следует немедленный ответ. Память, жизненный опыт, знания являются тем базисом, из которого возникает мысль. Поэтому мысль никогда не бывает новой; мысль — всегда стара; мысль никогда не может быть свободной, поскольку она связана с прошлым — а значит ей не под силу увидеть что-либо новое. Когда ясно понимаешь всё это, ум замолкает. Жизнь — это движение, непрерывное движение во взаимоотношениях; а мысль, пытаясь захватить это движение в терминах прошлого, в форме памяти, боится жизни.Когда видишь всё это, когда видишь, что свобода необходима для исследования, а исследование в свою очередь предполагает дисциплину познания, а не подавление или подражание, — когда видишь, как и общество и прошлое обуславливают ум, когда видишь, что любая мысль, рождённая мозгом, стара и поэтому не способна понять ничего нового, — тогда ум становится абсолютно безмолвным без всякого контроля и насилия. Не существует никакой системы или метода, будь то японский дзен или индийская йога, которые могли бы сделать ум безмолвным. Попытка стать безмолвным через самодисциплину — одна из глупейших идей ума. Поэтому когда видишь всё это — действительно видишь как реальность, не как нечто теоретическое, — имеет место действие, идущее из этого восприятия; и само это восприятие является действием освобождения от страха. Таким образом, в случае появления любого страха происходит немедленное его восприятие и прекращение.Что такое любовь? Для большинства из нас это удовольствие, а значит и страх. Мы называем любовью именно это. Но что такое любовь, когда имеется понимание страха и удовольствия? И «кто» собирается отвечать на этот вопрос? — ведущий беседу, священник, книга? Имеется ли какая то внешняя инстанция, которая будет нам указывать, что мы всё делаем замечательно, что можем продолжать в том же духе? Или дело обстоит так, что исследовав, пронаблюдав, рассмотрев, не аналитически, всю структуру и природу удовольствия, страха, боли, мы обнаружили, что «наблюдающий», «мыслящий» есть часть мысли. Если отсутствует мышление, нет и «мыслящего», они — неразделимы; «мыслящий» является мыслью. В наблюдении этого заложена красота и утончённость. И где сейчас тот ум, который начал исследование проблемы страха? Понимаете? Каково состояние ума теперь, когда он прошёл через всё это? Такое же, каким было до вхождения в это состояние? Ум увидел всё так близко — увидел природу того, что называют мыслью, страхом и удовольствием; ум увидел всё это — так каково теперь его фактическое состояние? Очевидно, что никто, кроме вас самих, не может ответить на это; если вы действительно вошли в это, вы видите полную трансформацию ума. Участник беседы: [Невнятно.] Кришнамурти: Нет ничего легче, чем задать вопрос. Вероятно, некоторые из нас думали, о чём бы спросить, — в то время, когда ведущий беседу вёл исследование. Мы больше озабочены нашим вопросом, чем слушанием. Человек должен задавать собственные вопросы, — не только здесь, но и везде. Задать правильный вопрос намного важнее, чем услышать ответ. Решение проблемы лежит в понимании самой проблемы; ответ — не вне проблемы, ответ — в самой сути проблемы. Невозможно ясно увидеть проблему, будучи озабоченным ответом, её решением. Большинство из нас спешат разрешить проблему, даже не рассматривая её, поскольку для подобного рассмотрения требуется энергия, накал, страстность, а не лень и вялость, как у большинства из нас, ожидающих, чтобы кто-то другой сделал это за нас. Нет никого, кто сможет решить хоть какую-нибудь из наших проблем — политических, религиозных или психологических. Требуется огромное количество жизненной силы, страсти, накала, чтобы посмотреть на проблему и пронаблюдать её, и тогда, — по мере того, как вы наблюдаете, — ответ станет совершенно ясным.Это вовсе не означает, что вы не должны задавать вопросов; напротив, вы должны задавать вопросы; вам следует подвергать сомнению всё, сказанное кем-то, включая и ведущего беседу. Участник беседы: Есть ли опасность интроспекции при рассмотрении личных проблем? Кришнамурти: Почему в этом не должно быть опасности? Переходить улицу тоже опасно. Не хотите ли вы сказать, что мы не должны вести наблюдение из-за того, что в этом кроется некая опасность? Я помню, однажды, если позволите рассказать вам эту историю, к нам пришёл очень богатый человек и сказал: «Я человек очень, очень серьёзный, и меня интересует то, о чём вы говорите, и я хочу понять в себе то-то и то-то, — вы знаете всю ту чепуха, о которой говорят люди». Я ответил: «Хорошо, сэр, давайте вникнем в это», и состоялась беседа. Это повторялось несколько раз, а через две недели он пришёл ко мне и сказал: «У меня начались ужасные, пугающие сновидения. Мне кажется, что всё вокруг меня как бы исчезает, происходят невероятные вещи. Может быть, — продолжал он, — это результат исследования себя, я вижу, это опасное занятие». После чего он ушёл и больше никогда не появлялся.Мы все хотим безопасности — мы все хотим надёжности в нашем мелком и маленьком мире, в мире «организованного порядка», который есть беспорядок, в мире наших частных взаимоотношений, где мы не желаем никаких изменений и никаких потрясений, взаимоотношений жены и мужа, в которых они крепко держатся друг за друга, в которых присутствуют страдание, недоверие, страх, угроза, ревность, раздражение, господство.Существует способ наблюдения себя, в котором нет страха, нет опасности; это смотреть без самоосуждения, без самооправдания, без интерпретации или оценки — просто смотреть. Чтобы ум мог смотреть таким образом, он должен стремиться узнать через своё наблюдение, что есть в действительности. Какая опасность таится в «том, что есть»? Люди склонны к насилию; это и есть на самом деле «то, что есть»; и опасность, которую они несут в этот мир, — результат насилия, следствие страха. В чём опасность наблюдения страха и попыток полностью его искоренить? — в том, что мы сможем создать новое общество, иные ценности? Есть вечная красота в наблюдении, в видении вещей такими, какие они есть, психологически, изнутри; это вовсе не означает, что человек должен принимать вещи такими, какие они есть; это не значит, что человек отвергает «то, что есть» или хочет что-то сделать с ним; именно само восприятие «того, что есть» и приносит свою собственную перемену. Но человек должен владеть искусством такого наблюдения, и искусство «видения» не имеет ничего общего с приёмами интроспекции или психоанализа — это наблюдение без выбора. Участник беседы: Разве не существует спонтанного страха? Кришнамурти: Назовёте ли вы это страхом? Когда вы знаете, что огонь обжигает, когда вы видите обрыв, страх ли отбрасывает вас от опасности? Когда вы видите дикое животное, змею, и отходите — это страх? — или это разум? Такой разум может быть результатом обуславливания, воспитания, ведь вас научили бояться обрыва, и если бы вы этого не сделали, вы могли бы упасть и разбиться. Ваш разум советует вам быть осторожным; сродни ли такой разум страху? Но является ли разумом то, что разделяет нас на нации, на религиозные группы, что проводит границы между вами и мной, нами и другими? Разве это делает разум? То, что участвует в таком делении, порождает опасность, разделяет людей, приносит войну — это действует разум или это страх? Здесь это страх, не разум. Другими словами, мы разбили себя на фрагменты; одна наша часть действует, когда необходимо, разумно, как в случае с пропастью или мчащегося на нас автобуса; но мы недостаточно разумны, чтобы увидеть опасности национализма, увидеть опасности разделения между людьми. Так что одна наша часть — весьма маленькая наша часть — разумна, всё же остальное — нет. Но где есть фрагментация, должен быть и конфликт, должно быть страдание, потому что суть любого конфликта — наше внутреннее разделение, наша противоречивость. Эта противоречивость не может быть интегрирована. Идея, что мы должны интегрировать самих себя, — это одна из наших характерных причуд. Не знаю, что это на самом деле означает. Кто это, собирающийся объединить две разделённости, противоположности, сущности? Не является ли сам «объединяющий» частью этого разделения? Но когда человек видит всё это в целом, когда у него имеется восприятие этого, без какого бы то ни было выбора, — разделения нет. Участник беседы: Имеется ли различие между правильной мыслью и правильным действием? Кришнамурти: Когда вы используете это слово «правильный» в промежутке между мыслью и действием, это «правильное» действие является «неправильным» — не так ли? Когда вы используете слово «правильный», у вас уже есть идея о том, что является «правильным». Когда вы имеете идею «правильного», это уже «неправильно», поскольку ваше «правильное» основано на ваших предрассудках, на вашей обусловленности, на вашем страхе, на вашей культуре, на вашем обществе, на ваших личных особенностях характера, опасениях, религиозных ограничениях и прочем. У нас есть норма, шаблон, сам по себе ложный, аморальный. Общественная мораль аморальна. Согласны с этим? Если согласны, значит вы отвергли общественную мораль, подразумевающую жадность, зависть и честолюбие, национальную принадлежность, служение своему классу и всё прочее в том же роде. Но искренне ли ваше отрицание? Общественная мораль аморальна — вы действительно так считаете? — или это всего лишь слова? Сэр, быть действительно моральным, добродетельным, — одно из самого необычайного в жизни, и такая мораль не имеет ничего общего с общественной моралью и внешним поведением. Чтобы действительно быть добродетельным, необходимо быть свободным — а вы не свободны, если следуете общественной морали жадности, зависти, соревнования, поклонения успеху, — вы знаете всё то, что преподносится нам в качестве морали церковью и обществом. Участник беседы: Мы должны просто ждать, когда произойдёт это? — или есть определённая дисциплина, которую мы можем использовать? Кришнамурти: Нужна ли нам дисциплина для того, чтобы понять, что само наблюдение и есть действие? Нужна? Участник беседы: Не расскажете ли вы о спокойном уме — он является результатом дисциплины? Или нет? Кришнамурти: Сэр, взгляните: вот солдат на учебном плацу, он очень спокоен, спина прямая, ружьё держит совершенно так, как следует; его муштруют, муштруют день за днём, день за днём; какая бы то ни было свобода для него сведена к нулю. Он очень спокоен — но спокойствие ли это? Или когда ребёнок поглощён игрушкой — спокойствие ли это? Отнимите у него игрушку, и вы увидите ребёнка таким, какой он есть. Итак, может ли дисциплина (поймите это, сэр, раз и навсегда, это так просто), может ли дисциплина принести спокойствие? Она может принести скуку, состояние застоя, но может ли она принести то спокойствие, которое, будучи интенсивно действующим, не теряет своей тишины? Участник беседы: Сэр, каких действий вы хотите от нас, от людей, в этом мире? Кришнамурти: Довольно просто, сэр: я ничего не хочу. Это во-первых. Во-вторых — живите, живите в этом мире. Он так прекрасен! Это наш мир, наша земля, и нам жить на ней, но мы не живём; мы — ограниченные, отделённые друг от друга, озабоченные, напуганные человеческие существа, и потому мы не живём, у нас нет взаимоотношений, мы — изолированные, впадающие в отчаяние люди. Мы не знаем, что значит жить в таком экстатическом, блаженном смысле. Я говорю, что человек способен жить так только тогда, когда знает, как быть свободным от всех глупостей своей жизни. Единственная возможность быть свободным от них — сознавать свои отношения, и не только к людям, но и к идеям, к природе — ко всему. Именно в отношениях открываешь себя таким, какой ты есть, свой страх, озабоченность, отчаяние, одиночество, полное отсутствие у себя любви. Человек полон теорий, слов, знания о том, что сказано другими, но человек ничего не знает о самом себе и потому не знает, как жить. Участник беседы: Как вы объясните различные уровни сознания в терминах, связанных с человеческим мозгом? Мозг, по-видимому, — физическое явление, тогда как ум не является физическим явлением. Кроме того, ум, по-видимому, делится на сознательную и бессознательную части. Как нам разобраться во всех этих различных идеях? Кришнамурти: В чём различие между умом и мозгом; вы об этом спрашиваете, сэр? Действительный физический мозг, который есть результат эволюции, многих тысяч вчерашних дней, со всеми их воспоминаниями, со всем их знанием и опытом, не является ли этот мозг частью всего ума в целом? — ума, в котором имеется и сознательный уровень и подсознательный уровень. Физическое, как и нефизическое, психологическое, — разве всё это не единое целое? Разве не мы поделили это целое на сознательное и бессознательное, «мозг» и «не-мозг»? Не можем ли мы взглянуть на это целое, как на тотальность?Так ли уж отличается бессознательное от сознательного? Не части ли всё это единого целого, которое мы сами и разделили? Отсюда возникает вопрос: как сознательному уму осознать бессознательное? Может ли реальное, ясное, несомненное, которое является работником, — тем, что работает весь день, — может ли оно наблюдать бессознательное?Не знаю, есть ли у нас время вникнуть в это. Вы не устали? Прошу вас, господа, не сводите это к развлечению, к тому, чтобы сидеть здесь, в уютной тёплой комнате, и слушать чей-то голос. Мы имеем дело с очень серьёзными вещами, и если вы поработали, как следовало поработать, вы не могли не устать. Мозг не способен вобрать больше определенного количества, а погружение в вопрос бессознательного и сознательного требует для наблюдения острый и ясный ум. Сомнительно, чтобы после полуторачасовой беседы вы были способны на это. Так что не следует ли нам, если не возражаете, обсудить эту проблему позже?
Лондон, 16марта 1969 ФРАГМЕНТАЦИЯ Разделение. Сознательное и бессознательное. Умирание для «известного».
Мы собираемся обсудить этим вечером вопрос сознательного и бессознательного, поверхностного ума и более глубоких уровней сознания. Интересно, почему мы делим жизнь на части, — деловую, семейную, религиозную, спортивную, и так далее? Почему существует это разделение, не только в нас самих, но и в обществе, — «мы» и «они», «ты» и «я», любовь и ненависть, жизнь и смерть? Думаю, нам следует вникнуть в этот вопрос достаточно глубоко, — чтобы выяснить, существует ли жизнь, в которой нет разделения между жизнью и смертью, между сознательным и бессознательным, жизнью деловой и общественной, семейной жизнью и личной жизнью.Эти барьеры между нациями, религиями и классами, всё это разделение в самом человеке, в котором так много противоречивого, — почему мы живём таким образом? Это порождает такое смятение, конфликт и борьбу; создаёт реальную угрозу нашей безопасности, как внутренней, так и внешней. В столь многом существует разделение — на Бога и дьявола, на добро и зло, на «то, что должно быть» и «то, что есть».Я думаю, имеет смысл провести нынешний вечер в попытке понять, есть ли другой способ жизни — не теоретически или интеллектуально, но на самом деле, — жизни, в которой разделения никакого нет и действие не раздроблено; жизни, которая является единым непрерывным потоком, в котором все действия взаимосвязаны.Чтобы найти способ жизни, в котором отсутствует фрагментация, следует глубоко погрузиться в вопрос любви и смерти, исследуя который, мы, возможно, найдём способ жизни, являющийся непрерывным движением, не разбитым на фрагменты, — способ жизни в высшей степени разумный. Фрагментированный ум лишён разума; человек, который ведёт полдюжины жизней, — что считается высокоморальным, — очевидным образом демонстрирует недостаток разума.Мне идея интеграции — как сложение воедино различных фрагментов для воссоздания целого — кажется явно неразумной, так как предполагает существование интегрирующего — того, кто объединяет, складывает вместе все фрагменты; но ведь та сущность, которая пытается сделать это, сама является частью того же раскола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18