С этим связано несколько обстоятельств — и прежде всего, понимание того, что борьба против чего бы то ни было, например, против какой-то привычки, формирует сопротивление этой привычке. Но выясняется, что сопротивление в любой форме только умножает конфликт. Сопротивляясь привычке, подавляя её, борясь с ней, человек растрачивает в борьбе и в контроле ту самую энергию, которая так необходима для понимания этой привычки. В это включено также ещё одно: считается, что этот процесс должен протекать во времени и от любой конкретной привычки следует избавляться постепенно, через подавление или отвыкание.С одной стороны, мы привыкли считать, что единственная возможность избавиться от привычки — сопротивляться ей, развивать противоположную привычку; с другой стороны, мы считаем, что сделать это можно только постепенно, в течение некоторого времени. Но если человек действительно исследует это, он видит, что любая форма сопротивления приводит к развитию дальнейших конфликтов и что время, сколько бы дней, недель или лет мы этим ни занимались, в действительности не приводит к концу привычки; поэтому мы спрашиваем, возможно ли избавиться от привычки без сопротивления ей и без участия времени — избавиться немедленно?Чтобы быть свободным от страха, требуется не сопротивление страху в течение какого-то времени — нужна энергия, способная встретить эту привычку и немедленно её уничтожить: это и есть внимание. Внимание — сама суть всякой энергии. Обратить своё внимание означает внимать всем своим умом, всем сердцем, отдать всю свою физическую энергию и с этой энергией встречать лицом к лицу, или осознавать, конкретную привычку; тогда вы увидите, что привычка не имеет более никакой власти — она исчезает мгновенно.Человек, возможно, считает, что его различные привычки не особенно важны — они у него есть, и какое это имеет значение? — или он находит оправдание для своих привычек. Но если удаётся установить в уме это качество внимания, то такой ум, осознающий факт, истину того, что энергия есть внимание и внимание необходимо для уничтожения любой конкретной привычки, такой ум, начиная осознавать какую-то конкретную привычку, или традицию, видит, что она приходит к концу, полностью.У человека есть привычка сплетничать, или же он предаётся бесконечной болтовне ни о чём; если он начинает со вниманием осознавать это, он обретает ту необыкновенную энергию, которая не является продуктом сопротивления, как и большинство видов энергии. Эта энергия внимания есть свобода. Если человек понимает это по-настоящему очень глубоко — не как теорию, но как подлинный факт, с которым он экспериментировал, который он увидел, полностью осознал, — можно продолжить исследование самой природы и структуры страха. И следует иметь в виду, что когда говоришь об этом довольно сложном вопросе, словесное общение между вами и ведущим беседу становится довольно трудным; если вы не слушаете с достаточным усердием и вниманием, общение невозможно. Если вы думаете об одном, когда ведущий беседу говорит о чём-то другом, общения, конечно, нет. Если вы озабочены своим конкретным страхом и уделяете ему всё ваше внимание, словесная связь между вами и ведущим беседу обрывается. Чтобы словесно общаться друг с другом, требуется качество внимания, в котором есть усердие, интенсивность, накал, страсть понять эту проблему страха.Сопричастность важнее передачи информации. Передача информации словесна, сопричастность — нет. Два человека, хорошо знающие друг друга, полностью, мгновенно понимают друг друга без всяких слов, так как между ними установилась определённая форма связи, общения. Когда мы имеем дело с таким сложным вопросом, каким является проблема страха, требуются и сопричастность, и словесное общение. Иначе мы не действуем вместе. Итак, сказав всё необходимое, давайте рассмотрим проблему страха.Дело не в том, что вам следует быть свободными от страха. В тот момент, когда вы стараетесь освободить себя от страха, вы создаёте сопротивление страху. Сопротивление в любой форме не прекращает страх, страх всегда будет оставаться, даже если вы попытаетесь убежать от него, контролировать его или подавлять. Бегство, контроль и подавление — всё это формы сопротивления, страх будет продолжаться, даже если вы наращиваете силу сопротивления. Итак, мы не говорим о том, чтобы быть свободными от страха. Свобода от чего-то — не свобода. Поймите это, прошу вас, ведь погрузившись в проблему с тем полным вниманием, о котором было только что сказано, вы должны покинуть этот зал без малейшего чувства страха. Это единственное, что действительно важно, а не то, что говорит или не говорит ведущий беседу, согласны вы с ним или нет; что важно, так это то, чтобы человек полностью, во всей своей жизни, во всём своём существе, психологически, покончил со страхом.Таким образом, дело не в том, что нужно быть свободным от страха или сопротивляться ему. Важно понять всю природу и структуру страха, понять страх — то есть узнать его, наблюдать его, войти с ним в непосредственный контакт. Мы обязаны познать страх, а не учиться, как его избегать, как привлекать для сопротивления ему мужество и тому подобное. Мы должны учиться, познавать. Что же это означает — «учиться», «познавать»? Ясно, что это — не накопление знаний о страхе. Было бы мало пользы в том, чтобы углубляться в исследование вопроса страха, если вы не понимаете это полностью. Обычно же считается, что познание предполагает накопление знаний о чём-то; если человек хочет выучить итальянский язык, он должен накапливать знание слов и их значений, грамматических и стилистических правил и так далее; накопив такие знания, он способен говорить по-итальянски. То есть имеет место процесс накопления знаний, приводящий впоследствии к действию; и в этот процесс вовлечено время. Мы же говорим, что подобное накопление не есть познание. Познание — всегда активное настоящее, а не результат накопленного ранее знания. Познание — процесс, действие, которое всегда происходит в настоящем. Большинство же из нас привыкло к идее, что прежде всего надо накопить информацию, знание, опыт, а уже исходя из них действовать. Мы говорим нечто совершенно иное. Знание — всегда в прошлом, и когда вы действуете, прошлое определяет это действие. Мы говорим, что познание — в самом действии, и потому оно не может быть накоплением в виде знания.Познание страха происходит в настоящем, это что-то свежее. Если я встречаю страх с прошлым знанием, с прошлыми воспоминаниями и ассоциациями, я не встречаю страх непосредственно и потому не могу его познать. Я могу сделать это лишь когда мой ум является свежим, юным. В этом вся наша трудность, ведь мы всегда подходим к страху с грузом ассоциаций, воспоминаний, случаев и переживаний, мешающим нам взглянуть на него заново и познать его вновь, по-новому. Существует много страхов — страх смерти, боязнь темноты, страх потерять работу, боязнь мужа или жены, страх оказаться незащищённым, страх не осуществиться, страх остаться нелюбимым, страх одиночества, страх не добиться успеха. Не являются ли все эти страхи выражением одного, центрального страха? Тогда встаёт вопрос: иметь ли нам дело с частными проявлениями страха или заняться страхом как таковым? Мы хотим понять природу страха, не то, как он выражается в каком-то отдельном направлении. Если мы сможем иметь дело с центральным фактором страха, мы сможем разобраться и в том, что нам делать и с его частными проявлениями. Поэтому не говорите о каком-то своём конкретном страхе: «Я должен разрешить этот вопрос», а поймите природу и структуру страха; тогда сможете справиться и с этим конкретным страхом. Поймите, насколько важно, чтобы ум пребывал в состоянии, в котором никакого страха нет вообще. Ведь когда есть страх, есть помрачение, отупление сознания; тогда ум ищет различные способы бегства и стимуляции в развлечениях разного рода: хождение в церковь, посещение футбола, слушание радио. Такой ум испуган, не способен на ясность и не знает, что значит любить; может быть, ему знакомо удовольствие, но что значит любить, этого он определённо не знает. Страх разрушает ум, страх делает ум уродливым. Существует физический страх и страх психологический. Есть физический страх перед опасностью, как при встрече со змеёй или когда вы неожиданно оказываетесь на краю пропасти. Этот страх — физический страх перед встретившейся опасностью, — разве он не разумен? Вот здесь пропасть — я вижу её и немедленно реагирую, я не хожу по её краю. Так не является ли разумом тот страх, который говорит мне: «Будь осторожен — здесь опасно»? Этот разум был накоплен веками — ведь сколько людей упало в пропасть. Моя мама, мои друзья предупреждали меня быть осторожным с этой пропастью. Значит, в этом выражении физического страха присутствуют и функционируют в одно и то же время и память, и разум. Далее, существует уже психологический страх того физического страха, который был вами когда-то испытан. Скажем, страх перед болезнью, которая приносила столько боли. Помня про эту боль, которая есть чисто физическое явление, мы не хотим, чтобы она повторялась снова — у нас есть психологический страх перед не существующей в настоящий момент болью. Может ли этот психологический страх быть понят так, чтобы он больше не появлялся? У меня была боль — большинство людей знают, что это такое, — мне было больно на прошлой неделе или год назад. Боль была невыносимой, и я не хочу, чтобы она повторилась. Я боюсь, что это может вернуться. Что происходит в этом случае? Будьте очень внимательны. Есть память о боли, и мысль говорит: «Не позволяй боли вернуться снова. Будь осторожен!» Мысль о минувшей боли рождает страх её повторения. Мысль привносит страх в саму себя. Это особая форма страха — страх болезни, которая может повториться вместе со своей болью.Существует много различных психологических страхов, которые являются производными мысли: страх перед тем, что может сказать сосед, страх не стать обеспеченным, респектабельным, не соблюсти общественную мораль — которая на деле аморальна, — страх потерять работу, страх одиночества, страх тревоги — тревога сама есть форма страха, — и всё то, что также основано на мысли и встречается в жизни.Существуют не только сознательные страхи, есть также страхи, скрытые в глубинах психики, в глубинных пластах ума. Можно иметь дело с сознательными страхами, но страхи глубокие, замаскированные, не так просты. Как выявить эти подсознательные, глубинные, скрытые страхи? Может ли сознательный ум это сделать? Может ли сознательный ум с его активной мыслью снять покров с подсознательного, тайного? (Мы используем слово «подсознательный» не в его специальном смысле: что не осознаётся, о чём не знают, что в скрытых пластах — вот и всё.) Может ли сознательный ум — ум, приученный приспосабливаться ради выживания, приученный согласовываться с имеющимися обстоятельствами, — вы знаете сознательный ум, как он ловок, изощрён, — может ли сознательный ум раскрыть всё содержание подсознания? Не думаю, что он может это. Ум способен раскрыть какой-нибудь пласт, который он истолкует в соответствии со своей обусловленностью. Но само это истолкование ещё больше обуславливает сознательный ум, так что он становится ещё менее способным исследовать следующий пласт полностью.Человек видит, что обычное сознательное усилие исследовать более глубокое содержание ума становится чрезвычайно трудной задачей, если поверхностный ум не будет полностью свободным от обусловленности, от всех предрассудков и страхов; в противном случае ум не способен на наблюдение. Человек видит, что это для него чрезвычайно трудно, даже, скорее, просто невозможно. И он спрашивает: есть ли какой-то другой, совсем иной подход к этой проблеме?Может ли ум опустошить себя от всех страхов через анализ, самоанализ, с помощью профессионального психоаналитика? Здесь существенно ещё одно обстоятельство. Когда я анализирую себя, всматриваюсь в себя, слой за слоем, я проверяю, сужу, оцениваю; я говорю: «это верно», «это неправильно», «это я сохраню», «это сохранять не буду». Когда я анализирую, отличаюсь ли я от того, что я анализирую? Я должен ответить на это сам, должен сам увидеть истинность этого. Отличается ли анализирующий от того, что анализируется, например, от ревности? Отличия нет, он сам и есть эта ревность, но анализирующий старается отделить себя от неё как отдельную сущность, которая говорит: «Я собираюсь наблюдать ревность и избавиться от неё, или войти с ней в контакт». Но ревность и анализирующий являются частями друг друга.В процесс анализа вовлечено время, например, чтобы себя проанализировать, мне потребуется много дней или много лет. И по прошествии многих лет я всё ещё боюсь. Так что психоанализ — не выход. Психоанализ требует очень много времени, но когда дом горит, вы не присаживаетесь для анализа и не идёте к профессионалу, чтобы сказать: «Пожалуйста, расскажите мне всё обо мне», — вы должны действовать. Психоанализ есть форма бегства, лени и неспособности. (Для невротика, может быть, и хорошо сходить к психоаналитику — но даже и ему не избавиться таким образом от своего невроза полностью. Впрочем, это уже другой вопрос.)Сознательный анализ бессознательного — это не выход. Ум, видящий это, говорит сам себе: «Я не буду больше анализировать, я вижу бесполезность этого»; «я не буду больше сопротивляться страху». Понимаете, что происходит с умом? Когда он отбрасывает традиционный подход, подход анализа, сопротивление, время, что происходит с самим умом? Он становится необыкновенно острым. Ум становится, благодаря необходимости наблюдения, необыкновенно интенсивным, острым, живым. Он спрашивает: существует ли иной подход к проблеме раскрытия своего содержания, всего минувшего, памяти расы и семьи, груза культурной и религиозной традиции, продукта двух тысяч или десяти тысяч лет? Может ли ум быть свободным от всего этого, отбросить всё это и тем самым отбросить весь свой страх? Итак, передо мной проблема, эту проблему острый ум — ум, отбросивший все виды анализа, необходимо требующего времени, и потому не имеющий для себя завтра, — должен разрешить окончательно, сейчас. Следовательно, никакого идеала нет; нет вопроса о будущем, говорящего: «Я буду свободен от этого». Значит теперь ум находится в состоянии полного внимания . Он более не убегает, он более не придумывает время как способ решения проблемы, он более не применяет анализ, не сопротивляется. Следовательно, сам ум имеет совершенно новое качество.Психологи говорят: вы должны видеть сны, иначе можно сойти с ума. Мой вопрос: «Почему я вообще должен видеть сны?» Можно ли жить так, чтобы сновидений вообще не было? — тогда ум сможет действительно отдохнуть. Он и так был активен весь день: он слушал, задавал вопросы, наблюдал за красивым облаком, за прекрасным лицом, за движением воды, за движением жизни, за всем, — он наблюдал, наблюдал; и когда ум засыпает, ему нужен полный покой, иначе он утром проснётся усталым, по-прежнему старым.Поэтому спрашивается, есть ли способ вовсе не видеть снов? — так, чтобы ум за ночь получил полный отдых и приобрёл те качества, которые нельзя приобрести днём. Это возможно лишь тогда — это факт, не предположение, не теория, не выдумка, не надежда, — когда вы действительно бодрствуете, полностью бдительны в течение дня, наблюдая любое движение своей мысли и своих чувств, когда вы бдительны к каждому мотиву, к каждому сигналу и к каждому намёку того, что глубоко внутри, когда вы бдительны при разговоре, при ходьбе или слушая кого-то, когда вы наблюдаете своё честолюбие, свою ревность или свою реакцию на гимн «Слава Франции», когда читаете книгу, в которой написано «ваши религиозные верования — чепуха», наблюдаете, чтобы увидеть, что вовлечено в эту веру. Во время бодрствования действительно бодрствуйте, будьте чутки и бдительны, когда работаете, сидите в автобусе, разговариваете со своей женой, своими детьми, своим другом, когда курите — почему вы курите — когда читаете детектив — почему вы его читаете — когда идёте в кино — зачем — для возбуждения, ради секса? Когда вы видите красивое дерево или движение облаков по небу, полностью осознавайте то, что происходит внутри и вовне, и тогда, улёгшись спать, вы убедитесь, что не видите снов — а когда вы проснётесь на следующее утро, ваш ум будет свежим, впечатлительным и бодрым.
Париж, 13 апреля 1969 ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЕ Проникнуть в реальность? Традиция медитации. Реальность и безмолвный ум.
Мы говорили о хаосе в мире, громадном насилии, смятении, не только вне нас, но и внутри. Насилие идёт от страха, проблему которого мы уже рассматривали. Думаю, сейчас нам следует рассмотреть нечто, что для большинства из вас, возможно, несколько чуждо;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18