Что изменилось за эти два часа?
– Что изменилось? – повторил Брайн, коснувшись языком своей верхней губы. – Этот самый Гектор Родригес выставил условие, чтобы вы вошли туда и переговорили с ним. Он желает рассказать о своих проблемах, прежде чем сдаться властям.
– Позвольте мне суммировать, детектив Флагерти, – начала я, чтобы те телезрители, которые только что подключились к репортажу, поняли, в чем дело. – Итак, тот человек наверху, – я указала на здание, – который удерживает в заложниках трех человек, утверждает, что сдастся властям, если только я войду и побеседую с ним. Я правильно поняла?
– Правильно, – подтвердил Флагерти.
– Ну что ж, детектив Флагерти, – сказала я со всем возможным пафосом, – пойдемте!
Таким образом, мы отправились. Во время нашей беседы Брайн был прежним Брайном, каким я его привыкла видеть. Только теперь я уже не могла относиться к нему как раньше.
Дик шел следом за нами, держа телекамеру, а Джой шел рядом, держа магнитофон и микрофон. В таком порядке мы и приблизились к подъезду дома. Брайн крепко держал меня за локоть. Его сильная рука была покрыта блестящими золотистыми волосками. Он подвел меня прямо к подъезду дома 510 по Моррис авеню. Я подождала, пока перепуганный патрульный подаст мне два бумажных пакета – с кофе и сандвичами, а потом стала подниматься по лестнице прямо к апартаментам Гектора Родригеса.
Это имя было написано крупными буквами на полоске бумаги, которая была приклеена прямо под дверным глазком. «Квартира № 40. Родригес». Придерживая приподнятым коленом бумажные пакеты, я освободила одну руку и постучала.
– Кто там? – громко спросил за дверью мужской голос.
– Это Мэгги Саммерс, новости Ай-би-эн, – ответила я как можно непринужденнее.
Внезапно раздался женский вой. Потом крик другой женщины. А потом третий голос разразился бранью по-испански.
– Как я узнаю, что вы одна? – прокричал мужчина, стараясь перекрыть женские голоса.
– А я и есть одна, – спокойно сказала я. – И потом, что значит, как вы узнаете об этом?
– Нет! – истерически выкрикнул он. – Я не это имел в виду!
– Нет, – автоматически повторила я. – Вы сказали, что…
– Но я-то не один! – продолжал кричать он. – Я-то знаю, что я не один!
Из одного бумажного пакета мне на колено стал капать горячий кофе.
– Гектор, – сказала я, полагая, что тот, кто говорит со мной, и есть Гектор, – я пришла одна, как мы и договорились. Теперь почему бы вам не впустить меня? К тому же я принесла ваш ленч.
Дверь отворилась, и передо мной возник испуганный и небритый мужчина лет тридцати пяти. На нем были драные коричневые штаны, рубашки не было, а на груди болтались многочисленные золотые цепочки и медальоны. У него была тонкая шея, и дрожащей рукой он отбрасывал падающие на глаза длинные черные волосы. Я заметила, какие у него страшные, кривые ногти. В другой руке у него был огромный револьвер, и этим револьвером он сделал мне знак, чтобы я вошла. Я сделала вид, что вообще не замечаю револьвера, которым он с явным удовольствием размахивал во все стороны. Я направилась прямо к столу, покрытому ветхой и замасленной синей скатеркой. Две заплаканные женщины забились в угол, а около них на полу лежала третья женщина.
– Сандвичи и напитки – для всех, – сказала я как можно веселее и начала разгружать бумажные пакеты.
Одна женщина, чрезвычайно полная, выглядела особенно перепуганной. Другая была очень худа, и у нее были черные усики и густые черные брови. Третья выглядела довольно вульгарно. Она только что поднялась с пола, и у нее были кривые ноги. Она вытащила из волос, выкрашенных в немыслимо красный цвет, заколку, и прядь волос упала на лицо, закрыв глаз. Улыбнувшись ей, я осторожно осмотрелась.
Светло-зеленые стены были сплошь залеплены картинами, изображающими Иисуса Христоса в различные моменты его многотрудной жизни. Крашеная «секс-бомба» переминалась с ноги на ногу около огромного телевизора, установленного на деревянной тумбочке. В комнате помещались также два продавленных и потрепанных дивана, разваливающееся кресло и два белых столика, на которых стояли фотографии Джона и Роберта Кеннеди, Мартина Лютера Кинга, а также фотография какой-то компании – видимо, Родригесы в полном составе где-нибудь на пикнике в парке отдыха. Пока я выкладывала на стол наш ленч, то успела заметить на полу около раскрытого окна три коробки из-под обуви. Коробки были обмотаны медной проволокой, белой клейкой лентой, и в них виднелось по крайней мере восемнадцать динамитных шашек.
– Смотрите, не выкиньте чего-нибудь, – нервно предупредил Гектор, шагая взад и вперед по комнате и размахивая над головой револьвером. Он слегка шепелявил и начинал заикаться, когда был особенно взволнован.
Две женщины в углу начали шептаться.
– Заткнитесь! – завизжал Гектор, подбегая к ним. В ответ они снова завопили и заплакали, пока крашеная женщина, очевидно, старшая в этой троице, не сказала им что-то по-испански. Они немедленно успокоились. Повернувшись ко мне, крашеная спросила:
– Они передали то, что я заказывала?
– Должно быть, забыли, – ответила я, заглядывая в пустые пакеты.
– Дерьмо, – проворчала она.
Не обращая на нее внимания, я обратилась к Гектору:
– Уберите ваш пистолет, Гектор, а то мне не удастся приготовить наш ленч.
Мои слова весьма напомнили мне те восхитительные солнечные дни у пруда, когда родительница говорила своей маленькой дочке:
– Брось эту гадость и вымой руки. Не то останешься без завтрака.
Как это ни удивительно, но, как только я упомянула о еде, Гектор безропотно положил револьвер на один из затертых диванов и уселся за стол. Обращаясь к женщинам в углу, я спросила:
– Будете с нами завтракать?
Они испуганно посмотрели друг на друга, а потом та, что страдала ожирением, поднялась и заковыляла к столу. Худая все еще не решалась подойти. Она вопросительно посмотрела на крашеную «секс-бомбу», чтобы та подтвердила, что в этом нет ничего предосудительного.
Крашеная посмотрела на меня.
– Я его жена, Эстелла.
– Очень приятно, Эстелла, – сказала я. – Почему бы вам не разрешить вашей подруге сесть за стол?
– Никакая она мне не подруга, – ответила крашеная. – Она его сестра.
– Сестра, подруга – какая разница? Скажите ей, что уже все готово.
Эстелла повернулась к сестре Гектора и, указав ей пальцем на стол, заорала:
– Ну-ка тащи свой зад за стол, сука!
Сестра Гектора мгновенно оказалась за столом. Быстрее, чем если бы кто-то пригласил ее словами: «завтрак подан».
– А теперь, – жизнерадостно начала я, – кому хот-дог с соусом?
Если бы я знала, что даже самый невинный вопрос может стоить жизни как мне, так и всем, кто находится рядом, я бы предпочла помолчать.
– Гектору, – проскрипела толстая.
– Нет, не мне! – закричал Гектор. – Мне ветчину и сыр!
– Придурок, – проговорила худая и усатая, – ты просил хот-дог!
– Заткнись, гадина, – заорал Гектор. – Я заказывал ветчину и сыр!
– Я же слышала, как ты сказал хот-дог с соусом! – взвизгнула Эстелла.
– Не хочу никакого соуса! – заныл Гектор. – Вы у меня все на воздух взлетите!
– Пропади пропадом этот хот-дог! – крикнула я. Но он скакнул к трем коробкам из-под обуви, опустился около них на корточки и принялся манипулировать с проводами. Опрокинув стул, я бросилась к нему и – Бог знает как – оттолкнула его ногой.
Гектор, скорчившись, лежал около своих взрывных устройств и хныкал, как обиженный ребенок.
– Все в порядке, Гектор, – мягко сказала я и погладила его по голове. – Все хорошо. Я знаю, что ты просил ветчину и сыр. Все в порядке. Они были не правы. Ветчина и сыр – тебе.
– Я не просил соуса, – хныкал он.
Я взглянула на Эстеллу, чьи слова так выводили Гектора из себя, и поинтересовалась:
– Почему вы ссоритесь?
Эстелла откинула назад волосы и приняла позу Кармен в одноименной опере. Потом она презрительно расхохоталась.
– Ничтожество, – воскликнула она. – Гектор – ничтожество. Он не может иметь детей.
– И вы обвиняете его? – пробормотала я.
Но не успела я собраться с мыслями, чтобы растолковать этим женщинам, что не следует доводить Гектора, чтобы он нервничал и бился в истерике, как две другие гарпии принялись орать и визжать с такой силой, что дом вполне мог рухнуть и без динамита. Обняв Гектора за худую грудь, я закричала на них что было силы:
– Хватит! Замолчите все!
Установилась тишина. Эстелла выглядела смущенной. Ее глумливость сменилась выражением неуверенности, и она нервно накручивала свои крашеные волосы на указательный палец, но не двигалась. Другие две просто недоуменно пялились на меня, раскрыв от удивления рты. Однако еще больше был удивлен сам Гектор. Он был сражен тем, что кто-то посторонний решился защитить его от этих фурий. Я находилась у Родригеса дома всего десять минут, и мне уже было совершенно ясно, что Родригес еще что-то пытается доказать своим домашним, хотя любой другой мужчина на его месте уже давно начал бы кусаться.
Не успела я произнести ни слова, как зазвонил телефон. Звонили с улицы из передвижного полицейского диспетчерского пульта.
– С тобой все в порядке, Мэгги? – спокойно поинтересовался Брайн. – Мы слышали, как ты кричала.
У этого человека ледяное сердце. Только не в постели, конечно.
– Дай трубку Спригу, – сказала я. Ник тут же ответил.
– Как ты, детка? С тобой все в порядке?
– Ситуация под контролем, – сказала я, уже сообразив, как надо рассказывать о происходящем в квартире, чтобы никто из этой семейки ничего не понял. – Просто слушай и ни о чем не спрашивай, – попросила я, собираясь с мыслями.
– У Гектора цурис от нафкас и мешуги, – начала я на дикой смеси идиша с блатным жаргоном.
Ник понял меня с полуслова.
– Валяй дальше, – сказал он, прикладывая огромные усилия, чтобы не расхохотаться.
– Ситуация здесь швах. Его затрибухали и затюкали. Любой нормальный человек уже давно бы засемафорил и нафкас и мешугу – ты меня понимаешь?
– Понимаю, – ответил Ник. – Твои предложения?
– Немного куриного бульона. Ясно?
– Абсолютно! – расхохотался Ник.
Гектор позволил мне усадить себя за стол. За столом с выражением полного счастья на физиономии он принялся уплетать свой сандвич с ветчиной и сыром. Внезапно – может быть, потому что атмосфера разрядилась, – толстуха прикрикнула на него:
– Жуй с закрытым ртом, неряха!
И словно по команде, тут же подключилась усатая:
– Так едят только свиньи!
Не заставила себя ждать и «секс-бомба», которая завопила громче всех:
– Ничтожество! Ничтожество!
Естественно, Гектор немедленно бросил свой сандвич и рванулся за револьвером. При этом он опрокинул мой одинарный кофе прямо на мое нежно-кремовое вязаное платье. Однако я уже успела принять решение.
– Гектор! – закричала я, приподнявшись со стула, чтобы успеть ухватить его раньше, чем он возьмется за револьвер. – Я хочу, чтобы ты немедленно выбросил отсюда этих трех мымр! Ты слышал, что я сказала? Немедленно – вон их!
Он начал смеяться. Сначала тихо, а потом все громче. При этом он все повторял:
– Мымры, мымры!..
В конце концов он расхохотался до того, что по его щекам потекли слезы. Женщины были явно смущены тем, что их освобождение наступило так внезапно, и принялись шептаться между собой на испанском.
– Ну-ка заткнитесь! – одернула их я. – Мне нужно поговорить по телефону.
Брайн слушал меня очень внимательно.
– Три женщины сейчас выйдут, – объяснила я.
– Твоя съемочная группа может войти?
Я повернулась к Гектору, который ненадолго затих.
– Моя съемочная группа хочет подняться сюда, чтобы снять тебя для телевидения. Могу я сказать им, что все нормально?
– Да, да, – пробормотал он, кивая головой. – Я только надену рубашку.
– Пяти минут достаточно?
Гектор показал мне на пальцах: десять. Настал момент, когда Гектор Родригес мог сбросить свои оковы.
– Скажи им, чтобы убирались, – приказала я ему. Он сказал им что-то по-испански. Возможно, не совсем теми словами, как я, но так доходчиво, что те вскочили и одним духом выскочили за дверь. Их бегство сопровождалось несколькими возгласами – как по-английски, так и по-испански.
– Ничтожество! – бросила Эстелла в адрес своей законной половины.
– Шлюха! – крикнула я ей вдогонку, поскольку в подобной ситуации весьма сложно удержаться в рамках приличий.
Гектор посмотрел на меня с улыбкой капризного ребенка.
– Да, так им! – проговорил он.
К тому моменту, как Гектор вернулся из спальни, где он умывался, спрыскивал волосы душистым одеколоном с запахом кокоса, а также надевал чистую белую рубашку, мои руки тряслись так сильно, что я едва могла держать свой сандвич с беконом и томатным соусом.
Когда он заправил рубашку в свои драные коричневые штаны, то уселся за стол, чтобы закончить завтрак. С недоумением он воззрился на свой недоеденный бутерброд с ветчиной и сыром, который валялся на полу – там, куда он в бешенстве швырнул его несколько минут назад. Переглянувшись, мы улыбнулись, как будто у нас был какой-то общий секрет. Не говоря ни слова, я подала Гектору хот-дог с соусом, и он взял его у меня без всяких колебаний.
– Пойдет? – спросила я.
– Обожаю хот-доги, – сказал он, расплываясь в счастливой улыбке, и принялся жевать.
Когда у входной двери позвонили, Гектор, чавкая, уплетал свой хот-дог. Он нервно постукивал ботинком по ножке стола и безучастно смотрел куда-то в пространство. Револьвер лежал на столе, а около окна все еще лежали в полной боевой готовности три самодельные бомбы.
– Это моя съемочная группа. Можно я открою дверь? – спросила я.
Он кивнул. Когда я открыла дверь, Ник тут же схватил меня за руку и зашептал:
– Парни из саперного подразделения уже здесь. Ты думаешь, он позволит им войти?
Гектор все еще сидел за столом и занимался своим хот-догом.
– Гектор, моя группа уже здесь. Ты не возражаешь, если вместе с ними войдут парни из саперного подразделения, чтобы обезвредить бомбы, которые ты смастерил? – спросила я.
Он снова кивнул. Появился обливающийся потом Дик Карлсон с телекамерой. Джой Валери шагнул прямо к Гектору, пожал ему руку, а потом принялся налаживать магнитофон.
– Привет, Гектор, – сказал он. – Меня зовут Джой.
– Привет, Джой, – отозвался Гектор.
Я отвела Гектора к дивану, на котором мы уселись, чтобы начать интервью, и я заметила, что саперы уже сматывают проволоку и снимают клейкую ленту с динамитных шашек.
– Все в порядке, – тихо сказала я Гектору.
Ник присел на корточки в нескольких шагах от нас.
– Гектор, меня зовут Ник. Я буду руководить этой съемкой.
– Привет, Ник, – улыбнулся Гектор.
– Ты получишься отлично. Только смотри на Мэгги, а не в камеру.
– Ты готов? – спросила я Гектора.
– Готов.
Ник кивнул, чтобы я начинала.
– Гектор, – сказала я, глядя прямо ему в глаза, – почему ты решил взять в заложницы свою жену и двух сестер и угрожал их убить?
Вдруг Ник замахал рукой, останавливая нас.
– Подожди, Мэгги! Стоп! Что это с твоим платьем?
Посмотрев вниз, я увидела кофейные пятна.
– Я совсем забыла. Это кофе.
– Выйди и переверни платье другой стороной, чтобы пятна были хотя бы у тебя на заднице, – распорядился Ник.
Через минуту я снова сидела на диване.
– Давай все сначала, – сказал Ник.
– Гектор, – сказала я, – почему ты решил взять в заложницы свою жену и двух сестер и угрожал их убить?
У него на глазах набухли слезы.
– Это я заложник, а не они!
– Что ты имеешь в виду, Гектор?
– Я работаю и все деньги отдаю Эстелле. Она мне не дает ни цента. Только на дорогу и еще иногда заворачивает с собой бутерброд… У меня нет денег даже на новые ботинки.
– Зачем же ты отдаешь ей все деньги?
– Она мучает меня за то, что у нас нет детей. Она изводит меня каждую минуту, обзывает по-всякому… – Он умоляющее смотрел на меня, надеясь, что я его пойму. – Но как же можно сделать ребенка, если на тебя кричат и ругают все время?..
Однажды на Ист-Сайд, что в Манхэттене, неподалеку от Грэйси, одна замужняя дама (работающая к тому же) по имени Мэгги Саммерс сидела у себя на кухне за дубовым полированным столом и разговаривала со своей приятельницей. Изящный светильник из черненого стекла уютно разливал неяркий свет.
– Я чувствую себя униженной… – призналась Мэгги. – Эрик выдает мне деньги лишь на дорогу. Я даже не в состоянии купить себе новые туфли!
– Как же ты допустила до этого? – поинтересовалась приятельница. – Ведь ты тоже работаешь!
– Он обвиняет меня в том, что у нас нет детей. Он все время третирует меня этим… Но как же я могу иметь ребенка от человека, который только и делает, что мучает меня, вечно недоволен и орет на меня?..
Телекамера следует за Гектором и мной, когда мы выходим из дома 510 по Моррис авеню. К этому моменту уже несколько телевизионных групп дежурят у входа, чтобы заснять происходящую драму. Впрочем, теперь это уже не драма. Все это просто очень грустная история.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Что изменилось? – повторил Брайн, коснувшись языком своей верхней губы. – Этот самый Гектор Родригес выставил условие, чтобы вы вошли туда и переговорили с ним. Он желает рассказать о своих проблемах, прежде чем сдаться властям.
– Позвольте мне суммировать, детектив Флагерти, – начала я, чтобы те телезрители, которые только что подключились к репортажу, поняли, в чем дело. – Итак, тот человек наверху, – я указала на здание, – который удерживает в заложниках трех человек, утверждает, что сдастся властям, если только я войду и побеседую с ним. Я правильно поняла?
– Правильно, – подтвердил Флагерти.
– Ну что ж, детектив Флагерти, – сказала я со всем возможным пафосом, – пойдемте!
Таким образом, мы отправились. Во время нашей беседы Брайн был прежним Брайном, каким я его привыкла видеть. Только теперь я уже не могла относиться к нему как раньше.
Дик шел следом за нами, держа телекамеру, а Джой шел рядом, держа магнитофон и микрофон. В таком порядке мы и приблизились к подъезду дома. Брайн крепко держал меня за локоть. Его сильная рука была покрыта блестящими золотистыми волосками. Он подвел меня прямо к подъезду дома 510 по Моррис авеню. Я подождала, пока перепуганный патрульный подаст мне два бумажных пакета – с кофе и сандвичами, а потом стала подниматься по лестнице прямо к апартаментам Гектора Родригеса.
Это имя было написано крупными буквами на полоске бумаги, которая была приклеена прямо под дверным глазком. «Квартира № 40. Родригес». Придерживая приподнятым коленом бумажные пакеты, я освободила одну руку и постучала.
– Кто там? – громко спросил за дверью мужской голос.
– Это Мэгги Саммерс, новости Ай-би-эн, – ответила я как можно непринужденнее.
Внезапно раздался женский вой. Потом крик другой женщины. А потом третий голос разразился бранью по-испански.
– Как я узнаю, что вы одна? – прокричал мужчина, стараясь перекрыть женские голоса.
– А я и есть одна, – спокойно сказала я. – И потом, что значит, как вы узнаете об этом?
– Нет! – истерически выкрикнул он. – Я не это имел в виду!
– Нет, – автоматически повторила я. – Вы сказали, что…
– Но я-то не один! – продолжал кричать он. – Я-то знаю, что я не один!
Из одного бумажного пакета мне на колено стал капать горячий кофе.
– Гектор, – сказала я, полагая, что тот, кто говорит со мной, и есть Гектор, – я пришла одна, как мы и договорились. Теперь почему бы вам не впустить меня? К тому же я принесла ваш ленч.
Дверь отворилась, и передо мной возник испуганный и небритый мужчина лет тридцати пяти. На нем были драные коричневые штаны, рубашки не было, а на груди болтались многочисленные золотые цепочки и медальоны. У него была тонкая шея, и дрожащей рукой он отбрасывал падающие на глаза длинные черные волосы. Я заметила, какие у него страшные, кривые ногти. В другой руке у него был огромный револьвер, и этим револьвером он сделал мне знак, чтобы я вошла. Я сделала вид, что вообще не замечаю револьвера, которым он с явным удовольствием размахивал во все стороны. Я направилась прямо к столу, покрытому ветхой и замасленной синей скатеркой. Две заплаканные женщины забились в угол, а около них на полу лежала третья женщина.
– Сандвичи и напитки – для всех, – сказала я как можно веселее и начала разгружать бумажные пакеты.
Одна женщина, чрезвычайно полная, выглядела особенно перепуганной. Другая была очень худа, и у нее были черные усики и густые черные брови. Третья выглядела довольно вульгарно. Она только что поднялась с пола, и у нее были кривые ноги. Она вытащила из волос, выкрашенных в немыслимо красный цвет, заколку, и прядь волос упала на лицо, закрыв глаз. Улыбнувшись ей, я осторожно осмотрелась.
Светло-зеленые стены были сплошь залеплены картинами, изображающими Иисуса Христоса в различные моменты его многотрудной жизни. Крашеная «секс-бомба» переминалась с ноги на ногу около огромного телевизора, установленного на деревянной тумбочке. В комнате помещались также два продавленных и потрепанных дивана, разваливающееся кресло и два белых столика, на которых стояли фотографии Джона и Роберта Кеннеди, Мартина Лютера Кинга, а также фотография какой-то компании – видимо, Родригесы в полном составе где-нибудь на пикнике в парке отдыха. Пока я выкладывала на стол наш ленч, то успела заметить на полу около раскрытого окна три коробки из-под обуви. Коробки были обмотаны медной проволокой, белой клейкой лентой, и в них виднелось по крайней мере восемнадцать динамитных шашек.
– Смотрите, не выкиньте чего-нибудь, – нервно предупредил Гектор, шагая взад и вперед по комнате и размахивая над головой револьвером. Он слегка шепелявил и начинал заикаться, когда был особенно взволнован.
Две женщины в углу начали шептаться.
– Заткнитесь! – завизжал Гектор, подбегая к ним. В ответ они снова завопили и заплакали, пока крашеная женщина, очевидно, старшая в этой троице, не сказала им что-то по-испански. Они немедленно успокоились. Повернувшись ко мне, крашеная спросила:
– Они передали то, что я заказывала?
– Должно быть, забыли, – ответила я, заглядывая в пустые пакеты.
– Дерьмо, – проворчала она.
Не обращая на нее внимания, я обратилась к Гектору:
– Уберите ваш пистолет, Гектор, а то мне не удастся приготовить наш ленч.
Мои слова весьма напомнили мне те восхитительные солнечные дни у пруда, когда родительница говорила своей маленькой дочке:
– Брось эту гадость и вымой руки. Не то останешься без завтрака.
Как это ни удивительно, но, как только я упомянула о еде, Гектор безропотно положил револьвер на один из затертых диванов и уселся за стол. Обращаясь к женщинам в углу, я спросила:
– Будете с нами завтракать?
Они испуганно посмотрели друг на друга, а потом та, что страдала ожирением, поднялась и заковыляла к столу. Худая все еще не решалась подойти. Она вопросительно посмотрела на крашеную «секс-бомбу», чтобы та подтвердила, что в этом нет ничего предосудительного.
Крашеная посмотрела на меня.
– Я его жена, Эстелла.
– Очень приятно, Эстелла, – сказала я. – Почему бы вам не разрешить вашей подруге сесть за стол?
– Никакая она мне не подруга, – ответила крашеная. – Она его сестра.
– Сестра, подруга – какая разница? Скажите ей, что уже все готово.
Эстелла повернулась к сестре Гектора и, указав ей пальцем на стол, заорала:
– Ну-ка тащи свой зад за стол, сука!
Сестра Гектора мгновенно оказалась за столом. Быстрее, чем если бы кто-то пригласил ее словами: «завтрак подан».
– А теперь, – жизнерадостно начала я, – кому хот-дог с соусом?
Если бы я знала, что даже самый невинный вопрос может стоить жизни как мне, так и всем, кто находится рядом, я бы предпочла помолчать.
– Гектору, – проскрипела толстая.
– Нет, не мне! – закричал Гектор. – Мне ветчину и сыр!
– Придурок, – проговорила худая и усатая, – ты просил хот-дог!
– Заткнись, гадина, – заорал Гектор. – Я заказывал ветчину и сыр!
– Я же слышала, как ты сказал хот-дог с соусом! – взвизгнула Эстелла.
– Не хочу никакого соуса! – заныл Гектор. – Вы у меня все на воздух взлетите!
– Пропади пропадом этот хот-дог! – крикнула я. Но он скакнул к трем коробкам из-под обуви, опустился около них на корточки и принялся манипулировать с проводами. Опрокинув стул, я бросилась к нему и – Бог знает как – оттолкнула его ногой.
Гектор, скорчившись, лежал около своих взрывных устройств и хныкал, как обиженный ребенок.
– Все в порядке, Гектор, – мягко сказала я и погладила его по голове. – Все хорошо. Я знаю, что ты просил ветчину и сыр. Все в порядке. Они были не правы. Ветчина и сыр – тебе.
– Я не просил соуса, – хныкал он.
Я взглянула на Эстеллу, чьи слова так выводили Гектора из себя, и поинтересовалась:
– Почему вы ссоритесь?
Эстелла откинула назад волосы и приняла позу Кармен в одноименной опере. Потом она презрительно расхохоталась.
– Ничтожество, – воскликнула она. – Гектор – ничтожество. Он не может иметь детей.
– И вы обвиняете его? – пробормотала я.
Но не успела я собраться с мыслями, чтобы растолковать этим женщинам, что не следует доводить Гектора, чтобы он нервничал и бился в истерике, как две другие гарпии принялись орать и визжать с такой силой, что дом вполне мог рухнуть и без динамита. Обняв Гектора за худую грудь, я закричала на них что было силы:
– Хватит! Замолчите все!
Установилась тишина. Эстелла выглядела смущенной. Ее глумливость сменилась выражением неуверенности, и она нервно накручивала свои крашеные волосы на указательный палец, но не двигалась. Другие две просто недоуменно пялились на меня, раскрыв от удивления рты. Однако еще больше был удивлен сам Гектор. Он был сражен тем, что кто-то посторонний решился защитить его от этих фурий. Я находилась у Родригеса дома всего десять минут, и мне уже было совершенно ясно, что Родригес еще что-то пытается доказать своим домашним, хотя любой другой мужчина на его месте уже давно начал бы кусаться.
Не успела я произнести ни слова, как зазвонил телефон. Звонили с улицы из передвижного полицейского диспетчерского пульта.
– С тобой все в порядке, Мэгги? – спокойно поинтересовался Брайн. – Мы слышали, как ты кричала.
У этого человека ледяное сердце. Только не в постели, конечно.
– Дай трубку Спригу, – сказала я. Ник тут же ответил.
– Как ты, детка? С тобой все в порядке?
– Ситуация под контролем, – сказала я, уже сообразив, как надо рассказывать о происходящем в квартире, чтобы никто из этой семейки ничего не понял. – Просто слушай и ни о чем не спрашивай, – попросила я, собираясь с мыслями.
– У Гектора цурис от нафкас и мешуги, – начала я на дикой смеси идиша с блатным жаргоном.
Ник понял меня с полуслова.
– Валяй дальше, – сказал он, прикладывая огромные усилия, чтобы не расхохотаться.
– Ситуация здесь швах. Его затрибухали и затюкали. Любой нормальный человек уже давно бы засемафорил и нафкас и мешугу – ты меня понимаешь?
– Понимаю, – ответил Ник. – Твои предложения?
– Немного куриного бульона. Ясно?
– Абсолютно! – расхохотался Ник.
Гектор позволил мне усадить себя за стол. За столом с выражением полного счастья на физиономии он принялся уплетать свой сандвич с ветчиной и сыром. Внезапно – может быть, потому что атмосфера разрядилась, – толстуха прикрикнула на него:
– Жуй с закрытым ртом, неряха!
И словно по команде, тут же подключилась усатая:
– Так едят только свиньи!
Не заставила себя ждать и «секс-бомба», которая завопила громче всех:
– Ничтожество! Ничтожество!
Естественно, Гектор немедленно бросил свой сандвич и рванулся за револьвером. При этом он опрокинул мой одинарный кофе прямо на мое нежно-кремовое вязаное платье. Однако я уже успела принять решение.
– Гектор! – закричала я, приподнявшись со стула, чтобы успеть ухватить его раньше, чем он возьмется за револьвер. – Я хочу, чтобы ты немедленно выбросил отсюда этих трех мымр! Ты слышал, что я сказала? Немедленно – вон их!
Он начал смеяться. Сначала тихо, а потом все громче. При этом он все повторял:
– Мымры, мымры!..
В конце концов он расхохотался до того, что по его щекам потекли слезы. Женщины были явно смущены тем, что их освобождение наступило так внезапно, и принялись шептаться между собой на испанском.
– Ну-ка заткнитесь! – одернула их я. – Мне нужно поговорить по телефону.
Брайн слушал меня очень внимательно.
– Три женщины сейчас выйдут, – объяснила я.
– Твоя съемочная группа может войти?
Я повернулась к Гектору, который ненадолго затих.
– Моя съемочная группа хочет подняться сюда, чтобы снять тебя для телевидения. Могу я сказать им, что все нормально?
– Да, да, – пробормотал он, кивая головой. – Я только надену рубашку.
– Пяти минут достаточно?
Гектор показал мне на пальцах: десять. Настал момент, когда Гектор Родригес мог сбросить свои оковы.
– Скажи им, чтобы убирались, – приказала я ему. Он сказал им что-то по-испански. Возможно, не совсем теми словами, как я, но так доходчиво, что те вскочили и одним духом выскочили за дверь. Их бегство сопровождалось несколькими возгласами – как по-английски, так и по-испански.
– Ничтожество! – бросила Эстелла в адрес своей законной половины.
– Шлюха! – крикнула я ей вдогонку, поскольку в подобной ситуации весьма сложно удержаться в рамках приличий.
Гектор посмотрел на меня с улыбкой капризного ребенка.
– Да, так им! – проговорил он.
К тому моменту, как Гектор вернулся из спальни, где он умывался, спрыскивал волосы душистым одеколоном с запахом кокоса, а также надевал чистую белую рубашку, мои руки тряслись так сильно, что я едва могла держать свой сандвич с беконом и томатным соусом.
Когда он заправил рубашку в свои драные коричневые штаны, то уселся за стол, чтобы закончить завтрак. С недоумением он воззрился на свой недоеденный бутерброд с ветчиной и сыром, который валялся на полу – там, куда он в бешенстве швырнул его несколько минут назад. Переглянувшись, мы улыбнулись, как будто у нас был какой-то общий секрет. Не говоря ни слова, я подала Гектору хот-дог с соусом, и он взял его у меня без всяких колебаний.
– Пойдет? – спросила я.
– Обожаю хот-доги, – сказал он, расплываясь в счастливой улыбке, и принялся жевать.
Когда у входной двери позвонили, Гектор, чавкая, уплетал свой хот-дог. Он нервно постукивал ботинком по ножке стола и безучастно смотрел куда-то в пространство. Револьвер лежал на столе, а около окна все еще лежали в полной боевой готовности три самодельные бомбы.
– Это моя съемочная группа. Можно я открою дверь? – спросила я.
Он кивнул. Когда я открыла дверь, Ник тут же схватил меня за руку и зашептал:
– Парни из саперного подразделения уже здесь. Ты думаешь, он позволит им войти?
Гектор все еще сидел за столом и занимался своим хот-догом.
– Гектор, моя группа уже здесь. Ты не возражаешь, если вместе с ними войдут парни из саперного подразделения, чтобы обезвредить бомбы, которые ты смастерил? – спросила я.
Он снова кивнул. Появился обливающийся потом Дик Карлсон с телекамерой. Джой Валери шагнул прямо к Гектору, пожал ему руку, а потом принялся налаживать магнитофон.
– Привет, Гектор, – сказал он. – Меня зовут Джой.
– Привет, Джой, – отозвался Гектор.
Я отвела Гектора к дивану, на котором мы уселись, чтобы начать интервью, и я заметила, что саперы уже сматывают проволоку и снимают клейкую ленту с динамитных шашек.
– Все в порядке, – тихо сказала я Гектору.
Ник присел на корточки в нескольких шагах от нас.
– Гектор, меня зовут Ник. Я буду руководить этой съемкой.
– Привет, Ник, – улыбнулся Гектор.
– Ты получишься отлично. Только смотри на Мэгги, а не в камеру.
– Ты готов? – спросила я Гектора.
– Готов.
Ник кивнул, чтобы я начинала.
– Гектор, – сказала я, глядя прямо ему в глаза, – почему ты решил взять в заложницы свою жену и двух сестер и угрожал их убить?
Вдруг Ник замахал рукой, останавливая нас.
– Подожди, Мэгги! Стоп! Что это с твоим платьем?
Посмотрев вниз, я увидела кофейные пятна.
– Я совсем забыла. Это кофе.
– Выйди и переверни платье другой стороной, чтобы пятна были хотя бы у тебя на заднице, – распорядился Ник.
Через минуту я снова сидела на диване.
– Давай все сначала, – сказал Ник.
– Гектор, – сказала я, – почему ты решил взять в заложницы свою жену и двух сестер и угрожал их убить?
У него на глазах набухли слезы.
– Это я заложник, а не они!
– Что ты имеешь в виду, Гектор?
– Я работаю и все деньги отдаю Эстелле. Она мне не дает ни цента. Только на дорогу и еще иногда заворачивает с собой бутерброд… У меня нет денег даже на новые ботинки.
– Зачем же ты отдаешь ей все деньги?
– Она мучает меня за то, что у нас нет детей. Она изводит меня каждую минуту, обзывает по-всякому… – Он умоляющее смотрел на меня, надеясь, что я его пойму. – Но как же можно сделать ребенка, если на тебя кричат и ругают все время?..
Однажды на Ист-Сайд, что в Манхэттене, неподалеку от Грэйси, одна замужняя дама (работающая к тому же) по имени Мэгги Саммерс сидела у себя на кухне за дубовым полированным столом и разговаривала со своей приятельницей. Изящный светильник из черненого стекла уютно разливал неяркий свет.
– Я чувствую себя униженной… – призналась Мэгги. – Эрик выдает мне деньги лишь на дорогу. Я даже не в состоянии купить себе новые туфли!
– Как же ты допустила до этого? – поинтересовалась приятельница. – Ведь ты тоже работаешь!
– Он обвиняет меня в том, что у нас нет детей. Он все время третирует меня этим… Но как же я могу иметь ребенка от человека, который только и делает, что мучает меня, вечно недоволен и орет на меня?..
Телекамера следует за Гектором и мной, когда мы выходим из дома 510 по Моррис авеню. К этому моменту уже несколько телевизионных групп дежурят у входа, чтобы заснять происходящую драму. Впрочем, теперь это уже не драма. Все это просто очень грустная история.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44