– Я рада, что вы пришли, – сказала Энни, как бы извиняясь за свое замешательство. Она присела на край кровати и попыталась улыбнуться, но затравленное выражение глаз почти свело на нет все ее усилия.– Как вы себя чувствуете сегодня? – спросил Бертон.– Растерянной.– Это понятно. – Он не торопил ее.– Слабой.– Тоже понятно.– Никто мне ничего не объясняет.Джизус помрачнел. Он знал, что сиделки опасались, что могут невольно вернуть ее в прежнее состояние. Но ощущения, которые она должна была испытывать, не получая ни от кого никаких сведений, могли привести ее в это состояние гораздо быстрее.– Я постараюсь ответить на ваши вопросы.Она явно почувствовала облегчение. Джис увидел, как затрепетали длинные ресницы, когда она опустила взгляд на, руки и еще раз удивилась их непривычному сочетанию с рукавами больничной рубашки.– Расскажите мне, что это за место?– Лучше я покажу вам его. – Джизус вышел в холл и привез оттуда кресло на колесиках. Толкнув дверь спиной, он подкатил его к кровати. – Мы поедем на прогулку.Она колебалась. Он почти физически ощущал внутреннюю борьбу, которая в ней происходила. Кровать была уже знакомым и безопасным местом, кресло – незнакомым.– Вы все время будете со мной?Он кивнул.С легким вздохом она встала и пересела в кресло. Джис стянул с кровати одеяло и закутал ее. Она была так тонка, что в кресле оставалось еще достаточно много свободного места.– Мы намерены вас немного откормить, – сказал он, чувствуя, что ее смущают его невольные прикосновения.– Еда очень вкусная.– Значит, вы явно поправляетесь. А госпитальная еда и должна быть вкусной.По коридору бродили пациенты, и, толкая коляску к выходу, Бертон то и дело останавливался поговорить с ними. Подкатив кресло к выходу с этажа, он подождал, пока Кэрри сходит за ключом, чтобы отпереть дверь, выходящую на лестничную клетку, и через минуту они были уже у лифта.Джис взглянул на руки женщины, сжавшие подлокотники кресла. Костяшки пальцев побелели от напряжения. Он присел на корточки, чтобы быть с ней вровень.– Если это слишком пугает, я могу доставить вас обратно в вашу комнату.Секунду Энни взвешивала его предложение. Она колебалась между желанием начать возвращение к жизни и страхом, опасалась, что, согласившись, окажется лицом к лицу с неведомой опасностью, ощущение которой все еще существовало в глубине ее сознания.– Все слишком пугающе, – мягко ответила она. – Но не думаю, что я когда-либо была трусихой. – Она слегка выпрямилась в кресле. – Я хочу посмотреть, где нахожусь.– Я как раз собираюсь показать вам часть нашего госпиталя. Об остальном расскажу потом.В лифте он нажал кнопку следующего этажа, где находился солярий.– Батон-Ружский городской госпиталь – это больница общего типа, рассчитанная на пятьсот коек. Госпиталь славится своей службой «скорой помощи», кардиологией, блоком интенсивной терапии и психиатрическим отделением.Услышав последние слова, Энни насторожилась.На девятом этаже Джизус направил кресло в сторону солярия, кивая в ответ на приветствия тамошнего персонала. Это был теплый день. В апреле погода в этих местах неустойчива – то жара, то холод, сегодня же ярко светило солнце. Бертон распахнул стеклянные двери, ведущие на вымощенную плитами террасу, и вывез туда кресло. Выбрав местечко, где тень, отбрасываемая стеной здания, защитила бы пациентку от ярких лучей, он остановил коляску.Ее глаза были зажмурены, казалось, что появление на открытом воздухе стало слишком сильным потрясением для Энни. Но Джис с удовлетворением заметил, что она делала отчаянные попытки открыть их. Она сделала глубокий выдох, вытесняя из легких остатки тяжелого больничного воздуха, после чего они оба продолжительное время молчали.Когда Бертон снова взглянул на ее лицо, он увидел на щеках слезы.– Вы знаете, почему плачете? – спросил он мягко.– Это все солнце.Он, молча, смотрел на нее.– Я почти забыла.Джизус понял. Она заново знакомилась с самыми естественными вещами. Отталкиваясь от них, она сможет перейти потом и к более сложным.– Я постараюсь как-нибудь привести вас сюда во время дождя. Капли ударяются о плиты и, собираясь в ручьи, струятся вниз. Вся терраса сверкает.Она не поддержала его попытку свести разговор к легкой болтовне.– Почему входные двери запираются на ключ?– Чтобы пациенты не выходили за пределы этажа.– А почему этого нельзя делать?– Потому что это может им повредить.Бертон знал, к чему она ведет разговор. Он хотел, чтобы осознание положения пришло к ней постепенно. Тогда это меньше травмировало бы ее душу.– Почему сиделки не измеряют температуру? Почему эта старая женщина все время раскачивается? Почему я в психиатрическом отделении? – В ее голосе прозвучала мольба.Джизус полез в карман за носовым платком.– Потому что ваш мозг был отключен от внешнего мира.Он прижимал к себе ее голову. Узенькие плечи вздрагивали от рыданий. В ее позе было столько безнадежности и отчаяния! Если бы он мог взять на себя ее боль, если бы это было возможно! Положив платок ей на колени, он погладил короткие пряди волос. Они были словно шелковые.– Сколько же времени? – спросила, наконец, Энни, все еще всхлипывая.– Вы поступили в ноябре. Сейчас апрель.Она подняла голову, видно было, что она пытается сосредоточиться.– Целых пять месяцев!– Какое-то время вы находились в состоянии комы, потом физическое состояние пришло в норму.Было непостижимо, что они сейчас сидят на террасе и обсуждают ее избавление от психического кризиса, которое еще день назад казалось просто невозможным. Но Джизус знал, что в психиатрии, как и в любой другой области медицины, бывают свои чудеса.– Сейчас ваш мозг выздоравливает, – осторожно объяснил Джис. – И пройдет еще немало времени, прежде чем все, что вы забыли, встанет на свои места. Со временем вы все вспомните.– Вы сказали, что меня нашли полицейские.– Да.– Где?Он постарался приукрасить неприятную правду.– На пустыре позади ресторана. – Бар «Красный бык» вряд ли можно было назвать рестораном, но небольшое преувеличение в данном случае можно было простить.– Было у меня что-нибудь особенное, что-нибудь характерное?– Нет. За исключением раны, оставленной убийцей.– Вы знаете, что на мне было надето?– Ночная рубашка.– Только ночная рубашка?Джизус был уверен, что его слова привели ее в замешательство. Как-то это противоречило сведениям о ней.– Рентгеноскопия показала, что вам около двадцати пяти лет. До получения травмы у вас было хорошее здоровье, хотя остались следы прошлых ушибов и обезвоживания организма.Девушка встряхнула головой, как бы пытаясь избавиться от той картины, которую он нарисовал.– Должно быть что-то еще.– Я бы очень хотел вам помочь, – сказал Бертон.Это было правдой. Он, действительно, очень хотел.Энни Нил не была исключительной пациенткой, о которой он так заботился, но она была первой, которая завоевала его сердце. Она доверяла ему, он вызвал ее из мрака, и с ним она чувствовала себя в безопасности. Через некоторое время это чувство могло перерасти в нечто большее. Но для этого не было времени. Пройдет еще несколько дней, и ее переведут в федеральный институт в Брендвиле.– Полиция пыталась узнать, кто я такая? – Она слегка нахмурилась. – Кто-нибудь пытался разыскивать меня?Джизус сделал усилие, чтобы его голос звучал как можно более ободряюще.– Полиция пыталась, но им не за что было ухватиться. И никто из тех, кто знает вас, до сих пор не заявил о себе. Это, конечно, не значит, что они никогда не объявятся. – Он не добавил, что были приглашены многие известные батон-ружские и нью-орлеанские сводники, чтобы опознать ее, и что почти каждый из них выказывал желание непременно позаботиться о ней, когда она выйдет из больницы.Она сложила руки на коленях и смотрела на них пристально, перебирая пальцами, пока не успокоилась.– Почему вы не рассказываете о себе? Вы психиатр?Он улыбнулся тому, с какой нескрываемой неприязнью произнесла она последнее слово.– Нет. Я психотерапевт.– Я не знаю, как вас зовут.– Джизус Бертон.– Доктор Бертон?– Джизус, можно Джис.Она позволила себе слегка улыбнуться.– Теперь я, в свою очередь, должна была бы представиться. Только я не могу.– Вы были записаны как Энни Нил.Она поморщила нос, вслушиваясь в звучание непривычного для нее имени.– Это не значит, что его нельзя изменить. Хотите придумать что-нибудь, что вам понравится больше?Она не ответила на вопрос.– Вы знаете много случаев, похожих на мой?– Нет.– Это означает, что мое будет трудно помочь, да? – Нескончаемый ряд лет, которые она проведет, не зная собственного настоящего имени и своего прошлого, возник в ее воображении.– Есть случаи заболеваний, с которыми мы сталкиваемся очень часто, и все же не нашли способа преодолеть их. Тот факт, что они хорошо изучены нами, мало помогает. В вашем же конкретном случае я рассчитываю на успех.Она медленно подняла на него глаза.– Потому что вы хотите, чтобы так было.Бертон удивился тому, как она задает вопросы.Ход ее мыслей был последователен, форма выражения – очень точной и каждый раз соответствующей ситуации. Человеческий мозг все-таки оставался загадкой. Ученые исследуют его, выдвигают гипотезы, формулируют теории; но его тайны оказываются неподвластны самому острому уму.– Почему вы так смотрите?– Вы изумляете меня, – честно ответил Джис. – Восстановление вашей памяти происходит прямо на глазах.– А вы долгое время считали, что этого вообще никогда не произойдет?Теперь она уже даже читала мысли по выражению его лица. Бертон улыбнулся.– Я никогда не оставлял надежды.– Спасибо вам за это.Их роли теперь не соответствовали прежним. Она уже не только пациентка, он не только психотерапевт. Беседовали два человека, которые верили друг в друга, два человека, которые соучаствовали в появлении чуда.– Теперь я отвезу вас назад. – Он поднялся и встал за спинкой кресла.– Джис?Он удивился тому, как приятно звучит его имя.– Да?– Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня.– Вы все это сами сделали.– Но не самостоятельно.Она устало откинула голову на спинку кресла. К тому времени, как они добрались до лифта, Энни уже крепко спала.– Она не проснулась даже тогда, когда я укладывал ее на кровать.Джизус рассказывал Кэрри Янг об их разговоре с Энни. На секунду он вспомнил, как ощутил хрупкую женственность Энни, когда поднял ее на руки и уложил, накрыв одеялом. Она продолжала крепко спать, слишком измученная, чтобы чем-то, кроме благодарного вздоха, отреагировать на его заботу.Энни Нил скованно улыбнулась женщине средних лет, которая была представлена ей как дочь миссис Трирз. Та не смогла скрыть удивления той поразительной переменой, которая произошла с соседкой ее матери. Пока женщина суетилась, подготавливая мать к прогулке на кресле-каталке, она продолжала бросать изумленные взгляды на противоположную кровать.– Если бы моя мать могла так поправляться…Ее слова относились к сиделке, которая помогала ей вывезти кресло в коридор, и, когда дверь закрылась, оборвав конец фразы, слезы выступили на глазах Энни. Для нее стало совершенно ясно, что еще день назад она была такой же, как миссис Трирз.– Возможно, лучше было бы, если бы я никогда не очнулась, – прошептала она тихо. – Чудо произошло не с той пациенткой. Не с той, которая это заслуживала.Почти весь день Энни просидела на кровати и только перед обедом, утомленная и упавшая духом, немного вздремнула. Она лежала, прикрыв глаза, и ей хотелось прогнать голоса, звучавшие в возбужденном мозгу. Но они все продолжали настойчиво повторять разговор, который она вела с Бертоном несколько часов назад. Жаль, что ее воспоминания обо всей остальной жизни не были такими же кристально ясными. У нее не было слез, чтобы плакать. Девушка лежала на кровати совершенно неподвижно, и ей хотелось забыть ту правду, которую обрушил на нее, как ушат воды, доктор Фогрел. Правда была отвратительной и ужасной.Дверь открылась и тихо закрылась, и, как всегда, она напряглась, боясь открыть глаза. Ее преследователь мог явиться и сюда. Энни не могла подобрать другого слова для человека, внушавшего мистический ужас каждой клеточке ее существа. Беспомощная, она ждала, что ей причинят боль, и, когда этого не произошло, заставила себя открыть глаза, все еще чего-то опасаясь. Джизус стоял около кровати, и чувство облегчения заполнило ее всю, разметая страшные раздумья.– Я думал, вы спите.Слова доктора Фогрела снова возникли у нее в памяти. Они были так же ужасны, как и образ ее преследователя. Слезы наполнили ее глаза, и она опять закрыла их.– Уходите.Она услышала звук пододвигаемого к кровати стула и отвернулась, желая, чтобы Бертон оставил ее одну.– Уходите, – повторила она.Джизус смотрел на нее, пытаясь понять, что заставляет Энни так страдать.– Что вас так расстроило?– Правда.Джис не спешил отвечать.– Правда, которую вы не позаботились мне открыть.– А что это за, правда?Она не могла заставить себя произнести эти слова. Они застревали у нее в горле, лишая Энни дара речи. Склонив голову, она смотрела затуманенными от слез глазами на свои руки.– Вы с кем-то разговаривали?Энни не пошевелилась. Только слезы, покатившиеся по щекам, показали ему, что она слышит его.– С сиделкой?Она слегка покачала головой.– С доктором?Энни не ответила, и только глубокий вздох дал понять Джису, что он на правильном пути.– Итак, доктор Фогрел приходил сюда повидать вас.– Почему вы не сказали мне, что я была… была… проституткой? – От усилия, с которым она произнесла последнее слово, ее голос дрогнул. – Почему вы не сказали мне, что кто-то пытался убить меня? О Боже, лучше бы ему это удалось!В какой-то момент Бертону захотелось схватить ее и встряхнуть. Его переполняла ярость. Зачем доктор Фогрел рассказал то, к чему она была еще совсем не готова? Но он злился и на нее тоже. Она стала сдаваться.– Каждая жизнь бесценна, – наконец произнес он.– Ну да. Теперь, по крайней мере, понятен ваш интерес ко мне. Кто же, как не заблудшая душа, нуждается в том, чтобы ее наставили на путь истинный.Ее слова больно ранили Джизуса. Но он врач и ответил так, как должен был ответить:– Что вы сделаете со своей жизнью, решать вам. Я здесь только для того, чтобы помочь вам вернуться к ней.– Простите, – сказала Энни, всхлипнув.Она спрятала лицо в ладонях, промокая слезы простыней. Ему мучительно хотелось утешить ее. Вместо этого он заставил себя наблюдать за тем, как она выплакивает свою боль.– Вам не за что извиняться.– Безусловно, есть. – Она старалась преодолеть страдание. – Безусловно, есть много такого, о чем я должна сожалеть.Для Бертона было совершенно очевидно, что беседа с ней доктора Фогрела ничуть не приоткрыла завесу ее памяти. Энни все так же блуждала в потемках, пытаясь собрать воедино обрывки известной ей информации. Она не помнила своего прошлого. Получалось так, как будто она родилась только сейчас, но Энни не чувствовала себя виноватой в прошлых ошибках. Действительно, это были ошибки, о которых она даже не могла вспомнить.Наконец, она стала спокойней.– Я не хочу об этом больше говорить.– Хорошо. Мы и не будем. – Он попытался найти более безопасную тему. – Мне нужна ваша помощь в одном вопросе.Она подняла на него еще мокрые от слез глаза.– Я не хочу больше называть вас пациенткой из пятнадцатой палаты. И, как я понял, Энни Нил тоже вас не устраивает. Вам нужно подобрать себе новое имя. – Он не стал говорить, что это может пригодиться, если до выписки из больницы память не вернется к ней.– Мне все равно. Называйте меня, как хотите.Джизус не отступал.– Есть ли какая-нибудь запомнившаяся вам историческая личность или персонаж, чье имя вы хотели бы взять себе?– Как насчет Марии Магдалины? – Вся горечь открытия своей прежней жизни, которая обрушилась на нее сегодня, прозвучала в ее вопросе. – Это такая замечательная аналогия. Проститутка, спасенная сыном Божьим.– Вы сейчас не проститутка, а я – не священник. Я просто Джизус Бертон, а вы – женщина, которой нужно иметь имя. – Он склонился к ней и заглянул ей в глаза. – Но мне нравится это имя. Мария Магдалина прожила полезную, поучительную жизнь. Я буду звать вас Мари.Она избегала смотреть на него, отводя взгляд от его глаз, светившихся теплотой и сочувствием. Но его слова все еще звенели у нее в ушах. Мария… Мари . Она почувствовала, что погружается во мглу, и только присутствие Джизуса связывает ее с действительностью. Мари, дорогая, не беги так быстро по ступенькам . Это голос человека, зовущего ее из тьмы. В отличие от ее преследователя, его образ не становился туманно расплывчатым, только он был очень далеко. Мари, дорогая … Потом все исчезло.Она не знала, сколько времени это длилось. Когда она открыла глаза, Джизус все еще смотрел на нее, его пальцы лежали на ее руке. Их глаза встретились. В его взгляде было сочувствие, но не только это. Что-то первобытное промелькнуло в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18