Девушка вежливо улыбнулась в ответ и поинтересовалась расстоянием до Канзас-Сити. Служитель лишь виновато покачал головой. Она вздохнула и направилась к Бену, ожидавшему ее с багажом у вагона.
Их попутчиком оказался некий крепыш по фамилии Баглер, человек неунывающиий и словоохотливый, а также великий знаток истории возникновения и строительства железной дороги «Юнион Пасифик» – той самой, по которой им предстояло ехать несколько дней. Вскоре его истории немного расшевелили Бена, и он начал выходить из состояния мрачной задумчивости, в котором пребывал с самого отъезда из Виргиния-Сити.
Однако не все его рассказы звучали так уж безобидно. Когда паровоз с пыхтением и лязгом сдвинул вагоны с места и начал неторопливо набирать скорость, он поведал своим попутчикам следующее:
– В прошлом январе из Омахи на Запад отправился пассажирский поезд. Состав вел знаменитый паровоз «Америка». Чем он знаменит, спросите вы? Отвечу. Скоростью. Да-да, именно скоростью! Так вот, он просто летел над рельсами, вагоны болтало из стороны в сторону, и, как нетрудно догадаться, добром это не кончилось. Миль за пять до Аспена, что в штате Вайоминг, эта самая скорость сыграла с ними злую шутку, и поезд в буквальном смысле слова выбросило с полотна. Багажный вагон и все три пассажирских слетели с откоса и перевернулись…
Его несколько непривычная, экзальтированная манера вести рассказ имела еще одно отличительное свойство: он всегда делал внушительную паузу в самых драматичных местах. Вот и теперь Баглер замолчал и принялся набивать табаком трубку.
Десса следила за ним с нескрываемым недовольством. Она терпеть не могла табачный дым и всякий раз искренне удивлялась, как мужчинам не противно втягивать в себя эту едкую сизую вонь.
Баглер зажег спичку и, попыхивая, как только что упомянутый им паровоз, стал раскуривать трубку.
– А что было дальше? – не выдержал Бен.
Этого-то Баглер и ждал; он вынул трубку изо рта, откашлялся и продолжил:
– Двое погибли на месте, а более сотни получили синяки и шишки… и – ах, чуть не забыл! – сильно порезались битым стеклом. Довольно кровавая история, – чуть ли не весело закончил он.
– Господи, какой кошмар! – прошептала Десса, внезапно представив себе, как их вагон отрывается от рельсов, поднимается в воздух и, кувыркаясь, летит в пропасть.
– О, юная леди, не стоит пугаться! Такого больше не повторится. С тех пор компания значительно укрепила дорогу и запретила гонять с такой скоростью. Теперь нам ничего не угрожает, вот разве что стадо бизонов…
– А при чем тут бизоны? – удивилась Десса. – Чем они могут повредить железной дороге? Я думала, вы скажете «индейцы»…
– Индейцы? – мгновенно оживился Баглер. – Что ж, с индейцами связана другая потрясающая история. Сейчас я вам ее расскажу…
– Лучше не надо.
– Ну что вы, это жутко интересно, вот послушайте… – И он разразился душераздирающей историей о кровожадных краснокожих, от жестокостей которых кровь стыла в жилах.
Десса то краснела, то бледнела, не зная, куда бы скрыться от ужасных подробностей, а Баглер, увлекшись, продолжал:
– …И тут он поднимает свой окровавленный томагавк и ка-а-к даст ему по голове…
– Послушайте, мистер Баглер, – взмолился Бен, – эти истории не для женских ушей. Вы же перепугали мисс Фоллон до полусмерти!
Рассказчик покраснел и смутился.
– Простите, мэм, я, право, не хотел. Просто столько довелось повидать…
Десса бросила на Бена благодарный взгляд, и их глаза на какое-то мгновение не отрывались друг от друга. Во взоре своего «телохранителя» девушка прочла такую печаль, что у нее защемило сердце. О чем он думал в этот момент? Об их скорой разлуке? Или о той женщине с детишками, которых был вынужден оставить, чтобы сопровождать ее в Канзас-Сити?..
Внезапно вагон сильно качнуло, и поезд остановился.
– Что такое? В чем дело? – встревожилась Десса, все еще находясь под впечатлением от только что услышанных ужасов.
Баглер опустил окно и выглянул наружу.
– О, не волнуйтесь, – обернулся он. – Просто мы подъехали к так называемой «тысячемильной отметке». Здесь растет огромное дерево, от которого до Сакраменто ровно тысяча миль. Достопримечательность, знаете ли… Поезда тут всегда останавливаются, поскольку пассажиры любят под ним фотографироваться. В поезде наверняка есть фотограф. Людям – удовольствие и сувенир на память, а «Юнион Пасифик» – лишний доход. Пойду посмотрю, что там происходит, это может быть забавно. – С этими словами он направился к выходу.
– Пойдем и мы, Бен, – оживилась Десса. – Мне тоже хочется сняться под этим деревом. Фотография будет напоминать мне о Виргиния-Сити и о… друзьях, которые там остались.
– Ты иди, если хочешь, – покачал головой Бен, – а мне и здесь хорошо. Никогда не фотографировался… И вообще, по-моему, все это чушь. Глупый каприз богачей и нажива для хитрых проныр из железнодорожной компании.
– Да брось ты! – рассмеялась Десса, беря его за руку. – Пошли, достаточно того, что мне так хочется. Не желая выглядеть дураком – что было бы неизбежно, если бы он вдруг вздумал сопротивляться, – Бен встал и последовал за ней.
Поезд стоял у небольшой низенькой платформы, на которую из соседних вагонов уже спускались любители поглазеть на «выдающееся» дерево; среди них суетился фотограф в линялом черном котелке, то и дело задевая кого-нибудь треногой своего громоздкого аппарата.
Бен спрыгнул на землю первым и, повернувшись к Дессе, протянул руки:
– Осторожнее, здесь высокая подножка.
Десса прыгнула вслед за ним и оказалась в его объятиях. Казалось, между их телами проскочил электрический разряд. Время остановилось и начало бешеный обратный отсчет, возвращая их к той ночи в прерии, когда они встретелись впервые. Тогда она впервые почувствовала тепло и силу его рук, окунулась в бездонную синеву его глаз… Когда это было? Мгновение назад? Или век?…
С тех пор случилось многое, и оба они изменились, но Дессе вдруг снова мучительно захотелось провести ладонью по непокорному золоту его волос, ощутить ласку его губ, забыться в надежном кольце его рук…
Бен держал девушку в объятиях, словно она была бесценным хрупким цветком, не решаясь крепче прижать ее к себе и в то же время боясь опустить на землю и отпустить. Будто чья-то безжалостная рука вонзила ему в сердце нож и теперь медленно поворачивала его в кровоточащей ране. Мир разбился на мириады осколков, оседавших вокруг них с серебристым прощальным звоном. Тот самый мир, которому не суждено было стать их общим…
Бен вздохнул и поставил Дессу на край плотно утрамбованной земляной платформы. Девушка подняла глаза, и в их зеленой пучине ему почудился отзвук своей невысказанной боли. Но лишь почудился. Не более того. В следующее мгновение она осторожно высвободилась из его объятий, поправила платье и направилась в сторону гигантского дуба, под которым уже начинали по очереди фотографироваться другие пассажиры.
Настал их черед, он встал рядом с ней и, когда магниевая вспышка уже готова была полыхнуть, вдруг судорожным, отчаянным жестом обнял Дессу одной рукой за плечи. Она едва заметно вздрогнула, но не сказала ни слова. Пластина даггеротипа навсегда запечатлела их стоящими под «тысячемильным дубом» в лучах ясного осеннего солнца. Отныне им суждено было быть вместе только на этом снимке – вместе навсегда, вопреки тому, как сложатся их дальнейшие судьбы.
К середине следующего дня горы остались позади, а впереди, до самого горизонта, раскинулись Великие равнины. Пахнуло раскаленной землей, горячий ветер зашуршал по стеклам микроскопическими колючими песчинками. Десса отшатнулась от окна, и Бен поспешил закрыть его.
– Спасибо, – пробормотала девушка, протирая платком глаза и еле сдерживаясь, чтобы не чихнуть.
– Не за что, – ответил Бен и вдруг воскликнул: – Господи, вы только посмотрите!
Зарождаясь где-то в глубинах прерии, к небу поднималось огромное черное облако; оно, как живое, непрестанно меняло свои очертания.
– Что это? Пожар? – встревожилась Десса.
– Нет, на дым не похоже.
Жутковатая картина привлекла всеобщее внимание, и пассажиры прильнули к окнам.
– Это птицы? – спросил неподалеку один голос.
– Наверное, – ответил другой.
Между тем облако приближалось, разрастаясь во все стороны, заполняя собой все видимое пространство.
– О Боже! – вскричал Баглер. – Это саранча! Закрывайте окна, скорее!
Он бросился по проходу, помогая поднимать ставни; через минуту к нему присоединился кондуктор.
Без доступа свежего воздуха в вагоне мгновенно стало невыносимо душно, но люди почти не обращали на это внимание, следя за мчащимися на них черными ордами насекомых.
Облако захлестнуло поезд. С глухим стуком саранча билась о стекла закрытых окон; налипавшие на них погибшие насекомые уже покрывали окна толстым слоем. Десса в ужасе забилась в угол и заткнула уши, чтобы не слышать воплей и визга перепуганных женщин.
Бен с легкой усмешкой наблюдал за происходящим. Судя по всему, представление – как вне вагона, так и внутри его – изрядно его забавляло.
– А правда, – нарочито громко спросил он Баглера, – что, если мы не будем сидеть тихо, эти твари прогрызут крышу, вытащат нас наружу и унесут с собой?
Тот чуть не подавился от смеха, но мгновенно напустил на себя мрачную серьезность и важно кивнул головой.
Поезд стал сбавлять скорость, а вскоре и вовсе остановился. В вагоне повисла зловещая тишина, нарушаемая лишь хрустом бьющихся о стены и окна новых полчищ саранчи. Это всеобщее молчание не сулило ничего хорошего и больше всего напоминало затишье перед бурей: с минуты на минуту должна была разразиться истерика, предшественница паники. Пытаясь ее предотвратить, кондуктор крикнул:
– У нас все под контролем, мы скоро снова тронемся. Пожалуйста, не открывайте окна и двери!
– А в чем дело? Почему мы стоим? – дрожащим шепотом спросила Десса.
– Саранча так плотно облепила полотно, что колеса паровоза вязнут, и мы не можем ехать дальше, – ответил ей Баглер.
Представив себе эту картину, девушка с трудом подавила приступ тошноты.
Баглер сочувственно кивнул. Как человек много путешествовавший и немало повидавший, он получал истинное удовольствие, «просвещая» новичков, каковыми, без сомнения, и являлись Бен и Десса.
– Нам потребуется некоторое время, чтобы расчистить путь, – снова раздался крик кондуктора, – а затем состав будет отправлен. Как только саранча улетит, вы сможете открыть окна и проветрить вагон, а пока придется потерпеть. Сохраняйте спокойствие, леди и джентльмены, сохраняйте спокойствие!
Десса недоуменно пожала плечами: как узнать, когда саранча улетит, если оконное стекло сплошь покрыто телами этих мерзких насекомых? Она подошла к Бену и шепнула ему на ухо:
– Пойдем в конец вагона и приоткроем дверь. Только чуть-чуть, самую малость… Мне ужасно хочется посмотреть, что там творится на рельсах.
– На что там смотреть? Саранча как саранча… только мертвая, – проворчал Бен, но подчинился.
Подойдя к двери, девушка посмотрела сквозь чудом оставшееся чистым стеклянное окошко и запрыгала от радости:
– Они улетели, Бен, улетели!
Десса широко распахнула дверь и вышла на площадку, огороженную высокими металлическими поручнями. В лицо ей ударил свежий ветер. Она приподняла юбки, пуская его под них, ближе к телу, и даже застонала от удовольствия.
– Ох, как хорошо!..
Девушка с улыбкой оглянулась и поймала взгляд Бена. В его глазах пылал огонь желания, такой яростный, такой зовущий, что у нее внезапно пересохло во рту. Ей захотелось подойти к нему, обнять его за шею и поцеловать… но их могли увидеть!
13
Когда стемнело, Баглер ушел в другой вагон играть в покер с тремя, как он выразился, «джентльменами с Востока», с которыми познакомился под дубом. Бен устроился у окна напротив Дессы, оставив двухместный диванчик целиком в ее распоряжении; к счастью в вагоне первого класса было не так много пассажиров, как в соседних.
Девушка лежала, глядя на сверкавшие в угольно-черном небе звезды, и думала о том, что ждало ее в Канзас-Сити. Постепенно легкое покачивание вагона и мерный стук колес сделали свое дело: она уснула.
Внезапно что-то разбудило ее. Какой-то странный звук, как будто рядом кто-то плакал. Она села и стала протирать глаза.
– О Боже, он мертв! Мертв! Я убил его! Нет, только не это!..
Десса удивленно огляделась по сторонам. Никого. Бен спал напротив, вытянув свои длинные ноги в проход, его грудь часто вздымалась. Вдруг из этой груди вырвался низкий стон, и Десса снова услышала страдальческий голос – вперемешку со сдавленными рыданиями:
– Господи, прости меня… я этого не хотел!..
Она положила ладонь ему на лоб и почувствовала капли холодного пота.
– Бен! Бен, проснись!
Он рывком сел и уставился на нее невидящим взглядом.
– А?..Что?.. Где?..
Потом его плечи обмякли и он уткнулся лицом в ладони.
Девушка села рядом с ним, готовая приласкать, утешить…
– Что с тобой? – мягко спросила она. – Ты не заболел?
– Со мной все в порядке. – Вопреки словам Бена, его тело сотрясала крупная дрожь. – Прости, я не хотел пугать тебя. Просто приснился дурной сон. Иди спать.
– Бен?.. – Она коснулась его руки.
– Оставь меня! – почти крикнул он. – Я же сказал, со мной все в порядке!
Десса вздохнула и вернулась на свой диванчик. Какое-то время оба лежали, молча вглядываясь в темноту. Первым тишину нарушил Бен:
– Десса? Прости меня.
– Простить? Но за что?
– Полагаю, за все. Видит Бог, я не хотел, чтобы все закончилось так. – В его словах слышались боль и горечь раскаяния. – Я думал, нам может быть легко и хорошо друг с другом. Ты такая… такая беззаботная, и мне это нравится. Вот мне и показалось… почудилось, что… Черт, как бы это сказать? Понимаешь, я даже не предполагал, что все это окажется так серьезно. И ты не виновата. Ты с самого начала дала мне понять, чтобы я не строил никаких иллюзий на твой счет, и ты поступила честно. Так что вина здесь целиком моя. И, назвав меня тупоголовой деревенщиной, ты была абсолютно права. Только дурак мог на что-то надеяться на моем месте…
Десса ответила не сразу, когда же она заговорила, голос ее звучал мягко, но очень серьезно:
– Тебе не за что извиняться, Бен. И я этого не делала.
– Чего? – не понял он.
– Я никогда не называла тебя тупоголовой деревенщиной.
– Ну думала так, какая разница?
– Нет, Бен. Не думала, – соврала Десса, но по-другому поступить она не могла. – Ты добрый, сильный, красивый и… и…
– …И недалекий, – закончил за нее Бен.
– Перестань, Бен, разве в этом дело? Ты или действительно не понимаешь, или просто хочешь, чтобы я сказала тебе это сама. Что ж, раз так… Я тоже считала, что нам может быть легко и хорошо вместе. Считала до тех пор, пока не узнала, что есть та, другая.
– Другая… кто?
– Брось, Бен, ты все прекрасно понял.
– Да нет же, Десса, клянусь, я…
– Другая женщина.
– Боже правый! Ты имеешь в виду Сэру?!
– Вот только не надо рассказывать мне, что ты видел ее впервые и вообще попал в тот дом лишь потому, что якобы разыскивал сбежавшую Красотку. Достаточно было лишь взглянуть, как она обрадовалась тебе, как уверенно взяла тебя под руку, как в тебя вцепились малыши, чтобы все сразу стало понятно. О, я ни в чем тебя не виню. Я бы никогда себе не простила, если бы ты из-за меня нарушил свои обязательства…
– Обязательства? Перед Сэрой? Да о чем ты говоришь? Десса, Десса, если бы ты только знала, как ошибаешься!
– Вот и объясни мне это, может, тогда я хоть что-нибудь пойму…
Откуда-то из темноты донесся шипящий голос:
– Не были бы вы столь любезны выяснять свои отношения в другое время? Ночью надо спать.
– Вот именно, – раздался свистящий шепот с другой стороны.
– Пойдем, Десса. – Бен встал. – Договорим на площадке. Спать все равно не хочется, а там не так жарко.
– Давайте-давайте, – напутствовал их тот же раздраженный голос, – чтоб вас там комары сожрали!
Они осторожно, ощупью, пробрались в кромешной темноте по проходу к заднему концу вагона и вышли на площадку. Здесь качало значительно сильнее, а колеса грохотали так, что им приходилось говорить в полный голос. Вагон подскочил на стыке рельсов, и Десса с трудом удержала равновесие. Она хотела было уже вцепиться в поручень, когда почувствовала, как рука Бена надежно обвила ее талию. Прохлада звездной ночи овевала их своим романтическим опахалом, весь мир исчез за занавесом ее черного бархата, и остались только они – мужчина и женщина, единственные люди на земле. Ей захотелось прижаться к нему, зарыться лицом в рубашку у него на груди… но их разговор не был окончен.
– Ты хотел рассказать мне, как я заблуждаюсь в отношении Сэры, – напомнила она.
– Да, – кивнул Бен. – Сэра, она… Сэра была…
– Скажи прямо, близнецы – твои?
– Мои?! – Он от души расхохотался. – Так вот что тебя тревожит… Нет, Десса, они не мои, клянусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Их попутчиком оказался некий крепыш по фамилии Баглер, человек неунывающиий и словоохотливый, а также великий знаток истории возникновения и строительства железной дороги «Юнион Пасифик» – той самой, по которой им предстояло ехать несколько дней. Вскоре его истории немного расшевелили Бена, и он начал выходить из состояния мрачной задумчивости, в котором пребывал с самого отъезда из Виргиния-Сити.
Однако не все его рассказы звучали так уж безобидно. Когда паровоз с пыхтением и лязгом сдвинул вагоны с места и начал неторопливо набирать скорость, он поведал своим попутчикам следующее:
– В прошлом январе из Омахи на Запад отправился пассажирский поезд. Состав вел знаменитый паровоз «Америка». Чем он знаменит, спросите вы? Отвечу. Скоростью. Да-да, именно скоростью! Так вот, он просто летел над рельсами, вагоны болтало из стороны в сторону, и, как нетрудно догадаться, добром это не кончилось. Миль за пять до Аспена, что в штате Вайоминг, эта самая скорость сыграла с ними злую шутку, и поезд в буквальном смысле слова выбросило с полотна. Багажный вагон и все три пассажирских слетели с откоса и перевернулись…
Его несколько непривычная, экзальтированная манера вести рассказ имела еще одно отличительное свойство: он всегда делал внушительную паузу в самых драматичных местах. Вот и теперь Баглер замолчал и принялся набивать табаком трубку.
Десса следила за ним с нескрываемым недовольством. Она терпеть не могла табачный дым и всякий раз искренне удивлялась, как мужчинам не противно втягивать в себя эту едкую сизую вонь.
Баглер зажег спичку и, попыхивая, как только что упомянутый им паровоз, стал раскуривать трубку.
– А что было дальше? – не выдержал Бен.
Этого-то Баглер и ждал; он вынул трубку изо рта, откашлялся и продолжил:
– Двое погибли на месте, а более сотни получили синяки и шишки… и – ах, чуть не забыл! – сильно порезались битым стеклом. Довольно кровавая история, – чуть ли не весело закончил он.
– Господи, какой кошмар! – прошептала Десса, внезапно представив себе, как их вагон отрывается от рельсов, поднимается в воздух и, кувыркаясь, летит в пропасть.
– О, юная леди, не стоит пугаться! Такого больше не повторится. С тех пор компания значительно укрепила дорогу и запретила гонять с такой скоростью. Теперь нам ничего не угрожает, вот разве что стадо бизонов…
– А при чем тут бизоны? – удивилась Десса. – Чем они могут повредить железной дороге? Я думала, вы скажете «индейцы»…
– Индейцы? – мгновенно оживился Баглер. – Что ж, с индейцами связана другая потрясающая история. Сейчас я вам ее расскажу…
– Лучше не надо.
– Ну что вы, это жутко интересно, вот послушайте… – И он разразился душераздирающей историей о кровожадных краснокожих, от жестокостей которых кровь стыла в жилах.
Десса то краснела, то бледнела, не зная, куда бы скрыться от ужасных подробностей, а Баглер, увлекшись, продолжал:
– …И тут он поднимает свой окровавленный томагавк и ка-а-к даст ему по голове…
– Послушайте, мистер Баглер, – взмолился Бен, – эти истории не для женских ушей. Вы же перепугали мисс Фоллон до полусмерти!
Рассказчик покраснел и смутился.
– Простите, мэм, я, право, не хотел. Просто столько довелось повидать…
Десса бросила на Бена благодарный взгляд, и их глаза на какое-то мгновение не отрывались друг от друга. Во взоре своего «телохранителя» девушка прочла такую печаль, что у нее защемило сердце. О чем он думал в этот момент? Об их скорой разлуке? Или о той женщине с детишками, которых был вынужден оставить, чтобы сопровождать ее в Канзас-Сити?..
Внезапно вагон сильно качнуло, и поезд остановился.
– Что такое? В чем дело? – встревожилась Десса, все еще находясь под впечатлением от только что услышанных ужасов.
Баглер опустил окно и выглянул наружу.
– О, не волнуйтесь, – обернулся он. – Просто мы подъехали к так называемой «тысячемильной отметке». Здесь растет огромное дерево, от которого до Сакраменто ровно тысяча миль. Достопримечательность, знаете ли… Поезда тут всегда останавливаются, поскольку пассажиры любят под ним фотографироваться. В поезде наверняка есть фотограф. Людям – удовольствие и сувенир на память, а «Юнион Пасифик» – лишний доход. Пойду посмотрю, что там происходит, это может быть забавно. – С этими словами он направился к выходу.
– Пойдем и мы, Бен, – оживилась Десса. – Мне тоже хочется сняться под этим деревом. Фотография будет напоминать мне о Виргиния-Сити и о… друзьях, которые там остались.
– Ты иди, если хочешь, – покачал головой Бен, – а мне и здесь хорошо. Никогда не фотографировался… И вообще, по-моему, все это чушь. Глупый каприз богачей и нажива для хитрых проныр из железнодорожной компании.
– Да брось ты! – рассмеялась Десса, беря его за руку. – Пошли, достаточно того, что мне так хочется. Не желая выглядеть дураком – что было бы неизбежно, если бы он вдруг вздумал сопротивляться, – Бен встал и последовал за ней.
Поезд стоял у небольшой низенькой платформы, на которую из соседних вагонов уже спускались любители поглазеть на «выдающееся» дерево; среди них суетился фотограф в линялом черном котелке, то и дело задевая кого-нибудь треногой своего громоздкого аппарата.
Бен спрыгнул на землю первым и, повернувшись к Дессе, протянул руки:
– Осторожнее, здесь высокая подножка.
Десса прыгнула вслед за ним и оказалась в его объятиях. Казалось, между их телами проскочил электрический разряд. Время остановилось и начало бешеный обратный отсчет, возвращая их к той ночи в прерии, когда они встретелись впервые. Тогда она впервые почувствовала тепло и силу его рук, окунулась в бездонную синеву его глаз… Когда это было? Мгновение назад? Или век?…
С тех пор случилось многое, и оба они изменились, но Дессе вдруг снова мучительно захотелось провести ладонью по непокорному золоту его волос, ощутить ласку его губ, забыться в надежном кольце его рук…
Бен держал девушку в объятиях, словно она была бесценным хрупким цветком, не решаясь крепче прижать ее к себе и в то же время боясь опустить на землю и отпустить. Будто чья-то безжалостная рука вонзила ему в сердце нож и теперь медленно поворачивала его в кровоточащей ране. Мир разбился на мириады осколков, оседавших вокруг них с серебристым прощальным звоном. Тот самый мир, которому не суждено было стать их общим…
Бен вздохнул и поставил Дессу на край плотно утрамбованной земляной платформы. Девушка подняла глаза, и в их зеленой пучине ему почудился отзвук своей невысказанной боли. Но лишь почудился. Не более того. В следующее мгновение она осторожно высвободилась из его объятий, поправила платье и направилась в сторону гигантского дуба, под которым уже начинали по очереди фотографироваться другие пассажиры.
Настал их черед, он встал рядом с ней и, когда магниевая вспышка уже готова была полыхнуть, вдруг судорожным, отчаянным жестом обнял Дессу одной рукой за плечи. Она едва заметно вздрогнула, но не сказала ни слова. Пластина даггеротипа навсегда запечатлела их стоящими под «тысячемильным дубом» в лучах ясного осеннего солнца. Отныне им суждено было быть вместе только на этом снимке – вместе навсегда, вопреки тому, как сложатся их дальнейшие судьбы.
К середине следующего дня горы остались позади, а впереди, до самого горизонта, раскинулись Великие равнины. Пахнуло раскаленной землей, горячий ветер зашуршал по стеклам микроскопическими колючими песчинками. Десса отшатнулась от окна, и Бен поспешил закрыть его.
– Спасибо, – пробормотала девушка, протирая платком глаза и еле сдерживаясь, чтобы не чихнуть.
– Не за что, – ответил Бен и вдруг воскликнул: – Господи, вы только посмотрите!
Зарождаясь где-то в глубинах прерии, к небу поднималось огромное черное облако; оно, как живое, непрестанно меняло свои очертания.
– Что это? Пожар? – встревожилась Десса.
– Нет, на дым не похоже.
Жутковатая картина привлекла всеобщее внимание, и пассажиры прильнули к окнам.
– Это птицы? – спросил неподалеку один голос.
– Наверное, – ответил другой.
Между тем облако приближалось, разрастаясь во все стороны, заполняя собой все видимое пространство.
– О Боже! – вскричал Баглер. – Это саранча! Закрывайте окна, скорее!
Он бросился по проходу, помогая поднимать ставни; через минуту к нему присоединился кондуктор.
Без доступа свежего воздуха в вагоне мгновенно стало невыносимо душно, но люди почти не обращали на это внимание, следя за мчащимися на них черными ордами насекомых.
Облако захлестнуло поезд. С глухим стуком саранча билась о стекла закрытых окон; налипавшие на них погибшие насекомые уже покрывали окна толстым слоем. Десса в ужасе забилась в угол и заткнула уши, чтобы не слышать воплей и визга перепуганных женщин.
Бен с легкой усмешкой наблюдал за происходящим. Судя по всему, представление – как вне вагона, так и внутри его – изрядно его забавляло.
– А правда, – нарочито громко спросил он Баглера, – что, если мы не будем сидеть тихо, эти твари прогрызут крышу, вытащат нас наружу и унесут с собой?
Тот чуть не подавился от смеха, но мгновенно напустил на себя мрачную серьезность и важно кивнул головой.
Поезд стал сбавлять скорость, а вскоре и вовсе остановился. В вагоне повисла зловещая тишина, нарушаемая лишь хрустом бьющихся о стены и окна новых полчищ саранчи. Это всеобщее молчание не сулило ничего хорошего и больше всего напоминало затишье перед бурей: с минуты на минуту должна была разразиться истерика, предшественница паники. Пытаясь ее предотвратить, кондуктор крикнул:
– У нас все под контролем, мы скоро снова тронемся. Пожалуйста, не открывайте окна и двери!
– А в чем дело? Почему мы стоим? – дрожащим шепотом спросила Десса.
– Саранча так плотно облепила полотно, что колеса паровоза вязнут, и мы не можем ехать дальше, – ответил ей Баглер.
Представив себе эту картину, девушка с трудом подавила приступ тошноты.
Баглер сочувственно кивнул. Как человек много путешествовавший и немало повидавший, он получал истинное удовольствие, «просвещая» новичков, каковыми, без сомнения, и являлись Бен и Десса.
– Нам потребуется некоторое время, чтобы расчистить путь, – снова раздался крик кондуктора, – а затем состав будет отправлен. Как только саранча улетит, вы сможете открыть окна и проветрить вагон, а пока придется потерпеть. Сохраняйте спокойствие, леди и джентльмены, сохраняйте спокойствие!
Десса недоуменно пожала плечами: как узнать, когда саранча улетит, если оконное стекло сплошь покрыто телами этих мерзких насекомых? Она подошла к Бену и шепнула ему на ухо:
– Пойдем в конец вагона и приоткроем дверь. Только чуть-чуть, самую малость… Мне ужасно хочется посмотреть, что там творится на рельсах.
– На что там смотреть? Саранча как саранча… только мертвая, – проворчал Бен, но подчинился.
Подойдя к двери, девушка посмотрела сквозь чудом оставшееся чистым стеклянное окошко и запрыгала от радости:
– Они улетели, Бен, улетели!
Десса широко распахнула дверь и вышла на площадку, огороженную высокими металлическими поручнями. В лицо ей ударил свежий ветер. Она приподняла юбки, пуская его под них, ближе к телу, и даже застонала от удовольствия.
– Ох, как хорошо!..
Девушка с улыбкой оглянулась и поймала взгляд Бена. В его глазах пылал огонь желания, такой яростный, такой зовущий, что у нее внезапно пересохло во рту. Ей захотелось подойти к нему, обнять его за шею и поцеловать… но их могли увидеть!
13
Когда стемнело, Баглер ушел в другой вагон играть в покер с тремя, как он выразился, «джентльменами с Востока», с которыми познакомился под дубом. Бен устроился у окна напротив Дессы, оставив двухместный диванчик целиком в ее распоряжении; к счастью в вагоне первого класса было не так много пассажиров, как в соседних.
Девушка лежала, глядя на сверкавшие в угольно-черном небе звезды, и думала о том, что ждало ее в Канзас-Сити. Постепенно легкое покачивание вагона и мерный стук колес сделали свое дело: она уснула.
Внезапно что-то разбудило ее. Какой-то странный звук, как будто рядом кто-то плакал. Она села и стала протирать глаза.
– О Боже, он мертв! Мертв! Я убил его! Нет, только не это!..
Десса удивленно огляделась по сторонам. Никого. Бен спал напротив, вытянув свои длинные ноги в проход, его грудь часто вздымалась. Вдруг из этой груди вырвался низкий стон, и Десса снова услышала страдальческий голос – вперемешку со сдавленными рыданиями:
– Господи, прости меня… я этого не хотел!..
Она положила ладонь ему на лоб и почувствовала капли холодного пота.
– Бен! Бен, проснись!
Он рывком сел и уставился на нее невидящим взглядом.
– А?..Что?.. Где?..
Потом его плечи обмякли и он уткнулся лицом в ладони.
Девушка села рядом с ним, готовая приласкать, утешить…
– Что с тобой? – мягко спросила она. – Ты не заболел?
– Со мной все в порядке. – Вопреки словам Бена, его тело сотрясала крупная дрожь. – Прости, я не хотел пугать тебя. Просто приснился дурной сон. Иди спать.
– Бен?.. – Она коснулась его руки.
– Оставь меня! – почти крикнул он. – Я же сказал, со мной все в порядке!
Десса вздохнула и вернулась на свой диванчик. Какое-то время оба лежали, молча вглядываясь в темноту. Первым тишину нарушил Бен:
– Десса? Прости меня.
– Простить? Но за что?
– Полагаю, за все. Видит Бог, я не хотел, чтобы все закончилось так. – В его словах слышались боль и горечь раскаяния. – Я думал, нам может быть легко и хорошо друг с другом. Ты такая… такая беззаботная, и мне это нравится. Вот мне и показалось… почудилось, что… Черт, как бы это сказать? Понимаешь, я даже не предполагал, что все это окажется так серьезно. И ты не виновата. Ты с самого начала дала мне понять, чтобы я не строил никаких иллюзий на твой счет, и ты поступила честно. Так что вина здесь целиком моя. И, назвав меня тупоголовой деревенщиной, ты была абсолютно права. Только дурак мог на что-то надеяться на моем месте…
Десса ответила не сразу, когда же она заговорила, голос ее звучал мягко, но очень серьезно:
– Тебе не за что извиняться, Бен. И я этого не делала.
– Чего? – не понял он.
– Я никогда не называла тебя тупоголовой деревенщиной.
– Ну думала так, какая разница?
– Нет, Бен. Не думала, – соврала Десса, но по-другому поступить она не могла. – Ты добрый, сильный, красивый и… и…
– …И недалекий, – закончил за нее Бен.
– Перестань, Бен, разве в этом дело? Ты или действительно не понимаешь, или просто хочешь, чтобы я сказала тебе это сама. Что ж, раз так… Я тоже считала, что нам может быть легко и хорошо вместе. Считала до тех пор, пока не узнала, что есть та, другая.
– Другая… кто?
– Брось, Бен, ты все прекрасно понял.
– Да нет же, Десса, клянусь, я…
– Другая женщина.
– Боже правый! Ты имеешь в виду Сэру?!
– Вот только не надо рассказывать мне, что ты видел ее впервые и вообще попал в тот дом лишь потому, что якобы разыскивал сбежавшую Красотку. Достаточно было лишь взглянуть, как она обрадовалась тебе, как уверенно взяла тебя под руку, как в тебя вцепились малыши, чтобы все сразу стало понятно. О, я ни в чем тебя не виню. Я бы никогда себе не простила, если бы ты из-за меня нарушил свои обязательства…
– Обязательства? Перед Сэрой? Да о чем ты говоришь? Десса, Десса, если бы ты только знала, как ошибаешься!
– Вот и объясни мне это, может, тогда я хоть что-нибудь пойму…
Откуда-то из темноты донесся шипящий голос:
– Не были бы вы столь любезны выяснять свои отношения в другое время? Ночью надо спать.
– Вот именно, – раздался свистящий шепот с другой стороны.
– Пойдем, Десса. – Бен встал. – Договорим на площадке. Спать все равно не хочется, а там не так жарко.
– Давайте-давайте, – напутствовал их тот же раздраженный голос, – чтоб вас там комары сожрали!
Они осторожно, ощупью, пробрались в кромешной темноте по проходу к заднему концу вагона и вышли на площадку. Здесь качало значительно сильнее, а колеса грохотали так, что им приходилось говорить в полный голос. Вагон подскочил на стыке рельсов, и Десса с трудом удержала равновесие. Она хотела было уже вцепиться в поручень, когда почувствовала, как рука Бена надежно обвила ее талию. Прохлада звездной ночи овевала их своим романтическим опахалом, весь мир исчез за занавесом ее черного бархата, и остались только они – мужчина и женщина, единственные люди на земле. Ей захотелось прижаться к нему, зарыться лицом в рубашку у него на груди… но их разговор не был окончен.
– Ты хотел рассказать мне, как я заблуждаюсь в отношении Сэры, – напомнила она.
– Да, – кивнул Бен. – Сэра, она… Сэра была…
– Скажи прямо, близнецы – твои?
– Мои?! – Он от души расхохотался. – Так вот что тебя тревожит… Нет, Десса, они не мои, клянусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31