– Я добровольно выдам то, что вы ищете. Если бы я еще знал, что их интересует. У меня в работе пара арбитражных дел, дело о наследстве и поиски матери Этера. Все мои документы хранятся в конторе. Естественно, сообщать об этом я не спешу. Профессиональная этика требует хранить тайну клиента даже в таких обстоятельствах.
– Ваша контора нас уже не интересует, – угадал мои мысли Второй.
Я машинально нащупал в кармане бумажник. Он на месте, зато нет ключей. Теперь мне стал понятен телефонный разговор. По телефону сообщили результат обыска в моей канцелярии на Крулевской.
– Совладаем с любой псиной, даже такой, как ваша, – добавил Второй, по-своему истолковав мое молчание.
– Есть еще мой сын, – прошептал я, чувствуя, как деревенеют губы.
– Уберите жену, а Бею ничего плохого мы не сделаем. – Второй выделил имя моего сына.
Я не знал, где Бей. Он вышел из дома вечером вместе с целой компанией молодых людей. Второй со смешком назвал хорошо известный мне адрес. Там живет сокурсница Бея.
– Не тяните время, пан адвокат. Котелок сграбастал телефон, шагнул ко мне и налетел на бабу. Ведро стукнуло бандита по ноге и покатилось по полу, заливая ковер водой.
– Ты… Баба! Баба! – Котелок выплюнул это слово, словно ругательство. Он встал у меня за спиной. Я чувствовал на затылке его дыхание. – И чтоб без штучек!
– Я могу задержать жену в канцелярии. Попрошу, чтобы она перепечатала на машинке один документ, если в моей конторе можно что-нибудь найти после шабаша ваших подручных.
– Мы следов не оставляем.
– То-то я вижу! – Я махнул рукой в сторону залитого ковра.
– Тамотко напакостила эта горнишка… – Котелок ткнул пальцем в бабу. – Потом надоть поправить!
– Ян! – Второй набрал номер. – Пан адвокат просит тебя наведаться за его женой. Отвезешь ее на Крулевскую. Оставишь ей ключи от кабинета и какие-нибудь документы, чтобы перепечатала. Телефон в канцелярии работать не должен. Пан адвокат предупредит жену, что линия испорчена.
Баба возилась с ковром, пытаясь ликвидировать потоп моим компрессом. Она то и дело склонялась над ведром, выжимая тряпку.
– Тряпку вон! – рявкнул Второй и пододвинул ко мне телефон.
Баба переставила ведро, огласив комнату скрежетом ручки.
– Ша, баба! – Котелок шваркнул кулаком по столу.
Я медленно набрал свой домашний номер.
– Ковер-то дорогой какой! – тихо причитала баба. – Промокнет насквозь, лак с полу-то слезеть, а меня с работы взашей вытолкають. И за что мне напасть така! – Она всхлипнула.
– Я с этой кретинкой не выдержу! – взорвался Котелок.
Похоже, он не только ветхозаветным языком владеет.
Трубку взяла Тина. Я спокойно спросил, где Бей.
– Он еще не вернулся, но ты мог бы пожаловать домой…
– Слушай меня внимательно, Кристина.
Я изложил ей все, о чем мы договорились с мерзавцами. Полным именем я называю жену лишь в очень ответственные моменты. В таких случаях она делает все, о чем я прошу, не задавая вопросов. Вот и сейчас Тина не удивилась и не рассердилась, хотя я поднял ее с постели.
– Ковер посушить можно? – встряла баба, стоило мне положить трубку. – Сухой ветоши надоть, чтоб мокроту впитала. – Она ткнула в Котелка розовой рукой. – Господин хороший, ты мне двери-то отомкни, в кладовку пусти.
Снова зазвонил телефон. Второй приказал бабе ответить. Старуха забубнила что-то в трубку, потом сунула ее Второму.
– У вас необыкновенная жена, – похвалил бандит, выслушав рапорт. – Она уже выехала и по вашей просьбе взяла с собой собаку.
– А этот пан пущай со мной на чердак пойдеть!
Судя по всему, баба решила взять измором типа в котелке.
– Да иди сама! – милостиво отозвался Котелок.
В мансарду вела лестница из большой комнаты, где мы находимся.
– Печку натопить бы, нехай сушит ковер, – решил Котелок.
По обе стороны от камина в нишах высились мелко поколотые дрова.
Сверху пришлепала баба с охапкой белого полотна. Шуршащими крахмальными простынями она принялась впитывать воду с ковра, развела немыслимую суету. То и дело дергала типа в котелке, требуя то вынести ведро с водой, то сухих тряпок, то пылесос.
И тут снова раздался телефонный звонок.
Котелок конфисковал у бабы ревущий пылесос. Второй принял очередной отчет.
– Ждите! – Он повесил трубку. – Вы идите-ка наверх спать, пани Виташкова. Остальное мы тут сами уберем.
Котелок тренькнул ключами.
– Ну, шевелись! – поторопил он.
Баба начала тяжело взбираться по лестнице. Пару минут все молчали. Котелок, убедившись, что старуха ушла, прошел к дивану и встал в изголовье. Второй шагнул ко мне.
– Пан адвокат, где документы Орлано Хэррокса?
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Вот вышибу тебе все зубы, еж твою вошь, вместе со вставными, так сразу вспомнишь! – Вежливости как не бывало.
– Это не поможет. Я никогда не слышал про Орлано Хэррокса. – Тут я несколько отошел от истины.
– Дать ему в морду? – поинтересовался Котелок.
– Я бы не стал подвергать опасности семью, – спокойно сказал я.
Должно быть, мое самообладание сбило их с толку больше, чем аргументы. Во всяком случае, зубы мои остались при мне. Второй сменил тон.
– Вы знаете каталонку Мерседес Амадо? – Я отрицательно качнул головой. – А сербиянку Лицу Милович? Польку Фелицию Адамец?
– Никого из них я не знаю.
– Это одно и то же лицо. Очень может быть, что она пользуется и другими именами. По нашим данным, эта особа депонировала у вас документы доктора Орлано Хэррокса. Сегодня видели, как она входила к вам в дом. Худая, невысокая девушка, волосы темные, короткая стрижка. Глаза карие. Одета в джинсовый костюм.
– Я никогда не встречал никого похожего.
Неужели это она мне звонила? Кем бы ни была эта девушка, мафиози из варшавского предместья ничего от меня не узнают.
– Сегодня вечером один из наших людей видел ее возле вашей калитки.
– Тогда почему он ее не остановил? Не смог справиться с одинокой девушкой?
– Ей повезло. Она успела вбежать в ваш сад.
– Это сильно меняет дело. Наш сад – три тысячи квадратных метров, деревья растут очень густо, там можно отлично спрятаться.
– Мы учли эту возможность.
– Допустим, она вошла в сад. Но ведь должна была и выйти!
– Тем не менее, она исчезла. Вы могли помочь ей ускользнуть от нас.
– Каким образом, если в моей машине караулил ваш Мерин?
– Тогда Мерина еще не было в машине.
Воцарилось молчание. Котелок поворошил угли в камине.
– Что это? – Второй замер.
Дождь все еще стучал по окнам, ветви тревожно скреблись о стекло. Но в этом однообразном, уже привычном шуме появилась какая-то новая нотка. Негромкий, ритмичный звук. Только пауза в разговоре позволила услышать, как ветер треплет створку открытого окна.
Котелок взлетел по лестнице. Его тяжелые шаги загрохотали наверху. Внезапно по комнате пронесся сильный порыв ветра, в камине взвился вихрь пепла. Сквозняк захлопнул дверь. С галереи свесился Котелок.
– Бабы нет! Связала простыни и по ним удрала! – Под его сапогами снова застонали ступеньки. – Она ж говорила, что тебя знает! – в бешенстве процедил он сквозь стиснутые зубы.
– Здесь много женщин, которые меня знают.
– Ты почему не сказал, что никогда не видел этой старухи?
– Меня никто не спрашивал.
– Если ты хочешь здоровья и счастья своей семье, адвокат, то забудь о нас!
Меня схватили за руки. Паутина обволокла мое лицо.
Я куда-то плыл, стараясь защититься от небытия. В мозгу догорала последняя мысль: бабе не дали наркоза, поверили, что со второго этажа она не убежит. Невероятно! Какая-то мистификация…
* * *
Через множество слоев ваты просачивались два голоса. Сначала это просто шелест, потом звуки, постепенно я начинаю различать слова.
– Ужотко встанет, тогда скажу, а будить не буду, – шептал сердитый женский голос.
– Вас, пани Виташкова, заместо бультерьера на цепь садить! – фыркнул мужчина.
Виташкова! В памяти всплыл образ бабы с распухшей щекой и покрасневшими глазами. Вот она идет к телефону, шаркая шлепанцами, и шепелявит в трубку свою фамилию. Но у этой женщины звучный, чистый голос. Порванные дурманом мысли медленно проникают сквозь марево: каким-то образом эта старушка со скрюченными артритом суставами сумела по простыням выбраться со второго этажа.
Стоп! Ее рук я не видел. Их скрывали резиновые перчатки. Но почему?
– Не пхайтесь туда! Человеку плохо, он отдохнуть должен, – снова зашептала женщина.
– Ей-богу, чтоб я сдох, наклюкался пан адвокат! – радостно хохотнул знакомый мужской голос. – Житейское дело-то, ничего страшного… А с кем назюзился, не с профессором из дачного поселка?
– Бей отца будить запретил!
Имя сына пронзило мозг электрической искрой.
– Пани Виташкова! – Собственный голос едва не расколол мне череп.
– Добрый день, пан адвокат.
Первым в комнату протиснулся староста, за ним – Виташкова.
– Бей ранесенько приехал и не позволил вас беспокоить, пока вы сам не встанете, – повторила женщина.
Не знаю, утро сейчас или вечер. За окном серая мгла, идет дождь. Часы мои остановились.
Виташкова села напротив меня: худенькая, маленькая, в широкой рубахе и поношенной овчинной безрукавке. На груди скрещены два конца вязаной шали, на ногах черные вязаные чулки, похожие на полярные унты. Седые волосы собраны в пучок.
Виташкова! А раздутая флюсом щека, щелка заплывшего глаза, красные веки и ведьмина шепелявость – неужели бред наркотического сна?
– А вы знаете моего сына?
– Ну как же, конечно! Да и вас, пан адвокат. Я ж племянница Бронки Брыкаловой, Марьяна Виташкова, здешняя домработница, а Бей вам письмецо оставил.
Из кармана мешковатой юбки она вытащила листок.
Я узнал почерк Бея.
Отец! У меня сегодня заседание в суде, закончится около четырех. Я обязательно за тобой приеду, поэтому самостоятельно ничего не предпринимай. Маму не тревожь, спи. Ты у нее на плохом счету. Но ты не беспокойся, мы что-нибудь придумаем. Отдохни и проветрись от коньячной вони.
Виташкова ведет себя так, словно ночью с ней не происходило ничего необычного. Но при старосте я не хочу ни о чем расспрашивать.
– Бей звонил, прежде чем приехать?
– Он приехал не сказавшись. Велел постелить вам. Я принесла одеяло из гостевой комнаты, – объяснила Виташкова происхождение перины, из-под которой я с трудом выкарабкался.
– А что было дальше?
– А чего было? Накрыл он вас, окна распахнул, запретил их закрывать и вас будить. Сел в машину и уехал, – неохотно ответила Виташкова.
Она явно недовольна, что я вынуждаю ее открывать подробности, связанные с моим непристойным состоянием, в присутствии старосты. Я не знаю этой женщины, но, будучи родней Брониславы, Виташкова считает меня членом клана и заботится о моей репутации.
– Который час? – Мне не терпелось поскорее выбраться из временной пропасти.
– Да уж полдень прошел, – просияла Виташкова. – Бойлер нагрелся, может, пан адвокат ванну примет?
– Вы мойтесь, я подожду, – поощрил меня Мишковяк.
Я собрался с силами и на ватных ногах поплелся в ванную. Мишковяк проводил меня понимающим взглядом.
– Вы после мытья халат какой накиньте, там разные висят, а одежду оставьте. Я почищу свитерок и штаны поглажу.
Мне начинает казаться, что я облевал свитер. Доказательства чудовищного пьянства множатся с каждой минутой.
Собственное отражение меня испугало. Зеленоватая помятая рожа, поросшая неряшливой седой щетиной, мешки под мутными глазками, а выражение лица подловатое. Ничего удивительного, что люди навоображали черт-те что. Еще немного, я и сам поверю, что в одурманенном состоянии напился как свинья. Да это просто написано на бесстыжей морде в зеркале.
Контрастный душ вернул мне уверенность. В комнату я вошел уже совсем в другом настроении. В камине весело потрескивали дрова, рядом с диваном был накрыт столик. Маринованный окунь, деревенская колбаса: не копченая, а смягченная травами и солью и высушенная на сквозняке. Редкий деликатес в наши дни. Маринованные грибы, соленые огурчики, на электроплитке в котелке варились сосиски. М-да, а есть-то очень даже хочется…
Виташкова расставляла тарелки.
Я уставился на ее руки в переплете синих вен. Кожа темная, пальцы узловатые. Поинтересовался, пользуется ли она резиновыми перчатками.
– Не привыкши я. Этер вот уговаривал, а Казимира, его бывшая прислуга, через то и вовсе утекла. Она тож из брыкаловского рода.
– Если бы я бабу на это место привел, так уж на уровне, как у ксендза домоправительница, а не такую темноту! – с обидой пробурчал Мишковяк. – Перед всем миром нас осрамила, хотя американец у нас вроде как тутошний, свой, а все одно заграница!
Этот уничтожающий вердикт явно предназначался специально для меня. Ведь это я попросил Брониславу, чтобы она нашла прислугу молодому Станнингтону: солидную, аккуратную, порядочную и умеренной жадности. Староста обиделся: упущено доходное место.
– Вы на Брыкалах языка не точите, пан Мишковяк, лучше вот рассольцу попейте! – Виташкова подсунула нам кувшин и поспешила в кухню.
– Эх, рассол, родной батюшка!
Роль трезвеющего пьяницы не так уж плоха. Я плеснул в стаканы ароматный напиток: рассол из-под квашеной капусты и огурцов, смешанный с соком редьки и заправленный зубчиком растертого чеснока и густой сметаной. В Ориле это патентованное средство против самого тяжкого похмелья.
– Натощак это ж чистый купорос, пан адвокат! – предостерег Мишковяк. – Нам надо сперва клин клином вышибить, потому как я вчера тоже… крепко…
– Пожалуйста, выберите что-нибудь из бара. – Я махнул в сторону резного сундучка, где Этер держит напитки.
– А мы житной дерябнем, пан адвокат. Жито – оно самое полезное.
– Жито кормит, жито поит, – поддакнул я.
– Ас вас пол-литра причитается и тыща злотых. Я вашу тачку в придорожных кустах нашел, приволок, бензином заправил, а эта зараза еще божилась, что меня к вам не впустит! Ну, обмоем встречу!
Староста из Ориля не обладает ни одним из достоинств, воспетых в литературе как традиционные народные черты поляков. О бескорыстии нечего и говорить, его услужливость, гостеприимство и все, что он делает, заражено бизнесом. Он вообще не пьет, а только что-нибудь постоянно обмывает, даже закусывает не просто так, а ради чего-то.
Мишковяк разрезал пополам маринованный грибок, наколол на вилку вместе с кружочком колбасы и соленым огурцом. Это изысканное напоминание, чтобы я снова налил водки. На мое счастье, прежде чем мы успели осушить бутылку, прибежала восьмилетняя дочка Мишковяка, которую прислала мать.
– Директор сельпо папу дожидается! – сообщила она, и староста поспешно собрался, не исключено, что на очередное обмывание.
– Пиявка! Я уж думала, присосался до Судного дня, – припечатала Мишковяка пани Виташкова.
Сложив руки на коленях, она смотрела, как я проверяю автоответчик. Ничего интересного не обнаружилось.
– Пани Виташкова, а теперь расскажите, что я тут натворил.
– Э-э, чего там! Ничего такого, чтобы себе нервы портить.
– И все-таки я хотел бы знать.
– Ну, пару тарелок разбили, водку разлили, сами коньяком облились, ковер изгадили, а на чердаке зачем-то простыни связали. А еще в кухне куча простыней мокрых валялась. Нечего себе голову морочить, пан адвокат. У Этера такие гости бывают паскудные, что куда больше свинячат. А он сам больно добрый паренек.
– И у такого доброго паренька Казимира бросила работу?
– Да некультурная она у нас, деревенская, но нечего Мишковяку об нее язык трепать. Завидует он нам, срамник бесстыжий. А с Казей так было: Этер велел его на «ты» называть, все следил и приставал, чтоб она руки берегла, сам себе еду в комнаты подавал, бывало, что и готовил сам, миски мыл. Казя-то думала, что он ей брезгует, что его доброта – одни как есть пустые разговоры, вот и сбегла. А я рукавиц не надеваю, без привычки мы к этому, ему тыкаю, от горшков-кастрюль его гоняю, – вот мы с ним и живем душа в душу.
– А вы сегодня тут не ночевали?
– Куда там, пан адвокат! – Она потупилась. – Мне ж ясно сказали, чтоб я только утречком пришла.
– Кто это распорядился?
– Кто, кто! Да та пани итальянка, что вы прислали ночевать. – Виташкова еще ниже опустила голову.
За окном раздался басовитый лай. Сава, овчарка Этера, отозвалась истеричным визгом, заметалась по двору, щеря клыки в показной ярости. Басистый лай вторил ей, словно бубнил африканский тамтам.
Я выглянул в окно.
– Молчать!
Сава замолкла и уставилась на меня погрустневшими глазами. Стыдится, должно быть, что впустила вчерашних захватчиков. Я вспомнил ее лай во дворе. Наверное, собаку привязали.
– Наш Тузик со стариком идут, – сказала Виташкова и поспешила к дверям.
Я прислушался. Скрип петель, шаги, тихий голос женщины и поскуливанье пса.
– Да славится имя Господне…
В комнату вошел старик. В руке суковатая можжевеловая палка, отполированная ладонями.
Вит Брыкала. Чтобы отличать от многочисленных тезок в огромном роду, его прозвали в деревне Виташкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32