А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Старшая встала, гордо выпрямилась, прикрылась плащом, который закрывал ее
во время сна, и принялась довольно смело приглядываться к Доливе. Младшая
спряталась за ее спину, и скорее инстинктивно, чем сознательно, стала
собирать длинные пряди рассыпавшихся волос, покрывавших ее плечи, как бы
золотистым плащом.
Мшщуй, которому часто приходилось бывать при княжеском дворе и в
усадьбах окрестной шляхты, не мог припомнить, кто могли быть эти две
женщины; между тем наружность их была такова, что их невозможно было
забыть тому, кто хоть раз их видел. Расцветающая красота девушки невольно
приковывала внимание и уже навек запечатлевалась в памяти. Но и старшая
женщина была поразительно красива и интересна и выражением лица, и
манерами, обличавшими в ней чужеземку. У нее и цвет лица был более
смуглый, чем у польских женщин, а на верхней губе виднелся черный пушок.
Крепкая, высокая, полная, она имела вид и манеры королевы, а взгляд ее
обнаруживал привычку властвовать.
Хотя сама эта встреча в чаще леса и испуг младшей из женщин
свидетельствовали о том, что они находились в отчаянном положении, одни,
всеми покинутые и преследуемые дикой чернью, которая не щадила ни
костелов, ни женщин, однако, несмотря на это, в выражении лица старшей не
было заметно особенной тревоги. Только черные дугообразные брови
сдвинулись над глазами, и две морщины прорезали лоб. Она долго
приглядывалась к мшщую, ожидая чтобы он заговорил первый.
- Не бойтесь, милостивая пани, - сказал новоприбывший, - мы не
разбойники, мы сами уходим от разбойников. Вот здесь нас двое братьев
Долив, а это - лясота из-под Шроды, а тот - служащий человек из замка. Мы
едем из разоренного края, от Гдеча, где уже не осталось ни одной живой
души.
Пока Мшщуй говорил это, женщина не спускала с него внимательного
взгляда и потом с таким же вниманием стала присматриваться к подъехавшим
спутникам Мшщуя; из-за ее плеча выглядывало встревоженное бледное личико
девушки, кутавшейся в материнский плащ.
При виде этих одиноких, беззащитных женщин в чаще леса, все
остановились, глядя на них с глубоким сожалением. Бороться со всякого рода
несчастиями - мужское дело, но когда беспомощной и бессильной женщине
приходится стать лицом к лицу с разнузданной чернью, когда гибнет девушка
в цвете лет, тогда сжимается болью самое равнодушное сердце.
Объятые глубокой жалостью, подъехавшие мужчины молча смотрели на
женщин; и даже Лясота, который вспомнил свою семью, шире раскрыл угасавшие
глаза и задвигался на своем коне.
- Благодарение Всевышнему за то, что Он привел вас сюда, - заговорила
старшая женщина, - благодарение Господу! Вот уже третий день, как мы сидим
здесь одни, плача и дрожа. Последний слуга, который был с нами, пошел
разузнать, что делается в окрестностях, и еще не вернулся. На нашу
усадьбу, Понец, напали жестокие полчища - целая масса людей... Мы с дочкой
едва-едва успели спастись, захватив с собою старого слугу. Но и тот ушел и
не вернулся, а нас здесь ждет голодная смерть или звериная пасть... Бог
один ведает, что сталось с домом и с мужем!..
Прикрыла рукой глаза, из которых брызнули слезы, и умолкла.
Все сошли с коней и подошли к ним ближе. Молодая девушка, все еще не
отделавшаяся от страха, пряталась за мать. Имя мужа этой женщины было
известно рыцарям: сама она была родом с Руси, родилась от матери гречанки,
а замуж вышла за могущественного владыку Леливу. Звали ее Мартой.
При Болеславе Великом, когда отношения с Русью были теснее и
отличались большим дружелюбием, князья жупаны часто женились на русинках,
а иногда русины выбирали себе жен при дворе короля или в шляхетских
усадьбах.
Никто из рыцарей не знал Марты Леливы и ее дочери и никогда в жизни
не встречался с ними. Но мужа ее Спицимира или Спытка, как его называли,
недавно поселившегося в усадьбе Понец, видали не раз и Лясота, и братья
Доливы. Это был уже пожилой человек, рыцарь в полном смысле этого слова,
беззаветно храбрый, прославившийся своими смелыми походами. Страшно было
даже подумать о том, что с ним могло статься, но всем было одинаково ясно,
что, если в момент нападения он был дома, то скорее отдал бы жизнь, чем
спасся бегством. Он мог устроить побег жены и дочери, но сам, наверное,
выдержал нападение.
Но не желая напрасными словами увеличивать горе женщины, никто не
спрашивал о нем; она сама, ломая руки, начала рассказывать о нем, потому
что, как все женщины, перенесшие тяжелое горе, она не могла уже больше
сдерживаться и должна была говорить о себе.
- Бог один ведает, что сталось с моим любимым мужем, - говорила она.
- Он хотел биться со своими людьми до последней крайности, но разве
мыслимо, чтобы он мог, хотя бы с боем прорваться сквозь ту толпу, что его
окружила со всех сторон?
Тут обе женщины принялись плакать. Тогда Лясота, не проронивший до
сих пор ни слова, подошел к ним и показал им свою растерзанную одежду и
окровавленное тело, кое-как перевязанное тряпками, на которых проступали
пятна крови.
- Теперь уже не надо роптать, а надо благодарить Бога тем, в ком еще
есть кровь, - сказал он. Мои все погибли. Я спасся только чудом. Кого Бог
осиротил, тот должен покориться судьбе, оплакав погибших. Благодарите
Бога, что вас не изрезала в куски чернь, которая озлилась на всех рыцарей,
жупанов и владык и решила уничтожить наше племя во всех землях.
Я знавал Спытка и думаю, что не посрамил себя и сражался до конца. Да
и нам, мне и многим еще уцелевшим, немного уж осталось жить. Знаете ли вы,
милостивая пани, что из тех панов, что укрылись в Гдече, не спаслась ни
одна живая душа: кто остался жив, того увели в неволю.
Женщины снова заплакали, громко причитая и ропща на судьбу, все
остальные молчали, не было слов, которыми можно было бы утешить их. Между
тем наступил вечер и решено было расположиться здесь на ночлег, чтобы не
оставлять женщин одних, а те не могли двинуться дальше в ожидании слуг. Но
кто знал, суждено ли им дождаться их?
Хотя положение беглецов было настолько серьезно и опасно, что как
будто и не время было думать о женской красоте и поддаться ее обаянию, но
братья Доливы, оба молодые, не женатые, и горячие сердцем, увидев дочку
Спытка, сразу влюбились в не и не могли налюбоваться ею.
Девушка, видя, как они следили за ней взглядами, пряталась за мать;
но это плохо помогало, потому что братья под предлогом различных мелких
услуг, старались подойти к ним поближе, чтобы хоть посмотреть на нее и
полюбоваться красотой. Правда оба лагеря были на известном расстоянии один
от другого, и женщины отошли в сторонку, но молодые люди без труда
находили предлоги, чтобы подойти к ним.
Слуга Спытков, которого она ждала с вестями от мужа, - не
возвращался; и становилось все более вероятным, что его или схватили
где-нибудь по дороге, или он заблудился в лесу, или стал жертвой дикого
зверя, хотя был очень толковый человек, чувствовавший себя в лесу, как
дома. Для Долив ясно было только то, что нельзя было оставить в таком
состоянии этих несчастных женщин. У них не было лишних коней, и маленький
их отряд, увеличенный ими, должен был еще медленнее двигаться в сторону
Вислы, а опасность этого путешествия еще усиливалась. Но никто не
жаловался на это. Обоим братьям улыбалась совместная поездка с дочерью
Спытка, в которую оба они сразу влюбились.
К ночи, когда возвращение слуги становилось все более сомнительным, -
начали советоваться о том, что делать утром, потому что недостаток в пище
не позволял откладывать выступленье в путь. Спыткова со слезами начала
умолять не оставлять их на произвол судьбы. На это отозвался старый
Лясота, снова обретший дар слова.
- Об этом никто не думает. Но и с нами вам не будет спокойнее и
удобнее, потому что мы и сами не можем защитить себя и пробираемся
крадучись, чтобы ни с кем не встречаться.
- А куда же вы направлялись? - спросила Спыткова.
- Мы?.. Да к Висле, - отвечал старик. - Но одно дело идти нам одним,
а другое - брать с собою женщин. Доливы вели нас к Висле, где, говорят,
еще спокойно на Мазурских землях; там этот негодяй Маслав держит народ в
железных руках. Но мы знать его не хотим и тем более не должны показывать
ему женщин, потому что у него тоже нет ничего святого; он упился, как
медом, своей силой. Вот мы и бредем на Вислу, а куда? - Бог один ведает...
Долго никто не возражал ему.
- Эх! - отозвался, наконец, Мшщуй, - не вечно же все будет так, как
теперь. Все придет в порядок; наши соберутся вместе, а мы пока построим
шалаши и переждем безвременье.
- А Голод? - опустив голову, промолвил Лясота.
- Ну, этого нам нечего бояться, - улыбаясь, отвечали братья Доливы, -
что-нибудь придумаем... В конце концов, что у нас осталось? Мы должны
позаботиться о самих себе и спасать свою жизнь.
Старик ничего не отвечал на это, женщины перешептывались между собой,
и, не придя ни к какому решению, все умолкли.
Была уже ночь, когда среди лесной тишины послышались звуки,
перепугавшие всех, особенно женщин. Все явственно услышали шелест среди
кустов. Мшщуй и Вшебор бросились к коням и оружию. Теперь уже можно было
различить чьи-то шаги, а скоро из-за чащи деревьев показался, внимательно
осматриваясь, человек, опиравшийся на палку и имевший за поясом топор и
дротик. Это и был слуга, посланный Спытковой на разведки о муже.
Женщины, узнав его, бросились к нему с вопросами, но, вглядевшись в
него внимательно, приостановились, выжидая.
Он шел или, брел, едва передвигая ноги от усталости, а по страшно
исхудавшему и пасмурному лицу не трудно было отгадать, что вести,
принесенные им, никого не могли утешить.
Приблизившись к огню, он остановился, опираясь на посох и жалостливо
поглядывая на свою госпожу, как бы приготовляя ее к тому, что ей не о чем
было и спрашивать. И Спыткова не решалась спрашивать, предпочитая продлить
минуты неизвестности, чем услышать известие, которое она угадывала
сердцем. Тогда старый Собек, не выдержав взгляда своих госпож, - потерял
все свое мужество и заплакал. Зловещее молчание - предвестник
надвигающейся бури, воцарилось около костра. Первым заговорил Лясота.
- Спытек погиб? А что сталось с усадьбой?
Собек, покрутив рукой в воздухе, указал ею на землю.
- Я смотрел издали, как дымилось наше гнездо, - сказал он, - его уже
нет больше, и никого нет в нем, ничего не осталось... Раненый Жутва,
дотащившийся с пожарища до лесу, где я и нашел его умирающим, сказал мне
только то, что пан наш уложил целую гору трупов, пока добрались до него, и
погиб рыцарскою смертью. Злодеи рассекли его на куски.
Женщины, услышав это, с громкими рыданиями упали на землю, но никто
не посмел удерживать их от слез! А Собек, не прибавив больше ни слова,
повалился тут же, где стоял, у огня, потому что ноги отнялись у него от
изнеможенья. Доливы и Лясота отошли в сторону, оставив плачущих оплакивать
свое горе и печальную судьбу, и советуясь между собой о том, что
предпринять дальше.
Теперь их отряд увеличился тремя пешими людьми, потому что и Собек
ведь должен был присоединиться к ним. Братья согласились на том, чтобы
посадить женщин на коней, а самим идти пешком. Лясоту нельзя было лишить
его старой исхудавшей клячи, потому что он не мог идти. Но такой способ
путешествия значительно усложнял дело.
Два брата отошли в сторону посоветоваться между собой, и хотя в
решении своем оба были единодушны, но тем не менее поглядывали друг на
друга так, как будто собирались кусаться, и взгляды, которым они
обменивались, были полны недоверия. А всему виной была девушка, на которую
зарились оба, и потому пытливо заглядывали в глаза друг другу; Мшщуй
подозревал Вшебора, а Вшебор Мшщуя.
- Я дам моего коня девушке, - сказал Мшщуй, подбоченившись, - и сам
пойду рядом с нею, чтобы он не испугался чего-нибудь и не упал.
- Почему ты, а не я? - насмешливо заметил Вшебор, - ведь и я это могу
сделать.
- А почему же непременно тебе должна достаться девушка? - сердито
оборвал другой.
Они обменялись неприязненными взглядами.
- Потому что девушка мне нравится! - засмеялся Вшебор.
- И мне тоже, - возразил Мшщуй.
- Ну, и мне!
- И мне!
Они начали перебрасываться резкими словами, измеряя друг друга такими
взглядами, как будто собирались вызвать на бой.
Ни один не желал уступать.
А так как оба были пылкого нрава и легко раздражались, то и теперь,
казалось, готова была разразиться буря. Но, к счастью, им стало стыдно
перед людьми и перед самими собой.
- Ну, послушай, - сказал Вшебор, понизив голос, - не время нам
драться из-за чужой девки, бросим все это. Прежде надо спасти ее и мать, а
потом уж решать, чья она будет. Пусть Спыткова и дочка сами выберут себе
коня, а мы оба пойдем за ними.
Мшщуй кивнул головой.
- Только ты не воображай, - прибавил он, - что я тебе так легко
уступлю ее. Ты знаешь, что со мной шутки плохи.
- Да и со мной тоже... Мы знаем друг друга.
- Ну, разумеется... Да и нечего тут спорить. Никто не может взять
девушку силой.
Вшебор презрительно усмехнулся.
- Почему? - спросил он. - Женщин чаще всего берут силой.
- Ну, силой, так силой, - пробормотал другой.
И снова чуть-чуть не поссорились. Еще хорошо, что вся их ссора
происходила в стороне, так что никто не мог их подсмотреть и подслушать.
Они замолчали на время, но, расходясь, затаили в душе гнев и неприязнь
друг к другу.
Ночью надо было, кое-как сложив шалаши, затушить огонь, чтобы он не
выдал их, а одному, по очереди, стоять на страже. По счастью, еще хмурое
осеннее небо в тот день не разлилось дождем по земле.
С рассветом стали готовиться в путь. Вчерашнее соревнование началось
снова, но без слов пока. Оба брата спешили подать коней женщинам,
беспокоясь о том, какого выберет себе девушка. И, торопя друг друга, они
обменивались горящими взглядами, и никто в этом споре не думал уступить
другому.
Уже были связаны узлы и мешки, которые должен был захватить с собой
Собек, мать и дочь оделись и ждали, когда все двинутся в путь. В это время
перед ними появились братья Доливы со своими конями. Марта Спыткова
поблагодарила и выбрала себе коня Вшебора, потому что этот конь был крепче
и сильнее, а она хотела посадить дочку позади себя, чтобы не расставаться
с нею в пути, но тут вмешался Мшщуй и заявил, что кони их ослабели, а путь
предвиделся долгий и нельзя было ехать вдвоем на одном коне.
Девушка стояла в нерешимости, не желая расставаться с матерью, да и
матери не хотелось отпустить ее от себя. Они уже готовы были идти пешком.
Доливы все еще стояли перед ними, мешкать было невозможно.
- Милостивая пани, - сказал Мшщуй, - теперь некогда раздумывать.
Садитесь вы на одну лошадь, а девушка - на другую, - мы пойдем рядом с
вами, и она будет у вас на глазах.
Но девушка жалась к матери, и Спыткова не могла решиться. Лясота,
которому помогли сесть на коня, заметил:
- Что тут торговаться, - когда надо спасать жизнь!
Тогда мать, обняв дочку и шепнув ей что-то на ухо, села на коня
Вшебора, а Касю предоставила Мшщую, который бросил брату презрительный и
насмешливый взгляд.
Девушку звали Катериной - по имени одной из наиболее уважаемых в то
время святых.
Итак, с Божьей помощью, все двинулись в путь лесными тропинками, -
так что ехать приходилось гуськом и девушка очутилась за матерью, но она
так закуталась и закрылась, что Мшщуй не видел даже ее глаз.
Проходя мимо брата, Вшебор шепнул ему на ухо.
- Не надейся, что ты долго будешь наслаждаться с нею, я возьму ее
потом себе.
- Ну, увидим, - сказал Мшщуй.
- Увидим...
- Посмотрим.
Маленький караван нарочно выбирал самые глухие тропинки, по которым
не ступала еще нога человеческая. Лес тянулся непрерывно, и как льстил
себя надеждою Долива, должен был вывести их к Висле; в то время вся страна
представляла из себя один огромный лес, только местами вырубленный и
расчищенный.
Куда бы ни пошел человек, - ближе или дальше, везде перед ними был
лес, а если и попадалась иногда поляна или луг, то за ней сейчас же снова
начинался бор. Так ехали они долго, - но вдруг лес начал редеть с юга, и
Мшщуй, забежав в испуге вперед, увидел перед собой широкую, плоскую,
открытую со всех сторон равнину.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Маслав'



1 2 3 4 5