У многих мужчин есть такие отметины, но я вспомнила описание человека, который подсыпал яд в кубок во время праздника в Каэрлеоне. Я внимательно рассматривала его лицо, думая, что было бы хорошо, если бы я его запомнила.– Я пошел, – пробормотал он, выпрямляясь. – Скажи королю, чтобы прислал мне золото вечером.Женщина кивнула и, когда разбойник вышел за дверь, плотно задвинула засов на римском замке, прежде чем повернулась ко мне.– Давай-ка посмотрим на гордую королеву, – насмешливо сказала она, протягивая руку к спутанным прядям волос, закрывающих мне лицо.Ее руки были мозолисты и грубы, более привычны к тяжелому труду, чем к работе с иглой в королевских покоях, и я подумала, что при дворе ее не знают.– Прошу тебя, матушка, – попросила я, хватая се руку и называя ее самым уважительным словом, какое только могла придумать, – скажи, где я?– А ты не знаешь? – она замерла и посмотрела на меня более внимательно. Я молилась, чтобы вызвать у нее сочувствие, но она только рассмеялась. – Давай назовем это просто любовным гнездышком его светлости, – самодовольно усмехнулась она.– Маэлгона? – Я взяла у нее из рук гребень и попыталась сама расчесать волосы.– Конечно, Маэлгона. А кого же еще?Я кивнула, придя в бешенство от того, что мои подозрения подтвердились, и ругала его про себя на чем свет стоит.Старуха наливала воду в лохань и выжимала новую губку. Я поняла, что мою тюрьму устроили с удобствами.– Он собирается держать меня как политического заложника, или будет просить выкуп? – Я прилагала усилия, чтобы мой голос звучал ровно.– Думаю, это решать тебе и его светлости, – надуто ответила она, снимая с меня грязное платье.Настояв на том, чтобы я села в оловянную лохань, она начала мыть мне плечи.Вода была чуть теплой, но я подозревала, что причиной дрожи, охватившей меня, была не вода, а новый приступ ярости.Когда женщина вымыла меня и натерла душистыми мазями, она принесла какое-то голубое платье и разложила его передо мной.– Шелк, – сказала она, кладя его так, чтобы материя блестела при свете лампы. – Даже жена верховного короля не всегда носит шелк.Меня подмывало сказать, что я бы надела даже мешковину, если бы это помогло мне выбраться отсюда, но осторожность заставила меня придержать язык, и я молча надела платье. К нему она дала расшитый пояс и нитку жемчуга. Надев мне на голову диадему, украшенную камнями, моя тюремщица отступила назад, чтобы полюбоваться своей работой.Она пробормотала «очень красиво» и стала расставлять стол и стулья около жаровни. Для меня оставили поднос с холодной сдой, и, усадив меня за стол, она стала убирать в комнате и взбивать подушки на кровати. Аппетита у меня не было, хотя я ела очень давно. Но я ковыряла куриную ножку и, делая вид, что наблюдаю за старухой, рассматривала свою тюрьму.Комната была хорошо обставлена, пол застлан свежим тростником, а у кровати аккуратно лежал толстый шерстяной ковер. Комната явно предназначалась для веселого времяпрепровождения, но убежать из нее было трудно. Окна были узкими с прочно запертыми ставнями. Здесь была только одна дверь, но она была прочной и посажена в крепкий деревянный косяк. Спрятаться было негде.У одной стены стоял деревянный сундук, но мне показалось, что он слишком мал, чтобы им можно было воспользоваться. Жаровня, столик для игр и стулья – вот и вся мебель. И кровать. Я торопливо отвела от нее глаза, не желая верить, что Маэлгон может обесчестить меня.Маэлгон, конечно, не надеялся, что меня можно угрозами заставить лечь с ним в постель или подкупить красивой одеждой и невообразимой роскошью.Может быть, все это было уловкой для того, чтобы вывести меня из себя, но какой смысл в том, чтобы проявлять физическое насилие, а потом окружать таким вниманием?Скоро я оставила попытки делать какие-то предположения и решила, что, может быть, я смогу заставить моего врага обнаружить свои намерения, используя его же тактику.– Чего мы ждем? – раздраженно спросила я матрону.– Его светлость, – ответила она.Я встала, посмотрела на угли жаровни, потом медленно прошла по комнате, пока женщина убирала со стола.– Как ты думаешь, здесь есть чем заняться?Вздохнув, я медленно подошла к сундуку и лениво подняла крышку. Я не могла понять, глубок ли он или чем-то набит, потому что сверху лежал поднос, на котором стояли шахматные фигуры и тяжелая инкрустированная доска. Не раздумывая, я взяла игру и разложила ее на столе у жаровни. Я слышала, как женщина захлопнула крышку сундука, но заставила себя не поворачиваться и не смотреть, чем еще она занимается. Никоим образом я не собиралась показывать ей, что меня беспокоит мое положение пленницы.Я расставила фигуры и снова принялась ждать. Моя голова гудела от усталости, а богини судьбы плели мое будущее. Наверное, я даже немного задремала, потому что вздрогнула, когда в дверь бешено застучали, и моя тюремщица побежала открывать.Произошел обмен паролями, а потом дверь распахнулась, и в комнату вошел король Гвинедда с собакой по имени Дормат. Это заставило меня полностью проснуться и насторожиться.Я подняла глаза, лениво крутя в пальцах шахматную фигуру. Я приветствовала его кивком и едва улыбнулась.– О, кузен, – сказала я с усмешкой, – где ты так задержался? ГЛАВА 21МАЭЛГОН Маэлгон остановился в двери, настороженный, как человек, вступающий на землю врага и не знающий, где его подстерегает засада.За месяцы, прошедшие после похорон моего отца, он изменился. Самоуверенный мужчина, с которым я когда-то обменивалась колкостями, сейчас нервничал и был очень взвинчен, лицо его исказилось, глаза блестели. Черный плащ на нем был обшит мехом бобра, на поясе вышито золотой нитью, и двигался Маэлгон с небрежным изяществом. Но бегающие глаза выдавали его напряженность. Его огромная собака сидела спокойно и неподвижно. Но я не знала, кого боюсь больше.– Я надеюсь, ты принес вина, – сказала я, жестом предлагая ему сесть. – Погреба короля Гвинедда известны повсюду, и я радовалась, что смогу проверить, оправдывают ли они свои похвалы. – Тщеславие и самонадеянность делают человека уязвимым, поэтому я рассчитывала, что на него подействует лесть и то, что он не знает, как равнодушна я к вину. – Может быть, – добавила я, вспоминая какое-нибудь название, которое упоминал Кэй, – у тебя есть что-то из тех вкусных вин из Пфальца?– Сейчас нет. – Мой кузен все еще стоял в дверях: он достаточно хорошо знал меня, и это заставляло его быть осторожным. – Если бы я знал, что оно порадует тебя, я бы приказал подать его. Завтра утром я сам выберу бутылку.Подобие улыбки мелькнуло на его губах, но взгляд оставался холодным и расчетливым.– Вино не так уж и важно. – Я пожала плечами и опустила глаза на доску, жалея, что мне не удастся напоить его.Маэлгон отпустил старуху и о чем-то поговорил с дозорным, прежде чем закрыл дверь и задвинул засов. Мне надо было приложить усилие, чтобы не вздрогнуть при этом звуке.– Замечательная собака, кстати… такой породы я раньше не видела. – Я рассматривала собаку, изображая на лице восхищение.Ее короткая гладкая шерсть была черной и блестящей, а тело мускулистым и поджарым, и я полагала, что если она встанет на задние лапы, то будет ростом с человека. Собака тоже смотрела на меня красными сверкающими глазами, я моргнула и отвела взгляд.Мой кузен улыбнулся и, сделав знак Дормату лечь перед дверью, прошел через комнату к столу, за которым сидела я. При этом он не произнес ни слова.– Я слышала про твой зверинец, – продолжала я, молясь, чтобы это не выглядело дурацким лепетом, – Говорят, он великолепен, в нем есть павлины, обезьяны и даже леопард.Маэлгон засмеялся и сел, явно польщенный тем, что его любовь к экзотике так широко известна.– Это не совсем леопард, – возразил он. – Это гепард, которого я котенком заказал в Каире у владельца египетского цирка. Но корабль затонул около Диганви, и животное потерялось.Я удивилась, что он не слышал о сыновьях Палуга и пятнистой кошке, которую они спасли на побережье Англии, но решила не спрашивать его. Если его подданные предпочитают не сообщать ему, что происходит в его королевстве, я не думала, что это нужно делать мне.– Какими ты будешь играть? – Он небрежно наклонился над доской и взял пешку, пытаясь заглянуть в вырез моего платья.Я торопливо отвела глаза, чтобы он не заметил моего отвращения.– Почему бы мне не поиграть белыми? – еле выдавила я из себя.Итак, я разыграла начало, и на некоторое время мы сосредоточились на шахматах. Игра слишком напоминала жизненную ситуацию, чтобы к ней можно было относиться несерьезно. Когда мне удалось избежать расставленной ловушки, мы оба откинулись на спинки стульев, и я тяжело вздохнула.– Может быть, займемся чем-нибудь более веселым? – спросил он, хватая мою руку, прежде чем я успела спрятать ее.Я подняла глаза и увидела, что Маэлгон пристально смотрит на меня. Он начал гладить мою ладонь, а когда я сжала кулак, он просунул в него свой указательный палец и стал ровно водить им вверх, и вниз.Жест был таким непристойным, что я разжала пальцы, вырвала руку и вытерла ладонь о платье.– Как поживает твоя жена, кузен? – Вопрос был задан сквозь стиснутые зубы, а взгляд мой был свиреп.– Разве ты не слышала? Врачи в Диганви говорят, что ей осталось всего несколько дней. Может быть, гонец уже на пути сюда с вестью, что я свободен и могу жениться снова. Ты ведь догадалась, что именно поэтому я приказал доставить тебя? – Он приблизил лицо ко мне.Я отшатнулась и резко вскочила на ноги, перевернув столик. Моя слабая надежда, что меня держат здесь за выкуп, теперь рассеялась.Инкрустированная доска с грохотом упала на пол, и фигуры разлетелись. Дормат предупреждающе зарычал, и я ушла в дальний конец комнаты, стараясь подавить страх.Маэлгон тоже встал, и я слышала его шаги. Я старалась отойти как можно дальше от собаки, но слишком поздно поняла опасность того, что оказалась загнанной в угол.– И чего же ты ожидаешь от меня? – дерзко спросила я, поворачиваясь к нему и пытаясь держаться смело.– Не кокетничай, ты прекрасно знаешь, чего я хочу. – Это было сказано зло, непристойно, откровенно, и все мои надежды на то, что борьбы можно избежать, были потеряны.Я пыталась убежать от него, но он расставил руки, схватил меня за больное плечо, и, потеряв равновесие, я упала. Не успела я подняться, как он толкнул меня к стене, уперев в нее руки и не давая мне вырваться.– Если ты бросишь своего высокомерного Пендрагона и придешь ко мне, – шептал он, – Регед и Гвинедд вместе могут стать сильным, богатым королевством, местом основания династии.Мысль Маэлгона была настолько нелепой, что я могла только рассмеяться. Резкие слова кружились у меня в голове, но его губы уже щекотали мою кожу, и он стал прижимать меня к стене.Я пыталась освободиться, или хотя бы поднять ногу, но он прижимался ко мне и не раздвигал ног. Я прижала руки к подбородку, локтями уперлась в его грудь и пыталась увернуться от его поцелуев.Маэлгон обнял меня, взял на руки и понес по комнате. Я сопротивлялась, пока он нес меня к кровати. Я поджала ноги, и мы неуклюже растянулись на кровати. Его хватка ослабла, и, собрав свои последние силы, я ударила его. Отбежав, я смотрела, как Маэлгон, неловко барахтаясь, встает на четвереньки, и попыталась сделать то же самое.Одной рукой я искала вокруг себя какое-нибудь оружие, но не спускала глаз с Маэлгона. Наконец я нащупала на полу тяжелую шахматную доску.Я схватила доску, взвешивая се и решая, использовать ли ее для удара, или держать перед собой как щит. Меня утешало только то, что Маэлгон был безоружен. Возможно, он посчитал слишком рискованным принести нож туда, где до него могла добраться я.Оружие, появившееся у меня, заставило его насторожиться. Он медленно выпрямился, неотрывно наблюдая за мной.– Неужели ты допускаешь, что можно изменить то, что произойдет здесь? – спросил он. – Тебе никто не придет на помощь, уйти отсюда некуда, а я готов ждать, пока сломается твоя глупая гордость. Мы оба знаем, что я совершу этот грех, и ничего не поделаешь. – Он говорил это, насмешливо улыбаясь, и, повернувшись ко мне спиной, подошел к кровати.Болели ушибленные бок и плечо, ныла спина, но мне вдруг неудержимо захотелось расхохотаться. Я представила себя эту сцену со стороны, и вдруг это показалось мне необыкновенно смешным, и я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.Стараясь казаться спокойной, я тоже встала и, держа перед собой шахматную доску, медленно отвернулась от Маэлгона. Я немного успокоилась, потом резко развернулась и кинула в него доску, как тарелку на состязаниях во время праздника летнего солнцестояния.Изумленный Маэлгон едва успел поднять руку и пригнуться. Если бы не это, доска бы продырявила его череп. Но Маэлгон поднялся, целый и невредимый, и тут я разразилась истерическим смехом.В ярости он накинулся на меня. Маэлгон ударил меня по щеке, смех резко оборвался, и в глазах у меня потемнело. Но когда Маэлгон наклонился и стал рвать мое платье, я укусила его за ухо, и он взвыл от боли.Он перестал рвать мое платье и пытался сбросить меня, но от этого ему становилось еще больнее. Маэлгон стал бить меня по голове. И, наконец, кулаком он изо всех сил ударил меня в живот.Я задыхалась и согнулась пополам от боли. Совершенно обессилевшая, я сползла на пол.Вокруг меня медленно вращалась чернота: оцепенение, мрак… я слышала какой-то странный звук, который мешался с синим светом от того, что душило меня… Я пришла в себя и увидела, что мое платье закинуто мне на голову, а мой враг возится у меня между ногами, настойчиво пытаясь осуществить свое намерение. Я чувствовала, как он проталкивает свой член в мое тело, и пыталась вывернуться. Я вертелась, рвала ногтями материю, накрывавшую меня, отчаянно пытаясь достать его лицо, руки и ударить его. Но шелк запутывался еще больше, и, несмотря на мое сопротивление, Маэлгон добился своего.Он был некрупным мужчиной, но боль и отвращение от того, что я подвергнута насилию, вызвали у меня тошноту. Я стонала, выла, визжала между приступами рвоты, но никто не приходил мне на помощь. Стражник был явно предупрежден заранее, а у двери по-прежнему спокойно лежала собака.Я поняла, что чем скорее Маэлгон удовлетворится, тем скорее все будет кончено, и попыталась двигаться в такт с ним, надеясь побыстрее привести его к завершению. Но он продолжал прыгать, трогать мое тело, потея, прижимаясь ко мне, и, казалось, конца этому не будет.«Дорогая богиня, – молила я, – пусть это животное натешит свое вожделение и оставит меня».Но мать-богиня не услышала меня и не пришла мне на помощь, а я уже стонала, лежа поперек кровати с широко раскинутыми ногами и совершенно измученная. А он все не мог насытиться.Несомненно, были моменты, когда я могла бы столкнуть его с себя, если бы я смогла собраться с силами и если бы у меня появилась надежда. Но со мной что-то случилось. Я больше не лежала, придавленная к кровати телом этого мужчины, а как будто смотрела на эту сцену отстраненно, думая, какие мерзавцы есть среди нас. Я говорила себе, что он не осквернил меня, его воле покорилась моя плоть, но не дух. Пусть это чудовище горбится, стонет, барахтается в сосуде между моими бедрами. Какое это отношение имеет ко мне? Мой дух, спокойный и чистый, как высокогорное озеро, жил в фантастическом мире, знать о котором ему не суждено. Я закрыла глаза и потеряла сознание.– Гвен?Слово донеслось до меня откуда-то издалека. Оно повторялось снова и снова, кружась в воздухе, ведя за руку и убаюкивая меня.Все мое тело болело, вздрагивало и стонало от боли.– Гвен… Гвен… ты меня слышишь?Голос был знакомым, ласковым и уверенным, как и рука, которая нежно убрала с моего лица волосы.Я кивнула, не открывая глаз и недоумевая, что делает Ланселот в моем сне.– Гвен, любимая, нам надо уходить отсюда. Ты можешь идти?– Не знаю, – Пробормотала я, и это отозвалось жестокой болью в моих ребрах. Мне хотелось сказать ему, что я постараюсь, но я не могла ничего произнести.– Ладно, я понесу тебя.Его руки уже обнимали меня, поддерживали, прижимали и защищали от чего-то ужасного. Сон превращался в кошмар, и я попыталась спрятаться от него в объятиях Ланселота.Но страх был столь сильным, забыть его я не могла, он был расплывчатым, отвратительным и имел какое-то отношение к моему кузену.– Где Маэлгон? – Мой голос был слабым и таким же тихим, как голос Ланса.– Мчится обратно в Диганви. Его рыцари чуть не сбили меня в воротах, они скакали, как будто за ними гнались гончие смерти. Должно быть, случилось что-то серьезное, что заставило его мчаться в полночь в такой спешке.Наверное, умерла его жена, как в тумане, подумалось мне, а потом я стала гадать, откуда мне известно, что она умирает. Ужасные смутные воспоминания вдруг становились отчетливыми, отдельные обрывки проплывали у меня в голове, как гротескные живые картины, пока я не почувствовала сильную боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47