Я была чересчур прямой (это мое качество иногда проявляется и сейчас) – это не нравилось большинству титулованных особ, и моя жизнь при дворе верховного короля превратилась бы в кошмар, если бы королева-мать не взяла меня под свое крыло. После свадьбы Артур был в военных походах многие месяцы, а Игрейна старалась превратить меня из сорванца в изящную даму и учила разбираться в людях. Именно тогда мы стали близки друг другу, и она рассказывала мне бесконечные истории о своем прошлом. Однако Игрейна ничего не говорила ни о происхождении Артура, ни о том, как она сама стала верховной королевой, а у меня не хватало смелости спрашивать ее об этом.Среди простого народа ходили слухи, что рождение Артура было результатом колдовства, что Мерлин создал его, чтобы исполнить предсказание о том, что великий король родом из Корнуолла поведет бриттов на борьбу против саксонских завоевателей. Существовали поверья о драконах, кометах и сильных чарах, связанных с крепостью Тинтагель. Я была уверена, что существовало еще что-то, о чем легенда умалчивала, и надеялась, что смогу понять Артура лучше, если разгадаю загадку брака его родителей.Игрейна была величава, полна чувства собственного достоинства и интересовалась нуждами других людей, а Утер – по всеобщему мнению – был человеком грубым и черствым, и перед ним трепетали так же сильно, как сильно любили Игрейну. Их союз оставался загадкой для многих, в том числе и для меня.Жизнь Игрейны, рожденной в королевской семье Кунедды в Южном Уэльсе, была бы беззаботной и роскошной, если бы не призрак Вортигерна, прозванного Волком. Даже процветающие семейства империи вели себя осторожно во времена царствования этого тирана.Как и большинство детей Британии, я слушала рассказы взрослых о Вортигерне, который пришел к власти после Смутного времени, когда римские легионы возвратились на континент, чтобы помочь Константину в его притязаниях на императорский трон. Поняв, что Британия оказалась беззащитной, наши соседи-варвары – пикты, ирландцы, англы и саксы – кинулись грабить богатую римскую область. Мы молили Рим о помощи, но нам отвечали, что необходимо самим защищать себя, потому что Империя рушится и не может выделить легионы для нашей защиты.В суматохе, последовавшей за этими событиями, Вортигерн жестокостью, интригами и убийствами сумел, стремясь к верховной власти, обогнать всех остальных военных мужей, которые стремились заполучить королевства для себя. Придя к власти, он предложил объединиться в союз с саксами, дав им земли и деньги, если они помогут нам бороться с другими врагами.– Пригласил морских волков прямо в овчарню, – обычно говаривала моя нянька. – Каждому было понятно, что рано или поздно они пойдут против него.Между тем он влюбился в дочь саксонского короля Ровену… глупый старик бросил свою британскую жену, чтобы жениться на миленькой девчонке с волосами цвета соломы, и отдал ее отцу королевство Кент, чтобы закрепить сделку! Можно было только удивляться, как ему удается спать ночами, зная, что народ клянет его за то, что он оказался отступником.На самом деле сны и пробуждения Вортигерна были тревожны, потому что ходили слухи, что Амброзии Аврелий и Утер Пендрагон, сыновья законного правителя, собирают в Бретани армию и однажды предъявят свои права на трон. Поэтому Вортигерн повсюду разослал своих шпионов, страх породил у него постоянную подозрительность, и его правление превратилось в тиранию.– Мне было одиннадцать лет, когда люди тирана ворвались в наш дом и всех убили, – рассказала мне Игрейна однажды. – Если бы родители не отослали меня накануне вечером со своим старым другом, герцогом Корнуэльским, меня бы тоже убили, потому что люди тирана не щадили никого. Я выросла в цитадели Горлойсов Тинтагеле как подопечная герцога.Там для Игрейны было счастливое время, она играла на лугах над обрывистыми берегами, где прибой тяжело бился о скалы мыса, с трех сторон окруженного водой, а над океаном, украшая пейзаж, нависали радуги.Я легко представляла себе, какой она была застенчивой, тихой девочкой. Игрейна не подозревала о своей изумительной красоте и предпочитала проводить время с обитателями полей и лесов, а не сидеть в доме. Скоро она научилась обращаться с пугливыми животными и птицами, она спасла еще неоперившихся птенцов, выпавших из гнезд, а однажды вылечила лисенка, у которого была глубокая рана на лапе.– Но больше всего, – признавалась она, – я любила стоять под Священным Дубом, чувствуя себя в безопасности, несмотря на то, что вокруг свистел сильный ветер. Это очень волновало меня, и я чувствовала, как поет моя кровь…Горлойс был грубым, неотесанным человеком, но, когда Игрейне исполнилось пятнадцать, его прелестная молодая подопечная согласилась выйти замуж за вдовствующего герцога. Итак, они произнесли свои брачные клятвы под ветвями Священного Дуба, а когда родились их дочери Моргауза и Моргана, их тоже принесли сюда, едва обсохшими после родов, чтобы представить старым богам.К этому дубу Игрейна приносила по, обету дары из цветов и ярких лент, когда Горлойс отправился в поход вместе с Утером и Амброзием, чтобы свергнуть Вортигерна. К тому времени Игрейна стала молодой матерью семейства, обратив вес свое внимание и любовь, которые в детстве отдавала животным, на своих детей.– У меня не было никакого желания покидать Тинтагель, – говорила она, грустно поблескивая глазами. – Я стремилась к безопасности, которую давал мне Горлойс, довольная своей судьбой, и пришла в ужас, если бы мне сказали, что однажды я стану королевой.Когда Амброзии победил Вортигерна, Горлойс вернулся в Тинтагель и рассказывал о доблестном новом верховном короле. Игрейна слушала его без особого интереса. А когда Горлойс хотел отвезти ее ко двору верховного короля, Игрейна уговорила его позволить остаться ей в Корнуолле, потому что ее пугала мысль о том, что придется уехать из Тинтагеля.Игрейна не согласилась оставить ненадолго Тинтагель тем летом. Но через несколько лет, когда умер Амброзии, а его брат Утер Пендрагон стал новым верховным королем, отказаться от поездки в Винчестер было нельзя. Там надо было присягнуть новому правителю. Игрейна пыталась уговорить мужа ехать без нее, но ей это не удалось.– Я сражался под командой Утера, – заявил Горлойс, – и знаю, как легко меняется его настроение. Я не хочу, чтобы ярость Пендрагона обрушилась на мой дом, поэтому мы поедем на коронацию, несмотря ни на плохую погоду, ни на время года, ни на твое нежелание ехать.Так и случилось. Когда они отъезжали ко двору верховного короля, Игрейна ехала рядом с мужем, его невозмутимая и храбрая спутница, о какой можно только мечтать. Игрейна никоим образом не выражала своей душевной тревоги.– Это спокойствие, – заметила она, – присуще потомкам кельтских королей.Я улыбнулась, вспомнив эти ее слова, потому что во мне тоже воспитывали в соответствии с традициями храбрость и сноровку, и я наизусть знала эти правила. Это была одна из тех тем, над которыми мы с королевой-матерью весело подшучивали.Я не была уверена, смогла бы я поладить с таким человеком, как Утер, и иногда гадала, какие отцовские черты могли бы открыться в Артуре.Теперь Ульфин вел нас через неохватные низины Беркшира, и когда легкий утренний дождик перешел в настоящий ливень, старый слуга Утера повернул коня и подъехал ко мне.– Там около брода есть постоялый двор, это недалеко. Я знаком с хозяином, это хорошее место для ночлега, – сказал он, и я кивнула в знак согласия.– Скажи-ка мне, господин Ульфин, ты был с Утером в Бретани перед высадкой?– Да, госпожа. Я вырос в его военном лагере на бретонском берегу. Мой отец был оружейным мастером, он помогал снаряжать воинов и людей благородных для того, чтобы бороться с завоевателями… Создание армии заняло годы, и я вырос. Вырос и Мерлин, молодой друид, который присоединился к нам. Поэтому я могу сказать, что знаю всех их с юных лет.– Какими они были? – спросила я. Ульфин задумался.– С самого начала было ясно, что Амброзию суждено стать королем. Он был задумчив, похож на философа, долго оценивал ситуацию, прежде чем принять решение. Друид всегда был рядом с ним, а в начале войны Амброзии признался, что Мерлин был его сыном, рожденным вне брака. Они вдвоем обсуждали будущее Альбиона. – Старый воин замолчал, и древнее название Британии продолжало звучать в наступившей тишине. – Они задумали большое дело. Если бы Амброзии пожил подольше… или если бы Утер, став королем, прислушивался к советам Мерлина… но они – поссорились, и Мерлин вернулся в свою, пещеру за Кармартеном.– Это было еще до событий в Тинтагеле? – вырвалось у меня.Я надеялась, что не заставляю его выдавать какие-то секреты.– Конечно. Ты должна помнить, что Утер был совсем не похож на Амброзия. Он был натянут как тетива, совершал отчаянные поступки, как будто его подгонял какой-то бог-отступник. Это делало его хорошим воином в битве, но придворные его не любили. Почему? Да потому, что воины провозгласили, его королем еще до того, как титулованные лица узнали о смерти Амброзия, и многие сторонники Амброзия не обрадовались этому. Некоторые считали, что верховным королем должен стать Мерлин, но чародея более интересовали вопросы мироздания. Утер почувствовал облегчение, избавившись от него, а я не удивился, когда Мерлин покинул нас. Они были разные, как лед и пламень, и не могли жить в мире. – Старик пожевал нижнюю губу и смущенно потряс головой. – После отъезда Мерлина я пытался смягчить Утера, потому что никто другой не нашел в себе мужества или дерзости давать советы Пендрагону. Я убеждал его устроить коронацию, чтобы унять страхи его придворных. Я просто напомнил ему, что пока он был в боевых походах и одерживал победы со своими людьми, никого не волновала его личная жизнь, но теперь он стал верховным королем и должен беречь свое доброе имя и не давать повода придворным осуждать своего короля. Я сказал Утеру, что он должен жениться, а не предаваться любовным утехам с разными женщинами. Что вышло из моих советов после того, как он увидел.– Игрейну? – грустно добавил Ульфин. – О ее красоте, которая могла ввести в искушение даже богов, и о ее верности герцогу ходили слухи, и все мы были наслышаны об Игрейне еще до того, как она приехала ко двору. Утер насмехался над стариком, который называл ее своей женой. Делал он это не потому, что проявлял неуважение к герцогу, – добавил старый воин, пытаясь оправдать покойного, – просто Пендрагон был человеком несдержанным и говорил то, о чем другие предпочитали молчать. Он не хотел считаться с чувствами Игрейны и полагал, что не может ей не понравиться.Мы спускались по длинному склону холма и заметили пеструю вывеску постоялого двора, сулившую нам сердечный прием.– Должен тебе сказать, что те времена были счастливыми, – заключил Ульфин. – И я с гордостью говорю, что был одним из тех, кто уговорил Утера обратиться за помощью к Мерлину. Поэтому, в конце концов, все закончилось хорошо, хотя и не совсем так, как ожидалось. Но ведь иногда не знаешь, как пойдет дело, если в него вмешался волшебник, не правда ли, госпожа?Мы подъехали к постоялому двору, и у Ульфина появились другие дела, поэтому я перестала проявлять любопытство к его рассказу об отце Артура, поговорила с хозяином и прошла в комнату, отведенную мне, подальше от шума и дыма распивочной.Хозяин прислал мне поднос с едой, и я не торопясь ела вкусное рагу, пытаясь не думать о больной Игрейне, которую ожидала смерть. Потом я надела ночную сорочку и какое-то время сидела у жаровни, разглядывая горящие угли и раздумывая о том, что же на самом деле произошло в Тинтагеле. Артур не знал, Мерлин ничего бы не рассказал, а Игрейна стояла на пороге смерти, и правда могла уйти в могилу вместе с ней. Было уже поздно, когда в дверь постучал Ульфин, пришедший узнать перед сном, не нужно ли мне чего-нибудь. Увидев мое лицо, он закрыл за собой дверь и усадил меня у очага.– Не нужно грустить, госпожа. Тебе приснятся дурные сны, и они украдут у тебя силы, которые ты можешь подарить королеве-матери. Кроме того, – добавил он, садясь напротив меня, – не думай, что жизнь ее светлости состояла только из обязанностей. Когда они с Утером начинали управлять королевством, она много смеялась и весело пела. Не при всех, конечно. Со своими подданными она держалась по-королевски сдержанно, но в кругу семьи вела себя совсем свободно. – Ласковая улыбка смягчила лицо Ульфина, и он снял с шеи висевший на веревке маленький кожаный мешочек.– Утер мог подчинить своей воле любую женщину. Но Игрейна была женщиной, которую невозможно было запугать. Много раз я видел, как она разоблачала его обман и со смехом обрывала его. Они были совсем не похожи, но для Британии и ее короля было неплохо, что она стала верховной королевой. Я всегда буду гордиться, что приложил к этому руку. После их свадьбы она дала мне вот это… – Старик осторожно вынул из мешочка золотое кольцо и положил его на мою ладонь. – Я подумал, что ее светлость будет похоронена на христианском кладбище, не рядом со своим мужем, и может захотеть, чтобы с ней в могилу ушла какая-нибудь вещь, принадлежавшая ему.Я разглядывала золотое колечко с ярким цветным узором по краю. Оно было намного тяжелее того тонкого кольца с эмалью, которое принадлежало моей матери и которое сейчас носила я, но мое кольцо было похоже на ее.– А теперь ложись, госпожа, – посоветовал Ульфин, – я разбужу тебя рано утром… и мне не хочется, чтобы твои глаза были красными от слез.Я поблагодарила его за заботу, и Ульфин ушел, а я продолжала сидеть, рассматривая кольцо и думая о его словах. Наконец, вздохнув, я погасила масляный светильник и забралась под меховые одеяла.Может быть, совместная жизнь Утера и Игрейны не стала для меня более понятной, но той ночью я засыпала, думая о своей свекрови как о прекрасной юной королеве, красота и сила духа которой изменили всю историю Британии. ГЛАВА 2РАССКАЗ ИГРЕЙНЫ – Ей так хотелось увидеть тебя. Бог услышал наши молитвы и помог Игрейне – она уже давно пришла в себя и знает, что ты здесь, – шептала аббатиса, торопливо ведя меня по тихому коридору к келье Игрейны.Несколько безмолвных монахинь коленопреклоненно молились перед входом в келью. Юная Эттарда, компаньонка королевы-матери, была среди них, она умоляюще посмотрела на меня, как будто я могла повелевать судьбой.В тесной келье пахло свечным воском и святостью. Пожилая монахиня, похожая на целительницу, поднялась со скамейки рядом с кроватью Игрейны. Почтительно поклонившись, она встала рядом со мной и жестом показала, что конец может наступить в любую минуту. Я поблагодарила ее и медленно придвинулась к изножью кровати, а монахиня, тихо ступая, вышла из комнаты.Глаза Игрейны были закрыты, она спала, и дыхание ее было неглубоким. Узкое убогое ложе покрывали полотняные простыни, а когда-то золотистые волосы больной, о которых рассказывали, как о чуде, серебряными прядями рассыпались по подушке. Изможденное тело едва проступало под грубыми одеялами. Игрейна больше походила на ребенка, нежели на всевластную королеву. Бледное, искаженное страданием лицо ее сохранило остатки редкостной красоты. Под глазами Игрейны были черные круги, на вид у нее был спокойный и умиротворенный. Если вспомнить волнения, которые она пережила за всю свою жизнь, эта безмятежность перед лицом смерти казалась еще более трогательной.Когда Игрейна уходила в монастырь, она не взяла с собой никаких атрибутов своей былой славы: в келье не было ничего, кроме кровати и некрашеного деревянного сундука. Домотканое одеяние, больше подошедшее бы жене землепашца, чем великой королеве, висело на колышке возле двери.Через незастекленное окно было видно рассевшихся на дереве пеночек-весничек. Это были любимые птички Игрейны, и их ласковая перекличка и серебряные трели наполняли воздух, как будто они уже звали ее в путешествие на остров блаженства. Я взглянула на неподвижное тело Игрейны и громко всхлипнула.Она приоткрыла свои темные глаза и увидела меня, стоящую в изножье кровати.– Госпожа, о, госпожа! – заплакала я, бросаясь на колени перед кроватью и прижимая ее холодную руку к своей щеке.– Ну… ну… дитя… нет нужды плакать. Хорошо, что ты успела вовремя. – Игрейна улыбалась, тонкими пальцами пытаясь утереть мои слезы. – Тихо, тихо… я хотела видеть тебя совсем не для того, чтобы смотреть, как ты убиваешься. Я не боюсь умереть, я уже исповедалась, но есть еще одно незавершенное дело. Ты слушаешь меня, дитя?– Конечно, госпожа, – проговорила я, глотая слезы – Что я могу сделать?– Сначала взбей мне подушку. Я не могу говорить лежа, а мне хочется рассказать тебе об Утере и Тинтагеле.На мгновение мне показалось, что она будет говорить со мной, как со священником, но знакомый огонек озорства мелькнул в ее глазах, и она тихонько засмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47