Очень удобно: получаешь информацию и можно не отвечать. Сначала не разобрались, что и у них есть свои недостатки. Оказалось, что спецкомпьютеры в милицейских конторах могли считывать всю пейдженговую информацию их эфира и хранить ее в течение трех суток. Кому надо — приезжай, списывай. А интересного там было много. Эти записи снимались спецслужбами и анализировались с привлечением оперативных данных из других источников. Основной же (и самый надежный) источник информации во все времена — это сексоты, стукачи, провокаторы. Никакая техника их не вытеснит никогда. Человека берут прямо с улицы, привозят в отдел, запускают «под молотки», прессуют, а потом говорят: «Пиши, милок, я… такой-то… обязуюсь носить информацию в клювике…» Не каждый вытерпит и подпишет. Если «шушера», то для него стать стукачом — это погулять на свободе лишних два-три годика. Потом все равно сажают. А если это соглашение выбито из «правильного», то опер, знаю, что его подопечный повезет «дезу» и толку от него никакого все равно не будет, частенько идет к «братве» с этой бумагой и предлагает купить «козла». Невиновный получает пулю, а опер — баксы. Но подзавясть институту сексотов не даст ни один государственный строй, особенно в среде «демократов», у которых это клеймо на лбу выбито.
Однако, пейджер — не человек, с ним менее интересно, но он врать не будет. Спецслужбы организовали собственную пейдженговую компанию с номером 239-10-10, где шел сбор осенних грибов, высаженных «братками» и отслеживались все их телодвижения. Потом разработали и провели несколько операций районного масштаба. Одна из них началась и закончилась у магазина в Беляево. Для этого там устроили засаду, а на пейджеры «интересных клиентов» сбросили информацию, типа: «Серый, подъезжай туда-то, Макс.» Одна из текстовок шла Меченому, который в то время уже числился в розыске, от Стаса. Всех, подкатывавших к магазину в Беляево с пиликающими пейджерами, брали в клещи и запихивали в «воронки» — потом разберемся… Улов оказался недурен: несколько «беглых», кое-кого взяли с наркотиками, других — за ношение оружия. Попался и Меченый, как кур в ощип.
5
Но семейная жизнь с Леной не получилась. Вроде бы, теперь все есть — и отдельная благоустроенная квартира, и бабки, и машина — какую хочешь, за границу с ней ездили, но — это уже стало понятно — не нужны ей больше деньги, да и ему тоже. Не в них счастье. Власть, слава и богатство — три искусительных змея, смертельнее всего жалящих человека в душу. А все остальные пороки к ним пристегиваются. Но Игорь не стремился также и к славе, и к власти; он жил, выполняя свою работу и пытаясь понять мир, себя в нем, свое предназначение. А то, что к нему тянулись люди, слушали, верили, шли за ним — так это было не потребностью его сердца, а состоянием воли и разума. Подобные люди, умерившие свою гордыню и довольствующиеся малым, становятся в итоге и вождями, и пророками.
Тянулись все, но не Лена, все больше отдалявшаяся от него. Также и он, отказавшись от попыток объяснить свою новую жизнь. Она не знала, но, конечно же, догадывалась — чем он теперь занимается. Ночные звонки, вызовы, поездки, друзья, многие из которых вызывали ее раздражение или страх, его молчание, нахмуренность, — все это влияло на настроение, делало атмосферу в семье тяжелой и душной. Женская логика совершенно отличается от мужской. Стремясь к обладанию, они готовы унизить себя и мстить потом за испытанное унижение, а прощая, разрушать прощенного; любя, жертвовать любовью, а ненавидя — любить; помня о прародительнице рода, они вмещают в свое сознание и искусительное яблоко, и изгнание; следуя за мужчиной, навеки привязанные к нему, редко бывают настоящими помощниками и опорой, потому что сами ищут в нем лишь подпорку собственной жизни, вымышляя искусственные образы или обращаясь к мифам о «настоящем мужчине». Жена да прилепится к мужу и забудет отца и мать, — сказано в Евангелии, но всякой ли женщине дано понять библейскую истину? Принять мужа таким, каков он есть, со всеми его пороками и грехами, поскольку безгрешных людей нет.
…Игорю очень хотелось вновь наладить взаимоотношения с Леной, которая даже несколько раз уезжала от него к родителям. Последнюю попытку он предпринял в новогоднюю ночь, за несколько дней до которой тремя обкакавшимися от страха и собственной подлости заговорщиками было объявлено, что Карфаген — Советский Союз — разрушен. На душе было муторно и противно, но рядом за столом сидела Лена, и они были одни в квартире.
— Что же будет? — спросила она, имея в виду не страну, а их жизнь, а может быть, все вместе, поскольку все связано и неотделимо. А расчленяя государство, те, другие, даже не понимали, что кромсают собственную плоть, но не чувствуя боли в каком-то дурном наркозе, парализовавшем мозг, душу и сердце.
— Хотя бы наш союз сохранить, — отозвался он. — Ты и я, разве это мало?
— Порою, даже чересчур. Иногда мне кажется, что ты приходишь ко мне не один, а с целой толпой Кононовых. И я боюсь не угадать и ошибиться — где ты, настоящий, подлинный, тот, которого я знала, а где — другой, другие, чужие мне.
Лена не смотрела в его глаза, но говорила искренно. Ей также хотелось объясниться с ним, войти в Новый Год обновленной, а непонимание, как тяжелые вериги, оставить в прошлом.
— Скажи, ты против того, чем я занимаюсь?
— И это тоже. Зачем тебе? Если ради меня — то напрасно. Я предпочла бы жить в маленьком провинциальном городке, в уютном домике, без постоянного напряжения и ожидания, что тебе позвонят однажды утром и скажут, что тебя ночью застрелили.
— В маленьких уютных городках творится то же самое. Если все мы начнем жить как черепахи или страусы, тем скорее до нас дойдет очередь. Кому противостоять?
— Пусть я буду «черепахой». Но ты ведешь свою войну не по человеческим законам.
— Их никогда не было, они писаны лицемерами. Есть одни законы — Божьи. И мне отвечать за то, что делаю.
— Открой шампанское… — устало сказала Лена. Ей не хотелось больше продолжать разговор, потому что переубедить или переспорить мужа не удавалось никогда. Он всегда поступал так, как считал нужным. А до Нового Года оставалось всего несколько минут…
6
Периодически Игоря захлестывала волна воспоминаний. Сейчас это была череда трагических событий шестилетней давности. Вроде и время прошло, а сердце щемит до сих пор…
Все началось, когда осенью 92-го года из тюрьмы возвратился Петрович приятель Стаса; влившись в бригаду со своей небольшой группой из пяти человек, он сразу же начал «мутить воду». Это не то, там не так, тут нужно иначе, и вообще надо «лечь под воров, а то у нас лица не особо…» От Флинта отколоться, задружить с Мансуром. Такого-то побоку, этого — в расход. Игорь с Петровичем сразу невзлюбили друг друга, но к «блатному» начали прислушиваться. Даже Стас, у которого были с ним какие-то взаимоотношения в прошлом. А в бригаде стал назревать раскол. Худо, когда появляется паук, сплетающий сеть интриг, все может рухнуть… Понял это, в конце концов, и Стас.
Вызвал Игоря, начали советоваться: как избавиться от этой «головной боли»? Накануне Петрович запорол верное дело, в котором погибли двое ребят. До этого, поехав на «стрелку» с соседней бригадой, вместо того чтобы договориться по-хорошему, стал угрожать, чем вконец испортил все отношения. Что это — глупость, дурная голова или намеренно? Теперь жди войны. А кому это нужно? Припомнились и другие проколы, раз за разом. Известно было и о его открытых разговорах: мол, если вы тут все такие — уйду к Кроту и уведу за собой полсостава. Ну, положим, половину бригады он бы не унес, но с Кротом мосты действительно налаживал. А самое главное, Стас получил эту информацию от «прикормленного» опера, которому удалось заглянуть в агентурные карточки с грифом «совсекретно», Петрович оказался «подставой», причем натуральной, завербованной еще на зоне. К делу были даже пришиты справки о проверки достоверности тех сведений, которые поставлял Петрович, и выполнении заданий. Теперь стало понятным, почему в последнее время шли все эти провалы и проколы. Зачем ему было надо мутить воду, ссорить «братву» и толкать на войну бригады. Возможно, где-то в недрах спецуры его готовили на этой волне крови возвести в лидеры, обеспечить поддержку органов, а потом контролировать и управлять.
— Все ясно, — сказал Игорь.
— Отпускать нельзя, — согласился Стас. — Чертила замутит в другом месте. Вот уж поистине: избави меня Бог от таких друзей, а с врагами мы сами разберемся. Есть у меня один бывший подрывник-афганец. Но надо, чтобы в бригаде об этом никто не знал…
Это было разумно, поскольку каждому не объяснишь: за что, да почему? Пойдут выяснения, найдутся адвокаты, прокуроры, а здесь не суд присяжных. А потом можно было спугнуть Петровича или вынудить его на ответный ход. Впрочем, так оно и оказалось. Когда через пару дней встретились с Афганцем, втроем, в маленькой забегаловке в Сокольниках, почти конспиративно, и объяснили ему суть проблемы, тот кисло усмехнулся:
— Петровича я знаю, — сказал он. — Еще та падла, и цена ваша меня устраивает. Только вот, Стас, какое кино выходит. Не далее как вчера, этот самый Петрович заявляется ко мне в берлогу. И предлагает мне то же самое. То есть, когда вы поедете на пикник, ты, Игорь, Серж и Мишель, отправить вас всех четверых к чертовой бабушке. И денег обещал на пять штук больше. Видно, не ладно что-то в вашем королевстве, а?
Похоже, он говорил правду, поскольку завтра вечером они действительно собирались на загородную дачу, но об этом знали многие, кто-то мог и проболтаться. А если Афганец врал, то очень искусно, набивая себе цену.
— Я, конечно, не стал его сразу отшивать, хотел сначала с тобой посоветоваться, — добавил подрывник. Тут уж он точно пургу гнал, почувствовав, что можно слупить с обоих клиентов. Вот с такими связываться — опаснее всего, Игорю он сразу не понравился: весь какой-то взвинченный, скользкий, наверняка на игле торчит. Но Хмурый молчал, а у Стаса было свое мнение.
— Пять штук премиальных я тебе, конечно, пришлю, — произнес он. Только ты зря надеялся, что Петрович тебе что-то выдаст, кроме аванса. Остальное бы получил венками.
— А где уверенность, что ты мне цветы не выпишешь?
— Получишь всю сумму сегодня.
Это также было рискованно: Афганец мог пуститься в бега, а держать у него на хвосте кого-нибудь из ребят, Лешу или Рябого — исключалось, никто в бригаде не должен был знать, что происходит. Пикантнейшая ситуация, чем сильнее в нее завязывались, тем больше головной боли. Замкнутый круг.
— Но работу свою выполнишь завтра утром, — добавил Стас.
— Не получится, мало времени. Только к вечеру.
— Ладно.
Теперь оставалось только ждать: в какую сторону подует афганский муссон? А что если он ведет двойную игру и уже обо все договорился с Петровичем? Денежки-то уже у него. Или вообще отправит на тот свет и их, и Петровича, наперегонки? Может быть и такое. Рентгеном его не просветишь.
— Ты ему доверяешь? — спросил Игорь.
— Выбора нет. Конечно, ни на какой пикник мы завтра не тронемся. Вообще, гуляем порознь. Петрович решил расчистить место, но гоняться за двумя сразу не сможет. По крайней мере, у нас в запасе почти сутки, ответил Стас.
Прошел день, наступил вечер. Игорь сидел дома и ждал от Стаса сообщений. В половине девятого он позвонил. Голос звучал глухо, очевидно, он говорил, прикрывая трубку рукой:
— У меня сейчас Серж и Мишка, в карты дуются. Полчаса назад был Петрович, интересовался — где ты, почему на пикник не едем? Я сказал, что попозже, к ночи. Потом он уехал — в «Метелицу». Ты бы смотал туда, понаблюдал за ним издали.
— Хорошо.
Игорь вышел из дома, пошел к своему «мерсу». Но прежде чем сесть за руль, внимательно осмотрел днище, подсвечивая себе фонариком, заглянул в мотор. Не обнаружив ничего подозрительного, включил зажигание, не забыв перекреститься. Нервы не то чтобы пошаливали, но на душе было как-то неспокойно. Уже через полчаса он был возле кафе «Метелица», на Новом Арбате. Загнав машину на платную стоянку, Игорь подхватил одну из девочек при заведении, даже не посмотрев на ее лицо, и пошел внутрь. В полутемном зале под модный шлягер прыгала молодежь, оторвавшись от яств, но Петровича среди них он «срисовал» сразу. Да и его «БМВ» стоял на той же платной стоянке. Выбрав себе столик в укромном уголке, Игорь заказал ужин на двоих, и поместил девицу так, чтобы она загораживала его, но сохраняя простор для обозрения. Петрович был не один — с каком-то бульдогом и двумя подругами. Одного он узнал, это был один тип из бригады Крота, такая же сволочь, как и его хозяин.
— Чего ты такой угрюмый? — спросила девица, у которой оказалась довольно миловидная мордашка. — Не болеешь?
— Болею, — сознался Игорь. — СПИД у меня. Так что не приставай.
— Жаль! — вздохнула путана. — Ну, ничего, я думаю, с презервативом можно. Ты мне нравишься. Меня Галя зовут.
— Угу, — отозвался Хмурый, продолжая наблюдать за Петровичем. Судя по всему, засиживаться они здесь долго не собирались. Вот только куда поедут? И доедут ли вообще? Спустя некоторое время, Игорь поднялся — Петрович и его компашка шла к выходу.
— Ты куда? — спросила Галя. — Мы же еще десерт заказывали.
— Пошли! — бросил он.
В вестибюле Петрович увидел Игоря и очень удивился.
— И ты тут? А мне Стас сказал, что у тебя температура!
— Полегчало. Решил развеяться.
— Ну-ну! — холодно произнес тот. — Тогда — поехали с нами?
— У меня тут своя свадьба, — Игорь кивнул в сторону девицы. — Так что поезжайте сами. Счастливых сновидений.
— И тебе того же.
Петрович с Бульдогом пошли к выходу, а их «грелок» Игорь чуть задержал. Если что и случиться, то не хотелось бы лишней крови.
— Я у них только адресочки возьму, ты не волнуйся! — крикнул он вслед Петровичу. Но тот лишь махнул рукой — такого добра…
Игорь тщательно записывал в блокнот телефоны девушек, искоса поглядывая сквозь стеклянную витрину в сторону стоянки. Петрович и Бульдог подходили к «БМВ».
— А я? — обиженно спросила Галя.
— И ты, лапочка. И вы, милые, все мы скоро на пикник поедем, — любезно пообещал он. Они уже садились в машину, решив, очевидно, подогнать ее ко входу. Взрыв раздался неожиданно, словно кто-то запустил в воздух огромную петарду со снопом искр и фонтаном огня. «БМВ» разнесло на части, витрина и другие стекла разлетелись вдребезги, хорошо еще, что они стояли за колонной. «Грамм триста тротила, не меньше!» — подумал Игорь, сгребая всех трех вопящих девушек в охапку.
— Быстро отсюда! — жестко сказал он. — Я вам обещал пикник? Это лучше, чем разбирательства с милицией.
Поймав возле американского посольства такси, они отправились к Стасу, причем всю дорогу девицы трещали без умолку. Конечно, с живыми лучше, чем с мертвыми.
А все, что осталось от Петровича — погребли с причитающимися ему почестями.
7
Август 1993 г.
На теплоходе, плывущем в сторону Углича, справляли день рождения Флинта. Поздравить первого авторитета Москвы пришло столько народа, что перегруженная посудина, напоминающая музыкальную шкатулку, натужно фыркала водой, медленно рассекая волны. Здесь можно было встретить представителей всех слоев общества — предпринимателей, банкиров, политиков, лидеров партий и преступных группировок, генералов милиции и ФСК — в штатском, ведущих тележурналистов и писателей, кинорежиссеров, артистов, эстрадных певцов, священнослужителей, эмигрантов и многих-многих других. На верхней палубе вживую играл оркестр — один из лучших в столице, на нижней — выписанная из Екатеринбурга модная рок-группа. Услужливые официанты разносили на подносах напитки, самую разнообразную закуску, бутербродики величиной с мизинец. В двух залах были накрыты столы, но время праздничного ужина еще не пришло. Капитан теплохода, купленного Флинтом со всеми матросами, озабоченно размышлял — как после разместить всех гостей по каютам? Но многие из них обещали сойти раньше, на ближайшей пристани, куда уже заранее были подогнаны машины.
Стас с Игорем стояли на верхней палубе, с бокалами в руках, облокотясь на перила. Метрах в десяти от них о чем-то беседовали с отцом Иринархом сам виновник торжества — Флинт. К нему то и дело подходили люди, которые еще не успели высказать свои поздравления, отвлекали от разговора. Но он всех выслушивал внимательно, кому-то пожимал руки, других обнимал, троекратно целуя.
— А где же Лена? — спросил Стас. — Что-то я ее давненько не видел.
— Мы разругались.
— Вот как!
Стас деликатно помолчал, а Хмурому вовсе не хотелось развивать эту тему. Но его друг, взглянув на стоящего поодаль отца Иринарха, все же продолжил: — Не грусти.
— А я не знаю, как это делается! — отозвался Игорь.
К ним подошел Флинт, закончив беседу со священником, дружески положил обе руки на плечи Стаса и Игоря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Однако, пейджер — не человек, с ним менее интересно, но он врать не будет. Спецслужбы организовали собственную пейдженговую компанию с номером 239-10-10, где шел сбор осенних грибов, высаженных «братками» и отслеживались все их телодвижения. Потом разработали и провели несколько операций районного масштаба. Одна из них началась и закончилась у магазина в Беляево. Для этого там устроили засаду, а на пейджеры «интересных клиентов» сбросили информацию, типа: «Серый, подъезжай туда-то, Макс.» Одна из текстовок шла Меченому, который в то время уже числился в розыске, от Стаса. Всех, подкатывавших к магазину в Беляево с пиликающими пейджерами, брали в клещи и запихивали в «воронки» — потом разберемся… Улов оказался недурен: несколько «беглых», кое-кого взяли с наркотиками, других — за ношение оружия. Попался и Меченый, как кур в ощип.
5
Но семейная жизнь с Леной не получилась. Вроде бы, теперь все есть — и отдельная благоустроенная квартира, и бабки, и машина — какую хочешь, за границу с ней ездили, но — это уже стало понятно — не нужны ей больше деньги, да и ему тоже. Не в них счастье. Власть, слава и богатство — три искусительных змея, смертельнее всего жалящих человека в душу. А все остальные пороки к ним пристегиваются. Но Игорь не стремился также и к славе, и к власти; он жил, выполняя свою работу и пытаясь понять мир, себя в нем, свое предназначение. А то, что к нему тянулись люди, слушали, верили, шли за ним — так это было не потребностью его сердца, а состоянием воли и разума. Подобные люди, умерившие свою гордыню и довольствующиеся малым, становятся в итоге и вождями, и пророками.
Тянулись все, но не Лена, все больше отдалявшаяся от него. Также и он, отказавшись от попыток объяснить свою новую жизнь. Она не знала, но, конечно же, догадывалась — чем он теперь занимается. Ночные звонки, вызовы, поездки, друзья, многие из которых вызывали ее раздражение или страх, его молчание, нахмуренность, — все это влияло на настроение, делало атмосферу в семье тяжелой и душной. Женская логика совершенно отличается от мужской. Стремясь к обладанию, они готовы унизить себя и мстить потом за испытанное унижение, а прощая, разрушать прощенного; любя, жертвовать любовью, а ненавидя — любить; помня о прародительнице рода, они вмещают в свое сознание и искусительное яблоко, и изгнание; следуя за мужчиной, навеки привязанные к нему, редко бывают настоящими помощниками и опорой, потому что сами ищут в нем лишь подпорку собственной жизни, вымышляя искусственные образы или обращаясь к мифам о «настоящем мужчине». Жена да прилепится к мужу и забудет отца и мать, — сказано в Евангелии, но всякой ли женщине дано понять библейскую истину? Принять мужа таким, каков он есть, со всеми его пороками и грехами, поскольку безгрешных людей нет.
…Игорю очень хотелось вновь наладить взаимоотношения с Леной, которая даже несколько раз уезжала от него к родителям. Последнюю попытку он предпринял в новогоднюю ночь, за несколько дней до которой тремя обкакавшимися от страха и собственной подлости заговорщиками было объявлено, что Карфаген — Советский Союз — разрушен. На душе было муторно и противно, но рядом за столом сидела Лена, и они были одни в квартире.
— Что же будет? — спросила она, имея в виду не страну, а их жизнь, а может быть, все вместе, поскольку все связано и неотделимо. А расчленяя государство, те, другие, даже не понимали, что кромсают собственную плоть, но не чувствуя боли в каком-то дурном наркозе, парализовавшем мозг, душу и сердце.
— Хотя бы наш союз сохранить, — отозвался он. — Ты и я, разве это мало?
— Порою, даже чересчур. Иногда мне кажется, что ты приходишь ко мне не один, а с целой толпой Кононовых. И я боюсь не угадать и ошибиться — где ты, настоящий, подлинный, тот, которого я знала, а где — другой, другие, чужие мне.
Лена не смотрела в его глаза, но говорила искренно. Ей также хотелось объясниться с ним, войти в Новый Год обновленной, а непонимание, как тяжелые вериги, оставить в прошлом.
— Скажи, ты против того, чем я занимаюсь?
— И это тоже. Зачем тебе? Если ради меня — то напрасно. Я предпочла бы жить в маленьком провинциальном городке, в уютном домике, без постоянного напряжения и ожидания, что тебе позвонят однажды утром и скажут, что тебя ночью застрелили.
— В маленьких уютных городках творится то же самое. Если все мы начнем жить как черепахи или страусы, тем скорее до нас дойдет очередь. Кому противостоять?
— Пусть я буду «черепахой». Но ты ведешь свою войну не по человеческим законам.
— Их никогда не было, они писаны лицемерами. Есть одни законы — Божьи. И мне отвечать за то, что делаю.
— Открой шампанское… — устало сказала Лена. Ей не хотелось больше продолжать разговор, потому что переубедить или переспорить мужа не удавалось никогда. Он всегда поступал так, как считал нужным. А до Нового Года оставалось всего несколько минут…
6
Периодически Игоря захлестывала волна воспоминаний. Сейчас это была череда трагических событий шестилетней давности. Вроде и время прошло, а сердце щемит до сих пор…
Все началось, когда осенью 92-го года из тюрьмы возвратился Петрович приятель Стаса; влившись в бригаду со своей небольшой группой из пяти человек, он сразу же начал «мутить воду». Это не то, там не так, тут нужно иначе, и вообще надо «лечь под воров, а то у нас лица не особо…» От Флинта отколоться, задружить с Мансуром. Такого-то побоку, этого — в расход. Игорь с Петровичем сразу невзлюбили друг друга, но к «блатному» начали прислушиваться. Даже Стас, у которого были с ним какие-то взаимоотношения в прошлом. А в бригаде стал назревать раскол. Худо, когда появляется паук, сплетающий сеть интриг, все может рухнуть… Понял это, в конце концов, и Стас.
Вызвал Игоря, начали советоваться: как избавиться от этой «головной боли»? Накануне Петрович запорол верное дело, в котором погибли двое ребят. До этого, поехав на «стрелку» с соседней бригадой, вместо того чтобы договориться по-хорошему, стал угрожать, чем вконец испортил все отношения. Что это — глупость, дурная голова или намеренно? Теперь жди войны. А кому это нужно? Припомнились и другие проколы, раз за разом. Известно было и о его открытых разговорах: мол, если вы тут все такие — уйду к Кроту и уведу за собой полсостава. Ну, положим, половину бригады он бы не унес, но с Кротом мосты действительно налаживал. А самое главное, Стас получил эту информацию от «прикормленного» опера, которому удалось заглянуть в агентурные карточки с грифом «совсекретно», Петрович оказался «подставой», причем натуральной, завербованной еще на зоне. К делу были даже пришиты справки о проверки достоверности тех сведений, которые поставлял Петрович, и выполнении заданий. Теперь стало понятным, почему в последнее время шли все эти провалы и проколы. Зачем ему было надо мутить воду, ссорить «братву» и толкать на войну бригады. Возможно, где-то в недрах спецуры его готовили на этой волне крови возвести в лидеры, обеспечить поддержку органов, а потом контролировать и управлять.
— Все ясно, — сказал Игорь.
— Отпускать нельзя, — согласился Стас. — Чертила замутит в другом месте. Вот уж поистине: избави меня Бог от таких друзей, а с врагами мы сами разберемся. Есть у меня один бывший подрывник-афганец. Но надо, чтобы в бригаде об этом никто не знал…
Это было разумно, поскольку каждому не объяснишь: за что, да почему? Пойдут выяснения, найдутся адвокаты, прокуроры, а здесь не суд присяжных. А потом можно было спугнуть Петровича или вынудить его на ответный ход. Впрочем, так оно и оказалось. Когда через пару дней встретились с Афганцем, втроем, в маленькой забегаловке в Сокольниках, почти конспиративно, и объяснили ему суть проблемы, тот кисло усмехнулся:
— Петровича я знаю, — сказал он. — Еще та падла, и цена ваша меня устраивает. Только вот, Стас, какое кино выходит. Не далее как вчера, этот самый Петрович заявляется ко мне в берлогу. И предлагает мне то же самое. То есть, когда вы поедете на пикник, ты, Игорь, Серж и Мишель, отправить вас всех четверых к чертовой бабушке. И денег обещал на пять штук больше. Видно, не ладно что-то в вашем королевстве, а?
Похоже, он говорил правду, поскольку завтра вечером они действительно собирались на загородную дачу, но об этом знали многие, кто-то мог и проболтаться. А если Афганец врал, то очень искусно, набивая себе цену.
— Я, конечно, не стал его сразу отшивать, хотел сначала с тобой посоветоваться, — добавил подрывник. Тут уж он точно пургу гнал, почувствовав, что можно слупить с обоих клиентов. Вот с такими связываться — опаснее всего, Игорю он сразу не понравился: весь какой-то взвинченный, скользкий, наверняка на игле торчит. Но Хмурый молчал, а у Стаса было свое мнение.
— Пять штук премиальных я тебе, конечно, пришлю, — произнес он. Только ты зря надеялся, что Петрович тебе что-то выдаст, кроме аванса. Остальное бы получил венками.
— А где уверенность, что ты мне цветы не выпишешь?
— Получишь всю сумму сегодня.
Это также было рискованно: Афганец мог пуститься в бега, а держать у него на хвосте кого-нибудь из ребят, Лешу или Рябого — исключалось, никто в бригаде не должен был знать, что происходит. Пикантнейшая ситуация, чем сильнее в нее завязывались, тем больше головной боли. Замкнутый круг.
— Но работу свою выполнишь завтра утром, — добавил Стас.
— Не получится, мало времени. Только к вечеру.
— Ладно.
Теперь оставалось только ждать: в какую сторону подует афганский муссон? А что если он ведет двойную игру и уже обо все договорился с Петровичем? Денежки-то уже у него. Или вообще отправит на тот свет и их, и Петровича, наперегонки? Может быть и такое. Рентгеном его не просветишь.
— Ты ему доверяешь? — спросил Игорь.
— Выбора нет. Конечно, ни на какой пикник мы завтра не тронемся. Вообще, гуляем порознь. Петрович решил расчистить место, но гоняться за двумя сразу не сможет. По крайней мере, у нас в запасе почти сутки, ответил Стас.
Прошел день, наступил вечер. Игорь сидел дома и ждал от Стаса сообщений. В половине девятого он позвонил. Голос звучал глухо, очевидно, он говорил, прикрывая трубку рукой:
— У меня сейчас Серж и Мишка, в карты дуются. Полчаса назад был Петрович, интересовался — где ты, почему на пикник не едем? Я сказал, что попозже, к ночи. Потом он уехал — в «Метелицу». Ты бы смотал туда, понаблюдал за ним издали.
— Хорошо.
Игорь вышел из дома, пошел к своему «мерсу». Но прежде чем сесть за руль, внимательно осмотрел днище, подсвечивая себе фонариком, заглянул в мотор. Не обнаружив ничего подозрительного, включил зажигание, не забыв перекреститься. Нервы не то чтобы пошаливали, но на душе было как-то неспокойно. Уже через полчаса он был возле кафе «Метелица», на Новом Арбате. Загнав машину на платную стоянку, Игорь подхватил одну из девочек при заведении, даже не посмотрев на ее лицо, и пошел внутрь. В полутемном зале под модный шлягер прыгала молодежь, оторвавшись от яств, но Петровича среди них он «срисовал» сразу. Да и его «БМВ» стоял на той же платной стоянке. Выбрав себе столик в укромном уголке, Игорь заказал ужин на двоих, и поместил девицу так, чтобы она загораживала его, но сохраняя простор для обозрения. Петрович был не один — с каком-то бульдогом и двумя подругами. Одного он узнал, это был один тип из бригады Крота, такая же сволочь, как и его хозяин.
— Чего ты такой угрюмый? — спросила девица, у которой оказалась довольно миловидная мордашка. — Не болеешь?
— Болею, — сознался Игорь. — СПИД у меня. Так что не приставай.
— Жаль! — вздохнула путана. — Ну, ничего, я думаю, с презервативом можно. Ты мне нравишься. Меня Галя зовут.
— Угу, — отозвался Хмурый, продолжая наблюдать за Петровичем. Судя по всему, засиживаться они здесь долго не собирались. Вот только куда поедут? И доедут ли вообще? Спустя некоторое время, Игорь поднялся — Петрович и его компашка шла к выходу.
— Ты куда? — спросила Галя. — Мы же еще десерт заказывали.
— Пошли! — бросил он.
В вестибюле Петрович увидел Игоря и очень удивился.
— И ты тут? А мне Стас сказал, что у тебя температура!
— Полегчало. Решил развеяться.
— Ну-ну! — холодно произнес тот. — Тогда — поехали с нами?
— У меня тут своя свадьба, — Игорь кивнул в сторону девицы. — Так что поезжайте сами. Счастливых сновидений.
— И тебе того же.
Петрович с Бульдогом пошли к выходу, а их «грелок» Игорь чуть задержал. Если что и случиться, то не хотелось бы лишней крови.
— Я у них только адресочки возьму, ты не волнуйся! — крикнул он вслед Петровичу. Но тот лишь махнул рукой — такого добра…
Игорь тщательно записывал в блокнот телефоны девушек, искоса поглядывая сквозь стеклянную витрину в сторону стоянки. Петрович и Бульдог подходили к «БМВ».
— А я? — обиженно спросила Галя.
— И ты, лапочка. И вы, милые, все мы скоро на пикник поедем, — любезно пообещал он. Они уже садились в машину, решив, очевидно, подогнать ее ко входу. Взрыв раздался неожиданно, словно кто-то запустил в воздух огромную петарду со снопом искр и фонтаном огня. «БМВ» разнесло на части, витрина и другие стекла разлетелись вдребезги, хорошо еще, что они стояли за колонной. «Грамм триста тротила, не меньше!» — подумал Игорь, сгребая всех трех вопящих девушек в охапку.
— Быстро отсюда! — жестко сказал он. — Я вам обещал пикник? Это лучше, чем разбирательства с милицией.
Поймав возле американского посольства такси, они отправились к Стасу, причем всю дорогу девицы трещали без умолку. Конечно, с живыми лучше, чем с мертвыми.
А все, что осталось от Петровича — погребли с причитающимися ему почестями.
7
Август 1993 г.
На теплоходе, плывущем в сторону Углича, справляли день рождения Флинта. Поздравить первого авторитета Москвы пришло столько народа, что перегруженная посудина, напоминающая музыкальную шкатулку, натужно фыркала водой, медленно рассекая волны. Здесь можно было встретить представителей всех слоев общества — предпринимателей, банкиров, политиков, лидеров партий и преступных группировок, генералов милиции и ФСК — в штатском, ведущих тележурналистов и писателей, кинорежиссеров, артистов, эстрадных певцов, священнослужителей, эмигрантов и многих-многих других. На верхней палубе вживую играл оркестр — один из лучших в столице, на нижней — выписанная из Екатеринбурга модная рок-группа. Услужливые официанты разносили на подносах напитки, самую разнообразную закуску, бутербродики величиной с мизинец. В двух залах были накрыты столы, но время праздничного ужина еще не пришло. Капитан теплохода, купленного Флинтом со всеми матросами, озабоченно размышлял — как после разместить всех гостей по каютам? Но многие из них обещали сойти раньше, на ближайшей пристани, куда уже заранее были подогнаны машины.
Стас с Игорем стояли на верхней палубе, с бокалами в руках, облокотясь на перила. Метрах в десяти от них о чем-то беседовали с отцом Иринархом сам виновник торжества — Флинт. К нему то и дело подходили люди, которые еще не успели высказать свои поздравления, отвлекали от разговора. Но он всех выслушивал внимательно, кому-то пожимал руки, других обнимал, троекратно целуя.
— А где же Лена? — спросил Стас. — Что-то я ее давненько не видел.
— Мы разругались.
— Вот как!
Стас деликатно помолчал, а Хмурому вовсе не хотелось развивать эту тему. Но его друг, взглянув на стоящего поодаль отца Иринарха, все же продолжил: — Не грусти.
— А я не знаю, как это делается! — отозвался Игорь.
К ним подошел Флинт, закончив беседу со священником, дружески положил обе руки на плечи Стаса и Игоря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27