Провинциальная идиллия. Но мы знали, что в каждом сапоге мог оказаться нож, под каждым картузом - алчные волчьи глаза. Да-с, нас так просто не объегоришь!...
Потом против окон долго стоял крытый автомобиль. Фундуклиди разглядывал его в бинокль Цейсса, и губы его тряслись студнем. Примерно через час автомобиль запукал бензином и уехал. Мы решили привалить входную дверь шкапом с Дюма-отцом, Бальзаком, Эженом Сю, Аристофаном, Шекспиром. В разгар возведения баррикад Аристофан выпал и раскрылся - улыбающийся, нарисованный тонкой гравюрной сеткой. Фундуклиди, сопя и наваливаясь плечом на шкап, наступил на комедии; Аристофан продолжал улыбаться из-под грязного следа. Я не выдержал и поддал книгу так, что загнал ее под канапе.
Солнце спустилось, налилось кровью и било снопами света прямо
в переплеты окон, мешая наблюдению. Мимо снова прошла соглядатайка в накидке с липовым гимназистом. Всё ясно, дом в осаде! Фундуклиди, заслонясь от солнца газетой, неотрывно глядел сквозь стекло, что-то шептал, то выхватывал револьвер, то прятал. Хряпов остановил маятник у больших настенных часов с амурами, чтобы их звук не мешал услышать крадущиеся шаги. Я тренировал кисть руки для стрельбы навскидку...
Мы были начеку.
Но злодеи не спешили являться.
В сумерках начал собираться дождь.
Ветер запел так, что его тоскующий голос стало слышно даже сквозь закрытые двойные окна. По небу помчалось серое стадо; потом в курящейся высоте шаркнул отставшей подошвой Илья-громовержец - и молния трезубцем пропорола небо.
- Будет гроза, - сказал Фундуклиди. - У меня в правом колене стреляет.
Ему никто не ответил. Всё, что не относилось прямо к нашей тревоге, уже не затрагивало более чувств. Слова падали и растворялись в тишине; жесты стирались; весь мир стал зыбким и ненадежным, уплывал куда-то, словно корабль...
Ночь густела, но света мы не зажигали. Зачем облегчать задачу злодеям? Дудки! Пусть поковыряются в темноте!..
Фундуклиди подошел к окну и, воровато подвинув штору, стал смотреть наружу. Глухо выл угрюмую гамму ветер, с силой проносясь сквозь листву и переулки. Вдали снова упала и расщепилась молния; мы вздрогнули.
-Будто по заказу такая погодка, - сказал Хряпов. - А, Петр Владимирович?
Освещаемый в дыму сумерек маленьким пожаром сигарки, он подошел, положил мне руку на плечо.
- Нервничаете?
- Да как сказать... наверное, да, - признался я.
В эту минуту частым горохом ударило по крыше. Пошел густой августовский дождь.
Хряпов поднял голову, слушая могучий концерт природы. Я опустился в кресло и бесцельно смотрел то на мистические блики, гуляющие по потолку, то на скрючившуюся у окна фигуру Фундуклиди. Устав щуриться от молний, детектив повернулся к стене и прижался к ней затылком.
- Деспота тинин панагате - владыка мой, лучший из владык... прошептал он.
-Что с вами, Михаил Ксантиевич?- спросил Хряпов. - С вами нехорошо?
- Где же они? - горько простонал грек.
- Придут, Михаил Ксантиевич... скоро... - хрипло сказал Хряпов.
- Ну где же? - почти крикнул Фундуклиди и, маясь, замотал головой. Что ж не идут! ... М-м-м! - замычал он, дрожащими пальцами достал серебряную луковицу часов, долго открывал крышку, поддел, наконец, ее ногтем и попытался угадать время в тощем свете далекого фонаря.
- Не видно!.. Сколько времени? Господа, сколько? Скажите!
- Дождитесь молнии, - посоветовал я.
- Сколько... скажите... господа... - бубнил Фундуклиди.
Дождь уныло вторил ему и ручьями слез струился по стеклам.
Я встал из кресла, достал свои часы и подошел к Хряпову.
- Савватий Елисеевич, посветите сигаркой.
Хряпов раздул пламя в окурке.
- Одиннадцать без четверти, - объявил я.
- Одиннадцать,- эхом повторил грек.
- Стойте! - изменившимся голосом сказал Хряпов.
Он схватил меня за руку.
- Кто-то хохочет... Слышите?
Мороз продрал меня по коже. У Фундуклиди глаза стали круглые и мертвые.
- Кто? Где?
Мы прислушались. Шипел в листве дождь, глухо бубнил далекий гром. В водосточных трубах, закручиваясь, гремели потоки.
- Да где же, Савватий Елисеевич?
-Тсс! Вот же, вот...
Я пожал плечами.
- Хоть убейте, не слышу.
Хряпов слушал, наклонив голову.
- Верно, - стесняясь сказал он. - Мне, господа, показалось. Это, оказывается, гром.
Сказав это, он улыбнулся как-то по детски. В тот же миг сверкнула молния, и в ее адском свете улыбка показалась такой зловещей, что по мне прокатилась еще одна волна холода.
Фундуклиди вообще застыл, превратился в сибирского идола.
- Михаил Ксантиевич... - позвал было я, но только махнул рукой и побрел назад к креслу. Всё показалось вдруг никчемным и ненужным. Я сел, запрокинув голову. Я не мог больше прислушиваться, следить, помнить, в каком кармане лежит револьвер. Внутри, под моей кожей, словно струны, тянулись нервы и жилы. Они бежали сквозь ребра, сгибали суставы, пронзали печень, селезенку...
Я отвернул манжету и стал рассматривать тыльную сторону руки. Скоро я уже различал дрожащие нити, стремящиеся к пальцам. Они звенели от напряжения - я слышал тонкий - тоньше комариного - звон. Еще минута - и они порвутся! Разве я могу это допустить?
Я не допустил. Я распустил колки - и струны ослабли и повисли. Стало приятно и захотелось закрыть глаза.
Дождь начал стихать. Неудивительно, ведь все мы так устали: и я, и он, и толстый Фундуклиди, и Хряпов. Дождь тоже ждал вместе с нами привидений, но не дождался их. Он подогнул колени и лег в траву, а из травы вылетела спугнутая тишина. Тишина расправила крылья и всё закрыла ими: и город, и сад, и дом. Она тихо дунула и погасила фонари во всем мире.
Кто-то серый, большой, неясный - но не Фундуклиди, не Хряпов подошел сзади и запустил мягкие ласкающие пальцы мне в волосы... Потом он спросил голосом Савватия Елисеевича:
- Петр Владимирович, вы спите?
Я улыбнулся и отрицательно покачал головой. Тогда он запустил пальцы мне под кожу, но это было не больно, а приятно, и принялся своей большой бархатной ладонью черпать из моей головы.
- Не спите, Петр Владимирович, не спите!... - закричал Фундуклиди откуда-то издалека, с другого конца города... нет, из Америки... или с Луны? Да, с Луны.
Что это с ним?
- Я не сплю, - сказал я ему.
А тот, серый, все черпал, он уже всё вычерпал из головы и теперь вычерпывал что-то из груди. Я почувствовал, что сделался легким и могу улететь, если подует ветер.
- Сколько времени? - спрашивал Фундуклиди.
Ах, зачем ему это надо, подумал я, ведь без времени так хорошо!
- Но ведь полночь!.. - кричал глупый грек. Его слова дробились, рассыпались и прыгали в воздухе, как мячи.
- Где же они? - кричали слова. - Где они?
Кто они?.. Ах, да, ведь мы их ждем. Что ж, они придут...
Глупый грек спугнул тишину. Страшно закричал вдруг Хряпов, и я понял, что вижу, как он упал, разорвав на себе воротник, и понял, что сижу с открытыми глазами. Тут же прогремел выстрел, за ним еще, но я не повернул голову, я знал, что это умер Фундуклиди. Теперь они должны придти за мной. Поскольку я догадался об этом, то не удивился, когда в гладкой стене вдруг обозначилась дверь и стала тихо приоткрываться. Она открылась, но позади никого не было. Я их не увидел. Конечно, я их не увижу, так и должно быть. Они написали в письме, что придут, и пришли, но мы не смогли бы их увидеть, как бы ни старались. Да это и ни к чему. Они пришли не беседовать, не пить чай. Они пришли сделать свое дело и уйти...
Я видел, как под тяжелыми невидимыми шагами прогибается паркет. Это шли ко мне. Я понял, что осталась всего одна минута, и тут мне стало страшно. Я хотел закричать - неважно что: не надо! или просто: а-а! - но уже не успел. И последнее, что я увидел - кровавый всплеск, разорвавшийся в моих глазах...
Газета "Наш голос" от 1 сентября 19.. года:
"Позавчера в нашем городе произошел таинственный и прискорбный случай. Глубокой ночью в окнах дома известного фабриканта г-на С.Хряпова (Приречная, 11) замелькали вспышки револьверных выстрелов. Находившийся поблизости наш корреспондент В.Беспрозванный понял неладное и, не мешкая, сообщил в полицию. Г-н пристав с полицейскими чинами и понятыми прибыли незамедлительно. На звонки и продолжительный стук в доме никто не отзывался. Находящиеся во флигеле слуга и повар также не могли дать ответа на странное сие молчание. Г-н пристав приказал выломать дверь, что удалось с трудом, поскольку дверь оказалась крепко заперта и заставлена изнутри мебелью.
Что же обнаружилось в доме? Хозяин, г-н Хряпов, находился в одной из комнат, судя по всему - в библиотеке, полностью одетый, без признаков жизни, но без каких-либо следов насильственной смерти. В руке он сжимал револьвер, в котором недоставало двух пуль. Полицейский следователь г-н К.Фридлянд без труда обнаружил их в стене и в двери комнаты. В том же помещении были найдены двое мужчин, которых удалось опознать. Это бывший сотрудник нашей газеты г-н П.Мацедонский и частный детектив г-н М. Фундуклиди. Оба они обнаружены в таком же виде, что и г-н Хряпов, т.е. в полной одежде, с револьверами, но без следов насилия. Разница получилась лишь в том, что у М. Фундуклиди из револьвера выпущены три пули, а у П.Мацедонского - ни одной. Все пули были быстро и умело обнаружены г-ном К.Фридляндом также в стенах и мебели.
В ряде комнат царил беспорядок, возможно, являющийся следами борьбы. В столовой (или гостиной) были найдены корзины с едой и остатки трапезы трех человек. В той же библиотеке, в углу, находилась груда свежих осколков, по-видимому, от большой вазы.
Допрос слуг, произведенный гг. И.Замурцевым и С.Тамбургом позволил выяснить, что г-н С.Хряпов в несколько последних недель проживал в строгом затворничестве вместе с вышеупомягутыми лицами, никого не принимал, никуда не выходил. Посещать дом мог лишь один из слуг - Степан, который взят под стражу и находится под следствием.
Срочно прибывший на печальное место доктор А.Басистов, произведя осмотр тел, заключил, что гг. С.Хряпов и М.Фундуклиди постиг летальный исход в результате разрыва сердца, а г-н П.Мацедонский находится в глубоком нервическом обмороке.
При более тщательном осмотре дома, произведенном г-ном И.Замурцевым, обнаружились удивительные вещи. К примеру, все дымоходные и каминные трубы были заткнуты диванными подушками и предметами одежды. Почти все двери в доме заперты на ключ, а некоторые задвинуты мебелью и даже заколочены гвоздями.
Во многом обещает помочь следствию заявление г-на В.Беспрозванного. Он сообщил, что находился у дома г-на С.Хряпова в ночной час не случайно. По его словам, он лично знал г-на П.Мацедонского, и этот последний якобы намекал как-то ему, а равно как и некоторым другим лицам, на какие-то необычные обстоятельства, связывающие его с некоей состоятельной особой. После этого г-н П.Мацедонский таинственно исчез, оставив (как удалось выяснить нашему пинкертону г-ну В.Беспрозванному) все вещи на квартире. Услышав несколько позднее разговор (конечно, распускаемый намеренно) о том, что г-н С.Хряпов якобы серьезно заболел и из дому не выходит, любознательный газетчик решил проверить, не связана ли болезнь фабриканта с исчезновением товарища. Неутомимому расследователю удалось выяснить, что г-н С.Хряпов ни за доктором, ни в аптеку не посылал, город не покидал и что с конца минувшего месяца он живет в странном затворничестве, отказывая всем в визитах. Между тем, по вечерам в его особняке в нескольких комнатах сразу зажигали свет. Этого не могло быть, если бы в доме находился один хозяин. Не поскупившись на время, г-н В.Беспрозванный стал ежедневно наблюдать за домом, полюзуясь также иногда зрительной трубкой, и установил наличие в доме нескольких человек. Г-н В.Беспрозванный сообщил, что в ту роковую ночь, когда свершилась трагедия, он долго оставался возле таинственного дома на Приречной, несмотря на дождь, поскольку был удивлен тем обстоятельством, что с наступлением ночи ни одного огня в нем не было зажжено.
Расследование продолжается. Возможно, на многое поможет пролить свет г-н П.Мацедонский, который ныне находится на попечении нашего славного эскулапа д-ра А.Басистова. Может быть, разгадка будет обнаружена в бумагах покойного, которые изъяты и находятся у нотариуса в ожидании прибытия из С.-Петербурга адвоката г-на С.Хряпова и его некоторых родственников".
Далее эльзевиром было набрано:
"Полицейская городская часть просит всех лиц, имеющих какие-либо заявления в связи с происшествием, явиться в следственный департамент в ближайшие два дня..."
Не старый, но и не молодой уже человек с редкими рыжеватыми волосами и усталыми щурящимися глазами отложил газету и встал со стула. Стул был зыбкий, как анатомический скелет, он крякнул и зашатался. Здесь, впрочем, всё было старое, зыбкое, замызганное временем и людскими прикосновениями: ободранный стол, железная кровать с шишками, мятый медный кувшин и облупленный таз на табурете - каждая из вещей заявляла о себе, как об атрибуте бедности.
Потолок наикось сек пространство, показывая, что этот убогий угол отвоеван у чердака. Было здесь и окно, в него ложился косой клин солнечного света.
- М-да, - сказал человек, обращаясь, по-видимому, к самому себе.- Кто бы мог ожидать такого... эффекта? Чудно... Пошел вон, только гадишь тут! махнул он газетой на голубя в окне. Голубь застрелял крыльями и улетел. Человек потрогал рукой белье, распластанное тут же на веревке, но прочитанное, очевидно, не давало ему покоя.
- Что за удивительная штука - человеческая натура, - снова забормотал он, продолжая вслух размышлять. - Скажи на милость, кто мог бы ожидать такой силы воображения, а? - странный обитатель чердака остановился, задумчиво посмотрел на тусклый зрачок солнечного блика на кувшине и продолжал, словно убеждая медного безгласного собеседника: - Да, да, конечно, ведь это случилось позавчера - как раз в назначенный срок! В тот срок, что я назначил в своем письме!... Но как я угадал, однако? Я так и знал, что он наймет пару болванов в телохранители! О, я хорошо представляю, что там происходило!... Непонятно только, зачем они заложили дымоходы... Ну, да Бог с ним!... Но клянусь... клянусь, я не хотел такого эпилога!...
Человек вновь невольно поднял к глазам газету, перечитал какую-то строчку, и морщины на его лице словно бы разгладились.
- Что же, я отомщен, - прошептал он. - Это были всего лишь письма... корявые буквы. Но моей рукой двигала, похоже, рука судьбы.
Помолчав, он добавил:
- Впрочем, я впадаю в риторику. Я отомщен - вот и всё... - он вздохнул. - Жаль, что нет Анны. Хотя - она осудила бы меня... Но ведь я не виноват! Я не душил, не резал!.. "Книговые требования, сударь, и вексельные требования, которые у меня имеются, показывают, что..." - передразнил он кого-то. - Тьфу!.. А Анна, живой человек, умерла...
Человек смерял взад и вперед свое обиталище и подошел к вороху негодного тряпья, составившему вместе с парой досок, положенных на кирпичи, еще одну убогую постель. Из тряпок выглядывала чумазая головка трехлетнего мальчика и рука, крепко прижимающая одноухого ватного зайца. Ребенок пошевелился во сне, и человек наклонился над ним.
- Ишь, сказал он, улыбаясь длинно и нежно. - Ишь, спит, как сурок, а тут такие события, понимаешь. "Булкин и сын"... Что, брат, лопнула наша контора? Хе-хе... Это ничего. Ну, спи, ишь!...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Потом против окон долго стоял крытый автомобиль. Фундуклиди разглядывал его в бинокль Цейсса, и губы его тряслись студнем. Примерно через час автомобиль запукал бензином и уехал. Мы решили привалить входную дверь шкапом с Дюма-отцом, Бальзаком, Эженом Сю, Аристофаном, Шекспиром. В разгар возведения баррикад Аристофан выпал и раскрылся - улыбающийся, нарисованный тонкой гравюрной сеткой. Фундуклиди, сопя и наваливаясь плечом на шкап, наступил на комедии; Аристофан продолжал улыбаться из-под грязного следа. Я не выдержал и поддал книгу так, что загнал ее под канапе.
Солнце спустилось, налилось кровью и било снопами света прямо
в переплеты окон, мешая наблюдению. Мимо снова прошла соглядатайка в накидке с липовым гимназистом. Всё ясно, дом в осаде! Фундуклиди, заслонясь от солнца газетой, неотрывно глядел сквозь стекло, что-то шептал, то выхватывал револьвер, то прятал. Хряпов остановил маятник у больших настенных часов с амурами, чтобы их звук не мешал услышать крадущиеся шаги. Я тренировал кисть руки для стрельбы навскидку...
Мы были начеку.
Но злодеи не спешили являться.
В сумерках начал собираться дождь.
Ветер запел так, что его тоскующий голос стало слышно даже сквозь закрытые двойные окна. По небу помчалось серое стадо; потом в курящейся высоте шаркнул отставшей подошвой Илья-громовержец - и молния трезубцем пропорола небо.
- Будет гроза, - сказал Фундуклиди. - У меня в правом колене стреляет.
Ему никто не ответил. Всё, что не относилось прямо к нашей тревоге, уже не затрагивало более чувств. Слова падали и растворялись в тишине; жесты стирались; весь мир стал зыбким и ненадежным, уплывал куда-то, словно корабль...
Ночь густела, но света мы не зажигали. Зачем облегчать задачу злодеям? Дудки! Пусть поковыряются в темноте!..
Фундуклиди подошел к окну и, воровато подвинув штору, стал смотреть наружу. Глухо выл угрюмую гамму ветер, с силой проносясь сквозь листву и переулки. Вдали снова упала и расщепилась молния; мы вздрогнули.
-Будто по заказу такая погодка, - сказал Хряпов. - А, Петр Владимирович?
Освещаемый в дыму сумерек маленьким пожаром сигарки, он подошел, положил мне руку на плечо.
- Нервничаете?
- Да как сказать... наверное, да, - признался я.
В эту минуту частым горохом ударило по крыше. Пошел густой августовский дождь.
Хряпов поднял голову, слушая могучий концерт природы. Я опустился в кресло и бесцельно смотрел то на мистические блики, гуляющие по потолку, то на скрючившуюся у окна фигуру Фундуклиди. Устав щуриться от молний, детектив повернулся к стене и прижался к ней затылком.
- Деспота тинин панагате - владыка мой, лучший из владык... прошептал он.
-Что с вами, Михаил Ксантиевич?- спросил Хряпов. - С вами нехорошо?
- Где же они? - горько простонал грек.
- Придут, Михаил Ксантиевич... скоро... - хрипло сказал Хряпов.
- Ну где же? - почти крикнул Фундуклиди и, маясь, замотал головой. Что ж не идут! ... М-м-м! - замычал он, дрожащими пальцами достал серебряную луковицу часов, долго открывал крышку, поддел, наконец, ее ногтем и попытался угадать время в тощем свете далекого фонаря.
- Не видно!.. Сколько времени? Господа, сколько? Скажите!
- Дождитесь молнии, - посоветовал я.
- Сколько... скажите... господа... - бубнил Фундуклиди.
Дождь уныло вторил ему и ручьями слез струился по стеклам.
Я встал из кресла, достал свои часы и подошел к Хряпову.
- Савватий Елисеевич, посветите сигаркой.
Хряпов раздул пламя в окурке.
- Одиннадцать без четверти, - объявил я.
- Одиннадцать,- эхом повторил грек.
- Стойте! - изменившимся голосом сказал Хряпов.
Он схватил меня за руку.
- Кто-то хохочет... Слышите?
Мороз продрал меня по коже. У Фундуклиди глаза стали круглые и мертвые.
- Кто? Где?
Мы прислушались. Шипел в листве дождь, глухо бубнил далекий гром. В водосточных трубах, закручиваясь, гремели потоки.
- Да где же, Савватий Елисеевич?
-Тсс! Вот же, вот...
Я пожал плечами.
- Хоть убейте, не слышу.
Хряпов слушал, наклонив голову.
- Верно, - стесняясь сказал он. - Мне, господа, показалось. Это, оказывается, гром.
Сказав это, он улыбнулся как-то по детски. В тот же миг сверкнула молния, и в ее адском свете улыбка показалась такой зловещей, что по мне прокатилась еще одна волна холода.
Фундуклиди вообще застыл, превратился в сибирского идола.
- Михаил Ксантиевич... - позвал было я, но только махнул рукой и побрел назад к креслу. Всё показалось вдруг никчемным и ненужным. Я сел, запрокинув голову. Я не мог больше прислушиваться, следить, помнить, в каком кармане лежит револьвер. Внутри, под моей кожей, словно струны, тянулись нервы и жилы. Они бежали сквозь ребра, сгибали суставы, пронзали печень, селезенку...
Я отвернул манжету и стал рассматривать тыльную сторону руки. Скоро я уже различал дрожащие нити, стремящиеся к пальцам. Они звенели от напряжения - я слышал тонкий - тоньше комариного - звон. Еще минута - и они порвутся! Разве я могу это допустить?
Я не допустил. Я распустил колки - и струны ослабли и повисли. Стало приятно и захотелось закрыть глаза.
Дождь начал стихать. Неудивительно, ведь все мы так устали: и я, и он, и толстый Фундуклиди, и Хряпов. Дождь тоже ждал вместе с нами привидений, но не дождался их. Он подогнул колени и лег в траву, а из травы вылетела спугнутая тишина. Тишина расправила крылья и всё закрыла ими: и город, и сад, и дом. Она тихо дунула и погасила фонари во всем мире.
Кто-то серый, большой, неясный - но не Фундуклиди, не Хряпов подошел сзади и запустил мягкие ласкающие пальцы мне в волосы... Потом он спросил голосом Савватия Елисеевича:
- Петр Владимирович, вы спите?
Я улыбнулся и отрицательно покачал головой. Тогда он запустил пальцы мне под кожу, но это было не больно, а приятно, и принялся своей большой бархатной ладонью черпать из моей головы.
- Не спите, Петр Владимирович, не спите!... - закричал Фундуклиди откуда-то издалека, с другого конца города... нет, из Америки... или с Луны? Да, с Луны.
Что это с ним?
- Я не сплю, - сказал я ему.
А тот, серый, все черпал, он уже всё вычерпал из головы и теперь вычерпывал что-то из груди. Я почувствовал, что сделался легким и могу улететь, если подует ветер.
- Сколько времени? - спрашивал Фундуклиди.
Ах, зачем ему это надо, подумал я, ведь без времени так хорошо!
- Но ведь полночь!.. - кричал глупый грек. Его слова дробились, рассыпались и прыгали в воздухе, как мячи.
- Где же они? - кричали слова. - Где они?
Кто они?.. Ах, да, ведь мы их ждем. Что ж, они придут...
Глупый грек спугнул тишину. Страшно закричал вдруг Хряпов, и я понял, что вижу, как он упал, разорвав на себе воротник, и понял, что сижу с открытыми глазами. Тут же прогремел выстрел, за ним еще, но я не повернул голову, я знал, что это умер Фундуклиди. Теперь они должны придти за мной. Поскольку я догадался об этом, то не удивился, когда в гладкой стене вдруг обозначилась дверь и стала тихо приоткрываться. Она открылась, но позади никого не было. Я их не увидел. Конечно, я их не увижу, так и должно быть. Они написали в письме, что придут, и пришли, но мы не смогли бы их увидеть, как бы ни старались. Да это и ни к чему. Они пришли не беседовать, не пить чай. Они пришли сделать свое дело и уйти...
Я видел, как под тяжелыми невидимыми шагами прогибается паркет. Это шли ко мне. Я понял, что осталась всего одна минута, и тут мне стало страшно. Я хотел закричать - неважно что: не надо! или просто: а-а! - но уже не успел. И последнее, что я увидел - кровавый всплеск, разорвавшийся в моих глазах...
Газета "Наш голос" от 1 сентября 19.. года:
"Позавчера в нашем городе произошел таинственный и прискорбный случай. Глубокой ночью в окнах дома известного фабриканта г-на С.Хряпова (Приречная, 11) замелькали вспышки револьверных выстрелов. Находившийся поблизости наш корреспондент В.Беспрозванный понял неладное и, не мешкая, сообщил в полицию. Г-н пристав с полицейскими чинами и понятыми прибыли незамедлительно. На звонки и продолжительный стук в доме никто не отзывался. Находящиеся во флигеле слуга и повар также не могли дать ответа на странное сие молчание. Г-н пристав приказал выломать дверь, что удалось с трудом, поскольку дверь оказалась крепко заперта и заставлена изнутри мебелью.
Что же обнаружилось в доме? Хозяин, г-н Хряпов, находился в одной из комнат, судя по всему - в библиотеке, полностью одетый, без признаков жизни, но без каких-либо следов насильственной смерти. В руке он сжимал револьвер, в котором недоставало двух пуль. Полицейский следователь г-н К.Фридлянд без труда обнаружил их в стене и в двери комнаты. В том же помещении были найдены двое мужчин, которых удалось опознать. Это бывший сотрудник нашей газеты г-н П.Мацедонский и частный детектив г-н М. Фундуклиди. Оба они обнаружены в таком же виде, что и г-н Хряпов, т.е. в полной одежде, с револьверами, но без следов насилия. Разница получилась лишь в том, что у М. Фундуклиди из револьвера выпущены три пули, а у П.Мацедонского - ни одной. Все пули были быстро и умело обнаружены г-ном К.Фридляндом также в стенах и мебели.
В ряде комнат царил беспорядок, возможно, являющийся следами борьбы. В столовой (или гостиной) были найдены корзины с едой и остатки трапезы трех человек. В той же библиотеке, в углу, находилась груда свежих осколков, по-видимому, от большой вазы.
Допрос слуг, произведенный гг. И.Замурцевым и С.Тамбургом позволил выяснить, что г-н С.Хряпов в несколько последних недель проживал в строгом затворничестве вместе с вышеупомягутыми лицами, никого не принимал, никуда не выходил. Посещать дом мог лишь один из слуг - Степан, который взят под стражу и находится под следствием.
Срочно прибывший на печальное место доктор А.Басистов, произведя осмотр тел, заключил, что гг. С.Хряпов и М.Фундуклиди постиг летальный исход в результате разрыва сердца, а г-н П.Мацедонский находится в глубоком нервическом обмороке.
При более тщательном осмотре дома, произведенном г-ном И.Замурцевым, обнаружились удивительные вещи. К примеру, все дымоходные и каминные трубы были заткнуты диванными подушками и предметами одежды. Почти все двери в доме заперты на ключ, а некоторые задвинуты мебелью и даже заколочены гвоздями.
Во многом обещает помочь следствию заявление г-на В.Беспрозванного. Он сообщил, что находился у дома г-на С.Хряпова в ночной час не случайно. По его словам, он лично знал г-на П.Мацедонского, и этот последний якобы намекал как-то ему, а равно как и некоторым другим лицам, на какие-то необычные обстоятельства, связывающие его с некоей состоятельной особой. После этого г-н П.Мацедонский таинственно исчез, оставив (как удалось выяснить нашему пинкертону г-ну В.Беспрозванному) все вещи на квартире. Услышав несколько позднее разговор (конечно, распускаемый намеренно) о том, что г-н С.Хряпов якобы серьезно заболел и из дому не выходит, любознательный газетчик решил проверить, не связана ли болезнь фабриканта с исчезновением товарища. Неутомимому расследователю удалось выяснить, что г-н С.Хряпов ни за доктором, ни в аптеку не посылал, город не покидал и что с конца минувшего месяца он живет в странном затворничестве, отказывая всем в визитах. Между тем, по вечерам в его особняке в нескольких комнатах сразу зажигали свет. Этого не могло быть, если бы в доме находился один хозяин. Не поскупившись на время, г-н В.Беспрозванный стал ежедневно наблюдать за домом, полюзуясь также иногда зрительной трубкой, и установил наличие в доме нескольких человек. Г-н В.Беспрозванный сообщил, что в ту роковую ночь, когда свершилась трагедия, он долго оставался возле таинственного дома на Приречной, несмотря на дождь, поскольку был удивлен тем обстоятельством, что с наступлением ночи ни одного огня в нем не было зажжено.
Расследование продолжается. Возможно, на многое поможет пролить свет г-н П.Мацедонский, который ныне находится на попечении нашего славного эскулапа д-ра А.Басистова. Может быть, разгадка будет обнаружена в бумагах покойного, которые изъяты и находятся у нотариуса в ожидании прибытия из С.-Петербурга адвоката г-на С.Хряпова и его некоторых родственников".
Далее эльзевиром было набрано:
"Полицейская городская часть просит всех лиц, имеющих какие-либо заявления в связи с происшествием, явиться в следственный департамент в ближайшие два дня..."
Не старый, но и не молодой уже человек с редкими рыжеватыми волосами и усталыми щурящимися глазами отложил газету и встал со стула. Стул был зыбкий, как анатомический скелет, он крякнул и зашатался. Здесь, впрочем, всё было старое, зыбкое, замызганное временем и людскими прикосновениями: ободранный стол, железная кровать с шишками, мятый медный кувшин и облупленный таз на табурете - каждая из вещей заявляла о себе, как об атрибуте бедности.
Потолок наикось сек пространство, показывая, что этот убогий угол отвоеван у чердака. Было здесь и окно, в него ложился косой клин солнечного света.
- М-да, - сказал человек, обращаясь, по-видимому, к самому себе.- Кто бы мог ожидать такого... эффекта? Чудно... Пошел вон, только гадишь тут! махнул он газетой на голубя в окне. Голубь застрелял крыльями и улетел. Человек потрогал рукой белье, распластанное тут же на веревке, но прочитанное, очевидно, не давало ему покоя.
- Что за удивительная штука - человеческая натура, - снова забормотал он, продолжая вслух размышлять. - Скажи на милость, кто мог бы ожидать такой силы воображения, а? - странный обитатель чердака остановился, задумчиво посмотрел на тусклый зрачок солнечного блика на кувшине и продолжал, словно убеждая медного безгласного собеседника: - Да, да, конечно, ведь это случилось позавчера - как раз в назначенный срок! В тот срок, что я назначил в своем письме!... Но как я угадал, однако? Я так и знал, что он наймет пару болванов в телохранители! О, я хорошо представляю, что там происходило!... Непонятно только, зачем они заложили дымоходы... Ну, да Бог с ним!... Но клянусь... клянусь, я не хотел такого эпилога!...
Человек вновь невольно поднял к глазам газету, перечитал какую-то строчку, и морщины на его лице словно бы разгладились.
- Что же, я отомщен, - прошептал он. - Это были всего лишь письма... корявые буквы. Но моей рукой двигала, похоже, рука судьбы.
Помолчав, он добавил:
- Впрочем, я впадаю в риторику. Я отомщен - вот и всё... - он вздохнул. - Жаль, что нет Анны. Хотя - она осудила бы меня... Но ведь я не виноват! Я не душил, не резал!.. "Книговые требования, сударь, и вексельные требования, которые у меня имеются, показывают, что..." - передразнил он кого-то. - Тьфу!.. А Анна, живой человек, умерла...
Человек смерял взад и вперед свое обиталище и подошел к вороху негодного тряпья, составившему вместе с парой досок, положенных на кирпичи, еще одну убогую постель. Из тряпок выглядывала чумазая головка трехлетнего мальчика и рука, крепко прижимающая одноухого ватного зайца. Ребенок пошевелился во сне, и человек наклонился над ним.
- Ишь, сказал он, улыбаясь длинно и нежно. - Ишь, спит, как сурок, а тут такие события, понимаешь. "Булкин и сын"... Что, брат, лопнула наша контора? Хе-хе... Это ничего. Ну, спи, ишь!...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11