Конечно, это нехорошо, но я брало совсем чуть-чуть. А у старухи варенье все равно пропадало: наварит в громадном объеме, а потом выбрасывает, потому что съесть одна не в состоянии. И ни с кем не делилась. Весьма скупая была особа, прямо вам говорю…
– Судя по всему, она дальняя родственница Ореста Марковича? – заметил папа.
– Весьма дальняя. И ничуть на него не похожая… С Орестом Марковичем жили мы душа в душу. Он, бывало, работает над холстом, а я сижу в уголочке и наблюдаю. Случалось, он и совета у меня спрашивал… Вот помню, как он эту Большую картину писал…
И все посмотрели на картину, которая висела над диваном.
На картине были город и лес. Не город, окруженный лесом, а дома и большие деревья вперемешку – будто они вместе выросли из земли. Дома были старинные, красивые. Между ними – над ручьями, среди лесных зарослей – перекидывались горбатые мосты. А выше всех крыш и деревьев поднимался многобашенный замок – сам слегка похожий на громадное дерево.
Была в картине какая-то зыбкость и загадочность. Порой не разберешь: где кровли, а где верхушки лесных великанов. Что там темнеет: крепостная островерхая башня или пирамидальная ель? И что светится в чаще? Два окошка или глаза какого-то хитрого зверя?
Надо сказать, что перепутывались не только лес и город. С ними еще перемешивалось зеленоватое ночное небо. Просвеченные луной облака висели кое-где среди древесных стволов, цеплялись за высокие цветы и проплывали под мостами. А звезды дрожали на ветках и карнизах окон.
И было ощущение, что от картины идет еле слышный звон и стрекот, словно там среди травы не умолкают ночные кузнечики.
Это, наверно, вот почему! Казалось, что воздух вокруг леса-города хрустально затвердел, а потом раскололся на множество больших и маленьких кубиков и кубики эти кто-то слегка встряхнул, пошевелил. Теперь все виднелось как бы через множество стеклянных граней – немного запутанно и сбивчиво. Лунный диск, например, оказался надломленным в разных местах, а несколько кусочков от него откололись и светили отдельно… В общем, то ли сказка, то ли сон…
– Удивительное полотно, – сказала мама.
– Орест Маркович никому не хотел продавать эту картину, – объяснил папа. – А я, кстати, видел ее еще в детстве, когда приходил сюда…
Ыхало сказало смущенно:
– Евгений Павлович, а я вас помню. Я в щелку смотрело, когда вы Оресту Марковичу показывали свои рисунки… Только тогда вы были поменьше, в матросском костюмчике и без усов.
– Да-а… – вздохнул папа. – Годы, годы… Тогда я был такой, как нынче наш Алексей.
– Именно, – согласилось Ыхало. – Я вас и узнало, когда посмотрело на Лешу с левой стороны.
– А с правой он похож на меня, – ревниво напомнила мама.
– Совершенно верно, Елена Олеговна, – вежливо сказало Ыхало. – Это я заметило еще раньше.
– Кушайте варенье, – с удовольствием сказала мама. – Не стесняйтесь.
–А где вы живете? – спросила Даша. – Ну, понятно что в этом доме, а где именно?
– Ых-ох… По правде говоря, при старухе я жил где придется. Закутков тут всяких немало. Заберешься поглубже, чтобы не заметила, и сидишь. А летом – в баньке. Старуха туда побаивалась заходить…
– А где вы обитали при Оресте Марковиче? – спросил папа.
– При Оресте Марковиче был у меня постоянный угол. В мансарде, рядом с мастерской, есть чуланчик, по нему проходит каменная труба от камина. От нее так тепло было… ых…
– Полагаю, вам и теперь следует там поселиться, – решил Евгений Павлович. – Если не возражаете…
– Я буду счастлив! Если не стесню вас…
Мама всплеснула руками:
– Не выдумывайте, ничуточки не стесните! Я даже не представляю этот дом без вас!
– Я тоже! – сказали вместе Даша и Леша.
А мама призналась:
– По правде говоря, я не очень-то хотела переезжать сюда. Но теперь, когда познакомилась с вами, ужасно рада.
В это время в больших, похожих на узкий шкаф часах скрипуче растворилось оконце. Высунулся гномик в оранжевом колпачке. В одной руке у него было бронзовое блюдце, в другой – молоточек. Он девять раз ударил по блюдцу. Потом повесил его на гвоздик, снял колпачок и кукольным голоском произнес:
– Пр-риветствую вас.
– Здравствуй, Петруша! – обрадовалось Ыхало. – Видишь, у нас новые хозяева. Познакомься.
– Пр-риветствую вас, – опять сказал Петруша. И окошечко закрылось.
– Ой… Он живой? – шепотом спросила Даша.
– Ну, в определенном понимании… По правде говоря, ведь и весь дом в какой-то степени живой. Это он при старухе замер и закостенел весь. А сейчас, я надеюсь, опять оживет… Вы поэтому не бойтесь, если он иногда станет покряхтывать, бормотать и, может быть, даже разговаривать, – предупредило Ыхало.
– Как интересно, – сказала мама.
Леша облизал ложку с вареньем и спросил:
– А скажите, пожалуйста, Ыхало, кто-нибудь живой еще в этом доме есть? Ну, вроде вас или Петруши?
– Есть еще тень кота Филарета, – охотно откликнулось Ыхало. – Если хотите, я вас познакомлю. Наверняка она где-то здесь… Кис-кис. Иди, Филаретушка, не стесняйся.
– М-рр… – послышалось из пустоты. А потом на освещенной солнцем клеенке, среди тарелок, возникла кошачья тень. Как бы от кота, лежащего на животе. И опять:
– М-рр, мяу… – ласково так и вежливо.
– Поразительно! – воскликнула мама. – Я только в сказках читала, что тени могут жить сами по себе!
Ыхало вздохнуло:
– У этой тени тоже почти сказочная история. Странная и грустная.
– Расскажите! – подскочил Леша.
– Расскажу, расскажу… Ты, Филарет, не возражаешь?.. Вот и хорошо… Значит, случилось это давным-давно. Орест Маркович тогда еще мальчиком был. И жил в ту пору в этом доме серый-полосатый кот Филарет. Однажды вечером сидел он на подоконнике и смотрел, как приближается гроза. Надо сказать, что многие коты любят грозу, в кошачьей шерсти от грозы электричество заводится, и это, видимо, приятно…
– Мр-р… – подтвердила тень.
– Ну, вот… Окно еще не успели закрыть, Филарет сидел и впитывал грозовую атмосферу. И тут над садом ка-ак сверкнет молния! Совсем рядом! Всю комнату осветила. А на стене тут же, конечно, отпечаталась Филаретова тень. И в этот же миг – гром! Трах-тарарах!.. Бедный Филарет кинулся с подоконника в сад, и с той поры его не видели. Потом уже Орест Маркович говорил, что, наверно, Филарет угодил в какое-то другое мировое измерение. Я в этом не разбираюсь…
– А тень? – напомнил папа.
– А тень осталась! Да-да! Филарет прыгнул так стремительно, что она за ним не успела! К тому же зацепилась хвостом за гвоздик, на котором висела фотография Орика. То есть маленького Ореста… Вы обратите внимание, хвост у тени так и остался оторванным наполовину…
Тень на столе быстро подобрала под себя обрывок хвоста и муркнула недовольно.
– Да ты не стесняйся, Филарет, – сказало Ыхало, – здесь все свои… Можно, я про твою коллекцию расскажу?
– М-м? Мр… мя…
– Все понимает, – с удовольствием сообщило Ыхало и погладило тень ладошкой. – Жаль только, что разговаривать по-человечески не научилась. Но по-своему мы с ней часто беседуем…
– А что за коллекция-то? – нетерпеливо напомнил Леша.
– Видите ли, когда тень стала жить сама по себе, жизнь эта показалась ей ужасно скучной. Раньше-то у нее те же интересы были, что у кота. Все вместе, вдвоем. А теперь что? Бесплотное, так сказать, существование… Вот от нечего делать и увлеклась она филателией. Может, потому, что «Филарет» и «филателия» похожие слова.
– Никогда не слыхал, чтобы кот собирал марки! – удивился папа. – И тем более тень кота!
– А между прочим, это весьма удобно, – объяснило Ыхало. – Тень – она совершенно плоская, может проникать в самые тонкие щели. И между листьями альбомов тоже… Она стала бродить по городу, узнавала адреса коллекционеров и… В общем, заберется в альбом и марку за маркой коготочком себе в кармашек… Теперь у тень-Филарета богатейшая коллекция!
Наступило неловкое молчание, потом Даша нерешительно сказала:
– Но ведь это нехорошо… чужие марки из альбома…
Тень на столе возмущенно фыркнула и взъерошилась, а Ыхало воскликнуло:
– Вы меня неправильно поняли! Тень вытаскивала не сами марки, а тени от них! Они-то ведь коллекционерам совершенно не нужны! Посудите, какая разница, есть в альбоме под маркой тень или нет!
– Это совсем другое дело! – обрадовался папа. – Вы, Филарет, удивительно остроумный кот… э, виноват, тень кота. – И он тоже погладил тень на клеенке. Тень замурлыкала и растопырила лапы…
– Почешите у него за ухом, – шепотом попросило Ыхало, – он это очень любит.
Папа поскреб ногтем клеенку, где была тень уха. Мурлыканье стало громким и благодарным.
– Знаете что, тень-Филарет, – сказал Леша, – у меня тоже есть марки. Если хотите, я вам все тени от них подарю.
– М-мяу…
– Все прекрасно! – объявила мама. – Однако пора заниматься домом. Надо как следует расставить мебель, развесить шторы и вообще навести порядок.
– Я вам с удовольствием помогу, – пообещало Ыхало. – Только мне надо сперва отвердеть, а то я совсем таю от удовольствия.
Шерсть, хвост и коллекция
В доме было несколько просторных комнат и множество закутков, чуланчиков, переходов и лесенок. Дом был почти двухэтажный. Почти – потому что второй этаж не отличался той прочностью и высотой, что нижний. Назывался он «мансарда». Там располагалась мастерская художника. Часть крыши у мансарды оказалась застекленной, чтобы в мастерской было больше света. Ух, как хорошо здесь будет работать папе! Не то что в прежней двухкомнатной квартирке.
Но, кроме мастерской, были в мансарде еще две комнатки и несколько кладовок. В одной из них и собиралось поселиться Ыхало…
Все помещения надо было прибрать, каждой вещи найти свое место. Работы хватило всем. Ыхало помогало папе двигать книжные шкафы. Правда, не всегда это получалось удачно. Несколько раз Ыхало сплющивалось в лепешку и дважды теряло руки, потому что временами опять начинало таять – от радости, что оказалось в такой прекрасной семье.
Тень кота Филарета помогать, конечно, не могла. Но она то и дело показывалась на освещенных солнцем обоях и шторах, не покидала компанию.
А гном Петруша каждый час высовывался из окошечка над циферблатом, бил в бронзовое блюдце и говорил:
– Приветствую вас.
Даша остановилась перед часами и задрала голову.
– Скажите, пожалуйста, Петруша, а еще что-нибудь вы умеете говорить?
– Приветствую вас! – радостно сказал Петруша и ударил в блюдечко два раза.
– Пора обедать! – сообщила мама. – Суп и сосиски уже сварились.
Обедали на кухне. Ыхало сперва отказывалось садиться за стол, но его упросили. Оно смущенно приткнулось на табурете между столом и холодильником. Над ним возникла тень кота Филарета и муркнула.
– Он… то есть она спрашивает, – сказало Ыхало, – можно ли скушать тень одной сосиски…
– Хоть все! – воскликнула мама. – Я надеюсь, на самих сосисках это никак не скажется!
– Не скажется. Но… ых… однажды подобный случай стал причиной весьма громкого скандала. Тень кота скушала тень селедки, а старуха это заметила. И сперва не поняла, в чем тут дело. Представьте себе, помчалась в магазин: «Вы мне продали селедку без тени. Забирайте обратно, отдавайте деньги!» Там, конечно, смех. Говорят: «Тени от рублей берите. Хоть тысячу…» Старуха пошла домой и просто булькала от злости. А по дороге наконец сообразила, кто виноват. Пришла и давай по всем комнатам со шваброй носиться, по стенам стучать. Чтобы, значит, выгнать тень из дома. Но ее разве отыщешь, тень-то, если она в щели… Зато шуму было!
– Мрр-р… – согласилась тень кота, дожевывая тень сосиски.
После обеда решили отдохнуть. Ыхало сказало, что пойдет подремать в баньке. Тень Филарета куда-то пропала. Папа ушел в мастерскую, мама прилегла в спальне, а Даша на диване под картиной занялась своими кукольными выкройками. Она давно решила стать художником-модельером.
Леша посидел тут же, поразглядывал еще удивительную картину. Решил, что потом попробует нарисовать что-нибудь похожее. И пошел бродить по сонному дому.
Но бродил он недолго. Навалилась на Лешу дремота. В небольшой комнате с зелеными обоями он увидел старинное плюшевое кресло. Плюхнулся в него, отвалился к спинке, вытянул ноги и прикрыл глаза.
Было тихо, только за окном в саду ссорились воробьи. Из-за шторы падала широкая солнечная полоса. Она медленно двигалась. Добралась до Лешиных ног и стала греть ему коленки. Это было приятно. Однако вдруг тепло исчезло, будто махнули прохладным крылом. Леша открыл глаза. На ногах лежала тень, и на левой коленке видно было очертание кошачьего уха.
– А, это вы, тень-Филарет?
– М-р, мяу…
Видимо, тень вспомнила прежние кошачьи привычки и решила подремать на коленях у маленького хозяина.
Леша погладил очертанье кошачьей головы. Тень опять муркнула. Но сам Леша ничего не ощутил. Вернее, почувствовал под ладонью свое собственное колено с засохшими ссадинками, но ни малейшего намека на кошачье присутствие. Даже досадно сделалось… но тут же у Леши появилась великолепная мысль! Он крикнул на весь дом:
– Даша! Беги сюда! Скорее!
Даша примчалась:
– Что случилось?!
– Помнишь, у тебя среди лоскутков был кусок меха от старой маминой шубки? Давай подарим его тень-Филарету. Тень будет лежать на меху, и мы сможем ее гладить, как настоящего кота. И ей приятно будет, и нам.
– Но ведь мех-то искусственный…
– Какая разница! Все равно пушистый. Неси!
Даша принесла большой клок черной синтетической шкуры. Его положили на солнечном полу.
– Тень-Филарет, идите сюда.
Тень оказалась очень сообразительной. Растянулась на меху и радостно заурчала, когда ее принялись гладить в четыре ладошки. Шевелила растопыренными лапами и обрывком хвоста. Просто млела от удовольствия.
Но всякое удовольствие в конце концов приедается. Тень ускользнула из-под ладоней и прыгнула на стену у плинтуса.
Тени – они ведь прозрачные. И эта была такой же. Весь узор обоев виднелся сквозь нее, только не так ярко, как на солнышке, а потемнее. В общем, как в тени. И в то же время контур кота был различим великолепно.
Тень горбила спину и потягивалась: разминка после недавних нежностей. Несомненно, что Филарет был в свое время рослым породистым котом, в меру пушистым, в меру упитанным. Тень сохранила все эти признаки. Только оборванный наполовину хвост портил вид.
– Даша, а давай приделаем Филарету новый хвост!
– Как? – удивилась Даша. А тень замерла.
– Сейчас попробуем… Тень-Филарет, вы хотите?
– Мр-р… М-мяу? – Видимо, это означало: «Разумеется. Но каким образом?»
– Вы только не исчезайте, я сейчас!
Леша умчался и мигом вернулся с акварельными красками, кисточкой и блюдцем. В блюдце была вода.
Леша кисточкой разболтал в воде немного черной краски. Провел по обоям полоску. Получилась она сероватая и прозрачная – как настоящая тень.
– В самый раз, – деловито сказал Леша. – Тень-Филарет, вы не двигайтесь, пожалуйста…
Тень послушно замерла, только уши ее ровно шевелились.
Обрывок хвоста стоял торчком. И Леша жидкой серенькой краской нарисовал у обрывка продолжение. Длинное и пушистое! Наверняка даже в самые лучшие времена у Филарета не было такого роскошного хвоста.
– Мр-р? – вопросительно сказала тень. Что, мол, дальше-то?
– Сейчас, сейчас… – И Леша беззвучно зашевелил губами. Наморщил лоб. Как назло, не придумывались нужные строчки… Стало тихо. И к счастью, в этой тишине начало что-то поскрипывать, застрекотало тихонько. То ли старое кресло проснулось, то ли сверчок объявился под обоями.
Леша обрадованно прошептал:
Чоки-чок,
Чоки-чок,
В тишине поет сверчок.
Новый хвост, держися крепко,
Как на дереве сучок.
Разумеется, хвост мало напоминал сучок, но главное, чтобы наколдовать прочность…
Даша прижала к щекам ладошки и широко раскрыла глаза. Ох, как ей хотелось, чтобы хвост прирос!
Леша строго сказал:
– Тень-Филарет, слушайте внимательно. Когда скомандую – вам надо прыгнуть вперед очень быстро, чтобы хвост не успел отвалиться… Приготовились. Ра-аз, два-а… три!!
Тень метнулась так, что на миг ее будто размазали по стене. Потом замерла опять. И хвост… хвост был при ней!
– Ура!– завопил Леша и встал на руки. При этом из карманов у него посыпались винтики, фантики, ластики и увеличительные стеклышки.
Тень кота несколько секунд сидела, вывернув голову и любуясь хвостом. И вдруг подскочила, начала носиться по стенам и половицам, исчезая в темных местах и появляясь на солнце.
– М-мяу-ау! – радостно вопила она. И даже кувыркнулась через голову. Кончилось тем, что из тень-Филарета посыпались какие-то маленькие квадратные тени. Запятнали пол. Тень-Филарет прекратил скачку, начал подбирать квадратики лапой и прятать в себя.
– Ой, он свою коллекцию рассыпал! – догадался Леша.
– Сразу видно, что мальчишка, – сказала Даша маминым голосом. – Всегда у вас все валится из карманов.
Тень-Филарет недовольно мявкнул.
1 2 3 4