Они изучали содержимое, потом запихивали все обратно в тару и незаметно исчезали.
— Старшие групп! — сказал Борона в мегафон. Лолиту всегда очаровывала театральность этого ироничного человека. Сколько проблем он себе приобрел, отстаивая права безнадзора, и все не унимался, постоянно придумывал что-то еще ради облегчения детских судеб. — Следите, чтобы после вас не оставалось мусора! Не позволяйте младшим разбрасывать апельсиновые корки, обертки и коробки. Помните, что вы за это отвечаете. Если останется беспорядок, гостинцев больше не ждите. Поняли? Выполняйте! Колька, ты мне что обещал? А ну убери за собой!
Последние строгие реплики относились к белокурому мальчику лет двенадцати. Он действительно учинил вокруг своей коробки наибольший хаос и теперь нагло-виноватым взглядом ответствовал педиатру.
— Данилыч, да я просто балдею от их простоты! — завопил Колька, перекрывая гомон толпы сиплым, срывающимся голосом. — Что они мне наложили? Апельсины, лимоны, конфеты? Что я — баба, что ли? А самолет зачем? Что я с ним буду делать? Пусть себе в жопу загонят!
— Колька, замолчи! — Федор оборвал смутьяна, напуская на себя суровость. — Мы с тобой потом обо всем потолкуем. Я тебя предупреждал, чтобы приходил только трезвым… Повторяю: тот, кто все получил, — уходит. Те, кому не донести самому, и те, кто боится, что у них по дороге все отнимут, смогут поехать с нами на автобусе. Денис, ты почему без коробки? — Это уже адресовалось мальчику лет одиннадцати, одетому в изорванную капроновую куртку с выпотрошенным наружу утеплителем. — Борис, обрати внимание на Нетакова, обеспечь его общим комплектом!
Руссо еще раз проинструктировала оператора, отошла от группы и завернула за угол дома. Здесь она увидела Колю: он водрузился на свою коробку и сладко затягивался сигаре-той. Рядом стоял другой мальчик, по виду моложе: у его ног валялся заношенный черный ватник, а сам он примерял темно-вишневую вельветовую куртку, подбитую голубым искусственным мехом. Руссо направилась к Махлаткину.
— Тебя Колей зовут? — Лолита подошла почти вплотную и пристально уставилась на подростка, про которого уже не раз слышала кошмарные истории от Бороны и Следова.
— Тебе чего надо? — Мальчик сощурился от дыма, наслаждаясь своей независимостью от неизвестной особы, и успокоил второго, тоже курящего мальчика: — Да кури ты, не стремайся — никто тебе ничего не сделает!
— Я на телевидении работаю, хочу про вас фильм сделать. — Руссо улыбнулась, присела рядом с Колей, достала сигарету и закурила. — Ты когда-нибудь снимался?
— Что? — Коля возмущенно выкатил большие блестящие темно-карие глаза, обретавшие особую выразительность благодаря светлым, крупно вьющимся волосам. — Ты на вокзал пойди — там снимаются, если тебе про них кино хочется сделать!
— Да ты не понял, Коля! — Лолита с досадой затянулась. У нее явно не получалось общаться с беднадзором в стиле Бороны. — Я имела в виду, снимали ли тебя на видеокамеру? Извини, если я тебя нечаянно обидела.
— А чего меня обижать? Я перед твоей камерой уже пять лет кувыркаюсь. — Коля засмеялся, блеснул своими оленьими глазами. Он докурил сигарету до фильтра и ловко отщелкнул его пальцем в пространство. Окурок закружился в полете и шлепнулся в лужу. Мальчик вытянул губы трубочкой и стал выпускать колечки дыма. Когда их набралось с дюжину, Коля выдохнул последнюю порцию дыма струёй, пронзившей клочковатые кольца. — Голым, что ли? А что делать заставишь?
— Да нет, мальчик, я имела в виду совсем другое! — Руссо испытывала смущение перед этим развращенным ребенком и одновременно жалость к нему. Девушка вспомнила, как в первые дни знакомства ей втолковывал Данилыч: «Мы не можем сказать такому ребенку: я тебя люблю! Потому что он понимает любовь только в одном значении и тотчас начинает покорно снимать штаны». — Я просто хотела задать тебе несколько вопросов, например, чем ты хочешь заниматься в жизни, кем стать?
— Я хочу работать с конкретными людьми и делать реальные дела, — с готовностью, словно отличник на уроке, быстро заговорил мальчик, направив себе в грудь оба больших пальца. — А по концовке хочу стать авторитетом, чтобы на моем примере все пацаны росли.
Лолита подумала, что без Бороны у нее вряд ли получится с первой, а то и со второй попытки добиться доверия у этих детей. Она поняла, что чувствует себя рядом с Махлаткиным и этим вторым, чересчур строго изучающим ее мальчиком совершенно наивной, причем не только в отношении секса, а и жизни в целом. Сколько раз этот ребенок оказывался, даже сам того не ведая, в зоне смертельного риска. Но кто же может из него вырасти, если уже сейчас, в двенадцать лет, он узнал то, о чем иные люди за всю свою жизнь даже ни разу не слышали?
— Ну что, Колька, дал интервью? Хочешь стать журналистом? — Появившийся Федор оказался для Руссо очень кстати. Оператор следовал за педиатром, полагая, очевидно, что и эти кадры пригодятся при монтаже. — Ты давай-ка, дружок, хотя бы школу закончи, а то совсем пропадешь и никаких следов после себя не оставишь. Тебе вещи все подошли?
— Ну да, спасибо, Данилыч, ты меня особенно шузами выручил — век не забуду! — Мальчик развел пальцы, словно хирург перед надеванием операционных перчаток, и благодарно, хотя и несколько шутовски, склонил голову, одновременно указывая своим жестом на черные кожаные сапожки. — А Следопыт, вишь, сбрую какую подогнал. — При этих словах мальчик похлопал по другому своему сегодняшнему приобретению — куртке-«казачок» из коричневого кожзаменителя, воротник и отвороты на рукавах у которой были из белого искусственного меха. — Теперь я у Гостинки заместо манекена на витрину залезу!
— Ты смотри, манекен, чтобы у тебя на Гостинке весь твой клевый прикид не сдернули! — Борона общался с безнадзором показательно-сурово, причем в такой степени, чтобы большинству из ребят становилось понятно, что этот тон — игровой. Федор подошел к девушке и, как всегда борясь со смехом, что еще больше забавляло зрителей, приосанился и отдал честь: — Шеф, почки сняты у десяти малолетних, легкие — у пятерых, мозги пока все на месте, но специалисты приходят к мнению, они чем-то скверным обработаны… Ну что, продолжим наше интервью?
— Нам хотелось бы снять забор крови, — с возможной серьезностью ответила Руссо. — При этом лучше выйти на площадь, чтобы были видны все участники.
Борона бережно взял журналистку под руку, и они пошли обратно к месту раздачи гостинцев, а к Данилычу уже стремились дети, которым, очевидно, чего-то не досталось или досталось не то, что бы хотелось.
— Ребята, все вопросы к Борису Артуровичу! Меня пока нет! Давай, Долорес, работать, потому что мы должны еще попасть в несколько точек, где беспризорники уже ждут добрых волшебников из НАТО.
— Данилыч, ты вроде говорил, будто возьмешь к себе в приют пацанов, которым тяжело живется? — Махлаткин ухитрялся во время речи выдувать из жвачки пузыри и звонко их хлопать. Коля направил оба указательных пальца в сторону мальчика в вельветовой куртке. — Так вот это мои лепший кореш, Олежа, и ему сейчас край как трудно. Устроишь его?
— Мы, Коля, на днях, наверное, все-таки получим помещение и, конечно, возьмем к себе тех, кто больше не может держаться. — Борона с серьезной улыбкой посмотрел Махлаткину в глаза. — Если Олег из таких — он, безусловно, будет у нас. А сам-то ты, Олег, что скажешь? Надо тебе в приют?
— Да я не знаю — ну чтобы поесть там нормально, ну выспаться, чтобы без крыс и маньяков. — Олег продолжал любоваться своей новой курткой, уже отношенной кем-то в далекой скандинавской стране. — Да я еще, вообще, в школе хочу поучиться.
— Хорошо, малыш, ты меня всегда можешь найти на любой из точек: у станций метро или на вокзалах. Спроси у пацанов: когда Данилыч приедет? Они тебе ответят. — Федор потрепал мальчика по бледной щеке, сунул в карман его куртки десять рублей и обернулся к Руссо: — Девушка, мы будем работать?
— Скажите, наши щедрые гости просто самаритяне или представляют какое-то благотворительное общество? — Лолита задала формальный вопрос, чтобы дать педиатру возможность сообщить зрителям об организаторах милосердной акции. Одновременно она с удовлетворением отметила, что оператор, в соответствии с ее предварительной командой, перевел объектив после ее вопроса на Данилыча.
— Все они — в высшей степени религиозные люди. Обратите внимание на господина, который раздает пенсионерам остатки вещей и еды. — Борона указал рукой на высокого средних лет мужчину с несколько воспаленным лицом. — Он их пастор.
— А какую веру они исповедуют? — Журналистка уже не беспокоилась о своей персоне и могла спокойно управлять оператором. Теперь ее (а значит, и оператора) интересовал пастор датской общины и пенсионеры, с благодарностями принимавшие зарубежные гостинцы.
— Мне сложно вам точно ответить, поскольку я не шибко владею английским языком. — Федор, пользуясь тем, что оказался вне зоны видеосъемки, состроил гримасу неуча и бестолково развел руками. — Но если я правильно понял, у них своеобразная иудейская вера, каким-то образом связанная с Христом, а цель всего движения вроде бы в том, чтобы собрать всех евреев в Израиль. Тогда, по их убеждению, наступит земной рай. Но имейте в виду, что я вполне мог что-то неверно понять, поэтому не беру на себя ответственность за то, что дал адекватное представление о религиозной доктрине наших гостей.
— А какова цель их теперешнего приезда? Посмотреть достопримечательности Санкт-Петербурга, принять участие в каком-нибудь мероприятии, просто развлечься? — Лолита еще раз порадовалась за оператора, догадавшегося «уйти» на Русский музей, памятник Пушкину и далее, по кругу, возвращавшегося к иностранцам, которые готовились к отъезду.
— Они забирают отсюда отъезжантов, как их раньше называли, и везут новых граждан Израиля к месту назначения через Скандинавию и всю Европу. Эта поездка является своеобразной формой реабилитации после шоковой, кризисной и обвальной жизни в России. — Врач иллюстрировал свою речь похлопываниями тыльной стороной ладони по горлу и тыканьем указательного пальца в локтевой сгиб. Руссо невольно улыбнулась ужимкам своего друга и предприняла усилие, чтобы вернуть голосу серьезный характер.
— А при чем же здесь русские дети? Впрочем, здесь есть и ребята из Азии, и даже мулаты, но, насколько я разбираюсь в национальных признаках, — ни одного еврейского отпрыска. — Журналист растопырила пальцы свободной левой руки и направила ее в сторону детей, командуя тем самым оператору сделать «наезды» на возбужденные и довольные детские лица. — Да и вряд ли таковые могут оказаться беспризорниками — еврейские семьи, как правило, благополучные, там стараются даже при тяжелых материальных условиях удержать детей в семье, а не отпускать их на вольные хлеба.
— Именно этот пункт и есть наиболее интересный в путешествии датчан. Они пользуются любой возможностью совершить доброе дело, которое, по их мнению, заключается в том, чтобы оказать помощь тем, кто в ней остро нуждается, но сам для себя ничего сделать не может. — Данилыч заметил, что его окружают дети, которым уже стали неинтересны щедрые иностранцы, и опустил руки на: плечи прильнувших к нему знакомцев по ночным рейдам. — Датчане каким-то образом вышли на меня, позвонили, сообщили примерную дату приезда и спросили, как реально могут помочь питерскому беспризору.
— И что вы им ответили? — Лолита обнаружила себя тоже в кольце ребятишек и махнула оператору: камера плавно «перешла» на оживленную группу.
— Во-первых, целесообразно доставить помощь в виде посылок, которые дети в состоянии так или иначе унести с собой или на себе; во-вторых, необходимо вручать подарки из рук в руки. — Борона потрясал в воздухе рукой, поочередно загибая пальцы. — В-третьих, надо укомплектовать посылки действительно полезными вещами — одеждой, обувью, витаминами, калорийными продуктами; в-четвертых, нужно все это подбирать для определенных возрастных групп.
— Датчане к вам прислушались?
— Да, наши друзья полностью выполнили все рекомендации, и результат — налицо. — Педиатр помял пальцами меховой ворот полушубка, в который был одет стоящий рядом, мальчик. — Дети поменяли свою никудышную экипировку на добротные вещи, а в карманы и небольшие мешки распихали все остальные гостинцы.
— Как вы думаете, надолго ли им хватит заморских даров? — Лолита неопределенно развела пальцы и вывернула кисть, отдавая на откуп оператору остальное наполнение будущего сюжета.
— Нельзя исключать того, что их могут нагло ограбить и раздеть за первым же углом или же они сами поменяют свои вещи на какую-нибудь наркоту. Но если, Бог даст, все обойдется благополучно, то несколько десятков российских ребятишек будут долго и по-доброму вспоминать красный флаг с белым крестом. Лично я на это очень надеюсь. — Данилыч резанул внутренним ребром ладони по кадыку, обозначая свой цейтнот. — Все, милые, больше не могу. Поехали! Потом это подотрете! Давайте по машинам! Лолита, ты с нами?
— Да, Федя, мы проедемся по городу, чтобы оператор подснял еще несколько планов. — Руссо поспешила за Бороной, который вдруг сорвался с места и, подобно члену группы захвата, помчался к бежевому микроавтобусу «фольксваген», из которого уже призывно махал рукой Следов.
* * *
Автобус обогнул площадь, свернул на Садовую улицу и на подъезде к Невскому проспекту завяз в пробке, которые стали уже привычными для петербуржцев.
Автобус встал напротив туалета, общественного при советской власти, а в последние годы — платного.
Среди прохожих Лолита отметила трех ребятишек: все они были смуглые, со смоляными вьющимися волосами, несуразно и нищенски одетые и крайне возбужденные. Старшая, девочка лет восьми, исполняла что-то похожее на танец или, возможно, кого-то изображала. По возрасту за ней следовал мальчик лет семи — он восхищенно повторял движения сестры. Младший, без обуви, тоже, видимо, братишка, не старше пяти лет, двигался вприпрыжку в сторону Невского, потом резко поворачивался и выбирал обратное направление, которое спустя несколько шагов вновь изменял.
Оконное стекло было приоткрыто, и Руссо стала вслушиваться в детские голоса. Вначале ей показалось, что они говорят на иноземном языке, потом она различила почти сплошной мат и поняла, что именно на нем ребятишки и общаются.
Лолита заметила, что Данилыч тоже наблюдает за детьми, сочувственно скосив свои крупные желто-карие глаза.
Автобус двинулся. Но Руссо продолжала держать группу в поле зрения, пока ее не закрыл поток транспорта, несущегося по оставленному ими позади Невскому проспекту.
Глава 34. Больничные встречи
Несмотря на то что Виктор Сучетоков считался ветераном отделения ВИЧ-инфицированных, он каждый раз, оказавшись в кабинете главного врача, с тревогой покашивался на зарешеченное окно и с неизменным сладостным трепетом вспоминал случай, ставший причиной его зарешечивания.
Виктор Казимирович тогда, кажется, первым увидел милицейский «воронок», подкативший к их корпусу. Дверца отворилась. На тротуар соскочил милиционер. Следом показался молодой африканец. Носорог сразу оценил внешние достоинства иностранного гостя.
Через несколько минут новые действующие лица уже проникли в отделение и спросили Виктора, где им найти главврача. Сучетоков указал на застекленную дверь, и вскоре посетители скрылись в кабинете. Виктор тоже подошел к кабинету и приблизил лицо к маленькому просвету, давно процарапанному им в масляном покрытии дверного стекла.
Главврач сидел за столом. Африканец встал недалеко от входа, а милиционер приблизился к столу и положил перед врачом большой конверт. Медик достал адресованные ему бумаги, просмотрел их и со строгим сочувствием уставился на негра.
— Господин Али, результаты проведенных анализов оказали, что вы уже несколько лет больны СПИДом. — Врач сообщал больному приговор не спеша, но в то же время не оставляя в своей речи паузы, куда мог бы кто-то вклиниться. За свою многолетнюю практику медик говорил уже подобные слова не одному десятку жертв смертельной болезни.
— Мне не надо болезнь! — возопил Али.
— Если вас интересует примерная дата вашего заражения, — спокойно продолжил доктор, — то мы сможем вам ее указать в ближайшее время. Особенно, господин Али, если вы нам в этом слегка посодействуете.
— Нет, так не будет! — взорвался африканец новым криком. — Я не могла заболеть!
— Сейчас вам необходимо подписать некоторые документы. — Врач обратился к хорошо известным Сучетокову бумагам. — Чуть позже я объясню вам, что нам следует делать дальше.
На этот раз Али издал какой-то нечленораздельный звук, и Виктор увидел, как африканец сделал несколько шагов к окну, прыгнул и, разбив в полете стекла, исчез из поля зрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Старшие групп! — сказал Борона в мегафон. Лолиту всегда очаровывала театральность этого ироничного человека. Сколько проблем он себе приобрел, отстаивая права безнадзора, и все не унимался, постоянно придумывал что-то еще ради облегчения детских судеб. — Следите, чтобы после вас не оставалось мусора! Не позволяйте младшим разбрасывать апельсиновые корки, обертки и коробки. Помните, что вы за это отвечаете. Если останется беспорядок, гостинцев больше не ждите. Поняли? Выполняйте! Колька, ты мне что обещал? А ну убери за собой!
Последние строгие реплики относились к белокурому мальчику лет двенадцати. Он действительно учинил вокруг своей коробки наибольший хаос и теперь нагло-виноватым взглядом ответствовал педиатру.
— Данилыч, да я просто балдею от их простоты! — завопил Колька, перекрывая гомон толпы сиплым, срывающимся голосом. — Что они мне наложили? Апельсины, лимоны, конфеты? Что я — баба, что ли? А самолет зачем? Что я с ним буду делать? Пусть себе в жопу загонят!
— Колька, замолчи! — Федор оборвал смутьяна, напуская на себя суровость. — Мы с тобой потом обо всем потолкуем. Я тебя предупреждал, чтобы приходил только трезвым… Повторяю: тот, кто все получил, — уходит. Те, кому не донести самому, и те, кто боится, что у них по дороге все отнимут, смогут поехать с нами на автобусе. Денис, ты почему без коробки? — Это уже адресовалось мальчику лет одиннадцати, одетому в изорванную капроновую куртку с выпотрошенным наружу утеплителем. — Борис, обрати внимание на Нетакова, обеспечь его общим комплектом!
Руссо еще раз проинструктировала оператора, отошла от группы и завернула за угол дома. Здесь она увидела Колю: он водрузился на свою коробку и сладко затягивался сигаре-той. Рядом стоял другой мальчик, по виду моложе: у его ног валялся заношенный черный ватник, а сам он примерял темно-вишневую вельветовую куртку, подбитую голубым искусственным мехом. Руссо направилась к Махлаткину.
— Тебя Колей зовут? — Лолита подошла почти вплотную и пристально уставилась на подростка, про которого уже не раз слышала кошмарные истории от Бороны и Следова.
— Тебе чего надо? — Мальчик сощурился от дыма, наслаждаясь своей независимостью от неизвестной особы, и успокоил второго, тоже курящего мальчика: — Да кури ты, не стремайся — никто тебе ничего не сделает!
— Я на телевидении работаю, хочу про вас фильм сделать. — Руссо улыбнулась, присела рядом с Колей, достала сигарету и закурила. — Ты когда-нибудь снимался?
— Что? — Коля возмущенно выкатил большие блестящие темно-карие глаза, обретавшие особую выразительность благодаря светлым, крупно вьющимся волосам. — Ты на вокзал пойди — там снимаются, если тебе про них кино хочется сделать!
— Да ты не понял, Коля! — Лолита с досадой затянулась. У нее явно не получалось общаться с беднадзором в стиле Бороны. — Я имела в виду, снимали ли тебя на видеокамеру? Извини, если я тебя нечаянно обидела.
— А чего меня обижать? Я перед твоей камерой уже пять лет кувыркаюсь. — Коля засмеялся, блеснул своими оленьими глазами. Он докурил сигарету до фильтра и ловко отщелкнул его пальцем в пространство. Окурок закружился в полете и шлепнулся в лужу. Мальчик вытянул губы трубочкой и стал выпускать колечки дыма. Когда их набралось с дюжину, Коля выдохнул последнюю порцию дыма струёй, пронзившей клочковатые кольца. — Голым, что ли? А что делать заставишь?
— Да нет, мальчик, я имела в виду совсем другое! — Руссо испытывала смущение перед этим развращенным ребенком и одновременно жалость к нему. Девушка вспомнила, как в первые дни знакомства ей втолковывал Данилыч: «Мы не можем сказать такому ребенку: я тебя люблю! Потому что он понимает любовь только в одном значении и тотчас начинает покорно снимать штаны». — Я просто хотела задать тебе несколько вопросов, например, чем ты хочешь заниматься в жизни, кем стать?
— Я хочу работать с конкретными людьми и делать реальные дела, — с готовностью, словно отличник на уроке, быстро заговорил мальчик, направив себе в грудь оба больших пальца. — А по концовке хочу стать авторитетом, чтобы на моем примере все пацаны росли.
Лолита подумала, что без Бороны у нее вряд ли получится с первой, а то и со второй попытки добиться доверия у этих детей. Она поняла, что чувствует себя рядом с Махлаткиным и этим вторым, чересчур строго изучающим ее мальчиком совершенно наивной, причем не только в отношении секса, а и жизни в целом. Сколько раз этот ребенок оказывался, даже сам того не ведая, в зоне смертельного риска. Но кто же может из него вырасти, если уже сейчас, в двенадцать лет, он узнал то, о чем иные люди за всю свою жизнь даже ни разу не слышали?
— Ну что, Колька, дал интервью? Хочешь стать журналистом? — Появившийся Федор оказался для Руссо очень кстати. Оператор следовал за педиатром, полагая, очевидно, что и эти кадры пригодятся при монтаже. — Ты давай-ка, дружок, хотя бы школу закончи, а то совсем пропадешь и никаких следов после себя не оставишь. Тебе вещи все подошли?
— Ну да, спасибо, Данилыч, ты меня особенно шузами выручил — век не забуду! — Мальчик развел пальцы, словно хирург перед надеванием операционных перчаток, и благодарно, хотя и несколько шутовски, склонил голову, одновременно указывая своим жестом на черные кожаные сапожки. — А Следопыт, вишь, сбрую какую подогнал. — При этих словах мальчик похлопал по другому своему сегодняшнему приобретению — куртке-«казачок» из коричневого кожзаменителя, воротник и отвороты на рукавах у которой были из белого искусственного меха. — Теперь я у Гостинки заместо манекена на витрину залезу!
— Ты смотри, манекен, чтобы у тебя на Гостинке весь твой клевый прикид не сдернули! — Борона общался с безнадзором показательно-сурово, причем в такой степени, чтобы большинству из ребят становилось понятно, что этот тон — игровой. Федор подошел к девушке и, как всегда борясь со смехом, что еще больше забавляло зрителей, приосанился и отдал честь: — Шеф, почки сняты у десяти малолетних, легкие — у пятерых, мозги пока все на месте, но специалисты приходят к мнению, они чем-то скверным обработаны… Ну что, продолжим наше интервью?
— Нам хотелось бы снять забор крови, — с возможной серьезностью ответила Руссо. — При этом лучше выйти на площадь, чтобы были видны все участники.
Борона бережно взял журналистку под руку, и они пошли обратно к месту раздачи гостинцев, а к Данилычу уже стремились дети, которым, очевидно, чего-то не досталось или досталось не то, что бы хотелось.
— Ребята, все вопросы к Борису Артуровичу! Меня пока нет! Давай, Долорес, работать, потому что мы должны еще попасть в несколько точек, где беспризорники уже ждут добрых волшебников из НАТО.
— Данилыч, ты вроде говорил, будто возьмешь к себе в приют пацанов, которым тяжело живется? — Махлаткин ухитрялся во время речи выдувать из жвачки пузыри и звонко их хлопать. Коля направил оба указательных пальца в сторону мальчика в вельветовой куртке. — Так вот это мои лепший кореш, Олежа, и ему сейчас край как трудно. Устроишь его?
— Мы, Коля, на днях, наверное, все-таки получим помещение и, конечно, возьмем к себе тех, кто больше не может держаться. — Борона с серьезной улыбкой посмотрел Махлаткину в глаза. — Если Олег из таких — он, безусловно, будет у нас. А сам-то ты, Олег, что скажешь? Надо тебе в приют?
— Да я не знаю — ну чтобы поесть там нормально, ну выспаться, чтобы без крыс и маньяков. — Олег продолжал любоваться своей новой курткой, уже отношенной кем-то в далекой скандинавской стране. — Да я еще, вообще, в школе хочу поучиться.
— Хорошо, малыш, ты меня всегда можешь найти на любой из точек: у станций метро или на вокзалах. Спроси у пацанов: когда Данилыч приедет? Они тебе ответят. — Федор потрепал мальчика по бледной щеке, сунул в карман его куртки десять рублей и обернулся к Руссо: — Девушка, мы будем работать?
— Скажите, наши щедрые гости просто самаритяне или представляют какое-то благотворительное общество? — Лолита задала формальный вопрос, чтобы дать педиатру возможность сообщить зрителям об организаторах милосердной акции. Одновременно она с удовлетворением отметила, что оператор, в соответствии с ее предварительной командой, перевел объектив после ее вопроса на Данилыча.
— Все они — в высшей степени религиозные люди. Обратите внимание на господина, который раздает пенсионерам остатки вещей и еды. — Борона указал рукой на высокого средних лет мужчину с несколько воспаленным лицом. — Он их пастор.
— А какую веру они исповедуют? — Журналистка уже не беспокоилась о своей персоне и могла спокойно управлять оператором. Теперь ее (а значит, и оператора) интересовал пастор датской общины и пенсионеры, с благодарностями принимавшие зарубежные гостинцы.
— Мне сложно вам точно ответить, поскольку я не шибко владею английским языком. — Федор, пользуясь тем, что оказался вне зоны видеосъемки, состроил гримасу неуча и бестолково развел руками. — Но если я правильно понял, у них своеобразная иудейская вера, каким-то образом связанная с Христом, а цель всего движения вроде бы в том, чтобы собрать всех евреев в Израиль. Тогда, по их убеждению, наступит земной рай. Но имейте в виду, что я вполне мог что-то неверно понять, поэтому не беру на себя ответственность за то, что дал адекватное представление о религиозной доктрине наших гостей.
— А какова цель их теперешнего приезда? Посмотреть достопримечательности Санкт-Петербурга, принять участие в каком-нибудь мероприятии, просто развлечься? — Лолита еще раз порадовалась за оператора, догадавшегося «уйти» на Русский музей, памятник Пушкину и далее, по кругу, возвращавшегося к иностранцам, которые готовились к отъезду.
— Они забирают отсюда отъезжантов, как их раньше называли, и везут новых граждан Израиля к месту назначения через Скандинавию и всю Европу. Эта поездка является своеобразной формой реабилитации после шоковой, кризисной и обвальной жизни в России. — Врач иллюстрировал свою речь похлопываниями тыльной стороной ладони по горлу и тыканьем указательного пальца в локтевой сгиб. Руссо невольно улыбнулась ужимкам своего друга и предприняла усилие, чтобы вернуть голосу серьезный характер.
— А при чем же здесь русские дети? Впрочем, здесь есть и ребята из Азии, и даже мулаты, но, насколько я разбираюсь в национальных признаках, — ни одного еврейского отпрыска. — Журналист растопырила пальцы свободной левой руки и направила ее в сторону детей, командуя тем самым оператору сделать «наезды» на возбужденные и довольные детские лица. — Да и вряд ли таковые могут оказаться беспризорниками — еврейские семьи, как правило, благополучные, там стараются даже при тяжелых материальных условиях удержать детей в семье, а не отпускать их на вольные хлеба.
— Именно этот пункт и есть наиболее интересный в путешествии датчан. Они пользуются любой возможностью совершить доброе дело, которое, по их мнению, заключается в том, чтобы оказать помощь тем, кто в ней остро нуждается, но сам для себя ничего сделать не может. — Данилыч заметил, что его окружают дети, которым уже стали неинтересны щедрые иностранцы, и опустил руки на: плечи прильнувших к нему знакомцев по ночным рейдам. — Датчане каким-то образом вышли на меня, позвонили, сообщили примерную дату приезда и спросили, как реально могут помочь питерскому беспризору.
— И что вы им ответили? — Лолита обнаружила себя тоже в кольце ребятишек и махнула оператору: камера плавно «перешла» на оживленную группу.
— Во-первых, целесообразно доставить помощь в виде посылок, которые дети в состоянии так или иначе унести с собой или на себе; во-вторых, необходимо вручать подарки из рук в руки. — Борона потрясал в воздухе рукой, поочередно загибая пальцы. — В-третьих, надо укомплектовать посылки действительно полезными вещами — одеждой, обувью, витаминами, калорийными продуктами; в-четвертых, нужно все это подбирать для определенных возрастных групп.
— Датчане к вам прислушались?
— Да, наши друзья полностью выполнили все рекомендации, и результат — налицо. — Педиатр помял пальцами меховой ворот полушубка, в который был одет стоящий рядом, мальчик. — Дети поменяли свою никудышную экипировку на добротные вещи, а в карманы и небольшие мешки распихали все остальные гостинцы.
— Как вы думаете, надолго ли им хватит заморских даров? — Лолита неопределенно развела пальцы и вывернула кисть, отдавая на откуп оператору остальное наполнение будущего сюжета.
— Нельзя исключать того, что их могут нагло ограбить и раздеть за первым же углом или же они сами поменяют свои вещи на какую-нибудь наркоту. Но если, Бог даст, все обойдется благополучно, то несколько десятков российских ребятишек будут долго и по-доброму вспоминать красный флаг с белым крестом. Лично я на это очень надеюсь. — Данилыч резанул внутренним ребром ладони по кадыку, обозначая свой цейтнот. — Все, милые, больше не могу. Поехали! Потом это подотрете! Давайте по машинам! Лолита, ты с нами?
— Да, Федя, мы проедемся по городу, чтобы оператор подснял еще несколько планов. — Руссо поспешила за Бороной, который вдруг сорвался с места и, подобно члену группы захвата, помчался к бежевому микроавтобусу «фольксваген», из которого уже призывно махал рукой Следов.
* * *
Автобус обогнул площадь, свернул на Садовую улицу и на подъезде к Невскому проспекту завяз в пробке, которые стали уже привычными для петербуржцев.
Автобус встал напротив туалета, общественного при советской власти, а в последние годы — платного.
Среди прохожих Лолита отметила трех ребятишек: все они были смуглые, со смоляными вьющимися волосами, несуразно и нищенски одетые и крайне возбужденные. Старшая, девочка лет восьми, исполняла что-то похожее на танец или, возможно, кого-то изображала. По возрасту за ней следовал мальчик лет семи — он восхищенно повторял движения сестры. Младший, без обуви, тоже, видимо, братишка, не старше пяти лет, двигался вприпрыжку в сторону Невского, потом резко поворачивался и выбирал обратное направление, которое спустя несколько шагов вновь изменял.
Оконное стекло было приоткрыто, и Руссо стала вслушиваться в детские голоса. Вначале ей показалось, что они говорят на иноземном языке, потом она различила почти сплошной мат и поняла, что именно на нем ребятишки и общаются.
Лолита заметила, что Данилыч тоже наблюдает за детьми, сочувственно скосив свои крупные желто-карие глаза.
Автобус двинулся. Но Руссо продолжала держать группу в поле зрения, пока ее не закрыл поток транспорта, несущегося по оставленному ими позади Невскому проспекту.
Глава 34. Больничные встречи
Несмотря на то что Виктор Сучетоков считался ветераном отделения ВИЧ-инфицированных, он каждый раз, оказавшись в кабинете главного врача, с тревогой покашивался на зарешеченное окно и с неизменным сладостным трепетом вспоминал случай, ставший причиной его зарешечивания.
Виктор Казимирович тогда, кажется, первым увидел милицейский «воронок», подкативший к их корпусу. Дверца отворилась. На тротуар соскочил милиционер. Следом показался молодой африканец. Носорог сразу оценил внешние достоинства иностранного гостя.
Через несколько минут новые действующие лица уже проникли в отделение и спросили Виктора, где им найти главврача. Сучетоков указал на застекленную дверь, и вскоре посетители скрылись в кабинете. Виктор тоже подошел к кабинету и приблизил лицо к маленькому просвету, давно процарапанному им в масляном покрытии дверного стекла.
Главврач сидел за столом. Африканец встал недалеко от входа, а милиционер приблизился к столу и положил перед врачом большой конверт. Медик достал адресованные ему бумаги, просмотрел их и со строгим сочувствием уставился на негра.
— Господин Али, результаты проведенных анализов оказали, что вы уже несколько лет больны СПИДом. — Врач сообщал больному приговор не спеша, но в то же время не оставляя в своей речи паузы, куда мог бы кто-то вклиниться. За свою многолетнюю практику медик говорил уже подобные слова не одному десятку жертв смертельной болезни.
— Мне не надо болезнь! — возопил Али.
— Если вас интересует примерная дата вашего заражения, — спокойно продолжил доктор, — то мы сможем вам ее указать в ближайшее время. Особенно, господин Али, если вы нам в этом слегка посодействуете.
— Нет, так не будет! — взорвался африканец новым криком. — Я не могла заболеть!
— Сейчас вам необходимо подписать некоторые документы. — Врач обратился к хорошо известным Сучетокову бумагам. — Чуть позже я объясню вам, что нам следует делать дальше.
На этот раз Али издал какой-то нечленораздельный звук, и Виктор увидел, как африканец сделал несколько шагов к окну, прыгнул и, разбив в полете стекла, исчез из поля зрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37