Мы идем по графику.
– Хорошо. – Он повернулся к Дону Черри. – А как «Коридор»?
Черри откинулся на спинку стула, сияя, и скрестил руки на животе.
– Рад вам сообщить, – сказал он, – что уже тридцать минут, как «Коридор» работает фантастически!
– Ну да?
– Отличная новость!
– Больше никто не блевал?
– Слушай, я тебя умоляю – не надо вспоминать древние истории.
– Погоди-погоди! – встрепенулся Марк Ливайн. – Кто это там блевал?
– Мерзкая сплетня. Тогда – это тогда, а сейчас – это сейчас. Главное – это то, что полчаса назад мы вычислили причину запаздывания, и вся система функционирует прекрасно. Мы можем войти в любую базу данных и развернуть ее в трехмерное двадцатичетырехцветное пространство в реальном времени. Можно работать с любой базой данных в мире.
– И работает стабильно?
– Как скала!
– А вы рассчитывали на эксплуатацию дураком?
– Пуленепробиваемая система.
– И вы готовы провести демонстрацию для «Конли»?
– Они обалдеют, – сказал Черри. – Глазам своим не поверят, так их распротак.
* * *
Выходя из конференц-зала, Сандерс наткнулся на группу чиновников из «Конли-Уайт», сопровождаемых Бобом Гарвином.
Роберт Т. Гарвин выглядел так, как мечтает выглядеть на обложке журнала «Форчун» любой начальник. Ему было пятьдесят девять лет. Он имел приятную внешность, черты его лица были резкими и волевыми, а волосы всегда выглядели, будто растрепанные ветром, как если бы обладатель только что вернулся с рыбалки в Монтане или с воскресной парусной прогулки на Сан-Хуане. В былые времена он, как и все, даже в офисе носил джинсы и грубые рабочие рубашки, но сейчас он предпочитал темно-синие костюмы от Карачени. Это была только одна из многих перемен, которые его сотрудники начинали замечать за ним в течение последних трех лет – со времени смерти его дочери.
Грубый и бесцеремонный в беседе с глазу на глаз, Гарвин был само очарование на публике. Сопровождая чиновников из «Конли-Уайт», он любезно объяснял:
– Здесь, на третьем этаже, у нас расположены производственно-технические подразделения и лаборатории новой продукции. А, Том! Отлично. – Полуобняв Сандерса одной рукой, он представил его: – А это Том Сандерс, наш менеджер по перспективным изделиям. Один из тех блестящих молодых парней, которые сделали нашу фирму тем, чем она стала сейчас. Том, познакомься, – это Эд Николс, финансовый директор «Конли-Уайт»… Николс, худощавый, с орлиным профилем, человек лет сорока восьми, держал голову откинутой назад так, что создавалось впечатление, будто он отшатнулся от чего-то скверно пахнущего. Он посмотрел на Сандерса вдоль своего носа через очки с низким фокусом и с некоторым неодобрением официально пожал ему руку.
– Мистер Сандерс!
– Мистер Николс!
– …Это – Джон Конли, племянник основателя фирмы, ее вице-президент…
Сандерс повернулся к коренастому, атлетически сложенному человеку лет под тридцать. Очки в стальной оправе. Костюм от Армани. Твердое рукопожатие. Серьезное лицо. На Сандерса Конли произвел впечатление богатого и решительного человека.
– Привет, Том.
– Привет, Джон.
– …Джим Дейли из «Голдмен и Сахс»… Лысеющий, худой, смахивающий на аиста и одетый в костюм в тоненькую полоску, Дейли производил впечатление рассеянного, заторможенного человека. Рукопожатие он сопроводил коротким кивком.
– …Ну и, конечно, Мередит Джонсон, из Купертино.
Она была намного красивее, чем представлялась в воспоминаниях. И какая-то неуловимо другая. Старше, конечно, – «гусиные лапки» в уголках глаз, морщинки на лбу… Зато сейчас она стояла прямее, и в ней была та уверенность, что ассоциировалась для Сандерса с близостью к власти. Темно-синий костюм, светлые волосы, большие глаза. И невероятно длинные ресницы. Все это ушло почему-то из памяти.
– Здравствуй, Том, рада тебя видеть снова. – Теплая улыбка. И ее духи…
– И я рад тебя видеть, Мередит.
Она отпустила его руку, и группа, во главе с Гарвином, отправилась дальше.
– Так, а прямо впереди у нас ВИС. Ее работу мы посмотрим завтра.
Марк Ливайн вышел из конференц-зала и спросил у Сандерса: – Что, посмотрел альбом «Их разыскивает полиция»?
– Вроде того.
Ливайн посмотрел им вслед.
– Трудно поверить, что эти ребята станут заправлять в фирме, – пожаловался он. – Я сегодня проводил для них брифинг, так, веришь, они ничегошеньки не знают. Жуть! Когда группа дошла до конца холла, Мередит Джонсон обернулась и, глядя на Сандерса, прошевелила губами:
– Я тебе позвоню.
Затем она лучезарно улыбнулась и вышла. Ливайн вздохнул.
– А я бы сказал, Том, что у тебя очень тесные отношения с начальством.
– Может, и так. – Вот только понять не могу, что же в ней нашел Гарвин.
– Ну, надо отдать ей должное, она здорово выглядит, – сказал Сандерс.
Ливайн отвернулся.
– Посмотрим, – сказал он, – посмотрим…
* * *
В двадцать минут первого Сандерс вышел из своего кабинета на четвертом этаже и направился к лестнице, чтобы спуститься в главный конференц-зал на ленч. По коридору, заглядывая в один кабинет за другим, шла медсестра в накрахмаленном халате.
– Да где же он? – спрашивала она про себя, качая головой. – Ну только что был здесь.
– Кто? – поинтересовался Сандерс. ;
– Профессор, – ответила она, сдувая упавшую на глаза прядь волос. – Его ни на минуту невозможно оставить!
– Какой профессор? – спросил Сандерс, но, когда услышал женское хихиканье из дальней комнаты, сам ответил на свой вопрос: – Профессор Дорфман?
– Ну да, профессор Дорфман, – подтвердила медсестра, гневно кивнув, и заторопилась в сторону источника хихиканья.
Сандерс пристроился за ней. Макс Дорфман был немецким консультантом по менеджменту и сейчас находился в весьма преклонном возрасте. Время от времени он читал лекции во всех мало-мальски значительных бизнес-школах Америки и заработал репутацию гуру Гуру – учитель, наставник
среди персонала технологических фирм. На протяжении большей части восьмидесятых годов он работал с членами совета директоров «ДиджиКом», придавал престиж вновь образованной компании Гарвина. Все это время он был ментором Сандерса. Фактически это Дорфман восемь лет назад убедил Сандерса уехать из Купертино и перебраться в Сиэтл.
– А я и не предполагал, что он еще жив, – сказал Сандерс.
– «Жив» – не то слово, – ответила медсестра.
– Ему должно быть уже девяносто?
– Ну, он ведет себя так, будто ему ни на день не больше восьмидесяти пяти.
Когда они подошли к комнате, оттуда, навстречу им, вышла Мери Энн Хантер. Она успела переодеться в блузку и юбку и широко улыбалась с таким видом, будто только что вышла от любовника.
– Том, – сказала она, – ты ни за что не угадаешь, кто здесь!
– Макс, – сказал Сандерс.
– Точно! Ой, Том, его нужно видеть – он все такой же.
– Не сомневаюсь, что это так, – сказал Сандерс. Даже не входя в комнату, он почувствовал запах табачного дыма.
– Ну же, профессор, – сурово сказала сиделка и вошла в комнату. Сандерс заглянул внутрь – в одну из комнат отдыха для персонала. Кресло-каталка Дорфмана было придвинуто к столу, стоявшему в центре комнаты, и окружено хорошенькими женщинами. Они наперебой щебетали, а сидевший в середине Дорфман счастливо улыбался, куря сигарету, вставленную в длинный мундштук.
– Что он здесь делает? – спросил Сандерс.
– Гарвин привез его для консультаций по поводу слияния, – ответила Хантер. – Ты что, не зайдешь поздороваться?
– О Боже, – сказал Сандерс. – Ты же знаешь Макса! Он кого угодно с ума сведет.
Профессор любил бросать вызов традиционному мышлению, но не в лоб. У него была ироничная манера разговора – вызывающая и шутливая одновременно. Он не чурался противоречий и не стеснялся приврать. Когда же его ловили на лжи, он тут же соглашался: «А и правда. О чем я только думал?» – и продолжал говорить в своей раздражающе уклончивой манере. Он никогда не говорил прямо, что имеет в виду: делать выводы он предоставлял собеседнику. Его, сумбурные семинары оставляли администраторов в смущении и изнеможении.
– Но вы же были такими друзьями, – удивилась Хантер, глядя на Сандерса. – Я уверена, что он захочет с тобой поздороваться.
– Сейчас он занят. Может быть, попозже. – Сандерс посмотрел на часы. – Тем более, мы опаздываем на ленч.
Он пошел по коридору дальше. Хантер, нахмурившись, пошла с ним.
– Он всегда доводил тебя до белого каления, да?
– Он кого угодно доведет до белого каления. Это как раз то, что он умеет делать лучше всего.
Мери Энн озадаченно посмотрела на Сандерса, собралась было что-то добавить, но передумала.
– А по мне, он – ничего.
– У меня просто не то настроение, чтобы разговаривать с ним, – сказал Сандерс. – Может, позже, но не сейчас.
И они стали спускаться по лестнице на первый этаж.
* * *
В соответствии с принципами сугубой функциональности, принятыми большинством технологических фирм, в «ДиджиКом» не было обшей столовой. Обеденный перерыв сотрудники проводили в местных ресторанах, чаще всего в ближайшем, под названием «Иль Терраццо». Но сейчас необходимость хранить в секрете факт слияния вынудила руководство организовать ленч в большом, отделанном деревом, конференц-зале на первом этаже. В двенадцать тридцать, когда сюда собрались главные управляющие техническо-инженерными подразделениями «ДиджиКом», чиновники из «Конли-Уайт» и банкиры из «Голдмен и Сахс», зал был переполнен. Демократичные нравы фирмы не предусматривали закрепленных за сотрудниками в соответствии с занимаемой должностью мест, но верхушка администрации «Конли-Уайт» сгруппировалась вокруг Гарвина у одного конца стола в передней части зала. Могущественного конца стола.
Сандерс присел на противоположном конце и был удивлен, когда справа от него села Стефани Каплан. Она обычно садилась ближе к Гарвину, Сандерс явно находился ниже по табели о рангах. Слева от Сандерса пристроился начальник кадровой службы Билл Эвертс – неплохой парень, хотя и несколько скучноватый. Пока официанты, одетые в белые куртки, сервировали стол, Сандерс поговорил о рыбной ловле на Оркас-Айленд, что было страстью Эвертса. Каплан, как обычно, большую часть ленча просидела молча, погрузившись, казалось, в свои мысли.
Сандерс решил, что не уделяет достаточно внимания Стефани. Ближе к концу ленча он повернулся к ней и спросил:
– Стефани, я заметил, что в последние месяцы вы стали бывать в Сиэтле почаще. Это из-за слияния?
– Нет, – улыбнулась она. – Мой сын недавно поступил здесь в университет, и мне хочется чаще видеться с ним.
– А что он изучает?
– Химию. Хочет специализироваться в области прикладной химии. Похоже, это многообещающая отрасль.
– Да, я тоже слышал.
– Я не понимаю больше половины из того, что он говорит. Забавно, когда твой ребенок знает больше, чем ты.
Сандерс кивнул, соображая, о чем еще спросить. Это было нелегко: хотя он многие годы сидел вместе с Каплан на совещаниях, о ее личной жизни он почти ничего не знал. Она была замужем за профессором государственного университета Сан-Хосе, читавшем курс экономики, – круглолицым усатым человеком веселого нрава. Когда они ходили куда-нибудь вместе, профессор говорил за двоих, в то время как Стефани предпочитала молчать. Она была высокой, костлявой и неуклюжей женщиной, которая, казалось, смирилась со своей малой общительностью. О ней говорили как об очень незаурядном игроке в гольф, – во всяком случае, достаточно искусном, чтобы Гарвин никогда не играл против нее. Для хорошо знавших ее сотрудников неудивительно было, что она часто обыгрывает Гарвина; злые языки даже говорили, что она слишком мало проигрывает для того, чтобы получать повышения.
Хотя Гарвин и недолюбливал Стефани, у него и в мыслях не было ее уволить. Преданность компании этой бесцветной, не знающей усталости и не понимающей юмора женщины уже стала легендой: она каждый вечер засиживалась допоздна и проводила на работе многие выходные. Даже когда она несколько лет назад заболела раком, она отказалась взять отпуск хотя бы на один день. С опухолью она, по-видимому, справилась; во всяком случае, Сандерсу
больше ничего об этом не слышал. Но этот эпизод, казалось, еще более усилил зацикленность Каплан на ее обезличенном труде, привязал ее к цифрам и таблицам и подчеркнул ее природную склонность трудиться где-нибудь на заднем плане. Не один менеджер, приходя утром на работу, обнаруживал, что выпестованный им проект беспощадно зарезан «бомбардировщиком Стеле» безо всяких объяснений причин. Так что ее склонность держаться в тени была не только следствием ее нелюдимости, но и напоминанием о власти, которую Каплан имела в фирме, и о том, какими методами она этой власти добилась. Она была по-своему таинственной – и потенциально опасной.
Пока Сандерс мучительно подыскивал тему для разговора, Каплан сама наклонилась к нему и, конфиденциально понизив голос, сказала:
– На утреннем совещании, Том, я просто не знала, как вас подбодрить. Но я надеюсь, что с вами все в порядке. Я имею в виду эту новую реорганизацию.
Сандерс с трудом скрыл свое удивление: за двенадцать лет Каплан впервые так доверительно говорила с ним. Ему стало интересно, почему она сделала это сейчас. На всякий случай он насторожился, не зная, как реагировать.
– Да, это было полной неожиданностью, – сказал он. Каплан посмотрела ему в глаза.
– Это было неожиданно для многих из нас, – негромко сказала она. – В Купертино был большой шум. Очень многие оспаривают решение Гарвина.
Сандерс нахмурился – никогда еще Каплан не высказывалась критически в адрес Гарвина. Никогда. А сейчас? Она что, проверяет его? Сандерс промолчал и уткнулся в тарелку.
– Могу себе представить, как вам не по себе из-за такой перестановки кадров.
– Это только оттого, что все произошло как гром с ясного неба.
Каплан посмотрела на него со странным выражением лица, как будто он ее чем-то разочаровал. Затем кивнула.
– Это всегда бывает при слияниях. – Теперь ее голос уже не был таким доверительным. – Я работала в «КомпьюСофт». когда они соединились с «СиманТек», и все было точно так же: объявления в последнюю минуту, изменения в штатном расписании. Работу то обещают, то отнимают. Все несколько недель чувствовали себя подвешенными в воздухе… Нелегко объединить две большие организации – особенно такие, как наши. Да и разница в принципах управления слишком велика. Гарвин хочет как-то к ним приноровиться. – Она махнула рукой в сторону конца стола, где сидел Гарвин. – Вы только посмотрите на них! Все люди из «Конли» носят костюмы. У нас костюмов не носит никто, если не считать юрисконсультов.
– Так они с Восточного побережья, – напомнил Сандерс.
– Не так все просто. «Конли-Уайт» любит представлять себя как многоотраслевую компанию, хотя на самом; деле не такие они значительные. Начинали они с учебников. Дело это выгодное, но приходится продавать книги и в Техасе, и в Огайо, и в Теннесси. Во многих штатах сильны консервативные традиции. Так что, в соответствии с опытом и инстинктом, «Конли» тоже консервативна. Они идут на это слияние только потому, что нуждаются в обладании высокими технологиями, которые помогут им во всеоружии войти в следующее столетие. Но вместе с тем им не импонирует идея работы с молодой компанией, в которой сотрудники ходят в джинсах и футболках и обращаются друг к другу на «ты». Они просто в шоке. Кроме того, – снова понизила голос Каплан, – Гарвину приходится считаться и с течениями внутри самой «Конли-Уайт».
– Какими течениями?
Каплан снова кивнула головой в сторону другого конца стола.
– Как вы могли заметить, здесь нет их президента. «Великий человек» не почтил нас своим присутствием. Он не покажется до конца недели, а пока прислал своих любимчиков. Самый главный из них – Эд Николс, финансовый директор.
Сандерс взглянул на настороженно поглядывающего по сторонам остролицего человека, с которым он уже виделся.
– Николс не хочет покупать нашу компанию, – продолжала Каплан. – Он считает, что нас переоценивают и что у нас маловато силенок. В прошлом году он пробовал создать стратегический альянс с «Майкрософт», но Гейтс ему отказал. Тогда Николс попробовал было купить «ИнтерДиск», но тоже промахнулся: слишком много проблем, да и «ИнтерДиск» оскандалился, когда в прессе появились материалы о несправедливо уволенном сотруднике. И вот они остановились на нас, хотя Эд и не в восторге.
– Да, восторженным он определенно не выглядит, – согласился Сандерс.
– В основном это оттого, что он терпеть не может мальчишку Конли.
Джон Конли, очкастый молодой юрист, сидел рядом с Николсом. Заметно моложе всех окружающих, он энергично что-то говорил, тыча вилкой в воздух так, будто указывал на Николса.
– Эд Николс думает, что Конли полный кретин.
– Но ведь Конли всего-навсего вице-президент, – возразил Сандерс, – и не имеет особой власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Хорошо. – Он повернулся к Дону Черри. – А как «Коридор»?
Черри откинулся на спинку стула, сияя, и скрестил руки на животе.
– Рад вам сообщить, – сказал он, – что уже тридцать минут, как «Коридор» работает фантастически!
– Ну да?
– Отличная новость!
– Больше никто не блевал?
– Слушай, я тебя умоляю – не надо вспоминать древние истории.
– Погоди-погоди! – встрепенулся Марк Ливайн. – Кто это там блевал?
– Мерзкая сплетня. Тогда – это тогда, а сейчас – это сейчас. Главное – это то, что полчаса назад мы вычислили причину запаздывания, и вся система функционирует прекрасно. Мы можем войти в любую базу данных и развернуть ее в трехмерное двадцатичетырехцветное пространство в реальном времени. Можно работать с любой базой данных в мире.
– И работает стабильно?
– Как скала!
– А вы рассчитывали на эксплуатацию дураком?
– Пуленепробиваемая система.
– И вы готовы провести демонстрацию для «Конли»?
– Они обалдеют, – сказал Черри. – Глазам своим не поверят, так их распротак.
* * *
Выходя из конференц-зала, Сандерс наткнулся на группу чиновников из «Конли-Уайт», сопровождаемых Бобом Гарвином.
Роберт Т. Гарвин выглядел так, как мечтает выглядеть на обложке журнала «Форчун» любой начальник. Ему было пятьдесят девять лет. Он имел приятную внешность, черты его лица были резкими и волевыми, а волосы всегда выглядели, будто растрепанные ветром, как если бы обладатель только что вернулся с рыбалки в Монтане или с воскресной парусной прогулки на Сан-Хуане. В былые времена он, как и все, даже в офисе носил джинсы и грубые рабочие рубашки, но сейчас он предпочитал темно-синие костюмы от Карачени. Это была только одна из многих перемен, которые его сотрудники начинали замечать за ним в течение последних трех лет – со времени смерти его дочери.
Грубый и бесцеремонный в беседе с глазу на глаз, Гарвин был само очарование на публике. Сопровождая чиновников из «Конли-Уайт», он любезно объяснял:
– Здесь, на третьем этаже, у нас расположены производственно-технические подразделения и лаборатории новой продукции. А, Том! Отлично. – Полуобняв Сандерса одной рукой, он представил его: – А это Том Сандерс, наш менеджер по перспективным изделиям. Один из тех блестящих молодых парней, которые сделали нашу фирму тем, чем она стала сейчас. Том, познакомься, – это Эд Николс, финансовый директор «Конли-Уайт»… Николс, худощавый, с орлиным профилем, человек лет сорока восьми, держал голову откинутой назад так, что создавалось впечатление, будто он отшатнулся от чего-то скверно пахнущего. Он посмотрел на Сандерса вдоль своего носа через очки с низким фокусом и с некоторым неодобрением официально пожал ему руку.
– Мистер Сандерс!
– Мистер Николс!
– …Это – Джон Конли, племянник основателя фирмы, ее вице-президент…
Сандерс повернулся к коренастому, атлетически сложенному человеку лет под тридцать. Очки в стальной оправе. Костюм от Армани. Твердое рукопожатие. Серьезное лицо. На Сандерса Конли произвел впечатление богатого и решительного человека.
– Привет, Том.
– Привет, Джон.
– …Джим Дейли из «Голдмен и Сахс»… Лысеющий, худой, смахивающий на аиста и одетый в костюм в тоненькую полоску, Дейли производил впечатление рассеянного, заторможенного человека. Рукопожатие он сопроводил коротким кивком.
– …Ну и, конечно, Мередит Джонсон, из Купертино.
Она была намного красивее, чем представлялась в воспоминаниях. И какая-то неуловимо другая. Старше, конечно, – «гусиные лапки» в уголках глаз, морщинки на лбу… Зато сейчас она стояла прямее, и в ней была та уверенность, что ассоциировалась для Сандерса с близостью к власти. Темно-синий костюм, светлые волосы, большие глаза. И невероятно длинные ресницы. Все это ушло почему-то из памяти.
– Здравствуй, Том, рада тебя видеть снова. – Теплая улыбка. И ее духи…
– И я рад тебя видеть, Мередит.
Она отпустила его руку, и группа, во главе с Гарвином, отправилась дальше.
– Так, а прямо впереди у нас ВИС. Ее работу мы посмотрим завтра.
Марк Ливайн вышел из конференц-зала и спросил у Сандерса: – Что, посмотрел альбом «Их разыскивает полиция»?
– Вроде того.
Ливайн посмотрел им вслед.
– Трудно поверить, что эти ребята станут заправлять в фирме, – пожаловался он. – Я сегодня проводил для них брифинг, так, веришь, они ничегошеньки не знают. Жуть! Когда группа дошла до конца холла, Мередит Джонсон обернулась и, глядя на Сандерса, прошевелила губами:
– Я тебе позвоню.
Затем она лучезарно улыбнулась и вышла. Ливайн вздохнул.
– А я бы сказал, Том, что у тебя очень тесные отношения с начальством.
– Может, и так. – Вот только понять не могу, что же в ней нашел Гарвин.
– Ну, надо отдать ей должное, она здорово выглядит, – сказал Сандерс.
Ливайн отвернулся.
– Посмотрим, – сказал он, – посмотрим…
* * *
В двадцать минут первого Сандерс вышел из своего кабинета на четвертом этаже и направился к лестнице, чтобы спуститься в главный конференц-зал на ленч. По коридору, заглядывая в один кабинет за другим, шла медсестра в накрахмаленном халате.
– Да где же он? – спрашивала она про себя, качая головой. – Ну только что был здесь.
– Кто? – поинтересовался Сандерс. ;
– Профессор, – ответила она, сдувая упавшую на глаза прядь волос. – Его ни на минуту невозможно оставить!
– Какой профессор? – спросил Сандерс, но, когда услышал женское хихиканье из дальней комнаты, сам ответил на свой вопрос: – Профессор Дорфман?
– Ну да, профессор Дорфман, – подтвердила медсестра, гневно кивнув, и заторопилась в сторону источника хихиканья.
Сандерс пристроился за ней. Макс Дорфман был немецким консультантом по менеджменту и сейчас находился в весьма преклонном возрасте. Время от времени он читал лекции во всех мало-мальски значительных бизнес-школах Америки и заработал репутацию гуру Гуру – учитель, наставник
среди персонала технологических фирм. На протяжении большей части восьмидесятых годов он работал с членами совета директоров «ДиджиКом», придавал престиж вновь образованной компании Гарвина. Все это время он был ментором Сандерса. Фактически это Дорфман восемь лет назад убедил Сандерса уехать из Купертино и перебраться в Сиэтл.
– А я и не предполагал, что он еще жив, – сказал Сандерс.
– «Жив» – не то слово, – ответила медсестра.
– Ему должно быть уже девяносто?
– Ну, он ведет себя так, будто ему ни на день не больше восьмидесяти пяти.
Когда они подошли к комнате, оттуда, навстречу им, вышла Мери Энн Хантер. Она успела переодеться в блузку и юбку и широко улыбалась с таким видом, будто только что вышла от любовника.
– Том, – сказала она, – ты ни за что не угадаешь, кто здесь!
– Макс, – сказал Сандерс.
– Точно! Ой, Том, его нужно видеть – он все такой же.
– Не сомневаюсь, что это так, – сказал Сандерс. Даже не входя в комнату, он почувствовал запах табачного дыма.
– Ну же, профессор, – сурово сказала сиделка и вошла в комнату. Сандерс заглянул внутрь – в одну из комнат отдыха для персонала. Кресло-каталка Дорфмана было придвинуто к столу, стоявшему в центре комнаты, и окружено хорошенькими женщинами. Они наперебой щебетали, а сидевший в середине Дорфман счастливо улыбался, куря сигарету, вставленную в длинный мундштук.
– Что он здесь делает? – спросил Сандерс.
– Гарвин привез его для консультаций по поводу слияния, – ответила Хантер. – Ты что, не зайдешь поздороваться?
– О Боже, – сказал Сандерс. – Ты же знаешь Макса! Он кого угодно с ума сведет.
Профессор любил бросать вызов традиционному мышлению, но не в лоб. У него была ироничная манера разговора – вызывающая и шутливая одновременно. Он не чурался противоречий и не стеснялся приврать. Когда же его ловили на лжи, он тут же соглашался: «А и правда. О чем я только думал?» – и продолжал говорить в своей раздражающе уклончивой манере. Он никогда не говорил прямо, что имеет в виду: делать выводы он предоставлял собеседнику. Его, сумбурные семинары оставляли администраторов в смущении и изнеможении.
– Но вы же были такими друзьями, – удивилась Хантер, глядя на Сандерса. – Я уверена, что он захочет с тобой поздороваться.
– Сейчас он занят. Может быть, попозже. – Сандерс посмотрел на часы. – Тем более, мы опаздываем на ленч.
Он пошел по коридору дальше. Хантер, нахмурившись, пошла с ним.
– Он всегда доводил тебя до белого каления, да?
– Он кого угодно доведет до белого каления. Это как раз то, что он умеет делать лучше всего.
Мери Энн озадаченно посмотрела на Сандерса, собралась было что-то добавить, но передумала.
– А по мне, он – ничего.
– У меня просто не то настроение, чтобы разговаривать с ним, – сказал Сандерс. – Может, позже, но не сейчас.
И они стали спускаться по лестнице на первый этаж.
* * *
В соответствии с принципами сугубой функциональности, принятыми большинством технологических фирм, в «ДиджиКом» не было обшей столовой. Обеденный перерыв сотрудники проводили в местных ресторанах, чаще всего в ближайшем, под названием «Иль Терраццо». Но сейчас необходимость хранить в секрете факт слияния вынудила руководство организовать ленч в большом, отделанном деревом, конференц-зале на первом этаже. В двенадцать тридцать, когда сюда собрались главные управляющие техническо-инженерными подразделениями «ДиджиКом», чиновники из «Конли-Уайт» и банкиры из «Голдмен и Сахс», зал был переполнен. Демократичные нравы фирмы не предусматривали закрепленных за сотрудниками в соответствии с занимаемой должностью мест, но верхушка администрации «Конли-Уайт» сгруппировалась вокруг Гарвина у одного конца стола в передней части зала. Могущественного конца стола.
Сандерс присел на противоположном конце и был удивлен, когда справа от него села Стефани Каплан. Она обычно садилась ближе к Гарвину, Сандерс явно находился ниже по табели о рангах. Слева от Сандерса пристроился начальник кадровой службы Билл Эвертс – неплохой парень, хотя и несколько скучноватый. Пока официанты, одетые в белые куртки, сервировали стол, Сандерс поговорил о рыбной ловле на Оркас-Айленд, что было страстью Эвертса. Каплан, как обычно, большую часть ленча просидела молча, погрузившись, казалось, в свои мысли.
Сандерс решил, что не уделяет достаточно внимания Стефани. Ближе к концу ленча он повернулся к ней и спросил:
– Стефани, я заметил, что в последние месяцы вы стали бывать в Сиэтле почаще. Это из-за слияния?
– Нет, – улыбнулась она. – Мой сын недавно поступил здесь в университет, и мне хочется чаще видеться с ним.
– А что он изучает?
– Химию. Хочет специализироваться в области прикладной химии. Похоже, это многообещающая отрасль.
– Да, я тоже слышал.
– Я не понимаю больше половины из того, что он говорит. Забавно, когда твой ребенок знает больше, чем ты.
Сандерс кивнул, соображая, о чем еще спросить. Это было нелегко: хотя он многие годы сидел вместе с Каплан на совещаниях, о ее личной жизни он почти ничего не знал. Она была замужем за профессором государственного университета Сан-Хосе, читавшем курс экономики, – круглолицым усатым человеком веселого нрава. Когда они ходили куда-нибудь вместе, профессор говорил за двоих, в то время как Стефани предпочитала молчать. Она была высокой, костлявой и неуклюжей женщиной, которая, казалось, смирилась со своей малой общительностью. О ней говорили как об очень незаурядном игроке в гольф, – во всяком случае, достаточно искусном, чтобы Гарвин никогда не играл против нее. Для хорошо знавших ее сотрудников неудивительно было, что она часто обыгрывает Гарвина; злые языки даже говорили, что она слишком мало проигрывает для того, чтобы получать повышения.
Хотя Гарвин и недолюбливал Стефани, у него и в мыслях не было ее уволить. Преданность компании этой бесцветной, не знающей усталости и не понимающей юмора женщины уже стала легендой: она каждый вечер засиживалась допоздна и проводила на работе многие выходные. Даже когда она несколько лет назад заболела раком, она отказалась взять отпуск хотя бы на один день. С опухолью она, по-видимому, справилась; во всяком случае, Сандерсу
больше ничего об этом не слышал. Но этот эпизод, казалось, еще более усилил зацикленность Каплан на ее обезличенном труде, привязал ее к цифрам и таблицам и подчеркнул ее природную склонность трудиться где-нибудь на заднем плане. Не один менеджер, приходя утром на работу, обнаруживал, что выпестованный им проект беспощадно зарезан «бомбардировщиком Стеле» безо всяких объяснений причин. Так что ее склонность держаться в тени была не только следствием ее нелюдимости, но и напоминанием о власти, которую Каплан имела в фирме, и о том, какими методами она этой власти добилась. Она была по-своему таинственной – и потенциально опасной.
Пока Сандерс мучительно подыскивал тему для разговора, Каплан сама наклонилась к нему и, конфиденциально понизив голос, сказала:
– На утреннем совещании, Том, я просто не знала, как вас подбодрить. Но я надеюсь, что с вами все в порядке. Я имею в виду эту новую реорганизацию.
Сандерс с трудом скрыл свое удивление: за двенадцать лет Каплан впервые так доверительно говорила с ним. Ему стало интересно, почему она сделала это сейчас. На всякий случай он насторожился, не зная, как реагировать.
– Да, это было полной неожиданностью, – сказал он. Каплан посмотрела ему в глаза.
– Это было неожиданно для многих из нас, – негромко сказала она. – В Купертино был большой шум. Очень многие оспаривают решение Гарвина.
Сандерс нахмурился – никогда еще Каплан не высказывалась критически в адрес Гарвина. Никогда. А сейчас? Она что, проверяет его? Сандерс промолчал и уткнулся в тарелку.
– Могу себе представить, как вам не по себе из-за такой перестановки кадров.
– Это только оттого, что все произошло как гром с ясного неба.
Каплан посмотрела на него со странным выражением лица, как будто он ее чем-то разочаровал. Затем кивнула.
– Это всегда бывает при слияниях. – Теперь ее голос уже не был таким доверительным. – Я работала в «КомпьюСофт». когда они соединились с «СиманТек», и все было точно так же: объявления в последнюю минуту, изменения в штатном расписании. Работу то обещают, то отнимают. Все несколько недель чувствовали себя подвешенными в воздухе… Нелегко объединить две большие организации – особенно такие, как наши. Да и разница в принципах управления слишком велика. Гарвин хочет как-то к ним приноровиться. – Она махнула рукой в сторону конца стола, где сидел Гарвин. – Вы только посмотрите на них! Все люди из «Конли» носят костюмы. У нас костюмов не носит никто, если не считать юрисконсультов.
– Так они с Восточного побережья, – напомнил Сандерс.
– Не так все просто. «Конли-Уайт» любит представлять себя как многоотраслевую компанию, хотя на самом; деле не такие они значительные. Начинали они с учебников. Дело это выгодное, но приходится продавать книги и в Техасе, и в Огайо, и в Теннесси. Во многих штатах сильны консервативные традиции. Так что, в соответствии с опытом и инстинктом, «Конли» тоже консервативна. Они идут на это слияние только потому, что нуждаются в обладании высокими технологиями, которые помогут им во всеоружии войти в следующее столетие. Но вместе с тем им не импонирует идея работы с молодой компанией, в которой сотрудники ходят в джинсах и футболках и обращаются друг к другу на «ты». Они просто в шоке. Кроме того, – снова понизила голос Каплан, – Гарвину приходится считаться и с течениями внутри самой «Конли-Уайт».
– Какими течениями?
Каплан снова кивнула головой в сторону другого конца стола.
– Как вы могли заметить, здесь нет их президента. «Великий человек» не почтил нас своим присутствием. Он не покажется до конца недели, а пока прислал своих любимчиков. Самый главный из них – Эд Николс, финансовый директор.
Сандерс взглянул на настороженно поглядывающего по сторонам остролицего человека, с которым он уже виделся.
– Николс не хочет покупать нашу компанию, – продолжала Каплан. – Он считает, что нас переоценивают и что у нас маловато силенок. В прошлом году он пробовал создать стратегический альянс с «Майкрософт», но Гейтс ему отказал. Тогда Николс попробовал было купить «ИнтерДиск», но тоже промахнулся: слишком много проблем, да и «ИнтерДиск» оскандалился, когда в прессе появились материалы о несправедливо уволенном сотруднике. И вот они остановились на нас, хотя Эд и не в восторге.
– Да, восторженным он определенно не выглядит, – согласился Сандерс.
– В основном это оттого, что он терпеть не может мальчишку Конли.
Джон Конли, очкастый молодой юрист, сидел рядом с Николсом. Заметно моложе всех окружающих, он энергично что-то говорил, тыча вилкой в воздух так, будто указывал на Николса.
– Эд Николс думает, что Конли полный кретин.
– Но ведь Конли всего-навсего вице-президент, – возразил Сандерс, – и не имеет особой власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43