Как остановить его, никому не ведомо. Может, под силу только президенту России?! Но до того ли ныне президенту?
Недавно состоялся суд. Получил бывший милиционер за содеянное четырнадцать лет лишения свободы. Четырнадцать лет, вычеркнутые из нормальной жизни, - это много, но вот из жизни такой, как у Дудченко?! Не знаю.
Знаю только, что Ирочку Мамаеву в этот мир, к нам, никто никогда уже не вернет. И Дудченко в этом виноват.
Малолетки
Тот вечер был дивным: дневная жара спала, откуда-то из волжских низовий принесся живительный ветер, смел жирное осеннее комарье, люди высыпали из домов на улицу, чтобы немного подышать воздухом, полюбоваться огромным красным солнцем, низко зависшим над рекой и окрасившим воду в яркий помидорно-кровянистый цвет.
Бабушки оккупировали скамейки около домов, чтобы погрызть семечки свежего урожая и поговорить о видах на ближайшее повышение пенсии. Взрослые мужики, отцы семейств, сбивались около столов с домино, но стучать костяшками не стали - важнее было в этот вечер потолковать о политике и разных перетасовках, происходящих в Москве, в правительстве, а также о том, почему в Волге пропала рыба. Женщины собирались в группы, кляли на чем свет стоит своих непутевых мужиков, не способных обеспечить семью деньгами. У молодых были свои интересы, и они, взяв магнитофоны, включали их на полную мощность, танцевали на асфальте и траве, вызывая осуждающие реплики бабушек.
Словно бы бес какой витал в воздухе, парил над домами, влиял на молодых людей, причем только на молодых, старых он не трогал...
На Первой Керченской улице собрались трое молодых людей. Из них двое очень молодых: одному пятнадцать лет, он учился в восьмом классе средней школы; другому - семнадцать (этот неуч едва одолел восемь классов и бросил школу, поскольку учиться было невмоготу, и вообще он исповедовал Митрофанушкину формулу "Не хочу учиться, а хочу жениться"), а с ними третий - не намного постарше, но уже отец троих детей. Собравшись, решили распить бутылку разведенного спирта, заправленного для вкуса клубничным сиропом.
С бутылкой наша компания расположилась в детской беседке около дома. Закуски с собой молодые выпивохи не принесли - спирт от клубничного сиропа и так сладкий, чего компот закусывать? Но "компот" оказался крепким: в головах у троицы вскоре здорово зашумело. Спирт - вообще штука крепкая, больше рассчитанная на железо, на смазку и промывку различных механизмов, чем на человеческий желудок, запросто сшибает куда более дюжих мужиков, чем эти астраханские молодцы, ну а мозги размягчает полностью, съедает их, словно некая злая кислота...
О чем обычно говорят настоящие мужчины, когда выпьют? Естественно, о женщинах. Точнее, о своих подвигах, о том, скольких красоток им удалось уложить в постель, а скольких вычеркнуть из своей жизни, как отработанный материал.
Особенно старался пятнадцатилетний Сергей Морозов - невзрачный астраханский школьник, прыщеватый, заносчивый, со вздорным характером. Он слов не жалел и говорил так громко, что его собутыльники, Виктор Орлов и Гарик Рустамов, невольно притихли.
- А ты это... - Гарик Рустамов (Гарик и был старшим в компании) согнул крючком указательный палец, сунул его в рот и ловко свистнул - одним пальцем. - Ты не свистишь, а?
- Я свищу? - Морозов едва не задохнулся от гнева, мигом наполнившего его и перелившегося через край. - Вик, ты мой приятель, скажи, я когда-нибудь свистел? - спросил он Орлова.
- Ник-когда! - пробормотал Орлов заплетающимся языком и ударил себя кулаком в грудь. - Как и я! Я тоже никогда не свистел!
- Вот видишь? - Морозов вновь переключился на старое - на девочек.
- Подожди, - перебил его Рустамов. - Ребята, мы еще чего-нибудь выпьем?
- Выпьем! - сказал Орлов.
- Тогда я сейчас! - Рустамов убежал за подкреплением - второй бутылкой разведенного спирта.
- Не нравится, Вик, мне этот чернозадый, - Морозов, поглядел Рустамову вслед. - Он кто, армянин, грузин, чучмек?
- Чего это тебя заносит? - спросил Орлов, пошатываясь. - Какая разница, кто он. Плевать!
- Есть разница, - процедил Морозов сквозь зубы, - большая разница!
Хоть и пьян был Орлов, а на минуту протрезвел от резкого голоса своего юного приятеля, поразился его совершенно взрослой ярости, тому как, налились жидким свинцом глаза Морозова, его искривленному рту, пробормотал вяло:
- Ну ты даешь!
Вернулся Рустамов с бутылкой "клубнички" - разведенного клубничным сиропом спирта и двумя большими растрескавшимися помидорами - местный сладкий сорт, помидоры такие, что нигде в мире не рождаются.
Глядя на Морозова, Рустамов мигом определил, что тот говорил о нем, и говорил плохо, поднял руку с зажатой в ней бутылкой:
- А ты, пацан, если будешь на меня по-собачьи задирать ногу и брызгать мочой, получишь этой вот бутылкой... прямо между глаз. Понял?
Напрасно произнес это Рустамов. Морозов промолчал - в руках Рустамова была бутылка, а значит, Рустамов был в эту минуту сильнее.
- То-то же. - Рустамов смилостивился, посчитав, что одержал над Морозовым верх.
Разлил спирт по стопочкам. Морозов молча, не чокаясь, выпил опрокинул в себя залпом, вытер рукою мокрые губы, а когда Рустамов протянул ему кусок разломанного помидора, отвернулся.
- Ишь ты! - усмехнулся Рустамов. Выругался матом.
Лучше бы он этого не делал, и вообще - чего им было делить, трем соседям, живущим в одном доме на Первой Керченской улице? Ведь самая худая ссора - это ссора с соседом. Ссора с соседом хуже, чем ссора с родственниками: с родственником можно не встречаться целые годы, а с соседом, увы, такой роскоши позволить себе нельзя - где-нибудь да обязательно столкнешься: на лестничной площадке, в подъезде, на тротуаре.
Но об этом, похоже, не думали ни Морозов, ни Орлов, ни Рустамов. Рустамов, не замечая побледневшего лица Морозова, благодушествовал - снова взялся за бутылку и продолжил барским тоном:
- Ну что, мальцы! Пропустим еще по махонькой?
- Какие мы тебе мальцы? - Морозов не любил, когда его так называли. Какие мы тебе мальцы?
- А кто же вы?
Морозов жестко, тщательно выговаривая каждое слово, сказал Рустамову, кто они с Орловым есть, а потом, сощурив глаза, будто смотрел в винтовочную прорезь, спросил:
- А теперь хочешь, я скажу, кто ты?
- Ну, скажи!
Морозов произнес резкое матерное слово - такое, что не все его ровесники знают, добавил еще одно словечко, не уступающее первому. Рустамов, услышав, даже рот раскрыл: не думал, что этот довольно тихий оголец способен выдавать такое. А Морозову было все равно - он выпил, раскрепостился, то темное, что скопилось в его неустойчивой, совсем еще детской душе, всклубилось, поднялось, застило ему глаза. Если бы у него в руках был пистолет, он выстрелил бы в Рустамова, был бы нож - сунул бы этому "чернозадому" в живот, была бы дубина - обрушил бы на голову.
Рустамов не выдержал, ответил Морозову тем же - опыт у него по части мата был все-таки больший, чем у Морозова. Морозов не уступил, снова обозвал Рустамова. И понеслось, и покатилось, словно бы с горы поехал снежный ком.
От таких снежных комов - на первый взгляд безобидных - рождаются лютые лавины, сметающие все на своем пути. Морозов подумал, потирая зачесавшиеся кулаки: жаль, что у него нет ножа! Одними кулаками он ничего не сделает.
А с другой стороны, и за ножом бежать недалеко, от беседки до подъезда метров пятнадцать, не больше.
- Ты на кого, малек, прешь? На кого пивом дышишь? На кого балон катишь? - заорал Рустамов - нервы у него не выдержали. - Я тебя в пыль превращу!
Но Морозов лишь презрительно скривил рот:
- Пошел ты!..
Рустамов отшвырнул пустой стакан - все-таки он был уроженцем Кавказа, человеком эмоциональным, - и произнес дрожащим голосом:
- Значит, так... Значит, так... Завтра придут двое моих друзей, поставят тебя в позу и используют, как осла. Понял? Я по-соседски не могу, а они могут... Понял?
Морозов помрачнел - он знал дружков Рустамова, которые не брезговали "мальчиками", ничего не ответил. А Рустамов, победно улыбаясь, понял, что наконец допек этого пацаненка, - помахал рукой, провозгласил громко:
- Чао-какао! - И с этими словами покинул беседку.
- Я эту суку убью, - тихо пробормотал Морозов. - Сегодня же убью!
- Да перестань ты обращать на него внимание, - пробовал успокоить Морозова приятель, - дурак есть дурак... Завтра протрезвеет - другим будет. И мы будем другими.
- Таких людей, как Рустамов, только ножик с хорошим лезвием и успокаивает, - угрожающе бормотал Морозов. - Скажи, Вик, ты мне друг?
- Друг, - согласно наклонил голову Орлов.
- Тогда ты мне поможешь убить его.
- Ты что?!
- Ничего. Ты все слышал... Я больше ничего повторять не буду.
Час был уже поздний, разбойный - полночь, выпивохи и не заметили, как прошло время, от чудного вечера с огромным плавящимся солнцем не осталось даже следа - утонуло светило в Волге, злобно гудели осенние комары, и пора было отправляться по домам. Но Морозову было не до сна. Он кипел от ярости.
Сбегав домой, он схватил на кухне два ножа - обычные, столовые, которыми пользуются в каждой семье, чтобы порезать хлеб, мясо, почистить картошку и рыбу, нашинковать капусту, один нож с деревянной ручкой, другой с пластмассовой, - и стремительно вымахнул на улицу. Морозов торопился, боялся, что Рустамов исчезнет...
Один нож Морозов оставил себе, другой сунул приятелю.
- Держи!
- Зачем? - попробовал тот уклониться.
- Ты друг мне или портянка?
- Друг, друг, - нехотя пробормотал Орлов и взял нож.
Было уже десять минут первого, улица затихла совсем, лишь откуда-то издалека, из ресторана, доносилась едва различимая, сдавленная расстоянием музыка.
- За мной! - скомандовал Морозов и трусцой припустил в темноту.
Рустамов на свою беду еще находился на улице.
- Эй! - крикнул Морозов. - Чернозадый! Поговорить надо!
- Чего-о-о? - Рустамов отмахнулся от Морозова, будто от червяка, добавил несколько матерных слов.
У Морозова перед глазами полыхнуло пламя. Он схватил бутылку, валявшуюся на земле, и, подпрыгнув, что было сил грохнул ею о рустамовскую голову, угодил в темя. Рустамов вскрикнул, схватился руками за голову и повалился на землю. Морозов ударил его ногою по животу, потом добавил еще, потом еще - по груди и животу, по ребрам, - криком подогнал Орлова.
- Бей! Чего стоишь?
Орлов неохотно ударил лежащего Рустамова, затем, заводясь, почувствовав вкус крови, ударил еще раз и через минуту уже вовсю молотил лежащего человека, азартно ахал, крякал, вскрикивал - ну будто лихой драчун из американского кино. И тем более было приятно бить, что они, малолетки, завалили взрослого мужика. Рустамов несколько раз, приходя в себя, пробовал подняться, но они не давали ему встать. Когда надоело бить ногами, пустили в ход ножи.
Ножами били в основном в лицо, в шею, били в живот, били в бока. Били до тех пор, пока не выдохлись. Выпрямились, вытерли проступивший на возбужденных лицах пот.
- Все, хватит! - Орлов помял пальцами поясницу. Вздохнул устало. Пусть отдыхает. В следующий раз не будет язык распускать.
- Надо же, меня хотел использовать, как ишака! - не выдержал Морозов. - А, Вик?
- Как осла... Наплюй и забудь об этом!
Они ушли и уже было попрощались, как Морозов неожиданно озабоченно потер пальцами лоб.
- Слушай, Вик, а ведь чернозадого надо добить!
- Зачем?
- Не понимаешь разве? Он завтра поскачет в милицию на одной искалеченной ноге.
- Да-а? - неверяще протянул Орлов.
- А как ты думал? Лучше всего будет, если он никогда никому ничего не скажет.
Они вернулись к лежащему в траве Рустамову и снова взялись за ножи. Били до тех пор, пока Рустамов перестал подавать признаки жизни - валялся на земле с открытым ртом, не хрипел, не стонал, не ругался...
Вот так не стало отца семейства, на иждивении которого находилось трое малолетних детей, не стало работника, не стало просто человека...
Когда утром приехала милицейская машина, чтобы забрать труп, Рустамова было не узнать - так его отделали малолетки - сплошная кровь. Почерневшая, ссохшаяся кровь.
Судебно-медицинская экспертиза зафиксировала повреждения, которые получил Рустамов, - человек словно бы попал в бетономешалку: кроме пробитой головы, у него было "одиннадцать резаных и пять колото-резаных ран головы, шеи, лица, переломы ребер - второе и третье ребра справа и ребра со второго по шестое слева", кроме того, "Морозов С.В. нанес Рустамову Г.А. два удара в область грудной клетки, однако лезвие ножа согнулось, и больше ударов он нанести не смог, а Орлов В.А. нанес четыре удара ножом в живот, причинив потерпевшему четыре проникающие колото-резаные раны передней брюшной стенки с повреждением аорты, от которых вследствие острой кровопотери Рустамов Г.А. скончался на месте происшествия.
Тех, кто это сделал, не надо было искать. Малолетки, у которых с похмелья трещала голова и тряслись руки, тогда же, утром, во всем и признались; их признание, кстати, было зафиксировано как смягчающее обстоятельство. Оба они тем же горячим сентябрьским утром, когда жить бы да жить и творить добрые дела, были взяты под стражу и увезены в следственный изолятор.
В Астраханской областной прокуратуре делами "малолеток" занимается Вера Сергеевна Армянинова, старший помощник прокурора области. Она считает, что раньше не было таких преступлений. Ну ладно бы преступали закон взрослые, помешанные на перестройке и постперестройке, на бизнесе и торговых делах. Резко выросло число преступлений среди детей. Начинают дети, как правило, с краж, а кончают убийством. Причем и взрослые, и дети нападают группами на одного, нападают трусливо, подло, сзади. Стараются повалить на землю, а потом, уже лежачего, добить.
И главное, часто в случаях, когда дети совершают преступления, бездействуют их родители. Ну разве не могла бы выскочить на улицу мать Морозова и загнать своего пьяного отпрыска в дом? Наверное, могла.
А с другой стороны, возможно, и не могла, вполне возможно, мать знала, что, встань она на пути сына, он поднимет нож и на нее.
Но уж что касается Орлова - более тихого, более смирного, чем его пятнадцатилетний собутыльник, то родители еще часов в десять вечера могли его вырвать из пьяной компании - ведь поздно уже, спать надо не только детям, а и взрослым. Но они этого не сделали, и семнадцатилетний Виктор Анатольевич Орлов (русский, нигде не работающий и не учившийся, образование 8 классов, ранее не судимый) поднял нож на человека. Именно его удары оказались смертельными.
Кстати, перед тем как уйти, Морозов выкурил сигарету, окурок погасил о лоб Рустамова. Видать, ощущал себя этаким "крутым" парнем, сошедшим в убогую российскую жизнь с экрана американского боевика... В общем, нет слов.
Состоялся суд. Оба "супермена" получили по десять лишения свободы: Орлов - в исправительно-трудовой колонии общего режима, Морозов, поскольку был несовершеннолетним, - в воспитательно-трудовой колонии общего режима.
Вдова Рустамова за причиненный моральный и материальный ущерб потребовала с убийц пятьдесят миллионов рублей: ведь было затрачено немало денег на похороны, на руках у нее осталось трое детишек. В этой сумме суд ей отказал, но иск все же удовлетворил и постановил - взыскать с убийц три с половиной миллиона рублей за причиненный материальный ущерб и пять миллионов - в пользу вдовы, на воспитание детишек.
Вот во что, в какие денежные затраты обошлись две бутылки спиртного, выпитые в детской беседке. Плюс одна человеческая жизнь, которая, кто бы что ни говорил, не переводится на язык денег - она самое дорогое, что есть у человека, но, как часто оказывается, и самое дешевое...
Тюрьма вместо гонорара
Студент сельскохозяйственной академии Роман Пономаренко на праздники приехал домой к родителям. Родители у него - люди в Ставропольском крае известные, отец Виктор Михайлович - депутат краевой думы, председатель одной из комиссий, акционер популярного общества "Русь", выпускающего макароны, хлеб, пряники, бублики - словом, все то, без чего не обходится ни одного чаепитие русского человека.
Ну а раз акционер, то, значит, по нынешним понятиям - богатый человек, значит, с него есть что взять. Кроме того, раз при власти находится, то, значит, при деньгах еще больших. Ведь в нынешних условиях одно равно другому, так полагают многие простые жители Ставрополья и граничащей с нею Чечни. Правда, на Западе считается, что деньги - это власть, а у нас наоборот: власть - это деньги. Дикость, конечно, но с этой дикостью все мирятся. Хотя странно, почему мирятся нищие. Почему мирятся богатые - это понятно, но вот почему мирятся нищие? Ведь их в добрую сотню раз больше, чем богатых... Но вернемся к Роману Пономаренко.
В тот день Роман пошел на дискотеку в своем селе, в Орловке, это совсем рядом с печально известным городом черных платков Буденновском, для которого налет басаевцев остался вечной раной. Дискотека - дело, конечно, молодое, народ веселится и рядом с мрачной Чечней, хотя люди часто оглядываются на своих соседей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Недавно состоялся суд. Получил бывший милиционер за содеянное четырнадцать лет лишения свободы. Четырнадцать лет, вычеркнутые из нормальной жизни, - это много, но вот из жизни такой, как у Дудченко?! Не знаю.
Знаю только, что Ирочку Мамаеву в этот мир, к нам, никто никогда уже не вернет. И Дудченко в этом виноват.
Малолетки
Тот вечер был дивным: дневная жара спала, откуда-то из волжских низовий принесся живительный ветер, смел жирное осеннее комарье, люди высыпали из домов на улицу, чтобы немного подышать воздухом, полюбоваться огромным красным солнцем, низко зависшим над рекой и окрасившим воду в яркий помидорно-кровянистый цвет.
Бабушки оккупировали скамейки около домов, чтобы погрызть семечки свежего урожая и поговорить о видах на ближайшее повышение пенсии. Взрослые мужики, отцы семейств, сбивались около столов с домино, но стучать костяшками не стали - важнее было в этот вечер потолковать о политике и разных перетасовках, происходящих в Москве, в правительстве, а также о том, почему в Волге пропала рыба. Женщины собирались в группы, кляли на чем свет стоит своих непутевых мужиков, не способных обеспечить семью деньгами. У молодых были свои интересы, и они, взяв магнитофоны, включали их на полную мощность, танцевали на асфальте и траве, вызывая осуждающие реплики бабушек.
Словно бы бес какой витал в воздухе, парил над домами, влиял на молодых людей, причем только на молодых, старых он не трогал...
На Первой Керченской улице собрались трое молодых людей. Из них двое очень молодых: одному пятнадцать лет, он учился в восьмом классе средней школы; другому - семнадцать (этот неуч едва одолел восемь классов и бросил школу, поскольку учиться было невмоготу, и вообще он исповедовал Митрофанушкину формулу "Не хочу учиться, а хочу жениться"), а с ними третий - не намного постарше, но уже отец троих детей. Собравшись, решили распить бутылку разведенного спирта, заправленного для вкуса клубничным сиропом.
С бутылкой наша компания расположилась в детской беседке около дома. Закуски с собой молодые выпивохи не принесли - спирт от клубничного сиропа и так сладкий, чего компот закусывать? Но "компот" оказался крепким: в головах у троицы вскоре здорово зашумело. Спирт - вообще штука крепкая, больше рассчитанная на железо, на смазку и промывку различных механизмов, чем на человеческий желудок, запросто сшибает куда более дюжих мужиков, чем эти астраханские молодцы, ну а мозги размягчает полностью, съедает их, словно некая злая кислота...
О чем обычно говорят настоящие мужчины, когда выпьют? Естественно, о женщинах. Точнее, о своих подвигах, о том, скольких красоток им удалось уложить в постель, а скольких вычеркнуть из своей жизни, как отработанный материал.
Особенно старался пятнадцатилетний Сергей Морозов - невзрачный астраханский школьник, прыщеватый, заносчивый, со вздорным характером. Он слов не жалел и говорил так громко, что его собутыльники, Виктор Орлов и Гарик Рустамов, невольно притихли.
- А ты это... - Гарик Рустамов (Гарик и был старшим в компании) согнул крючком указательный палец, сунул его в рот и ловко свистнул - одним пальцем. - Ты не свистишь, а?
- Я свищу? - Морозов едва не задохнулся от гнева, мигом наполнившего его и перелившегося через край. - Вик, ты мой приятель, скажи, я когда-нибудь свистел? - спросил он Орлова.
- Ник-когда! - пробормотал Орлов заплетающимся языком и ударил себя кулаком в грудь. - Как и я! Я тоже никогда не свистел!
- Вот видишь? - Морозов вновь переключился на старое - на девочек.
- Подожди, - перебил его Рустамов. - Ребята, мы еще чего-нибудь выпьем?
- Выпьем! - сказал Орлов.
- Тогда я сейчас! - Рустамов убежал за подкреплением - второй бутылкой разведенного спирта.
- Не нравится, Вик, мне этот чернозадый, - Морозов, поглядел Рустамову вслед. - Он кто, армянин, грузин, чучмек?
- Чего это тебя заносит? - спросил Орлов, пошатываясь. - Какая разница, кто он. Плевать!
- Есть разница, - процедил Морозов сквозь зубы, - большая разница!
Хоть и пьян был Орлов, а на минуту протрезвел от резкого голоса своего юного приятеля, поразился его совершенно взрослой ярости, тому как, налились жидким свинцом глаза Морозова, его искривленному рту, пробормотал вяло:
- Ну ты даешь!
Вернулся Рустамов с бутылкой "клубнички" - разведенного клубничным сиропом спирта и двумя большими растрескавшимися помидорами - местный сладкий сорт, помидоры такие, что нигде в мире не рождаются.
Глядя на Морозова, Рустамов мигом определил, что тот говорил о нем, и говорил плохо, поднял руку с зажатой в ней бутылкой:
- А ты, пацан, если будешь на меня по-собачьи задирать ногу и брызгать мочой, получишь этой вот бутылкой... прямо между глаз. Понял?
Напрасно произнес это Рустамов. Морозов промолчал - в руках Рустамова была бутылка, а значит, Рустамов был в эту минуту сильнее.
- То-то же. - Рустамов смилостивился, посчитав, что одержал над Морозовым верх.
Разлил спирт по стопочкам. Морозов молча, не чокаясь, выпил опрокинул в себя залпом, вытер рукою мокрые губы, а когда Рустамов протянул ему кусок разломанного помидора, отвернулся.
- Ишь ты! - усмехнулся Рустамов. Выругался матом.
Лучше бы он этого не делал, и вообще - чего им было делить, трем соседям, живущим в одном доме на Первой Керченской улице? Ведь самая худая ссора - это ссора с соседом. Ссора с соседом хуже, чем ссора с родственниками: с родственником можно не встречаться целые годы, а с соседом, увы, такой роскоши позволить себе нельзя - где-нибудь да обязательно столкнешься: на лестничной площадке, в подъезде, на тротуаре.
Но об этом, похоже, не думали ни Морозов, ни Орлов, ни Рустамов. Рустамов, не замечая побледневшего лица Морозова, благодушествовал - снова взялся за бутылку и продолжил барским тоном:
- Ну что, мальцы! Пропустим еще по махонькой?
- Какие мы тебе мальцы? - Морозов не любил, когда его так называли. Какие мы тебе мальцы?
- А кто же вы?
Морозов жестко, тщательно выговаривая каждое слово, сказал Рустамову, кто они с Орловым есть, а потом, сощурив глаза, будто смотрел в винтовочную прорезь, спросил:
- А теперь хочешь, я скажу, кто ты?
- Ну, скажи!
Морозов произнес резкое матерное слово - такое, что не все его ровесники знают, добавил еще одно словечко, не уступающее первому. Рустамов, услышав, даже рот раскрыл: не думал, что этот довольно тихий оголец способен выдавать такое. А Морозову было все равно - он выпил, раскрепостился, то темное, что скопилось в его неустойчивой, совсем еще детской душе, всклубилось, поднялось, застило ему глаза. Если бы у него в руках был пистолет, он выстрелил бы в Рустамова, был бы нож - сунул бы этому "чернозадому" в живот, была бы дубина - обрушил бы на голову.
Рустамов не выдержал, ответил Морозову тем же - опыт у него по части мата был все-таки больший, чем у Морозова. Морозов не уступил, снова обозвал Рустамова. И понеслось, и покатилось, словно бы с горы поехал снежный ком.
От таких снежных комов - на первый взгляд безобидных - рождаются лютые лавины, сметающие все на своем пути. Морозов подумал, потирая зачесавшиеся кулаки: жаль, что у него нет ножа! Одними кулаками он ничего не сделает.
А с другой стороны, и за ножом бежать недалеко, от беседки до подъезда метров пятнадцать, не больше.
- Ты на кого, малек, прешь? На кого пивом дышишь? На кого балон катишь? - заорал Рустамов - нервы у него не выдержали. - Я тебя в пыль превращу!
Но Морозов лишь презрительно скривил рот:
- Пошел ты!..
Рустамов отшвырнул пустой стакан - все-таки он был уроженцем Кавказа, человеком эмоциональным, - и произнес дрожащим голосом:
- Значит, так... Значит, так... Завтра придут двое моих друзей, поставят тебя в позу и используют, как осла. Понял? Я по-соседски не могу, а они могут... Понял?
Морозов помрачнел - он знал дружков Рустамова, которые не брезговали "мальчиками", ничего не ответил. А Рустамов, победно улыбаясь, понял, что наконец допек этого пацаненка, - помахал рукой, провозгласил громко:
- Чао-какао! - И с этими словами покинул беседку.
- Я эту суку убью, - тихо пробормотал Морозов. - Сегодня же убью!
- Да перестань ты обращать на него внимание, - пробовал успокоить Морозова приятель, - дурак есть дурак... Завтра протрезвеет - другим будет. И мы будем другими.
- Таких людей, как Рустамов, только ножик с хорошим лезвием и успокаивает, - угрожающе бормотал Морозов. - Скажи, Вик, ты мне друг?
- Друг, - согласно наклонил голову Орлов.
- Тогда ты мне поможешь убить его.
- Ты что?!
- Ничего. Ты все слышал... Я больше ничего повторять не буду.
Час был уже поздний, разбойный - полночь, выпивохи и не заметили, как прошло время, от чудного вечера с огромным плавящимся солнцем не осталось даже следа - утонуло светило в Волге, злобно гудели осенние комары, и пора было отправляться по домам. Но Морозову было не до сна. Он кипел от ярости.
Сбегав домой, он схватил на кухне два ножа - обычные, столовые, которыми пользуются в каждой семье, чтобы порезать хлеб, мясо, почистить картошку и рыбу, нашинковать капусту, один нож с деревянной ручкой, другой с пластмассовой, - и стремительно вымахнул на улицу. Морозов торопился, боялся, что Рустамов исчезнет...
Один нож Морозов оставил себе, другой сунул приятелю.
- Держи!
- Зачем? - попробовал тот уклониться.
- Ты друг мне или портянка?
- Друг, друг, - нехотя пробормотал Орлов и взял нож.
Было уже десять минут первого, улица затихла совсем, лишь откуда-то издалека, из ресторана, доносилась едва различимая, сдавленная расстоянием музыка.
- За мной! - скомандовал Морозов и трусцой припустил в темноту.
Рустамов на свою беду еще находился на улице.
- Эй! - крикнул Морозов. - Чернозадый! Поговорить надо!
- Чего-о-о? - Рустамов отмахнулся от Морозова, будто от червяка, добавил несколько матерных слов.
У Морозова перед глазами полыхнуло пламя. Он схватил бутылку, валявшуюся на земле, и, подпрыгнув, что было сил грохнул ею о рустамовскую голову, угодил в темя. Рустамов вскрикнул, схватился руками за голову и повалился на землю. Морозов ударил его ногою по животу, потом добавил еще, потом еще - по груди и животу, по ребрам, - криком подогнал Орлова.
- Бей! Чего стоишь?
Орлов неохотно ударил лежащего Рустамова, затем, заводясь, почувствовав вкус крови, ударил еще раз и через минуту уже вовсю молотил лежащего человека, азартно ахал, крякал, вскрикивал - ну будто лихой драчун из американского кино. И тем более было приятно бить, что они, малолетки, завалили взрослого мужика. Рустамов несколько раз, приходя в себя, пробовал подняться, но они не давали ему встать. Когда надоело бить ногами, пустили в ход ножи.
Ножами били в основном в лицо, в шею, били в живот, били в бока. Били до тех пор, пока не выдохлись. Выпрямились, вытерли проступивший на возбужденных лицах пот.
- Все, хватит! - Орлов помял пальцами поясницу. Вздохнул устало. Пусть отдыхает. В следующий раз не будет язык распускать.
- Надо же, меня хотел использовать, как ишака! - не выдержал Морозов. - А, Вик?
- Как осла... Наплюй и забудь об этом!
Они ушли и уже было попрощались, как Морозов неожиданно озабоченно потер пальцами лоб.
- Слушай, Вик, а ведь чернозадого надо добить!
- Зачем?
- Не понимаешь разве? Он завтра поскачет в милицию на одной искалеченной ноге.
- Да-а? - неверяще протянул Орлов.
- А как ты думал? Лучше всего будет, если он никогда никому ничего не скажет.
Они вернулись к лежащему в траве Рустамову и снова взялись за ножи. Били до тех пор, пока Рустамов перестал подавать признаки жизни - валялся на земле с открытым ртом, не хрипел, не стонал, не ругался...
Вот так не стало отца семейства, на иждивении которого находилось трое малолетних детей, не стало работника, не стало просто человека...
Когда утром приехала милицейская машина, чтобы забрать труп, Рустамова было не узнать - так его отделали малолетки - сплошная кровь. Почерневшая, ссохшаяся кровь.
Судебно-медицинская экспертиза зафиксировала повреждения, которые получил Рустамов, - человек словно бы попал в бетономешалку: кроме пробитой головы, у него было "одиннадцать резаных и пять колото-резаных ран головы, шеи, лица, переломы ребер - второе и третье ребра справа и ребра со второго по шестое слева", кроме того, "Морозов С.В. нанес Рустамову Г.А. два удара в область грудной клетки, однако лезвие ножа согнулось, и больше ударов он нанести не смог, а Орлов В.А. нанес четыре удара ножом в живот, причинив потерпевшему четыре проникающие колото-резаные раны передней брюшной стенки с повреждением аорты, от которых вследствие острой кровопотери Рустамов Г.А. скончался на месте происшествия.
Тех, кто это сделал, не надо было искать. Малолетки, у которых с похмелья трещала голова и тряслись руки, тогда же, утром, во всем и признались; их признание, кстати, было зафиксировано как смягчающее обстоятельство. Оба они тем же горячим сентябрьским утром, когда жить бы да жить и творить добрые дела, были взяты под стражу и увезены в следственный изолятор.
В Астраханской областной прокуратуре делами "малолеток" занимается Вера Сергеевна Армянинова, старший помощник прокурора области. Она считает, что раньше не было таких преступлений. Ну ладно бы преступали закон взрослые, помешанные на перестройке и постперестройке, на бизнесе и торговых делах. Резко выросло число преступлений среди детей. Начинают дети, как правило, с краж, а кончают убийством. Причем и взрослые, и дети нападают группами на одного, нападают трусливо, подло, сзади. Стараются повалить на землю, а потом, уже лежачего, добить.
И главное, часто в случаях, когда дети совершают преступления, бездействуют их родители. Ну разве не могла бы выскочить на улицу мать Морозова и загнать своего пьяного отпрыска в дом? Наверное, могла.
А с другой стороны, возможно, и не могла, вполне возможно, мать знала, что, встань она на пути сына, он поднимет нож и на нее.
Но уж что касается Орлова - более тихого, более смирного, чем его пятнадцатилетний собутыльник, то родители еще часов в десять вечера могли его вырвать из пьяной компании - ведь поздно уже, спать надо не только детям, а и взрослым. Но они этого не сделали, и семнадцатилетний Виктор Анатольевич Орлов (русский, нигде не работающий и не учившийся, образование 8 классов, ранее не судимый) поднял нож на человека. Именно его удары оказались смертельными.
Кстати, перед тем как уйти, Морозов выкурил сигарету, окурок погасил о лоб Рустамова. Видать, ощущал себя этаким "крутым" парнем, сошедшим в убогую российскую жизнь с экрана американского боевика... В общем, нет слов.
Состоялся суд. Оба "супермена" получили по десять лишения свободы: Орлов - в исправительно-трудовой колонии общего режима, Морозов, поскольку был несовершеннолетним, - в воспитательно-трудовой колонии общего режима.
Вдова Рустамова за причиненный моральный и материальный ущерб потребовала с убийц пятьдесят миллионов рублей: ведь было затрачено немало денег на похороны, на руках у нее осталось трое детишек. В этой сумме суд ей отказал, но иск все же удовлетворил и постановил - взыскать с убийц три с половиной миллиона рублей за причиненный материальный ущерб и пять миллионов - в пользу вдовы, на воспитание детишек.
Вот во что, в какие денежные затраты обошлись две бутылки спиртного, выпитые в детской беседке. Плюс одна человеческая жизнь, которая, кто бы что ни говорил, не переводится на язык денег - она самое дорогое, что есть у человека, но, как часто оказывается, и самое дешевое...
Тюрьма вместо гонорара
Студент сельскохозяйственной академии Роман Пономаренко на праздники приехал домой к родителям. Родители у него - люди в Ставропольском крае известные, отец Виктор Михайлович - депутат краевой думы, председатель одной из комиссий, акционер популярного общества "Русь", выпускающего макароны, хлеб, пряники, бублики - словом, все то, без чего не обходится ни одного чаепитие русского человека.
Ну а раз акционер, то, значит, по нынешним понятиям - богатый человек, значит, с него есть что взять. Кроме того, раз при власти находится, то, значит, при деньгах еще больших. Ведь в нынешних условиях одно равно другому, так полагают многие простые жители Ставрополья и граничащей с нею Чечни. Правда, на Западе считается, что деньги - это власть, а у нас наоборот: власть - это деньги. Дикость, конечно, но с этой дикостью все мирятся. Хотя странно, почему мирятся нищие. Почему мирятся богатые - это понятно, но вот почему мирятся нищие? Ведь их в добрую сотню раз больше, чем богатых... Но вернемся к Роману Пономаренко.
В тот день Роман пошел на дискотеку в своем селе, в Орловке, это совсем рядом с печально известным городом черных платков Буденновском, для которого налет басаевцев остался вечной раной. Дискотека - дело, конечно, молодое, народ веселится и рядом с мрачной Чечней, хотя люди часто оглядываются на своих соседей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23