поручику Лейб-Гвардии Кирасирского Его Величества полка Алексею Соковнину, Москва.
Алеша, душа моя, совсем тебе не писал, хотя получил целых три твоих ответа, чему премного обрадовался. Жениться я не собираюсь, ежели честно — пока даже не надеюсь поцеловать Полине ручку, хотя она не невинная девушка, а зрелая дама, вдова. Держит себя со всей строгостью, недаром получила институтское воспитание.
Она очень обеспокоена судьбой своей воспитанницы, сопровождает ее всюду. Мы ездим кататься на санках с Еловой горы, покупаем в Александровском саду пончики с заварным кремом и стараемся растормошить Настю всеми доступными способами.
Третьего дня Полина меня очень удивила. Только я зашел в гостиную, она встретила меня вопросом:
— Николай Львович, я могу надеяться на вашу помощь?
— Разумеется, — ответил я, — вы еще сомневаетесь? Вот не ожидал!
— У меня очень щекотливое дело. Мне нужно найти в N-ске одну даму.
— Так в чем же дело? Обязательно найдем.
Полина как-то странно на меня посмотрела, а потом, собравшись с духом, сказала:
— Г-н Сомов, эта дама не нашего круга. То есть она дворянка, выпускница института, в котором я училась, но сейчас она — кокотка. У нее есть собственный дом, но, как вы сами понимаете, я не могу туда пойти. А мне настоятельно необходимо с ней поговорить и кое—что разузнать.
И я отправился на поиски. Дом на Староямской улице я отыскал сразу. Из-за живой изгороди разглядеть его подробно не представлялось возможным. Да и вход был так запрятан, что я еле его нашел. Позвонив в колокольчик у двери, я еще долго топтался у входа, пока, наконец, мне не открыла смазливенькая горничная в кружевной наколке.
— Вам кого? — спросила она меня.
— Прошу простить за беспокойство, здесь ли живет мадемуазель Ксения Блох? Позвольте представиться: штабс-капитан Сомов. Пришел к мадемуазель Блох по неотложному делу.
Она попросила подождать, быстро вернулась, и провела меня внутрь.
Дом, я тебе скажу, Алеша, ничего особенного собой не представлял. Обычный, на шесть комнат, с мезонином и флигельком во дворе.
Навстречу мне вышла очень красивая дама, среднего роста, белокурая, в зеленом шелковом капоте.
— Чем обязана? — спросила она меня настороженно, нервно запахивая на груди капот.
— Прошу простить меня великодушно за незваное вторжение. Штабс-капитан Николай Сомов, — отрекомендовался я. — Я имею честь разговаривать с госпожой Ксенией Блох?
В ее глазах, Алеша, я заметил быстро промелькнувший испуг, но она быстро овладела собой и произнесла:
— Нет, вы ошиблись. Здесь нет такой.
— Может быть, вы поможете мне найти ее? По моим сведениям, когда-то этот дом принадлежал именно ей.
— Ни о какой мадемуазель Ксении Блох я не слышала и считаю ваш визит недоразумением, — резко сказала она.
— Тогда откуда вы знаете, мадам, что Ксения Блох мадемуазель, а не госпожа, мадам или вдова?
— Я прошу вас покинуть мой дом, штабс-капитан. Здесь вы не найдете искомого, — она повернулась и вышла из гостиной.
Появилась горничная и провела меня к выходу.
Вот так, несолоно хлебавши, я возвратился к Полине.
Они с отцом обедали. Настя была в своей комнате, а Полина по обыкновению спорила с Лазарем Петровичем. Увидев меня, она обрадовалась и усадила за стол. Приятно, Алеша, что такая женщина вспыхивает при твоем появлении.
На обед подавали гуся. Управившись с солидным боком, положенным Полиной мне на тарелку, я рассказал о своей конфузии.
Лазарь Петрович проявил живейший интерес к моему рассказу. Переспросил адрес, потребовал описание белокурой красавицы и вдруг заявил, что сможет нам помочь.
— Как-то мне пришлось давать совет одному моему клиенту, — начал рассказывать господин Рамзин. — Я не буду упоминать его имя, скажу лишь, что человек он не из последних в нашем городе и весьма состоятельный.
Отец Полины отпил вина и продолжил:
— Его главной страстью были женщины. Если одни проигрывают состояния, другие топят свой разум в вине, то мой знакомый не пропускал ни одной юбки. Характер Дон-Жуана, наклонности Казановы, а темперамент — языческого фавна. Кстати, на фавна он походил весьма: маленький, с козлиной бородкой, но женщины просто сходили с ума от него. И самое интересное, что порядочные дамы его ничуть не привлекали. Он находил удовольствие, общаясь с самыми падшими из них.
— С какими только особями тебе приходится общаться, папа! — вздохнула Полина.
— Это даже интересно! — оживился Рамзин. — Придет к тебе эдакий тип, а я думаю: «И где ты, голубчик, раньше-то был? Посоветовался бы заранее, и дров не наломал, и денег меньше бы потратил». Эх… Мы, адвокаты, как золотари работаем: никто нас видеть не хочет, вспоминать о нас и не думают, а в дерьмо вляпаются, прости, Полюшка, тут же адресок заветный достают, давай, милейший, разгребай!..
Лазарь Петрович достал вересковую трубку, набил ее и с наслаждением закурил. Несколько минут мы сидели молча. Я поглядывал на Полину, она на меня, пока, наконец, ее отец не отложил трубку в сторону:
— Мой клиент встретил даму, которая поразила его воображение. Ею и оказалась Ксения Блох, которую вы разыскиваете, штабс-капитан. На него как затмение нашло — всю жизнь скакал по девкам, а тут зацепило его. Замуж ее стал звать, а она ему в лицо рассмеялась, мол, за нищего не пойду, пусть деньги немалые принесет. У нее тогда в покровителях генерал ходил. Клиент мой потратил на нее оставшиеся от продажи имения средства, а она деньги взяла, но замуж не пошла, сказала, что ей и за генеральской спиной неплохо.
— Как это, папа, — удивилась Полина, — у генерала была на содержании, а амуры с твоим подзащитным крутила?
— А почему бы и нет? — возразил ей Лазарь Петрович. — Генерал — человек степенный, женатый, у нее появлялся не каждый день. Так что мадемуазель Блох была предоставлена самой себе на многие часы. Отчего же не поразвлечься?
— И что потом было? — спросил я.
— Подзащитный мой, поняв, что хитрая бестия его обокрала, лишила родового имения, взял пистолет и отправился к мадемуазель Блох. Выстрелил в упор, ранил ее в лицо. Она упала, обливаясь кровью, а тот, испугавшись деяний рук своих, бросил пистолет и убежал. Разум оставил его.
— Папа, почему я ничего не слышала об этой драме? — спросила удивленная Полина.
— Деточка моя, вы с Авиловым были в Петербурге — до вас здешние слухи и не доходили.
— А где сейчас Ксения Блох? Она выжила после этого ужасного нападения? Папа, не томи, расскажи все до конца.
Лицо Рамзина помрачнело, он испытующе взглянул на Полину.
— Ты уверена, что хочешь это знать, дорогая? — спросил он.
— Разумеется, иначе бы не спрашивала.
— Ну, хорошо, — вздохнул Рамзин. — Мне многих сил и трудов стоило добиться от суда более мягкого приговора. Моему подзащитному заменили каторгу поселением, чему он был весьма рад. Генерал от Ксении отказался, дабы не опорочить репутацию. А она выжила. Только лицо ее пересекает от левого уха до губы грубый шрам. Красота ее исчезла без следа. Пышная фигура стала тучной. Но деньги свои, накопленные, пока она жила у генерала на содержании, она, с немецкой скрупулезностью, сохранила и приумножила. И теперь она владелица…
— Публичного дома на Вешенке! — воскликнул я, хлопнув себя по лбу ладонью. — Мадам со шрамом! Ее же имени никто не знает, все называют только Мадам.
Выкрикнув это предположение, я осекся. Лазарь Петрович смотрел на меня, пряча в усах усмешку, а во взгляде Полины можно было легко прочитать удивление, смешанное с толикой сарказма.
Боже, какой я идиот, Алеша! Так нелепо подставиться! Чего доброго, Полина меня заподозрит в том, что я охотно посещаю злачные притоны. А я и был там всего раза два… Или три.
Вот такие дела, Алеша.
Пойду вымаливать прощение. Не понравилась мне ее улыбка.
Прощай. Напишу позже.
Николай.
* * *
Аполлинария Авилова, N-ск — Юлии Мироновой, Ливадия, Крым.
Юленька, спасибо тебе за твое письмо. Ты мне очень помогла, даже не представляешь как!
Спешу поделиться с тобой событиями, происшедшими накануне. Столько всего произошло, что я боюсь потерять путеводную нить.
Итак, мы нашли Ксению Блох! И в этом нам помог мой отец. Оказывается, он защищал одного несчастного, которого она обобрала, а он не выдержал и выстрелил в нее. Вследствие этого суд приговорил его к семи годам поселения, а Ксения осталась обезображенной на всю жизнь — со шрамом через все лицо. Счастье, что не был задет глаз.
Ты меня спрашивала об Анне Егоровой, нашей соученице. Она, бедняжка, до сих пор в следственной тюрьме. Отец, по моей просьбе, взялся защищать ее, но пока у него нет каких-либо успехов. Не отпускают ее, ведь такой вельможа убит. Она замкнулась, на встречах с отцом утверждает только одно: убила Ефиманова, так как давно этого жаждала. Ударила его камнем из минералогической коллекции. Следователь Кроликов дал приказ своим агентам обыскать институтский двор, куда, по ее словам, Егорова выбросила камень. Ничего не нашли. Отец настаивает на освобождении подзащитной под залог, который мы сами же и внесем — откуда у нее деньги?
Только поимка настоящего убийцы может спасти невинную пепиньерку. Но как это сделать? И я придумала план.
Юля, помнишь, еще с института я собирала коллекцию париков? Начало ей положила наша горничная Вера. Она попала к нам после того, как закончила карьеру инженю. Весь ее багаж составлял два баула с театральным реквизитом и пуделиха Дженни. Отец не побоялся взять в дом женщину, которая всю жизнь разъезжала по городам и весям, выступая на сценах провинциальных театриков.
Сложением Вера напоминает кузнечика, поэтому до самого конца артистической карьеры играла Гаврошей и мальчиков-с-пальчик. Никогда ей не доставались первые роли, она не блистала красотой, и говорит тоненьким голосом.
Помню как она, укладывая меня спать, присаживалась рядышком и рассказывала о своих странствиях. Вскочив, начинала изображать шестерых жен Генриха восьмого, Счастливцева или цыганку Азу. Я слушала ее, затаив дыхание, и мечтала поступить на сцену. Но Вера меня отговаривала:
— Что вы, барышня! — испуганно говорила она мне. — Мыслимое ли дело, институтке на сцене паясничать? Это мы, простые люди, себе такое пустое дело позволить можем, а вам ни-ни.
Но когда на институтском вечере мы играли пьесу «Барышня-крестьянка», Вера меня так загримировала под Берестова, что даже фон Лутц снизошла до скупой похвалы.
В доме Вере отведена комната и небольшая кладовка, где хранятся ее парики, натянутые на болванки. Наша горничная очень любит в редкие свободные минутки причесать, вымыть эти накладные волосы, а уж историю каждого парика я знаю наизусть.
Мой муж, увидев верино собрание, подарил ей несколько париков, потом я привезла из Санкт-Петербурга понравившиеся мне экземпляры, и теперь наша горничная — счастливая обладательница трех дюжин накладных волос, усов, бород и прочей декорации. Она говорит, что эти предметы напоминают ей театральную молодость.
Помня, как Вера меня причесала, а главное, научила держаться, как мужчина, я обратилась к ней с просьбой снова загримировать меня под «Берестова», благо костюм с того театрального вечера остался, а я нисколько не раздалась в бедрах.
Ты меня спросишь, Юленька, зачем мне все это надо? Дело в том, что я хочу навестить Ксению Блох. А живет она в доме, куда порядочным женщинам вход запрещен. Осталось уговорить Николая, и он будет меня сопровождать в публичный дом, где начальствует Мадам со шрамом — наша знакомая, мадемуазель Блох.
Нужно найти убийцу Ефиманова и тем самым спасти невинную Егорову и Настеньку, за душевное здоровье которой я все более и более опасаюсь. А Ксения — ниточка, ведущая к развязке.
Остаюсь твоя взбалмошная подруга Полина.
Глава четвертая
Остерегайтесь подделок!
ТРЕБУЙТЕ ВЕЗДЕ!
Карманные часы из американского настоящего нового золота, крытые, мужские, с тремя крышками, анкерные, механизм высшего сорта (удостоен медали на женевской выставке 1899 года). Часы трудно отличаемые, даже специалистами, от настоящих, дорого стоящих золотых.
Цена 12 руб. и 15 руб.
Такие же дамские 13 рублей. Во избежание подделок на часах требовать пломбу «Женева», утвержденную Департаментом Торгов и Мануфактуры за № 19857.
За пересылку не платят.
При заказе на 2 шт. уступается 50 коп., на 3 шт. — 1 руб.
Часы отпускаются тщательно выверенные и обтянутые и снабжаются ручательством за прочность металла и верность хода на шесть лет. По желанию заказчика с его монограммой на верхней крышке.
К часам прилагается изящная цепочка с брелоком, тоже американского нового золота. Многие фирмы предлагают золоченые часы вместо часов из нового золота, поэтому обращаем внимание гг. покупателей, что наши часы, в отличие от золоченых, имеют две марки на внутренней стороне крышки: «Женева» и «donble or».
Имеются также золоченые часы мужские крытые в 8 руб. и 9 руб.
Наши часы в 8 руб. и 9 руб. продаются магазинами в 10 руб. и 12 руб.
Адрес: Ю. Губер. Одесса, Почтовая № 2, склад женевских часов.
Множество благодарных писем и отзывов.
Остерегайтесь подделок!
* * *
Штабс-капитан Николай Сомов — поручику Лейб-Гвардии Кирасирского Его Величества полка Алексею Соковнину, Москва.
Алексей, друг мой!
Ты представить себе не можешь, что предложила мне Полина. И я, влюбленный идиот, согласился!
Когда закончился обед, во время которого я сидел, как на иголках из-за своей обмолвки, Полина поманила меня к себе и предложила:
— Г-н Сомов, не хотите ли вы посмотреть мою коллекцию.
Обрадовавшись, я вскочил со стула, и тот со страшным грохотом опрокинулся позади меня. Лазарь Петрович даже не оторвался от «Губернских ведомостей», за которые он принялся по окончании десерта, а Полина усмехнулась, но ничего не сказала.
На втором этаже дома Рамзиных я еще не бывал ни разу. Я шел, понимая, что мне оказана великая честь, и вскоре очутился в небольшой комнатушке, вроде чулана.
В полумраке я сначала не понял, что передо мной, и вздрогнул: комната выглядела, как святилище безумного индейца. Везде были скальпы. Болванки, числом около сорока, с напяленными на них париками, производили впечатление отрубленных голов.
— Что скажете? — улыбнулась Полина.
— Интересно, откуда у вас столько? — спросил я, разглядывая головы из папье-маше.
— Эту коллекцию начала Вера, наша горничная, бывшая инженю провинциальных театров. А я продолжила. Вот этот парик, — она взяла в руки две толстые косы, — из пьесы Островского «Снегурочка». Между прочим, настоящие косы, у одной крестьянки купленные.
— А это что? — я ткнул пальцем в нечто блестящее, круглой формы.
— Это бычий пузырь, — засмеялась Полина. — Если нужно лысину изобразить, бычий пузырь самый лучший материал. Только его все время распятым держать надо и маслом смазывать, иначе рассохнется.
Полина села и внимательно посмотрела на меня.
— Николай Львович, я хочу попросить вас об одной услуге.
— С радостью, — воскликнул я, счастливый, что она на меня не сердится.
— Вы не могли бы быть моим провожатым… — она сделала паузу, — в публичный дом мадам со шрамом.
Алеша, я оцепенел от изумления. Чтобы дама, вдова, бывшая институтка, могла предложить такое! Уму непостижимо! Стоя истуканом, я даже не пытался возразить. А Полина продолжала:
— Дело в том, что я пойду туда не в своем облике, а переоденусь мужчиной. Да-да, и не спорьте, я не впервые это делаю. То есть не публичные дома посещаю, а переодеваюсь в мужской костюм. Все началось с того, что я играла мужчину в спектакле «Барышня-крестьянка» по Пушкину. Однажды, переодевшись, вышла на улицу. И никто, представляете, Николай Львович, никто не усомнился. На меня просто не обращали внимания. Как это прекрасно! На тебя не оборачиваются, не провожают взглядом. Не нужно брать с собой горничную или компаньонку, чтобы соблюсти приличия. Даже корсет не нужен — мужская одежда такая удобная.
Ее глаза сверкали, щеки раскраснелись, она была прекрасна, хотя и говорила невероятные вещи. Я не знал, как возразить этой новоявленной Жорж Занд.
— Аполлинария Лазаревна, дорогая, — наконец, решился я, — вы себе не представляете, какие грязные люди могут там оказаться. Вам совершенно не подобает с ними общаться. Они приходят туда лишь за одним…
Тут я запнулся, так как не в силах был объяснить порядочной даме, зачем туда приходят мужчины.
— Ах, оставьте, штабс-капитан, — она устало махнула рукой. — Вы обращаетесь со мной, словно я несмышленая институтка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Алеша, душа моя, совсем тебе не писал, хотя получил целых три твоих ответа, чему премного обрадовался. Жениться я не собираюсь, ежели честно — пока даже не надеюсь поцеловать Полине ручку, хотя она не невинная девушка, а зрелая дама, вдова. Держит себя со всей строгостью, недаром получила институтское воспитание.
Она очень обеспокоена судьбой своей воспитанницы, сопровождает ее всюду. Мы ездим кататься на санках с Еловой горы, покупаем в Александровском саду пончики с заварным кремом и стараемся растормошить Настю всеми доступными способами.
Третьего дня Полина меня очень удивила. Только я зашел в гостиную, она встретила меня вопросом:
— Николай Львович, я могу надеяться на вашу помощь?
— Разумеется, — ответил я, — вы еще сомневаетесь? Вот не ожидал!
— У меня очень щекотливое дело. Мне нужно найти в N-ске одну даму.
— Так в чем же дело? Обязательно найдем.
Полина как-то странно на меня посмотрела, а потом, собравшись с духом, сказала:
— Г-н Сомов, эта дама не нашего круга. То есть она дворянка, выпускница института, в котором я училась, но сейчас она — кокотка. У нее есть собственный дом, но, как вы сами понимаете, я не могу туда пойти. А мне настоятельно необходимо с ней поговорить и кое—что разузнать.
И я отправился на поиски. Дом на Староямской улице я отыскал сразу. Из-за живой изгороди разглядеть его подробно не представлялось возможным. Да и вход был так запрятан, что я еле его нашел. Позвонив в колокольчик у двери, я еще долго топтался у входа, пока, наконец, мне не открыла смазливенькая горничная в кружевной наколке.
— Вам кого? — спросила она меня.
— Прошу простить за беспокойство, здесь ли живет мадемуазель Ксения Блох? Позвольте представиться: штабс-капитан Сомов. Пришел к мадемуазель Блох по неотложному делу.
Она попросила подождать, быстро вернулась, и провела меня внутрь.
Дом, я тебе скажу, Алеша, ничего особенного собой не представлял. Обычный, на шесть комнат, с мезонином и флигельком во дворе.
Навстречу мне вышла очень красивая дама, среднего роста, белокурая, в зеленом шелковом капоте.
— Чем обязана? — спросила она меня настороженно, нервно запахивая на груди капот.
— Прошу простить меня великодушно за незваное вторжение. Штабс-капитан Николай Сомов, — отрекомендовался я. — Я имею честь разговаривать с госпожой Ксенией Блох?
В ее глазах, Алеша, я заметил быстро промелькнувший испуг, но она быстро овладела собой и произнесла:
— Нет, вы ошиблись. Здесь нет такой.
— Может быть, вы поможете мне найти ее? По моим сведениям, когда-то этот дом принадлежал именно ей.
— Ни о какой мадемуазель Ксении Блох я не слышала и считаю ваш визит недоразумением, — резко сказала она.
— Тогда откуда вы знаете, мадам, что Ксения Блох мадемуазель, а не госпожа, мадам или вдова?
— Я прошу вас покинуть мой дом, штабс-капитан. Здесь вы не найдете искомого, — она повернулась и вышла из гостиной.
Появилась горничная и провела меня к выходу.
Вот так, несолоно хлебавши, я возвратился к Полине.
Они с отцом обедали. Настя была в своей комнате, а Полина по обыкновению спорила с Лазарем Петровичем. Увидев меня, она обрадовалась и усадила за стол. Приятно, Алеша, что такая женщина вспыхивает при твоем появлении.
На обед подавали гуся. Управившись с солидным боком, положенным Полиной мне на тарелку, я рассказал о своей конфузии.
Лазарь Петрович проявил живейший интерес к моему рассказу. Переспросил адрес, потребовал описание белокурой красавицы и вдруг заявил, что сможет нам помочь.
— Как-то мне пришлось давать совет одному моему клиенту, — начал рассказывать господин Рамзин. — Я не буду упоминать его имя, скажу лишь, что человек он не из последних в нашем городе и весьма состоятельный.
Отец Полины отпил вина и продолжил:
— Его главной страстью были женщины. Если одни проигрывают состояния, другие топят свой разум в вине, то мой знакомый не пропускал ни одной юбки. Характер Дон-Жуана, наклонности Казановы, а темперамент — языческого фавна. Кстати, на фавна он походил весьма: маленький, с козлиной бородкой, но женщины просто сходили с ума от него. И самое интересное, что порядочные дамы его ничуть не привлекали. Он находил удовольствие, общаясь с самыми падшими из них.
— С какими только особями тебе приходится общаться, папа! — вздохнула Полина.
— Это даже интересно! — оживился Рамзин. — Придет к тебе эдакий тип, а я думаю: «И где ты, голубчик, раньше-то был? Посоветовался бы заранее, и дров не наломал, и денег меньше бы потратил». Эх… Мы, адвокаты, как золотари работаем: никто нас видеть не хочет, вспоминать о нас и не думают, а в дерьмо вляпаются, прости, Полюшка, тут же адресок заветный достают, давай, милейший, разгребай!..
Лазарь Петрович достал вересковую трубку, набил ее и с наслаждением закурил. Несколько минут мы сидели молча. Я поглядывал на Полину, она на меня, пока, наконец, ее отец не отложил трубку в сторону:
— Мой клиент встретил даму, которая поразила его воображение. Ею и оказалась Ксения Блох, которую вы разыскиваете, штабс-капитан. На него как затмение нашло — всю жизнь скакал по девкам, а тут зацепило его. Замуж ее стал звать, а она ему в лицо рассмеялась, мол, за нищего не пойду, пусть деньги немалые принесет. У нее тогда в покровителях генерал ходил. Клиент мой потратил на нее оставшиеся от продажи имения средства, а она деньги взяла, но замуж не пошла, сказала, что ей и за генеральской спиной неплохо.
— Как это, папа, — удивилась Полина, — у генерала была на содержании, а амуры с твоим подзащитным крутила?
— А почему бы и нет? — возразил ей Лазарь Петрович. — Генерал — человек степенный, женатый, у нее появлялся не каждый день. Так что мадемуазель Блох была предоставлена самой себе на многие часы. Отчего же не поразвлечься?
— И что потом было? — спросил я.
— Подзащитный мой, поняв, что хитрая бестия его обокрала, лишила родового имения, взял пистолет и отправился к мадемуазель Блох. Выстрелил в упор, ранил ее в лицо. Она упала, обливаясь кровью, а тот, испугавшись деяний рук своих, бросил пистолет и убежал. Разум оставил его.
— Папа, почему я ничего не слышала об этой драме? — спросила удивленная Полина.
— Деточка моя, вы с Авиловым были в Петербурге — до вас здешние слухи и не доходили.
— А где сейчас Ксения Блох? Она выжила после этого ужасного нападения? Папа, не томи, расскажи все до конца.
Лицо Рамзина помрачнело, он испытующе взглянул на Полину.
— Ты уверена, что хочешь это знать, дорогая? — спросил он.
— Разумеется, иначе бы не спрашивала.
— Ну, хорошо, — вздохнул Рамзин. — Мне многих сил и трудов стоило добиться от суда более мягкого приговора. Моему подзащитному заменили каторгу поселением, чему он был весьма рад. Генерал от Ксении отказался, дабы не опорочить репутацию. А она выжила. Только лицо ее пересекает от левого уха до губы грубый шрам. Красота ее исчезла без следа. Пышная фигура стала тучной. Но деньги свои, накопленные, пока она жила у генерала на содержании, она, с немецкой скрупулезностью, сохранила и приумножила. И теперь она владелица…
— Публичного дома на Вешенке! — воскликнул я, хлопнув себя по лбу ладонью. — Мадам со шрамом! Ее же имени никто не знает, все называют только Мадам.
Выкрикнув это предположение, я осекся. Лазарь Петрович смотрел на меня, пряча в усах усмешку, а во взгляде Полины можно было легко прочитать удивление, смешанное с толикой сарказма.
Боже, какой я идиот, Алеша! Так нелепо подставиться! Чего доброго, Полина меня заподозрит в том, что я охотно посещаю злачные притоны. А я и был там всего раза два… Или три.
Вот такие дела, Алеша.
Пойду вымаливать прощение. Не понравилась мне ее улыбка.
Прощай. Напишу позже.
Николай.
* * *
Аполлинария Авилова, N-ск — Юлии Мироновой, Ливадия, Крым.
Юленька, спасибо тебе за твое письмо. Ты мне очень помогла, даже не представляешь как!
Спешу поделиться с тобой событиями, происшедшими накануне. Столько всего произошло, что я боюсь потерять путеводную нить.
Итак, мы нашли Ксению Блох! И в этом нам помог мой отец. Оказывается, он защищал одного несчастного, которого она обобрала, а он не выдержал и выстрелил в нее. Вследствие этого суд приговорил его к семи годам поселения, а Ксения осталась обезображенной на всю жизнь — со шрамом через все лицо. Счастье, что не был задет глаз.
Ты меня спрашивала об Анне Егоровой, нашей соученице. Она, бедняжка, до сих пор в следственной тюрьме. Отец, по моей просьбе, взялся защищать ее, но пока у него нет каких-либо успехов. Не отпускают ее, ведь такой вельможа убит. Она замкнулась, на встречах с отцом утверждает только одно: убила Ефиманова, так как давно этого жаждала. Ударила его камнем из минералогической коллекции. Следователь Кроликов дал приказ своим агентам обыскать институтский двор, куда, по ее словам, Егорова выбросила камень. Ничего не нашли. Отец настаивает на освобождении подзащитной под залог, который мы сами же и внесем — откуда у нее деньги?
Только поимка настоящего убийцы может спасти невинную пепиньерку. Но как это сделать? И я придумала план.
Юля, помнишь, еще с института я собирала коллекцию париков? Начало ей положила наша горничная Вера. Она попала к нам после того, как закончила карьеру инженю. Весь ее багаж составлял два баула с театральным реквизитом и пуделиха Дженни. Отец не побоялся взять в дом женщину, которая всю жизнь разъезжала по городам и весям, выступая на сценах провинциальных театриков.
Сложением Вера напоминает кузнечика, поэтому до самого конца артистической карьеры играла Гаврошей и мальчиков-с-пальчик. Никогда ей не доставались первые роли, она не блистала красотой, и говорит тоненьким голосом.
Помню как она, укладывая меня спать, присаживалась рядышком и рассказывала о своих странствиях. Вскочив, начинала изображать шестерых жен Генриха восьмого, Счастливцева или цыганку Азу. Я слушала ее, затаив дыхание, и мечтала поступить на сцену. Но Вера меня отговаривала:
— Что вы, барышня! — испуганно говорила она мне. — Мыслимое ли дело, институтке на сцене паясничать? Это мы, простые люди, себе такое пустое дело позволить можем, а вам ни-ни.
Но когда на институтском вечере мы играли пьесу «Барышня-крестьянка», Вера меня так загримировала под Берестова, что даже фон Лутц снизошла до скупой похвалы.
В доме Вере отведена комната и небольшая кладовка, где хранятся ее парики, натянутые на болванки. Наша горничная очень любит в редкие свободные минутки причесать, вымыть эти накладные волосы, а уж историю каждого парика я знаю наизусть.
Мой муж, увидев верино собрание, подарил ей несколько париков, потом я привезла из Санкт-Петербурга понравившиеся мне экземпляры, и теперь наша горничная — счастливая обладательница трех дюжин накладных волос, усов, бород и прочей декорации. Она говорит, что эти предметы напоминают ей театральную молодость.
Помня, как Вера меня причесала, а главное, научила держаться, как мужчина, я обратилась к ней с просьбой снова загримировать меня под «Берестова», благо костюм с того театрального вечера остался, а я нисколько не раздалась в бедрах.
Ты меня спросишь, Юленька, зачем мне все это надо? Дело в том, что я хочу навестить Ксению Блох. А живет она в доме, куда порядочным женщинам вход запрещен. Осталось уговорить Николая, и он будет меня сопровождать в публичный дом, где начальствует Мадам со шрамом — наша знакомая, мадемуазель Блох.
Нужно найти убийцу Ефиманова и тем самым спасти невинную Егорову и Настеньку, за душевное здоровье которой я все более и более опасаюсь. А Ксения — ниточка, ведущая к развязке.
Остаюсь твоя взбалмошная подруга Полина.
Глава четвертая
Остерегайтесь подделок!
ТРЕБУЙТЕ ВЕЗДЕ!
Карманные часы из американского настоящего нового золота, крытые, мужские, с тремя крышками, анкерные, механизм высшего сорта (удостоен медали на женевской выставке 1899 года). Часы трудно отличаемые, даже специалистами, от настоящих, дорого стоящих золотых.
Цена 12 руб. и 15 руб.
Такие же дамские 13 рублей. Во избежание подделок на часах требовать пломбу «Женева», утвержденную Департаментом Торгов и Мануфактуры за № 19857.
За пересылку не платят.
При заказе на 2 шт. уступается 50 коп., на 3 шт. — 1 руб.
Часы отпускаются тщательно выверенные и обтянутые и снабжаются ручательством за прочность металла и верность хода на шесть лет. По желанию заказчика с его монограммой на верхней крышке.
К часам прилагается изящная цепочка с брелоком, тоже американского нового золота. Многие фирмы предлагают золоченые часы вместо часов из нового золота, поэтому обращаем внимание гг. покупателей, что наши часы, в отличие от золоченых, имеют две марки на внутренней стороне крышки: «Женева» и «donble or».
Имеются также золоченые часы мужские крытые в 8 руб. и 9 руб.
Наши часы в 8 руб. и 9 руб. продаются магазинами в 10 руб. и 12 руб.
Адрес: Ю. Губер. Одесса, Почтовая № 2, склад женевских часов.
Множество благодарных писем и отзывов.
Остерегайтесь подделок!
* * *
Штабс-капитан Николай Сомов — поручику Лейб-Гвардии Кирасирского Его Величества полка Алексею Соковнину, Москва.
Алексей, друг мой!
Ты представить себе не можешь, что предложила мне Полина. И я, влюбленный идиот, согласился!
Когда закончился обед, во время которого я сидел, как на иголках из-за своей обмолвки, Полина поманила меня к себе и предложила:
— Г-н Сомов, не хотите ли вы посмотреть мою коллекцию.
Обрадовавшись, я вскочил со стула, и тот со страшным грохотом опрокинулся позади меня. Лазарь Петрович даже не оторвался от «Губернских ведомостей», за которые он принялся по окончании десерта, а Полина усмехнулась, но ничего не сказала.
На втором этаже дома Рамзиных я еще не бывал ни разу. Я шел, понимая, что мне оказана великая честь, и вскоре очутился в небольшой комнатушке, вроде чулана.
В полумраке я сначала не понял, что передо мной, и вздрогнул: комната выглядела, как святилище безумного индейца. Везде были скальпы. Болванки, числом около сорока, с напяленными на них париками, производили впечатление отрубленных голов.
— Что скажете? — улыбнулась Полина.
— Интересно, откуда у вас столько? — спросил я, разглядывая головы из папье-маше.
— Эту коллекцию начала Вера, наша горничная, бывшая инженю провинциальных театров. А я продолжила. Вот этот парик, — она взяла в руки две толстые косы, — из пьесы Островского «Снегурочка». Между прочим, настоящие косы, у одной крестьянки купленные.
— А это что? — я ткнул пальцем в нечто блестящее, круглой формы.
— Это бычий пузырь, — засмеялась Полина. — Если нужно лысину изобразить, бычий пузырь самый лучший материал. Только его все время распятым держать надо и маслом смазывать, иначе рассохнется.
Полина села и внимательно посмотрела на меня.
— Николай Львович, я хочу попросить вас об одной услуге.
— С радостью, — воскликнул я, счастливый, что она на меня не сердится.
— Вы не могли бы быть моим провожатым… — она сделала паузу, — в публичный дом мадам со шрамом.
Алеша, я оцепенел от изумления. Чтобы дама, вдова, бывшая институтка, могла предложить такое! Уму непостижимо! Стоя истуканом, я даже не пытался возразить. А Полина продолжала:
— Дело в том, что я пойду туда не в своем облике, а переоденусь мужчиной. Да-да, и не спорьте, я не впервые это делаю. То есть не публичные дома посещаю, а переодеваюсь в мужской костюм. Все началось с того, что я играла мужчину в спектакле «Барышня-крестьянка» по Пушкину. Однажды, переодевшись, вышла на улицу. И никто, представляете, Николай Львович, никто не усомнился. На меня просто не обращали внимания. Как это прекрасно! На тебя не оборачиваются, не провожают взглядом. Не нужно брать с собой горничную или компаньонку, чтобы соблюсти приличия. Даже корсет не нужен — мужская одежда такая удобная.
Ее глаза сверкали, щеки раскраснелись, она была прекрасна, хотя и говорила невероятные вещи. Я не знал, как возразить этой новоявленной Жорж Занд.
— Аполлинария Лазаревна, дорогая, — наконец, решился я, — вы себе не представляете, какие грязные люди могут там оказаться. Вам совершенно не подобает с ними общаться. Они приходят туда лишь за одним…
Тут я запнулся, так как не в силах был объяснить порядочной даме, зачем туда приходят мужчины.
— Ах, оставьте, штабс-капитан, — она устало махнула рукой. — Вы обращаетесь со мной, словно я несмышленая институтка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26