Духовный суд в самом деле постановлял приговоры невероятные: был, например, в Сибири некто мичман Хмелевский, и он жил в связи с крестьянскою женою Екатериною. По какому-то случаю это открылось и дошло до митрополита Сильвестра, и тот определил мичману такую епитимию: "в праздничный день стоять ему среди церкви во время литургии на коленях с возженною свечою, а когда время выходу из церкви народу приспеет, тогда положить его (мичмана) на праг в трапезе ниц и лежать (ему) потоле, пока через его весь народ из церкви пройдет, в которое время просить ему проходящих через него, да помолятся Господу Богу в отпущении грехов его; а по исполнении сего отослать в воинскую команду для наказания, чему достоин по воинским артикулам. А женку Екатерину, кроме такой же епитимии, на страх другим, наказать кошками" (Указ Тобольской духовной консистории от 3 сентября 1752 года).
Другой случай: в Сибирь следовала из России по этапу женщина Ефросиния Михайлова, которая до высылки её была уже замужем за тремя мужьями. По дороге она имела несчастье понравиться отбывавшему вместе с нею путину ссыльному Захару Федорову, но Захар Федоров Ефросинье не понравился и она не хотела отвечать его любовным посягательствам. Да притом же Ефросиния была богобоязлива и уважала церковный брак, а "прелюбодеяния не хотела". Тогда ссыльный Захар обратился с своею незадачею к партионному сержанту Логвинову, и тот за небольшую мзду уладил дело. Он, во-первых, несколько раз "нещадно" бил Ефросинию Михайлову "батожьем", чтобы она была сговорчивее, и когда та, изнурясь от жестокого боя, стала подаваться и отпиралась только тем, что "боится блудного греха", то сержант сказал, что "за этим дело не станет", и, приведя партию в село Абалоцкое, близ Тобольска, обвенчал её "по принуждению четвертым браком".
Нещадно избитая батожьем, Ефросинья покорилась "принуждению" и сделалась женою ненавистного ей поселенца Федорова, и пока шла в партии она под страхом батожья исполняла для его желания супружеские обязанности, но, придя на место поселения - в Колыоновскую волость Томского округа, подала жалобу в томское духовное правление, и в той жалобе разъясняла всю свою нестерпимую обиду и доводила, что "как брак её с поселенцем Федоровым есть насильственный и четвертый (для нее), а потому, стало быть, очевидно незаконный, то он по существу своему совсем не есть брак, а прелюбодейская связь, и она этого прелюбодеяния продолжать не допустит".
Духовное правление разлучило временно этих супругов и донесло о событии тобольской духовной консистории, которая "с докладу его преосвященству определила: жену Ефросинию Михайлову оставить в замужестве при поселенце Захаре Федорове, впредь до рассмотрения, а о состоянии её взять от оного мужа её известие"... Как должна была чувствовать себя эта несчастная женщина, опять насильно отданная консисториею поселенцу на подержание, да ещё "с докладу его преосвященству"!.. И в чем от этого поселенца "о состоянии ее" требовалось "известие" - из дела этого не видно, но что Ефросинья была призвана исполнять супружеские обязанности и в четвертом браке, обвенчанном под батогами, это закреплено самым документальным образом. И эта женщина жила и терпела!
Николай Лесков (1831-1895)
писатель.
Показание № 73
Москва разнообразна, пестра и причудлива как сама природа: гнуть и теснить её столь же трудно, как и бесполезно. В ней выдуманы слова приволье, раздолье, разгулье, выражающие наклонности её жителей. Как в старину, так и нынче, никто почти из них не мечтал о политической свободе, зато всякий любил совершенную независимость как в общественной, так и в домашней жизни. Между ними и западными вольнодумцами та же разница, что между поэтом, составившим себе идеал совершенства, которого он всю жизнь проищет напрасно, и простым человеком, который скоро найдет любимую женщину, без великих затруднений женится на ней и преспокойно в любви и совете проведет с нею век. Только не касайся их вседневных привычек, их безвинных предрассудков, и москвичи предовольны. Но коль скоро самодержавие вздумает слишком распрямлять своевольную старушку, она закричит голосами тысячи вралей своих, тысячи своих болтуний, и правительство если без уважения, то не совсем, однако же, без внимания может оставить бессмысленный сей шум. Даже в царствование Павла удары его самовластия, которые так метко, так разительно на всех упадали в Петербурге и в целой России, смягчались над царственной Москвой... Голубушка-Москва любит маленький беспорядок; она почитает себя заключенною в монастыре, коль скоро видит вокруг себя порядок, слишком строго соблюдаемый. Хорошо ли это? Худо ли это? Бог знает! Бирон с Анной Ивановной бежали из нее, Елисавета Петровна проводила в ней половину жизни. Первые терзали Россию, при последней она блаженствовала.
Филипп Вигель (1786-1856)
тайный советник.
Показание № 74
В обычай вошло во многих российских пределах, а особливо по деревням, что малых ребят, к супружеской должности неспособных, женят на девках взрослых, и часто жена могла бы по летам быть матерью своего мужа. Сему, с натурою спорному поведению следуют худые обстоятельства: слезные приключения и рода человеческого приращению вредные душегубства. Первые после женитьбы лета проходят бесплодны, следовательно, такое супружество не супружество и сверх того вредно размножению народа... Мальчик, побуждаем будучи от задорной взрослой жены, усиливанием себя прежде времени портит и впредь в свою пору к детородию не будет довольно способен, а когда достигнет в мужской возраст, то жена скоро выйдет из тех лет, в кои к деторождению была способна...
Бедственному младенческому началу жизни следуют приключения, нападающие на здравие человеческое в прочем оныя течении. И, во-первых, невоздержание и неосторожность с уставленными обыкновениями, особливо у нас в России вкоренившимися и имеющими вид некоторой святости. Паче других времен пожирают у нас масленица и св. неделя великое множество народа одним только переменным употреблением питья и пищи. Легко рассудить можно, что, готовясь к воздержанию великого поста, во всей России много людей так заговливаются, что и говеть времени не остается. Мертвые по кабакам, по улицам и по дорогам и частые похороны доказывают то ясно. Разговенье тому же подобно. Да и дивиться не для чего. Кроме невоздержания в заговенные дни питием и пищею, стараются многие на весь великий пост удовольствоваться плотским смешением законно и беззаконно и так себя до чистого понедельника изнуряют, что здоровья своего никоею мерою починить не могут, употребляя грубые постные пищи, которые и здоровому желудку тягостны... Христос воскресе! только в ушах и на языке, а в сердце какое ему место, где житейскими желаниями и самые малейшие скважины все наполнены. Как с привязу спущенные собаки, как накопленная вода с оторванной плотины, как из облака прорвавшиеся вихри, рвут, ломят, валят, опровергают, терзают. Там разбросаны разных мяс раздробленные части, разбитая посуда, текут пролитые напитки, там лежат без памяти отягченные объядением и пьянством, там валяются обнаженные и блудом утомленные недавние строгие постники. О, истинное христианское пощение и празднество! Не на таких ли бог негодует у пророка: "Праздников ваших ненавидит душа моя и кадило ваше мерзость есть предо мною!"... Неоспоримое есть дело, что неравное течение жизни и крутопеременное питание тела не токмо вредно человеку, но и смертоносно, так что вышеописанных строгих постников, притом усердных и ревностных праздниколюбцев, самоубийцами почесть можно.
Михайло Ломоносов (1811-1765)
ученый-энциклопедист.
Показание № 75
В своем сочинении "Путеводитель к истинному человеческому счастию, или опыт нравоучительных и отчасти философических рассуждений о благополучии человеческой жизни" Болотов подводит даже теологическое основание для необходимости наказывать "непокорных рабов": подобно тому как "Бог наказывает нас для нашего исправления", так и дворяне "облагают рабов кандалами, морят голодом" и т.п. "для блага самих рабов"...
Некуда было идти дальше в оправдании помещичьего произвола, и в этой идеологии его собственно и заключается разгадка того, почему с такой голубиной наивностью, какую обнаружил Болотов, рассказывая о своем методе сеченья - с легким сердцем и без малейших угрызений совести нежестокосердые, уравновешенные люди совершали по отношению к крепостным выдающиеся жестокости... К этому вел самый крепостной порядок, при котором людьми торговали, как скотиной, продавая их оптом и в розницу отдельно от земли, разлучая мужей и жен, родителей и детей, - тот порядок, при котором и соединяли отдельные пары, как скотину для приплода, превращая "таинство" брака в недурное подспорье своему хозяйству; тот, наконец, порядок, при котором возводилось чуть ли не в догму всячески ежедневно оскорблять "рабов" и попирать в них элементарнейшие человеческие чувства. В обществе, жившем на крепостном труде, вся социальная атмосфера была насыщена опаснейшими микробами произвола, от болезнетворного действия коих не мог уйти никто из власть имеющих...
В крестьянской атмосфере особенно тяжко было жить дворовым, из коих в XVII столетии составился целый многочисленный класс людей, оторванных от земли, удовлетворявших не только потребностям, но всем малейшим и часто психопатическим барским прихотям и капризам, людей, находившихся ежеминутно под ближайшим действием барского произвола, постоянно стоявших перед барскими очами и руками. Тяжела была, как видно из вышеприведенных примеров, барская, то и дело вспыхивающая немилость, но не легка была и барская милость, в высшей степени обязывающая и ревнивая, а потому очень часто ведшая лишь к вящим истязаниям. Наиболее же чувствительна была барская милость, разумеется, женской половине дворни: сколько было тут погублено девичьих жизней, сколько совершено насилий, растлений и даже кровосмешений, сколько тут было горя, терзаний, ужаса и сколько скоплялось негодования, презрения и ненависти! . .
Да, в крестьянских "сердцах" было нечто неблагополучное для дворян. Тот же Болотов положительно свидетельствует, что в разгар пугачевщины "дворяне удостоверены были, что вся подлость и чернь, а особливо все хамство и наши слуги, когда не въявь, так втайне, сердцами своими были злодею сему преданы, и в сердцах своих вообще все бунтовали, и готовы были при малейшей возгоревшей искре произвести огонь и полымя"... Действительно, как это хорошо было понятно дворянам, наступило для них страшное время "прекровожаждущий на благородных рыск", по выражению поэта Державина, состоявшего и в числе усмирителей.
Этот "рыск" был энергичнее и беспощаднее от уверенности в том, что истреблять помещиков приказано государем. Сам Пугачев, объявивший смертный приговор всему российскому дворянству, при каждом удобном случае подчеркивавший свою ненависть к "помещикам и боярам", с самого начала и до конца своей "императорской" карьеры показывал бесчисленные примеры того, как надо поступать с захваченными начальствующими лицами, офицерами, помещиками, их женами и детьми... Вешая и убивая "благородных" всяческими способами, Пугачев нередко прибегал к таким формам казни, какие только и можно объяснить именно той глубокой ненавистью его к господам, которая клокотала в его сердце и которую - он это знал - разделяет весь смотревший на него, как на царя-мстителя за прежние обиды "черни", весь простой народ. Горе было особенно тем "благородным", на которых их подчиненные или крестьяне доносили как на людей жестоких: таким не было ни малейшей пощады, их ждала страшная кара... Генерал Цыплятов, выданный своими собственными крепостными Пугачеву за жестокое обращение с ними, был казнен так: ему сначала отесали бока, а когда он упал, то в рот воткнули кол; с несчастным вместе погибло его семейство: детей и жену повесили. Повешенье было излюбленной "императором" формой казни...
Это была месть народа своим насильникам и обидчикам; все теперь припомнилось, припомнилось немало помещичьих преступлений против женской чести. Радищев рассказывает, что однажды крестьяне, связав своего господина повели на казнь. "Какая тому была причина:" - спрашивает наш автор и отвечает: "Он был господин человеколюбивый, но муж не был безопасен в своей жене, отец в дочери: каждую ночь посланные его приводили к нему на жертву бесчестия ту, которую он того дня назначил. Известно же было в деревне, что он омерзил 60 девиц, лишив их непорочности". Этого "человеколюбивого господина", "гистория" которого была известна Екатерине, "выручила" подоспевшая команда, но другие многие подобные "женолюбивые" помещики не избежали своей лютой участи.
Николай Фирсов (1864-1934)
историк.
Показание № 76
Любопытная черта образованного человека екатерининской эпохи: в его голове необыкновенная масса общих идей, но он совсем не размышляет, и ум его переполнен готовыми понятиями, зачем же в таком случае и размышлять о них; не размышляя, он совсем не понимает того, что его окружает. Это любопытная патологическая черта, отличающая екатерининских людей... В екатерининском образованном человеке было два яруса: ярус идей и ярус поступков; наверху, в своем умственном бельэтаже, он был высокообразованным европейцем, а когда спускался в нижний этаж, он оправдывал острое слово одного француза: "поскоблите русского, и перед вами явится татарин". Черствость гражданского и нравственного чувства - печальное явление, с которым всюду встречается изучающий общественные нравы того времени.
Почувствовав отвращение к родной действительности, русский образованный ум должен был почувствовать себя одиноким в мире: у него не было почвы... Есть и печальные образчики.
В первом ряду надо поставить княгиню Дашкову. Это очень характерная представительница русского образованного общества того времени. Она ещё в детстве зачитывалась Вольтером, Бейлем и другими, зачитывалась до головокружения, до нервного расстройства. Потом, как известно, за свое знакомство с французской философией она даже было посажена на президентское кресло в Академии наук. Когда она разошлась с Екатериной и удалилась в частную жизнь, то стала нелюдимой и, поселившись в Москве, редко с кем виделась, ещё реже с кем разговаривала и ничем не интересовалась. Чтобы наполнить свой досуг, она - президент Академии наук - приручила к себе несколько домашних крыс, которые составляли все её общество. Смерть детей её трогала мало, но судьба её крыс делала тревожной на целые дни. Только высокообразованные люди екатерининского времени могли начать Вольтером и кончить ручными крысами.
Гораздо печальнее другой представитель екатерининского вольнодумства. Это был богатый помещик Николай Еремеевич Струйский. Он был высокообразованный юрист и устроил у себя в деревне настоящий, правильно организованный по-европейски суд над крестьянами. Мужика ставили в кабинете барина, сам барин произносил обвинительные акты и защитительные речи по всем правилам западной юриспруденции, только эпилог этих судебных заседаний был в чисто русском вкусе: обвиненного крестьянина он пытал по древнерусскому, для чего имелся у него в подполье огромный арсенал орудий пытки.
Василий Ключевский (1841-1911)
историк.
ОЧНАЯ СТАВКА С "КОСВЕННЫМИ УЛИКАМИ"
(Из домашнего архива Пантелея Рубашкина)
Казалось, русские должны были, под тяжестью кнута, отрекаться от многих, уже въевшихся в печенку обычаев, нравов, преданий и с покорностью двинуться по указанной Петром дороге к европейской цивилизации, в направлении и в духе соответствовавших государственным целям. Шатко-валко, все действительно к этому и пошло. На казенные деньги, то есть на содержание государства посадили попечение своих поэтов и писателей, скульпторов и живописцев, архитекторов и строителей, ученых и балетмейстеров, дабы потом они отдавали отчет правительству о своей полезной обществу деятельности. Наверное, воспитание ни одного общества в мире не обходилось столь дорого государственному бюджету, и учебные заведения так сильно не напоминали казарму, а учащиеся - солдатских рекрутов.
Родители сыновей, посланных по царскому указу за границу для обучения полезным наукам и художествам, впадали во смертную тоску и печаль, роптали на Петра, что он-де отделяет их от православия, а жены отправленных в загранкомандировку надевали траур (синее платье). Князь Иван Львов, приставленный надзирать за учившейся за границей русской молодежью, убедительно просил царя не посылать его соотечественников в Англию, ибо они там занимаются только пьянкой и кулачным боем с англичанами. На то же жаловался и тогдашний посол России в Англии: ему пришлось утихомиривать англичанина, которому в драке один из русских парней выбил глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41