изолировал всех подозреваемых, заключил под стражу многих влиятельных индийцев. Он не очень заботился о правильности действий, подобно крестоносцам, им двигали горе и гнев.
Взглянув на часы, он увидел, что приближается время общего сбора. Полковник сел прямо и оправил сюртук. Несмотря на хаос, он всегда выглядел безупречно. После расчистки последствий бойни для него это стало правилом. Он вытер лицо свежим носовым платком, вторым за утро, и сложил бумаги аккуратной стопкой. Секундой позже в дверь постучались три офицера, входивших вместе с полковником в следственную комиссию.
– Доброе утро, джентльмены. – Он не улыбнулся, он никогда больше не улыбался.
Офицеры чувствовали себя неуютно. Полковник обратился к бумагам.
– Рай, – сказал он, не поднимая глаз, – у меня сложилось мнение, что их следует казнить послезавтра, а их собственность и землю реквизировать в казну губернатора ее величества в Индии.
Один из офицеров нервно кашлянул, и полковник пронзил его взглядом. Наступила давящая тишина. Молодой капитан тщетно пытался найти повод для протеста. Он знал, что свершается ошибка, но ему не хватало мужества высказать это. Через пару дней прибудет подкрепление, и, возможно, сменится командование. До тех пор придется потерпеть. Он сидел тихо, пока полковник разговаривал с двумя другими офицерами.
– Кто «за», подтвердите.
Все согласились, предложение прошло. Капитан устало посмотрел на товарищей, а полковник перешел к следующему делу.
Совещание проходило, как обычно, следствие было пустой формальностью. Полковник был командиром, он отдавал приказы. Их надлежало выполнять не раздумывая, хороши они или плохи.
– Папочка! – Джагат Рай слегка потряс отца за плечо.
Тот открыл глаза и попытался улыбнуться, но это лишило его сил, и он снова закрыл глаза.
– Что это, Джагат? – пробормотал отец.
– Папа, это еда. Попробуй съесть немного. – Джагат подал ему ржавую тарелку. – Папочка, пожалуйста, только попробуй.
Но Индраджит движением руки отстранил тарелку. Пища была приготовлена не его собственным поваром, а кем-то неизвестной касты. Для него – глубоко религиозного человека – это означало запрет на еду. Уже две недели он ничего не ел и сильно ослабел от голода и жажды; от грязи и экскрементов в камере он заболел. Джагат горько вздохнул, раздумывая, не попытаться ли еще раз, потом встал, сознавая бесполезность своих усилий. Он отнес тарелку в дальний угол камеры, и отдал убогую стряпню тараканам.
– Джагат?
Обернувшись к отцу, Джагат понял, что тот хочет что-то сказать, и поспешил к нему:
– Что, папа?
Он смочил водой полосу ткани, оторванную от рубашки, и осторожно вытер пот с отцовского лица.
– Джагат, ты уверен, что мама в порядке? – Открыв глаза, Индраджит смотрел сыну прямо в лицо. – Есть весточка?
– Да, папа, я получил известие, – спокойно сказал сын, отвернувшись. Сжав кулаки, Джагат молился про себя, чтобы отец отвел взгляд. Джагат никогда не умел лгать, особенно любимому и уважаемому человеку. На самом деле не было никаких известий, но он боялся расстроить отца. Поэтому солгал впервые еще два дня назад, а Индраджит задавал один и тот же вопрос каждые несколько часов, как только сознание возвращалось к нему. Для Джагата было мучением повторять свою ложь.
– Джагат, я боюсь, что про нас забыли, – выдохнул Индраджит. Горло его так пересохло, что он потерял голос и едва мог шептать. – Проси встречи с полковником Милзом. – Некоторое время Индраджит собирался с силами. – Полковник – человек чести, Джагат. – Он опять замолчал, эти несколько слов отобрали у него остатки сил, он был на грани обморока. – Настаивай на встрече с ним… – пробормотал он, и веки его закрылись. – Полковник поможет нам, я знаю.
Полковник Милз, прикрыв глаза от солнца, глядел из окна на то, что осталось от лагеря. Чудом уцелел офицерский дом, но большинство других строений сгорело. Раздался стук в дверь, он разрешил войти.
– Простите, полковник, можно доложить?
В двери стоял офицер, производивший арест семейства Рай.
– Да, капитан. – Полковник продолжал стоять, повернувшись к офицеру спиной.
– Ну… С Раем проблемы, сэр, он устроил шум в камере, говорит, что отец болен, без сознания, и что он… – капитан прочистил горло, – он хочет видеть вас, сэр, требует беседы с…
– Он требует! – Полковник обернулся с побелевшим от ярости лицом. – Он требует беседы!..
Милз задохнулся. Внезапная мысль пронзила его – как он состарился за минувшую неделю! Румянец и полнота исчезли, кожа на лице и шее покрылась морщинами.
– Этого ублюдка давно пора проучить! – закричал полковник. – Проклятый выскочка! Он требует!..
Капитан отступил на шаг.
– Сэр, я не думаю…
– Я хочу, чтобы их имущество было конфисковано! Я хочу, чтобы семью выселили из дома… Я хочу… – Он прыжком пересек комнату и рванул дверь. – Сержант!
Отброшенный физически ощущаемым гневом Милза, капитан вжался в стенку. Воспоминания о странных приказах полковника вспыхнули в его голове.
Сержант был головорезом, а его отряд – практически бандитами. Капитан избегал участвовать в событиях после всего, что произошло за неделю.
– Чертов сержант! Где эта скотина?
Полковник в ярости схватил со стола трость.
Не сознавая, что капитан рядом, он разговаривал сам с собой.
– Пусть это будет последнее, что я сделаю, но я этих туземцев… – бормотал он в неистовстве. Забыв о капитане, он вышел из комнаты.
– Открывайте! – Сержант с жутким грохотом стучал дубиной в дверь. Увидев, что дверь трещит и поддается под ударами, он с удовлетворением улыбнулся. – Открывай, я говорю! Это Британская армия! – Дубинка пробила дверь насквозь. – Ну, открывай же!
Он увидел, что дверь пытаются открыть, но нанес еще один удар, чтобы знали, с кем имеют дело.
Слуга Рая нервно возился с замком, хозяйка стояла за ним. После ареста хозяина он и, несмотря на жару, держали дом запертым, боясь каждого шороха и ожидая возвращения солдат. Но теперь, когда это произошло, миссис Рай была поразительно спокойна. Она предполагала, что худшего не избежать, и собиралась встретить удар судьбы с достоинством.
Как и ее сын, миссис Рай не верила в английское правосудие. За последние две недели она убедилась, что англичане ничем не отличаются от других народов в отношении алчности и властности. Они арестовали мужа и сына, убили их, а теперь явились за имуществом.
Она ничего не знала о собственности мужа, поэтому спрятала только те ценности, которые смогла найти.
– Живее! – Сержант пнул дверь, поторапливая слугу. – Шевелитесь, черти! – крикнул он, еще раз пнув дверь. Он был полон свирепой ненависти к индусам и уже считал дело сделанным, так что с нетерпением ожидал, когда откроют дверь. – Ну же! – прорычал он, когда последний замок был открыт, и, прицелившись в середину двери, распахнул ее ногой.
Солдаты ворвались в дом.
Сбив слугу ударом дубинки, сержант схватил миссис Рай, завернул ей руку за спину и потащил в спальню. Она не издала ни звука, хотя ее лицо скривилось от боли. В комнате он швырнул женщину на кровать, надавил коленями на грудь и задрал на ней сари, обнажая ноги и бедра до пояса. Рассмотрев ее покрасневшее и исцарапанное во время борьбы тело, он отступил и с усмешкой смотрел на ее позор и унижение.
– Я не трону тебя, мразь! – фыркнул он.
Она начала горестно всхлипывать. Тогда сержант закатил ей увесистую пощечину и пошел прочь.
Весь дом уже обыскивали. Прямо у выхода из спальни сержант наткнулся на голую задницу солдата, насиловавшего служанку, и рассмеялся. Девушка тихонько всхлипывала, глаза ее были полны страха и боли.
Сержант подключился к обыску, опустошая ящики шкафов, перерывая книги, бумаги и сваливая все неценное в кучу на пол. То, что его интересовало, он кидал в принесенный с собой мешок, а деньги прятал в карман.
Менее чем за час дом был полностью опустошен. Сержант погрузил мешок на телегу, когда солдаты добирали уже последнее, и отдал приказ уходить. Была бы его воля, он сжег бы дом, но почему-то полковник велел его оставить. Он оглянулся на результаты работы и улыбнулся. Если бы решения принимал он, ни одного индуса не было бы в этом богом хранимом месте.
Полковник Милз спешился и привязал повод к дереву. Он проделал путь к дому Рая по маршруту того вечера, с трудом вспоминая его, и поднялся на веранду. Казалось, прошло столетие с того дня, когда они были здесь вместе с Элис. Он стоял, смотрел на разгромленный дом и впервые за семь дней улыбнулся – горькой и насмешливой улыбкой. Именно этого он хотел, в этом была справедливость. Полковник вытащил из кармана и стал рассматривать на ладони маленькую золотую птичку, украшенную драгоценными камнями, которую его люди нашли во время обыска. Рубины и бриллианты сверкали на закатном солнце. Элис бы она понравилась, подумал он, прекрасный образчик работы Рая.
Полковник сжал пальцы с такой силой, что украшение больно врезалось в ладонь. Элис была мертва, и то, что от нее осталось, было похоронено. Никогда Элис не увидит эту птичку.
Развернувшись, полковник сошел с веранды и пошел прочь от дома. Мертвая тишина здания радовала его. Он отвязал повод и, перед тем как сесть на лошадь, обернулся. Послезавтра их казнят, до того как прибудет новое командование, и никто не помешает ему сделать это. Именно этого он жаждал, в этом было его возмездие.
Глава 5
Как Нанда и предполагал, лагерь вымер под полуденным солнцем. Когда они приблизились к его границам, повозка остановилась. Нанда и возница рассматривали птиц в небе, а в это время люди выбрались из повозки и проникли в лагерь. За пару минут первая часть плана была выполнена. Затем повозка подъехала к входу, и Нанда сказал патрульным, что ему нужно видеть полковника.
Через четверть часа разрешение на визит было получено, и Нанда, отводя взгляд от маленьких деревянных крестов, отмечавших могилы, разбросанные по всему лагерю, двинулся по главному проезду к офицерской столовой. Ему было стыдно за бунтовщиков, но он их понимал, и, кроме того, он знал, что полковник в своем возмездии за бойню зашел слишком далеко.
Возница доставил Нанду к столовой и получил указание ждать. Нанда знал, что встреча с полковником не займет много времени, так что действовать нужно быстро. Оправляя рукава, он кивнул часовому у двери и вошел внутрь.
Тюремный блок, на счастье, был рядом. Возница спрыгнул с повозки и подошел к солдату, на которого ему прежде указал Нанда.
– Эй, солдат, – прошептал он, – у меня есть кое-что для тебя. – Он улыбнулся и достал пакет. Это была пачка открыток, которые привлекли внимание солдата. – Вон там, – кивнул он на задок повозки, – прекрасные снимки… – он опять хитро улыбнулся, – фотографии девушек, белых девушек…
Солдат встал, в нем затеплился огонек возбуждения, и, покинув пост, направился за возницей к повозке.
– Покажи. – Солдат потянулся к пачке. Он не желал платить, не убедившись в качестве. Возница, действуя по инструкции, развязал пачку. Он присел на корточки и разложил несколько порнографических снимков на земле, так что солдат был вынужден тоже присесть. Они сидели лицом к лицу, и, когда возница увидел, что внимание солдата приковано к фотографиям, он подал сигнал, а сам начал медленно доставать открытки из пакета.
За считанные секунды люди Нанды проникли в тюрьму. Они сняли часового, ударив его по шее, взяли у него ключи и добрались до камеры, где сидели отец и сын Рай. Нужно было спешить, так как часовой пробудет без сознания всего несколько минут.
– Индраджит Рай! – Один человек отпер дверь, а другой остался на страже. – Индраджит Рай… – Он говорил совсем тихо, чтобы не услышали другие узники. Когда он приоткрыл дверь, ему пришлось прикрыть рот и нос рукой от смрада, наполнявшего камеру. Джагат поднял голову. Он стоял на коленях и смачивал лицо остатками воды. Увидев вошедшего, он распрямился, его ноги подгибались от слабости.
– Малика Шукер! Слава Богу… – Его голос дрожал. – Мой отец… Он слишком болен… Он…
Вошедший прикрыл его рот своей рукой:
– Мы вернемся за вами вечером, не сейчас; Нанда в лагере, его могут заподозрить и задержать. – Малика вытащил нож из-за пояса. – Вот! Вечером, когда услышишь клекот орла, позовешь стражника. Используешь это… – Он нервно оглянулся. – Будь готов, когда стемнеет; мы не сможем проникнуть сюда, но будем ждать. Путь до границы лагеря будет свободен, побежишь туда, пригибаясь, а мы тебя прикроем. Слушай орла… – Он двинулся к двери. – Это будет знак, ты явственно услышишь…
Стражник застонал, и Малика заторопился. Когда Джагат подбежал к двери, она уже защелкнулась. Он бросился на нее с воплем и упал на пол. У него появился шанс, он мог бы его использовать. Но ему не выбраться живым, таща на себе отца, не успеть добраться до границ лагеря. Он закрыл лицо ладонями. Может ли он оставить отца? Он тер глаза кулаками, пытаясь остановить слезы отчаяния. Как поступить?
– Рай?
Джагат замер.
– Рай? Отвечай!
Глазок в двери был откинут, стражник заглянул в камеру:
– Рай?
Джагат хрипло отозвался. Стражник двинулся дальше. Он никогда не делал обхода до заката, но сегодня он отключился, заснул прямо на посту и, очнувшись, обнаружил, что уткнулся головой в стол. Раньше с ним этого никогда не случалось, и он нервничал.
Успокоенный тем, что все в порядке, стражник удалился на свой пост. Джагат постоял, растирая ноги, и вернулся к отцу.
«Я не могу оставить его, – подумал он, становясь на колени и обмакивая тряпку в воду, – я не могу!» Отчаяние пронзило его. Но когда он положил руку на лоб отца, то осознал, что сможет. Его отец был мертв.
– Господин Нанда, я не понимаю, какое отношение ко мне имеют эти постановления магараджи! – Полковник сидел во главе длинного обеденного стола и глядел через весь стол на индуса. Была б его воля, он швырнул бы Нанду в тюрьму ко всем остальным, но этот человек имел слишком большие связи по всей стране, и полковник не осмеливался. – Я был бы благодарен, если бы вы перестали отнимать у меня время! – прорычал Милз.
Нанда поклонился, скосив взгляд в окно.
– Но, полковник, магараджа хотел бы вашего одобрения. Он не хочет выглядеть… – Нанда оборвал речь. Он разглядел солнечный зайчик в окне и вздохнул с облегчением. – Он хотел бы действовать правильно, сэр. – Сигнал был, и, значит, Малике все удалось. – Возможно, я могу его уверить в вашем одобрении? – Он умудрился долго говорить ни о чем и теперь хотел удалиться.
– Да, да! Если это все, то да! Ради Бога, дай мне поработать!
– О, благодарю от всего сердца, господин полковник! – Склонившись, Нанда попятился к двери. – Благодарю за прием.
Он глянул снизу вверх на полковника и увидел, что тот уже забыл о нем. Нанда не обиделся. Он получил то, за чем пришел, – полковник потерял пятнадцать минут. Улыбаясь про себя, Нанда вышел из комнаты.
Небо было черным. Низкое, темное облако полностью затянуло его, заслонило луну и звезды, отрезало свет; горячий воздух застыл возле земли, увлажняя ее.
Джагат Рай сидел, держа холодную руку отца, и глядел через зарешеченное окно на черное небо.
Он ждал. Он не знал, как долго он вот так сжимал отцовскую руку, он не ощущал ничего, кроме тишины. Тишина обволакивала. Он ждал крика орла с таким напряжением, что все тело окаменело и, казалось, готово ждать вечность.
Затем дважды раздался крик. Первый раз он был приглушен, смягчен облаком, второй раз ясен и чист, как если бы птица кружила над головой. Это был сигнал – они пришли за ним. Джагат посмотрел на отца, поцеловал его ледяной лоб и погладил по лицу. Затем встал, вытащил нож из-за пояса и подошел к двери. Изо всех сил он забарабанил кулаками в дверь и стал звать стражу. Он кричал, что его отец умер, так как это был единственный способ открыть дверь. Как только охранник вошел в камеру, Джагат бросился на него сзади и мгновенно перерезал ему горло.
Нанда тоже ждал. Вместе со слугой он сидел на обочине дороги поддеревьями и каждые несколько минут глядел вдаль. Они были в сорока милях к западу от Морапура, на границе с соседним княжеством. Далее дорога шла на Балистан, который не был под британской юрисдикцией.
И вот вдали показалось облако пыли. Он поскакал навстречу всадникам и, заметив, что их только двое, перешел на шаг.
– Джагат? – Он узнал сына своего друга. – Что случилось? Отец?..
Джагат опустил голову. Он не мог взглянуть на Нанду.
– Умер? – Нанда дотянулся рукой до юноши. – Что?.. – Он увидел боль в его глазах и остановился. – Идем, ты должен передохнуть… – Повернув лошадь, он поехал к слуге, ждавшему со свежими лошадьми.
Слуга поставил котелок с водой на огонь. Джагат сидел возле костра, и лицо его, озаренное пламенем, казалось намного старше, чем должно быть в восемнадцать лет. Он молча пил чай, с облегчением думая, что может пить его, не чувствуя себя виноватым. В отличие от отца Джагат в тюрьме ел, чтобы выжить, но каждый кусок был для него падалью, так как его готовили не по правилам его веры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Взглянув на часы, он увидел, что приближается время общего сбора. Полковник сел прямо и оправил сюртук. Несмотря на хаос, он всегда выглядел безупречно. После расчистки последствий бойни для него это стало правилом. Он вытер лицо свежим носовым платком, вторым за утро, и сложил бумаги аккуратной стопкой. Секундой позже в дверь постучались три офицера, входивших вместе с полковником в следственную комиссию.
– Доброе утро, джентльмены. – Он не улыбнулся, он никогда больше не улыбался.
Офицеры чувствовали себя неуютно. Полковник обратился к бумагам.
– Рай, – сказал он, не поднимая глаз, – у меня сложилось мнение, что их следует казнить послезавтра, а их собственность и землю реквизировать в казну губернатора ее величества в Индии.
Один из офицеров нервно кашлянул, и полковник пронзил его взглядом. Наступила давящая тишина. Молодой капитан тщетно пытался найти повод для протеста. Он знал, что свершается ошибка, но ему не хватало мужества высказать это. Через пару дней прибудет подкрепление, и, возможно, сменится командование. До тех пор придется потерпеть. Он сидел тихо, пока полковник разговаривал с двумя другими офицерами.
– Кто «за», подтвердите.
Все согласились, предложение прошло. Капитан устало посмотрел на товарищей, а полковник перешел к следующему делу.
Совещание проходило, как обычно, следствие было пустой формальностью. Полковник был командиром, он отдавал приказы. Их надлежало выполнять не раздумывая, хороши они или плохи.
– Папочка! – Джагат Рай слегка потряс отца за плечо.
Тот открыл глаза и попытался улыбнуться, но это лишило его сил, и он снова закрыл глаза.
– Что это, Джагат? – пробормотал отец.
– Папа, это еда. Попробуй съесть немного. – Джагат подал ему ржавую тарелку. – Папочка, пожалуйста, только попробуй.
Но Индраджит движением руки отстранил тарелку. Пища была приготовлена не его собственным поваром, а кем-то неизвестной касты. Для него – глубоко религиозного человека – это означало запрет на еду. Уже две недели он ничего не ел и сильно ослабел от голода и жажды; от грязи и экскрементов в камере он заболел. Джагат горько вздохнул, раздумывая, не попытаться ли еще раз, потом встал, сознавая бесполезность своих усилий. Он отнес тарелку в дальний угол камеры, и отдал убогую стряпню тараканам.
– Джагат?
Обернувшись к отцу, Джагат понял, что тот хочет что-то сказать, и поспешил к нему:
– Что, папа?
Он смочил водой полосу ткани, оторванную от рубашки, и осторожно вытер пот с отцовского лица.
– Джагат, ты уверен, что мама в порядке? – Открыв глаза, Индраджит смотрел сыну прямо в лицо. – Есть весточка?
– Да, папа, я получил известие, – спокойно сказал сын, отвернувшись. Сжав кулаки, Джагат молился про себя, чтобы отец отвел взгляд. Джагат никогда не умел лгать, особенно любимому и уважаемому человеку. На самом деле не было никаких известий, но он боялся расстроить отца. Поэтому солгал впервые еще два дня назад, а Индраджит задавал один и тот же вопрос каждые несколько часов, как только сознание возвращалось к нему. Для Джагата было мучением повторять свою ложь.
– Джагат, я боюсь, что про нас забыли, – выдохнул Индраджит. Горло его так пересохло, что он потерял голос и едва мог шептать. – Проси встречи с полковником Милзом. – Некоторое время Индраджит собирался с силами. – Полковник – человек чести, Джагат. – Он опять замолчал, эти несколько слов отобрали у него остатки сил, он был на грани обморока. – Настаивай на встрече с ним… – пробормотал он, и веки его закрылись. – Полковник поможет нам, я знаю.
Полковник Милз, прикрыв глаза от солнца, глядел из окна на то, что осталось от лагеря. Чудом уцелел офицерский дом, но большинство других строений сгорело. Раздался стук в дверь, он разрешил войти.
– Простите, полковник, можно доложить?
В двери стоял офицер, производивший арест семейства Рай.
– Да, капитан. – Полковник продолжал стоять, повернувшись к офицеру спиной.
– Ну… С Раем проблемы, сэр, он устроил шум в камере, говорит, что отец болен, без сознания, и что он… – капитан прочистил горло, – он хочет видеть вас, сэр, требует беседы с…
– Он требует! – Полковник обернулся с побелевшим от ярости лицом. – Он требует беседы!..
Милз задохнулся. Внезапная мысль пронзила его – как он состарился за минувшую неделю! Румянец и полнота исчезли, кожа на лице и шее покрылась морщинами.
– Этого ублюдка давно пора проучить! – закричал полковник. – Проклятый выскочка! Он требует!..
Капитан отступил на шаг.
– Сэр, я не думаю…
– Я хочу, чтобы их имущество было конфисковано! Я хочу, чтобы семью выселили из дома… Я хочу… – Он прыжком пересек комнату и рванул дверь. – Сержант!
Отброшенный физически ощущаемым гневом Милза, капитан вжался в стенку. Воспоминания о странных приказах полковника вспыхнули в его голове.
Сержант был головорезом, а его отряд – практически бандитами. Капитан избегал участвовать в событиях после всего, что произошло за неделю.
– Чертов сержант! Где эта скотина?
Полковник в ярости схватил со стола трость.
Не сознавая, что капитан рядом, он разговаривал сам с собой.
– Пусть это будет последнее, что я сделаю, но я этих туземцев… – бормотал он в неистовстве. Забыв о капитане, он вышел из комнаты.
– Открывайте! – Сержант с жутким грохотом стучал дубиной в дверь. Увидев, что дверь трещит и поддается под ударами, он с удовлетворением улыбнулся. – Открывай, я говорю! Это Британская армия! – Дубинка пробила дверь насквозь. – Ну, открывай же!
Он увидел, что дверь пытаются открыть, но нанес еще один удар, чтобы знали, с кем имеют дело.
Слуга Рая нервно возился с замком, хозяйка стояла за ним. После ареста хозяина он и, несмотря на жару, держали дом запертым, боясь каждого шороха и ожидая возвращения солдат. Но теперь, когда это произошло, миссис Рай была поразительно спокойна. Она предполагала, что худшего не избежать, и собиралась встретить удар судьбы с достоинством.
Как и ее сын, миссис Рай не верила в английское правосудие. За последние две недели она убедилась, что англичане ничем не отличаются от других народов в отношении алчности и властности. Они арестовали мужа и сына, убили их, а теперь явились за имуществом.
Она ничего не знала о собственности мужа, поэтому спрятала только те ценности, которые смогла найти.
– Живее! – Сержант пнул дверь, поторапливая слугу. – Шевелитесь, черти! – крикнул он, еще раз пнув дверь. Он был полон свирепой ненависти к индусам и уже считал дело сделанным, так что с нетерпением ожидал, когда откроют дверь. – Ну же! – прорычал он, когда последний замок был открыт, и, прицелившись в середину двери, распахнул ее ногой.
Солдаты ворвались в дом.
Сбив слугу ударом дубинки, сержант схватил миссис Рай, завернул ей руку за спину и потащил в спальню. Она не издала ни звука, хотя ее лицо скривилось от боли. В комнате он швырнул женщину на кровать, надавил коленями на грудь и задрал на ней сари, обнажая ноги и бедра до пояса. Рассмотрев ее покрасневшее и исцарапанное во время борьбы тело, он отступил и с усмешкой смотрел на ее позор и унижение.
– Я не трону тебя, мразь! – фыркнул он.
Она начала горестно всхлипывать. Тогда сержант закатил ей увесистую пощечину и пошел прочь.
Весь дом уже обыскивали. Прямо у выхода из спальни сержант наткнулся на голую задницу солдата, насиловавшего служанку, и рассмеялся. Девушка тихонько всхлипывала, глаза ее были полны страха и боли.
Сержант подключился к обыску, опустошая ящики шкафов, перерывая книги, бумаги и сваливая все неценное в кучу на пол. То, что его интересовало, он кидал в принесенный с собой мешок, а деньги прятал в карман.
Менее чем за час дом был полностью опустошен. Сержант погрузил мешок на телегу, когда солдаты добирали уже последнее, и отдал приказ уходить. Была бы его воля, он сжег бы дом, но почему-то полковник велел его оставить. Он оглянулся на результаты работы и улыбнулся. Если бы решения принимал он, ни одного индуса не было бы в этом богом хранимом месте.
Полковник Милз спешился и привязал повод к дереву. Он проделал путь к дому Рая по маршруту того вечера, с трудом вспоминая его, и поднялся на веранду. Казалось, прошло столетие с того дня, когда они были здесь вместе с Элис. Он стоял, смотрел на разгромленный дом и впервые за семь дней улыбнулся – горькой и насмешливой улыбкой. Именно этого он хотел, в этом была справедливость. Полковник вытащил из кармана и стал рассматривать на ладони маленькую золотую птичку, украшенную драгоценными камнями, которую его люди нашли во время обыска. Рубины и бриллианты сверкали на закатном солнце. Элис бы она понравилась, подумал он, прекрасный образчик работы Рая.
Полковник сжал пальцы с такой силой, что украшение больно врезалось в ладонь. Элис была мертва, и то, что от нее осталось, было похоронено. Никогда Элис не увидит эту птичку.
Развернувшись, полковник сошел с веранды и пошел прочь от дома. Мертвая тишина здания радовала его. Он отвязал повод и, перед тем как сесть на лошадь, обернулся. Послезавтра их казнят, до того как прибудет новое командование, и никто не помешает ему сделать это. Именно этого он жаждал, в этом было его возмездие.
Глава 5
Как Нанда и предполагал, лагерь вымер под полуденным солнцем. Когда они приблизились к его границам, повозка остановилась. Нанда и возница рассматривали птиц в небе, а в это время люди выбрались из повозки и проникли в лагерь. За пару минут первая часть плана была выполнена. Затем повозка подъехала к входу, и Нанда сказал патрульным, что ему нужно видеть полковника.
Через четверть часа разрешение на визит было получено, и Нанда, отводя взгляд от маленьких деревянных крестов, отмечавших могилы, разбросанные по всему лагерю, двинулся по главному проезду к офицерской столовой. Ему было стыдно за бунтовщиков, но он их понимал, и, кроме того, он знал, что полковник в своем возмездии за бойню зашел слишком далеко.
Возница доставил Нанду к столовой и получил указание ждать. Нанда знал, что встреча с полковником не займет много времени, так что действовать нужно быстро. Оправляя рукава, он кивнул часовому у двери и вошел внутрь.
Тюремный блок, на счастье, был рядом. Возница спрыгнул с повозки и подошел к солдату, на которого ему прежде указал Нанда.
– Эй, солдат, – прошептал он, – у меня есть кое-что для тебя. – Он улыбнулся и достал пакет. Это была пачка открыток, которые привлекли внимание солдата. – Вон там, – кивнул он на задок повозки, – прекрасные снимки… – он опять хитро улыбнулся, – фотографии девушек, белых девушек…
Солдат встал, в нем затеплился огонек возбуждения, и, покинув пост, направился за возницей к повозке.
– Покажи. – Солдат потянулся к пачке. Он не желал платить, не убедившись в качестве. Возница, действуя по инструкции, развязал пачку. Он присел на корточки и разложил несколько порнографических снимков на земле, так что солдат был вынужден тоже присесть. Они сидели лицом к лицу, и, когда возница увидел, что внимание солдата приковано к фотографиям, он подал сигнал, а сам начал медленно доставать открытки из пакета.
За считанные секунды люди Нанды проникли в тюрьму. Они сняли часового, ударив его по шее, взяли у него ключи и добрались до камеры, где сидели отец и сын Рай. Нужно было спешить, так как часовой пробудет без сознания всего несколько минут.
– Индраджит Рай! – Один человек отпер дверь, а другой остался на страже. – Индраджит Рай… – Он говорил совсем тихо, чтобы не услышали другие узники. Когда он приоткрыл дверь, ему пришлось прикрыть рот и нос рукой от смрада, наполнявшего камеру. Джагат поднял голову. Он стоял на коленях и смачивал лицо остатками воды. Увидев вошедшего, он распрямился, его ноги подгибались от слабости.
– Малика Шукер! Слава Богу… – Его голос дрожал. – Мой отец… Он слишком болен… Он…
Вошедший прикрыл его рот своей рукой:
– Мы вернемся за вами вечером, не сейчас; Нанда в лагере, его могут заподозрить и задержать. – Малика вытащил нож из-за пояса. – Вот! Вечером, когда услышишь клекот орла, позовешь стражника. Используешь это… – Он нервно оглянулся. – Будь готов, когда стемнеет; мы не сможем проникнуть сюда, но будем ждать. Путь до границы лагеря будет свободен, побежишь туда, пригибаясь, а мы тебя прикроем. Слушай орла… – Он двинулся к двери. – Это будет знак, ты явственно услышишь…
Стражник застонал, и Малика заторопился. Когда Джагат подбежал к двери, она уже защелкнулась. Он бросился на нее с воплем и упал на пол. У него появился шанс, он мог бы его использовать. Но ему не выбраться живым, таща на себе отца, не успеть добраться до границ лагеря. Он закрыл лицо ладонями. Может ли он оставить отца? Он тер глаза кулаками, пытаясь остановить слезы отчаяния. Как поступить?
– Рай?
Джагат замер.
– Рай? Отвечай!
Глазок в двери был откинут, стражник заглянул в камеру:
– Рай?
Джагат хрипло отозвался. Стражник двинулся дальше. Он никогда не делал обхода до заката, но сегодня он отключился, заснул прямо на посту и, очнувшись, обнаружил, что уткнулся головой в стол. Раньше с ним этого никогда не случалось, и он нервничал.
Успокоенный тем, что все в порядке, стражник удалился на свой пост. Джагат постоял, растирая ноги, и вернулся к отцу.
«Я не могу оставить его, – подумал он, становясь на колени и обмакивая тряпку в воду, – я не могу!» Отчаяние пронзило его. Но когда он положил руку на лоб отца, то осознал, что сможет. Его отец был мертв.
– Господин Нанда, я не понимаю, какое отношение ко мне имеют эти постановления магараджи! – Полковник сидел во главе длинного обеденного стола и глядел через весь стол на индуса. Была б его воля, он швырнул бы Нанду в тюрьму ко всем остальным, но этот человек имел слишком большие связи по всей стране, и полковник не осмеливался. – Я был бы благодарен, если бы вы перестали отнимать у меня время! – прорычал Милз.
Нанда поклонился, скосив взгляд в окно.
– Но, полковник, магараджа хотел бы вашего одобрения. Он не хочет выглядеть… – Нанда оборвал речь. Он разглядел солнечный зайчик в окне и вздохнул с облегчением. – Он хотел бы действовать правильно, сэр. – Сигнал был, и, значит, Малике все удалось. – Возможно, я могу его уверить в вашем одобрении? – Он умудрился долго говорить ни о чем и теперь хотел удалиться.
– Да, да! Если это все, то да! Ради Бога, дай мне поработать!
– О, благодарю от всего сердца, господин полковник! – Склонившись, Нанда попятился к двери. – Благодарю за прием.
Он глянул снизу вверх на полковника и увидел, что тот уже забыл о нем. Нанда не обиделся. Он получил то, за чем пришел, – полковник потерял пятнадцать минут. Улыбаясь про себя, Нанда вышел из комнаты.
Небо было черным. Низкое, темное облако полностью затянуло его, заслонило луну и звезды, отрезало свет; горячий воздух застыл возле земли, увлажняя ее.
Джагат Рай сидел, держа холодную руку отца, и глядел через зарешеченное окно на черное небо.
Он ждал. Он не знал, как долго он вот так сжимал отцовскую руку, он не ощущал ничего, кроме тишины. Тишина обволакивала. Он ждал крика орла с таким напряжением, что все тело окаменело и, казалось, готово ждать вечность.
Затем дважды раздался крик. Первый раз он был приглушен, смягчен облаком, второй раз ясен и чист, как если бы птица кружила над головой. Это был сигнал – они пришли за ним. Джагат посмотрел на отца, поцеловал его ледяной лоб и погладил по лицу. Затем встал, вытащил нож из-за пояса и подошел к двери. Изо всех сил он забарабанил кулаками в дверь и стал звать стражу. Он кричал, что его отец умер, так как это был единственный способ открыть дверь. Как только охранник вошел в камеру, Джагат бросился на него сзади и мгновенно перерезал ему горло.
Нанда тоже ждал. Вместе со слугой он сидел на обочине дороги поддеревьями и каждые несколько минут глядел вдаль. Они были в сорока милях к западу от Морапура, на границе с соседним княжеством. Далее дорога шла на Балистан, который не был под британской юрисдикцией.
И вот вдали показалось облако пыли. Он поскакал навстречу всадникам и, заметив, что их только двое, перешел на шаг.
– Джагат? – Он узнал сына своего друга. – Что случилось? Отец?..
Джагат опустил голову. Он не мог взглянуть на Нанду.
– Умер? – Нанда дотянулся рукой до юноши. – Что?.. – Он увидел боль в его глазах и остановился. – Идем, ты должен передохнуть… – Повернув лошадь, он поехал к слуге, ждавшему со свежими лошадьми.
Слуга поставил котелок с водой на огонь. Джагат сидел возле костра, и лицо его, озаренное пламенем, казалось намного старше, чем должно быть в восемнадцать лет. Он молча пил чай, с облегчением думая, что может пить его, не чувствуя себя виноватым. В отличие от отца Джагат в тюрьме ел, чтобы выжить, но каждый кусок был для него падалью, так как его готовили не по правилам его веры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32