Упрямая дочь не желает идти ему навстречу. Ее кошмарного итальянского муженька уже давно нет на свете, а Катрин до сих пор об Италии даже слышать не хочет. Что же между ними произошло? Она так ничего отцу и не рассказала. Нема, как могила.
Два дня спустя, ровно в пятнадцать ноль-ноль, Алексей Джисмонди с решительным видом вошел в художественную галерею Катрин Жардин. План был отработан заранее.
– У меня назначена встреча с мисс Жардин, – заявил он молодому азиату, лениво перелистывавшему страницы иллюстрированного журнала за старомодным столиком у входа.
– Ах да, вы мистер Джисмонди, – улыбнулся молодой человек. – Я скажу Кэт, что вы уже пришли. Осмотрите пока выставку, она чудо как хороша.
Он быстро взбежал по лестнице на второй этаж и почти сразу же вернулся – Алексей не успел толком рассмотреть и одну картину.
– Поднимайтесь, она ждет вас. Первая дверь.
Алексей поднялся на третий этаж, постучал в обшитую деревом дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.
Катрин Жардин стояла у письменного стола спиной к двери, разговаривая по телефону. Услышав шаги, она обернулась, и по ее глазам Алексей понял – она его узнала.
Тогда он изобразил на лице удивление. Честно говоря, особенно притворяться ему не пришлось. Впервые он видел это прекрасное лицо с такого близкого расстояния, и впечатление было необычайно сильным. В Катрин не было ничего кокетливого или соблазнительного: строгое серое платье, роскошные волосы уложены в бесхитростную прическу. Но изящный рисунок лица, фарфоровая белизна кожи, разрез огромных, очень серьезных глаз, элегантность жестов – все это, вместе взятое, производило эффект, привыкнуть к которому, должно быть, будет не просто.
Чуть охрипшим голосом Алексей сказал:
– Если я не ошибаюсь, мы с вами уже виделись. Вы и есть Катрин Жардин?
Она кивнула, положила телефонную трубку на аппарат и посмотрела на посетителя с легкой иронией.
– Да-да. Вы – тот самый человек, которого не может добудиться даже настырный нью-йоркский официант.
Катрин протянула ему тонкую руку и улыбнулась чуть шире.
– Да, мое внимание было занято чем-то гораздо более интересным, – ответил Алексей и, поняв, что затягивает рукопожатие больше необходимого, резко отдернул руку.
– Понятно, – сухо бросила Катрин, опускаясь в кресло, словно хотела отгородиться от него пространством стола.
– Чем я могу быть полезна вам, мистер Джисмонди?
Алексей стал объяснять:
– Несколько месяцев назад я видел на выставке одну картину, которую очень хотел бы приобрести. Это работа Мишеля Сен-Лу. Портрет Сильви Ковальской. Насколько мне известно, картина принадлежит вам.
На лице Катрин отразилась целая гамма чувств, глаза потемнели.
Очень вежливым, но ледяным и решительным тоном она отрезала:
– Эта картина не продается.
– Понимаете, я – поклонник творчества Сен-Лу, – солгал Алексей. – Этот портрет – одно из лучших произведений художника. Стоимость меня не интересует…
– Меня она тоже не интересует, мистер Джисмонди, – холодно заметила Катрин.
– Правда? – Ее манера говорить действовала ему на нервы. – А мне казалось, что у вас в Нью-Йорке искусство и деньги неотделимы друг от друга.
Он нарочно произнес эти слова с иронией, и удар попал в цель: на скулах Катрин вспыхнули красные пятна.
– Иногда это так, – ровным тоном ответила она. – Но не в данном случае…
Катрин вскинула голову. Гнев боролся в ней с гордостью.
– Сильви Ковальская – это моя мать. Портрет матери я не продаю.
Она встала, давая понять, что разговор окончен, но тут же быстро добавила:
– Впрочем, вы можете посмотреть другие картины. – И, пародируя его слова, заметила: – У нас нет обыкновения отпугивать клиентов, которых «цена не интересует».
Алексей уловил в ее словах насмешку, но это не сбило его с намеченного пути.
– Ах, вот как? Извините, я не знал, что Сильви Ковальская – ваша мать. Очень глупо с моей стороны.
Он смотрел на Катрин изучающим взглядом.
– Естественно. Откуда вы могли это знать? Ведь мы с матерью не похожи. Между нами нет и никогда не было ничего общего.
Джисмонди уловил в ее голосе странную горечь. Что бы это значило?
– Однако, даже если вы не хотите продавать картину, – сказал он, – может быть, вы позволите мне взглянуть на нее еще раз?
Катрин задумалась. В это время дверь ее кабинета распахнулась и вбежала маленькая девочка. Она бросилась к Катрин и обняла ее за шею.
– Натали, сколько раз тебе говорить: нельзя входить в комнату без стука, – строго сказала Катрин, но лицо ее просияло счастливой улыбкой.
– Мамочка, я получила «отлично» за эту ужасную контрольную по математике!
– Это просто замечательно, солнышко.
Катрин поцеловала дочь, но, почувствовав на себе взгляд Алексея, вновь изобразила на лице строгость.
– Боюсь, мистер Джисмонди, у меня не осталось времени. Если хотите, я попрошу одного из своих помощников показать вам выставку. Возможно, какая-нибудь из картин придется вам по вкусу.
Алексей понял, что его выставляют за дверь.
– Но я действительно хотел бы еще раз взглянуть на портрет Сильви Ковальской, – настойчиво сказал он. – Ради этого я проделал большой путь.
– Не может быть, чтобы такой занятый человек, как вы, отправился через океан лишь ради того, чтобы взглянуть на картину.
В серых глазах едва заметно читалась насмешка. Катрин давала понять, что прекрасно знает, с кем имеет дело. Алексей смущенно поежился.
– Сильви Ковальская? – спросила девочка. – Это бабушка, да? Мамочка, это портрет, который висит у тебя дома в кабинете?
Катрин кивнула и решительно заявила Алексею:
– Боюсь, мистер Джисмонди, это совершенно невозможно.
– Мамочка, я могу сама показать этому господину картину, – вмешалась девочка. – Я все равно сейчас иду домой – заскочила на минутку. Меня внизу ждет Сэнди. Мы можем пойти вместе.
Видя, что Катрин намерена решительно воспротивиться этой идее, Алексей поспешно сказал:
– Спасибо, Натали. Я был бы очень рад. – Он ласково улыбнулся девочке. – Кстати говоря, меня зовут Алексей.
Натали застенчиво пожала ему руку. Она держалась совсем по-детски и разговаривала с непосредственностью ребенка, но в длинных ножках и тонких чертах лица уже проглядывала будущая красавица.
– Мистер Джисмонди, как вы сами понимаете, я не могу допустить, чтобы совершенно незнакомый человек проникал в мой дом, – с холодной усмешкой заявила Катрин. – Здесь ведь Нью-Йорк.
– Конечно-конечно, – смутился Алексей и вдруг расхохотался. – Вот, я оставлю вам эти доказательства моей благонадежности, – объявил он, доставая из кармана бумажник и паспорт.
Катрин оценивающе смотрела на него.
– Вы знаете, существуют гораздо более удачные портреты моей матери. Был период, когда художники постоянно писали ее портреты.
– У дедушки целых три, и все очень большие, – сообщила Натали.
– Меня в особенности интересует работа Сен-Лу, – улыбнулся Алексей, умоляюще воздевая руки. – Ну что вам стоит, прошу вас!
Катрин рассеянно повертела в руках бумажник и паспорт и вернула их владельцу.
– Ладно. Я попрошу Джо – это мой помощник, – чтобы он показал вам дом. Нельзя разочаровывать столь страстного поклонника искусства.
Она, конечно, снова иронизировала, но Алексея это ничуть не задело. Главное – он увидит картину, увидит ее дом. Глядя ей в глаза, Джисмонди очень серьезно сказал:
– Большое вам спасибо.
Портрет висел в кабинете Катрин, над письменным столом. Вероятно, воображение Алексея чрезмерно разыгралось, но ему показалось, что портрет создает в помещении некую особую, призрачную атмосферу. Неудивительно, что Катрин повесила его у себя за спиной – иначе он мешал бы ей работать. И все же абстрагироваться от присутствия картины было невозможно. Она отбрасывала невидимую тень на всю комнату, удивившую Алексея спартанским интерьером: пустой письменный стол, книги, кресла, торшер с абажуром в виде бутона – пожалуй, единственный женственный атрибут в этом строгом помещении. Алексей подумал, что в обстановке кабинета чувствуется характер хозяйки – сдержанный и гармоничный.
Алексей впился взглядом в картину. С перьями сказочной птицы что-то было не в порядке. Он сделал шаг вперед, дотронулся рукой до холста и увидел, что тот надрезан. Алексей вновь перевел взгляд на лицо. Какие глубокие, синие глаза. Загадочный портрет. У женщины польское имя, но картина написана в Париже, в тридцатые годы. Как все это объяснить?
– Хотите какао с молоком? – раздался звонкий голос Натали. – Дорин как раз варит его для меня и Сэнди. У нее всегда получается ужасно вкусно.
Алексей рассеянно улыбнулся, кивнул и последовал за девочкой на кухню, находившуюся двумя этажами ниже.
– Дорин, Дорин! Говорила я тебе, что он захочет какао! – радостно закричала Натали.
– Ну и отлично. Что ты кричишь? Сядь вот сюда, за стол, и вы тоже. Сейчас налью еще одну чашку.
Широколицая женщина неопределенного возраста смотрела на Алексея с улыбкой.
– И не забудь угостить своих гостей печеньем. Слышишь?
Когда Катрин Жардин вернулась домой, она увидела за кухонным столом развеселую компанию: довольного Алексея, двух смеющихся девочек и благодушного Джо. В глазах Катрин появилось замешательство.
– Надеюсь, я не злоупотребляю вашим гостеприимством, – вежливо сказал Алексей. – Девочки угостили меня какао, и я не смог устоять перед этим искушением.
Натали и Сэнди захихикали.
– Мама, ты знаешь, Алексей из Рима. Он рассказал нам много чудесных историй. И еще он приглашает приехать к нему в гости.
– Да, я знаю, что мистер Джисмонди из Рима, – ровным голосом ответила Катрин, бросив на Алексея гневный взгляд. – Натали, ты сделала уроки? Уже седьмой час.
Девочка не ответила. Она смотрела на Алексея.
– Я вам не говорила, но мой отец тоже из Рима.
В ее голосе звучал вызов, явно направленный против матери.
– Вы его не встречали? Он умер. А звали его Карло Негри делла Буонатерра.
Она произнесла это имя с гордостью и в упор посмотрела на мать.
– Ну все, Натали, достаточно. Идите делать уроки – и ты, и Сэнди.
– Я тоже пойду, ладно, Кэт? – Джо встал, и Кэтрин кивнула, даже не глядя на него. Она смотрела на Алексея.
– Нет, я не знал твоего отца, – негромко ответил тот. – Мне жаль, что он умер.
Натали взглянула на него своими темными глазками.
– Мне тоже жаль. – Затем, моментально перейдя от грусти к беззаботности, дернула свою подругу за рукав. – Сэнди, пойдем, нам пора.
Как ни в чем не бывало улыбнувшись матери, Натали увела вторую девочку за собой.
Прежде чем Алексей успел открыть рот, чтобы произнести необходимые в данной ситуации слова, в кухне вновь появилась Сэнди.
– Натали говорит, что я струшу, а я не струшу и скажу, – громко заявила она, хихикнув. – Мы считаем, что вы очень красивый.
Выпалив эти слова, она с хохотом унеслась прочь.
– Ох, уж эти девчонки, – неодобрительно покачала головой Дорин.
Алексей увидел, что Катрин вся дрожит, и ему неудержимо захотелось прижать ее к себе.
Вместо этого он пробормотал:
– Извините, я не имел намерения вмешиваться в вашу домашнюю жизнь…
Она не смотрела ему в глаза.
– Спасибо, что разрешили мне прийти, полюбоваться на картину. Может быть, я могу чем-то вас отблагодарить? Позвольте пригласить вас поужинать со мной.
Катрин повернулась к нему. Губы ее чуть подрагивали, в серых глазах застыла боль.
– Я… я очень бы этого хотел. Позвольте мне хоть как-то выразить свою благодарность, – мягко, но настойчиво произнес Алексей.
– Хорошо, мистер Джисмонди. Почему бы и нет? – Голос ее звучал отрешенно. – Думаю, моя дочь будет счастлива, если мы все вместе поужинаем.
Две недели спустя Алексей Джисмонди стоял в зале отлета аэропорта Кеннеди, ожидая посадки на римский самолет. В общей сложности он провел в обществе Катрин Жардин три вечера. Это были незабываемые встречи, наполнявшие его душу то радостным трепетом, то страхом. После второй встречи Алексей обнял ее и поцеловал, вдыхая пряный аромат ее волос. Поцелуй произошел как бы сам собой – Алексей был не в силах с собой совладать.
Потом он увидел те рисунки.
А на рассвете, после бессонной ночи принял окончательное решение: нужно уехать. Бежать. В его воображении лицо Катрин вытеснило лицо Сильви Ковальской. Мать уступила дочери. Да, он попытается выяснить о Сильви как можно больше, но не через Катрин – это было бы слишком опасно.
На прощание Алексей послал ей записку – сумбурную, невразумительную. Пока он не мог сообщить Катрин ничего более ясного.
Когда зазвонил звонок, Катрин как раз выходила из ванной после утреннего душа. Посыльный вручил ей огромный букет, и лицо Катрин просияло улыбкой. Конечно, это от Алексея – от кого же еще? Напевая, она зарылась лицом в аромат весенних цветов. Как много времени прошло с тех пор, когда она последний раз хотела мужской любви! «Да, – с удивлением и радостным смятением подумала Катрин. – Я его хочу». Она прижала букет к груди.
Внезапно из букета выпала маленькая коробочка с прикрепленной к ней запиской. Катрин быстро развернула листок и прочла текст, написанный по-итальянски: «Милая Катрин, встреча с тобой – для меня большое счастье. Спасибо за все. Но пока, к сожалению, придется этим ограничиться. Я вынужден срочно вернуться в Рим. Постарайся меня понять. Алексей».
Катрин испытала приступ горечи и разочарования. Неловкими пальцами она открыла бархатную коробочку и увидела, что там лежит кольцо: крупный изумруд, обрамленный маленькими бриллиантами. Не веря собственным глазам, Катрин смотрела на камень. Не может быть! Она повернула кольцо и увидела знакомые инициалы: С.К. Кольцо обожгло ей пальцы, и Катрин уронила его на пол.
С.К.! Сильви Ковальская. Ее мать. Это кольцо матери. То самое кольцо, которое пропало много лет назад. Его не оказалось среди драгоценностей, оставшихся после матери. Как попал изумруд к Алексею Джисмонди? Зачем ему понадобился портрет Сильви?
Катрин чувствовала, что ничего не понимает. В горле у нее поднялся ком, вырвалось сдавленное рыдание. Боже, до чего же она ненавидела мать!
* * *
Пощечина обрушилась на Катрин так неожиданно, что девочка чуть не полетела на пол. Взмахнув ручками, она еле удержалась на ногах, но не заплакала и даже не вскрикнула. Катрин знала, что это разозлило бы маму еще больше.
– Куда ты его задевала?! – яростно зашипела мать.
Катрин стояла, окоченев от ужаса. Она уже дважды повторила, что понятия не имеет, куда делось кольцо. Сейчас ей хотелось только одного – убежать к себе в комнату и спрятаться.
– Я видела, как ты пялишься на него, маленькая паскудина! Украла? Признавайся! Где оно? – Голос матери перешел на истерическую ноту.
Катрин дернулась, чтобы уклониться от удара, и чуть не упала.
– Сильви! – раздался тихий, но пронзительный голос отца. – Сколько раз я тебя просил не бить ребенка.
Несмотря на деланное спокойствие, голос звучал властно.
У мамы лицо пошло красными пятнами. Устрашенная этим зрелищем, девочка повернулась и выбежала из комнаты. Вслед ей несся визгливый голос:
– Ты ведь не знаешь, что она натворила! Она украла мое кольцо! Ты всегда на ее стороне!
Ножки Катрин несли ее прочь от криков, в тишину детской. Из горла девочки стали вырываться всхлипы; она вскарабкалась на высокую постель и прижалась горячей щекой к холодному покрывалу. Катрин чувствовала себя глубоко несчастной. Почему мама ей не верит? Да, она любовалась кольцом, ведь оно такое красивое. Она не брала кольцо, честное слово! Одно дело – смотреть, другое – взять. Всякий это знает. И потом, ведь сегодня ее день рождения. Целых четыре года! Она так ждала этого дня! Должна была прийти принцесса Мэт. И Лео скоро вернется из школы.
Утром в монастырском детском саду монахини были еще внимательней, чем обычно. Катрин сидела на высоком стульчике посреди большой комнаты, а все остальные хором пели для нее песенку «С днем рожденья». Катрин во второй раз в жизни удостаивалась чести сидеть на этом стуле. Конечно, он был для нее великоват, и ее ноги не доставали до пола, но она все равно была сама не своя от счастья. В первый раз подобная честь выпала ей на прошлой неделе, когда Катрин читала остальным детям свою любимую сказку – девочку только что перевели в следующую группу. Ей было страшновато, и она ужасно волновалась. Но чтение прошло превосходно, и монахини потом очень ее хвалили.
Девочке нравились монахини – их приглушенные голоса, их добрые белые лица, обрамленные черной тканью капюшонов. До чего же они были не похожи на маму! Катрин изо всех сил старалась ей угодить, но у нее никак не получалось. Сегодня девочка с особенным нетерпением ждала, когда ее заберет из сада мадам Сарла. Они прошли по большому бульвару, мимо доброго полицейского – тот специально засвистел в свой свисток, чтобы все машины остановились и пропустили маленькую Катрин. Потом она со всех ног побежала по улице, быстро вскарабкалась по крутой лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38