Да мы же были салажата, какое уж там понятие о вкусах! Но, наверно, то было прекрасное вино. Теперь представь, я живу в Аризоне. Ну, скажем, мотаюсь между Аризоной и Мексикой. И что мне там пить прикажешь? Вино из Одессы? Хотя да, я таки мог бы его заказать, и поверь – мне бы доставили в натуральнейшем виде самое лучшее! Но я в Аризоне – и я пью текилу. А когда бываю в Теннесси, то пью виски Френсиса Дэниэла. Хотя там-то особо не выпьешь – «сухой штат». А когда возил жену в Европу, то – угадай, где мы были? Подсказываю по карте вин: сначала мы пили коньяк, потом шампанское~ Нет, вру! Сначала мы пили скотч! А в конце я упился граппой так, что не помню, как сел на пароход!
– Эдинбург, Париж, Марсель, Неаполь, – быстро перечислил Орлов.
– А сейчас мы пьем джин. То есть не пьем, а языками впустую чешем, – укоризненно произнес Остерман, снова наклоняя кувшин над кружками.
Его речь была быстрой и сбивчивой, как у пьяного, но кувшин он держал твердо и каждый раз плескал в кружки абсолютно одинаковую дозу, ровно на один добрый глоток.
– И если ты поначалу принял меня за патриота, для которого нет еды слаще барабульки, то ты жестоко обманулся. Модное слово, «патриот». Каждый раз, как идет к войне, все становятся жгучими патриотами. Это не про меня. Ну да, я люблю Одессу, но – где она теперь, за океаном? Эта любовь слишком тонкая. А вот когда я говорю, что люблю джин, – это любовь живая. Да, люблю джин, и граппу, и виски. Ты в Африке был?
– Нет.
– Жаль. Хотел у тебя спросить, из чего там гонят. Да неважно. Если Кира чего-то напутает в навигации, и нас занесет в Африку, я точно знаю, что буду любить ту выпивку, какую африканцы считают самой лучшей. Потому что это – ну, как родник. Родниковую воду можно пить только прямо из родника. А наберешь ее в бутылку, привезешь домой – тьфу, что за дрянь! Так и с джином. Сейчас нас ждут на Кубе? Значит, там будем пить ром. По последней, Паша. И посмотрим, что у нас за гости.
Они отставили кружки и одновременно поднялись на ноги. При этом Илья схватился за планширь, а Орлов постарался встать без помощи рук и даже не покачнулся.
Остерман задрал голову, поглядел на верхушку мачты и поцокал языком:
– Непорядок. Ветра нет, флаг обвис. Совсем не видно. Босяки не знают, с кем имеют дело.
– Может, завернулся? – сказал Орлов, тоже задрав голову и пытаясь разглядеть флаг среди веревочных лестниц, обвисших парусов и паутины тросов.
– Может, и завернулся.
– Так, может, развернуть? – спросил Орлов.
– Да ветром развернет. Только где он, тот ветер?
Орлову не стоялось на месте. Ему вдруг стало нестерпимо душно, и он решил, что, забравшись на мачту, сможет вдохнуть свежего воздуха.
– Так я поднимусь, расправлю?
С носа шхуны раздался голос наблюдателя:
– Слева по борту лодка.
– Да видим уже, – лениво отозвался Илья и, облокотившись о борт, сплюнул в воду. – Чего им надо, босякам? Паша, ты еще здесь? А я думал, ты уже по вантам скачешь~
«Ванты? Знать бы, как они выглядят!» – Орлов вдруг почувствовал себя двоечником. Это его разозлило, и он тут же полез вверх, и довольно ловко, как ему казалось. Во всяком случае, он не запутался. И не сорвался. Правда, на самом верху обнаружилось, что он забрался не на ту мачту – флаг безвольно висел на соседней, что была ближе к корме.
Пока он спускался и поднимался снова, внизу протекали дипломатические переговоры.
– Эй, на «Палладе»! Я требую капитана! – яростно прокричал полковник Терразас, едва лодка подошла к шхуне. – Капитана сюда! Подать трап! Немедленно подать трап!
– Испанский не понимать, – вежливо сообщил ему Остерман. – Вы говорите по-английски?
Прежде чем перейти на международный морской язык, полковник отдал щедрую дань родному наречию, изобличив население Северо-Американских Штатов во множестве отвратительных наклонностей, среди которых содомия была просто невинной слабостью.
– На вашем корабле прячется преступник, – наконец, заявил Терразас. – У вас прячется янки, который убил двоих полицейских. Я требую немедленно выдать преступника. Убийца будет предан мексиканскому суду.
– Янки? – удивленно переспросил Остерман. – Американец? На нашем корабле нет американцев. Это российская шхуна, и команда вся русская. Россия, слышали про такую страну?
– Я требую капитана! Немедленно! Я арестую убийцу, и никто меня не остановит!
– Желаю удачи. Но здесь нет ни одного янки.
– Капитана сюда!
С высоты мачты Орлов видел белое сомбреро, из-под которого неслись угрозы, и боролся с желанием плюнуть на него. Где же флаг? Вот он. Веревочная лесенка кончилась. Пришлось встать на узкую площадку, обнимая мачту одной рукой, и подергать за трос, вокруг которого обвилось трехцветное выгоревшее полотнище.
Под ногами далеко-далеко зеленым стеклом застыла вода, и видно было, как по гладкому дну проносятся тени рыб, а сами рыбы оставались невидимыми.
– Капитана мне! – все громче ревел Терразас.
– Капитан отдыхает, – важно отвечал ему Остерман. – Приходите вечером. Может быть, он поговорит с вами.
– Я не собираюсь ждать до вечера!
– Придется подождать. Кстати, как прикажете доложить о вашем визите? Я не вижу на вашем судне ни лоцманского флага, ни таможенного.
– Сейчас ты узнаешь, кто я такой! – по-испански заорал Терразас, потрясая кольтом. – Сейчас я поднимусь на вашу посудину и арестую убийцу!
Илья ответил, невольно обнаружив перед собеседником знание испанского:
– Боюсь, вы не осведомлены о морском законодательстве, сеньор. Ступив на первую же ступеньку нашего трапа, вы окажетесь на российской территории. И с вами поступят по российским законам. А они весьма суровы к тем, кто размахивает оружием.
– Вы вошли в мексиканские воды и должны подчиняться мексиканским законам! И вы, и тот гринго, которого вы прячете!
– Сеньор, в море нет иных границ, кроме наружной обшивки судна. Сейчас вся Мексика со своими законами уместилась в вашей лодке. Не будем спорить, сеньор. Приходите вечером, и капитан вас примет. Но я повторяю, у нас тут нет ни одного янки.
– Предупреждаю, вы еще пожалеете!
Лодка отошла от борта, неуклюже разворачиваясь. Орлов, прижимаясь к мачте, провожал ее взглядом. Почему-то хотелось, чтобы Терразас обернулся и увидел его. «Да вы пьяны, граф, – сказал он себе укоризненно. – Вас развезло, как юнца. На подвиги тянет? Постарайтесь хотя бы достойно спуститься на палубу. И даже не думайте о том, чтобы сигануть отсюда в воду. Хотя в такую жару купание не помешало бы~»
Он все же справился с искушением и не нырнул с мачты, а, путаясь в веревках, принялся спускаться. Когда он, наконец, достиг палубы, то увидел, что рядом с Ильей стоит капитан Кирилл. Оба, облокотившись на планширь, глядели на берег и негромко переговаривались.
– Кто послал на мачту? – спросил Кирилл, когда Орлов встал рядом с ним у борта.
– Никто не посылал. Я флаг расправить~
– Ясно.
– Вот именно, все ясно, – с вызовом произнес Остерман. – Если человек после джина способен лазить по мачтам и не сверзиться, то он наш человек.
– Что за история с полицейскими? – спросил Кирилл.
– Они не полицейские, – сказал Орлов. – Каратели. Жгут индейские поселки.
Он замолчал. Не в его правилах было рассказывать о том, о чем следовало поскорее забыть. Тем более что есть вещи, о которых нельзя говорить никому. Абсолютно никому.
Но Кирилл и Илья ждали его ответа. И Орлов, посмотрев в их глаза, понял, что не имеет права смолчать или соврать.
– Привязались ко мне, – сказал он. – Даже не понял, из-за чего. Наверно, им приказали остановить работы на участке. Думаю, что кому-то из чиновников показалось, что ему мало заплатили. Захотелось снова содрать денег с владельца участка. Вот и натравили на меня.
Он снова замолчал.
– Ты не стесняйся, Паша, – мягко сказал Остерман. – Ты говори, говори. Не держи в себе.
Орлов пожал плечами:
– Да и говорить-то особо не о чем. Завели под обрыв. Дали лопату. Говорят, рой себе могилу. А меня дома жена ждет. Сын. Вот я их лопатой и~
Он не договорил, махнув рукой.
– Спать, – приказал Кирилл. – Обоим. Чтоб на ночной вахте носом не клевали.
– Ночью этот клоун соберет шайку, полезут на нас, – сказал Орлов. – Я их повадки знаю. Меня им не достать, так со злости пожар устроят.
– Ничего, – сказал Кирилл. – Встретим.
– Я бы сам их встретил, если позволите. – Орлова снова охватил боевой азарт. – Выдвинусь на шлюпке к рифу. Затаюсь. В темноте не увидят. Когда они на своей лодке пойдут на шхуну, я их с тылу перебью. Вот если бы еще зажечь что-нибудь для подсветки~
– Страсти какие! – смеясь, сказал Кирилл и подтолкнул Илью к Орлову. – Приказываю проспаться. Спать немедленно!
Илья помог ему растянуть гамак между мачтами, а сам забрался в шлюпку, подвешенную рядом. Орлов лег, поворочался немного и понял, что сможет уснуть. Он не ожидал, что придет в себя так быстро. Еще удивительнее было то, с какой легкостью он разоткровенничался перед людьми, которых увидел впервые в жизни. Они принадлежали к разным поколениям. Но Илья и Кирилл держались с ним как со своим товарищем. И Орлов чувствовал себя помолодевшим. «Похоже, эти двое привыкли выслушивать подобные истории, – подумал он. – Похоже, им самим найдется что рассказать». Так или иначе, но после короткой исповеди ему в самом деле стало легче на душе. И здесь, на шхуне, застывшей совсем недалеко от берега, где ему грозила смерть, – да, здесь он чувствовал себя в полной безопасности.
– Лопатой, говоришь? – пробормотал Остерман из шлюпки. – Мы слышали выстрелы.
– Да пришлось. Для верности. Жаль, что полковник этот не подвернулся.
– Ничего, Паша. Ты не думай. Все в порядке.
– Я и не думаю. Ночью я его не упущу.
– Да успокойся ты, – сказал Остерман, зевнув. – Что они могут? Ну, вызовут таможенный катер из ближайшего порта. Ну, и когда он сюда придет? Это ж Мексика~ А мы уже ночью будем далече. Глянь на небо. Облака перистые появились. К вечеру задует. И мы уйдем.
3
Он проснулся от движения. Все вокруг него двигалось. Мягкий топот ног, скрип снастей, хлопки паруса – эти звуки пришли к нему позже, а сначала он только ощущал движение. Потом понял, что и сам он двигается, точнее, раскачивается в гамаке. Еще не совсем проснувшись, Орлов вывалился из гамака и встал на ноги, и чуть не упал, так сильно его повело в сторону. «Надо же было так набраться», – подумал он виновато. И тут же сообразил, что это не он качается, а палуба ходит под ногами. Только теперь он смог осознать, что уже наступил вечер, и в темноте вокруг него носятся какие-то люди, и ветер швырнул ему в лицо добрую пригоршню соленых брызг, и Орлов окончательно проснулся.
Непонятные команды раздавались в темноте. Мачты дружно заскрипели. Шхуна накренилась и снова качнулась вверх-вниз, словно перевалив через горку.
Орлов вцепился в гамак, чтобы не упасть.
– Дуй на ют! – крикнул ему Остерман, внезапно появившийся рядом. – Наша вахта! Да не по этому борту, а вот здесь!
Он бесцеремонно схватил его за рубаху и потащил за собой. Орлов едва успел нагнуться, ныряя под парус.
В темноте за бортом мелькали белые гребешки волн. Вода звучно плескала по бортам шхуны. Ветер свистел в снастях.
– Павел, на руль, – сказал Кирилл, уступая Орлову место у штурвала. – Илюха, ты – на бак. Погоди, постой тут, подскажешь. Курс «зюйд-ост-ост».
Орлов взялся за рукоятки. Масляная лампа под латунным колпаком освещала диск компаса.
– Паша, отвечать полагается, – сказал Илья. – Повтори курс.
– Зюйд-ост-ост! – гаркнул Орлов, разглядывая дрожащую под стеклом шкалу с цифрами и буквами.
– Смотри сюда, – сказал Остерман. – Эти буковки на картушке означают румбы. Если капитан тебе скажет «курс норд-ост»~
– То я доверну штурвал, чтоб вот эта полоска попала на Эн-О, – перебил его Орлов.
– Не «полоска», а «курсовая нить», – поправил Илья. – Ну, раз ты все знаешь, то давай, крути.
Штурвал вдруг сам собой заворочался, и Орлов едва удержал его.
– На руле, не рыскать!
– Есть не рыскать!
– Крутани влево, – вдруг совсем не по уставу приказал Кирилл. – Еще! Теперь вправо! О! Так и держи. Поймали ветер, теперь полетим. Пошли, Илюха.
Оставшись один, Орлов забыл обо всем, пытаясь удерживать курс, да чтобы еще при этом самому оставаться на ногах. Прошло немало времени, прежде чем он смог воспринимать что-то кроме тонкой нити и верткой картушки. Шторм уже не казался ему таким сильным, а чуть позже Орлов понял, что и не было никакого шторма. Он привык к ветру и качке. Он стал ощущать скорость, с которой двигалась шхуна. И с невольной досадой понимал, что с каждой секундой удаляется от дома. Курс на юго-восток? А его дом – на северо-западе. Куда идет шхуна? Кирилл говорил про острова. Илья обмолвился, что их ждут на Кубе. Что ж, это не край света. Если после Кубы они не уйдут в океан, а сразу повернут в залив, то скоро достигнут берегов Техаса. От Галвестона до Калифорнии ходят поезда, и через пару дней Орлов окажется дома. Если будет на то Божья воля.
Он попытался представить, чем сейчас занята Вера. Наверно, уложила Гришутку и сидит на крыльце, читает при свете лампы. Ветер с океана отгоняет комаров и теребит занавеси на окнах. И, вслушиваясь в мерный гул прибоя, Вера порой поднимет голову, посмотрит в темноту и попытается представить, чем сейчас занят ее непоседливый муж~
Открылась дверь капитанской рубки, и на палубу легла полоска света. Вышедший чиркнул спичкой, прикуривая, и вспышка осветила его лицо. Блеснули круглые стекла очков. Он прошел на нос шхуны, и оттуда послышался веселый голос Остермана:
– Виктор Гаврилович, вы меня удивляете. Как можно курить мексиканские сигары? Их и близко нельзя поставить рядом с кубинскими.
– Табак – он и есть табак. Лишь бы дым шел.
– Не спится?
– Да уж я за штиль выспался на три года вперед. Могу сменить вас.
– Э, нет, вахта – это святое, – с театральным пафосом произнес Остерман. И тут же сменил тональность на житейскую: – Но раз уж вы тут, давайте закончим разговор о британской угрозе. Жаль, нет под рукой тех газет, придется по памяти. Знаете, что твердят мудрецы из Нью-Йорка и Бостона? Англия никогда не позволит России проложить железную дорогу от Тихого океана к Балтике. Потому что если между Шанхаем и Парижем станут курсировать поезда, англичанам придется поставить на прикол половину своего торгового флота~
«Британская угроза?» – Орлов стал невольно прислушиваться к голосам, доносившимся сквозь свист ветра в снастях.
– ~Никак не могу с вами согласиться. Британцам сейчас не до нас. Они вот-вот с французами схлестнутся, и не на Дальнем Востоке, а в Африке.
– В Африке все давным-давно поделено.
– Отнюдь не все, Илья Осипович, отнюдь не все. Драка развернется за верховья Нила. Англия рвется туда с севера, а Франция с запада. Позвольте спичку~
– Что за сигара, которая гаснет на ветру? Попробуйте хотя бы мои, кубинские!
– Благодарю, в следующий раз. Так вот. Войска Китченера застряли в Судане надолго. Правда, в прошлом году англичане высадили у Момбасы экспедицию полковника Макдональда, и тот направился в глубь материка. Но еще раньше французы из своего Конго отправили к Белому Нилу отряд майора Маршана. У французов выигрыш во времени и более короткий маршрут. Добавьте и то, что Макдональд идет с суданскими солдатами, настроенными весьма недружественно. Уже появлялись сообщения о бунте в экспедиции, и я думаю, британцам придется нелегко. А французы умеют расположить к себе негров и не встретят подобных затруднений. Да, пробиваться через джунгли – адский труд. Но раз негры там способны жить, то и белый офицер сможет пройти. Если бы мне предложили пари, я бы поставил на Маршана.
– Пока не вижу, из-за чего там может начаться война. Все это больше похоже на репортаж о скачках.
– Там, в верховьях Нила, стоит египетский форт – Фашода. Это узловая точка. Египет сейчас, как вы знаете, охвачен восстанием махдистов. Эти кочевники не держатся за опорные пункты, и взять Фашоду не составит труда даже для небольшого отряда. Весь вопрос в том, под чьим флагом будет этот отряд. Если Маршан займет Фашоду раньше, чем отряд Макдональда, то граница французских владений продвинется на пятьсот миль к востоку. А вы говорите, что все поделено. Придется, господа, заново перекраивать всю экваториальную Африку. А это, я вам скажу, дорогое удовольствие. Потребуются крупные вооруженные отряды. Племена там проживают дикие, воинственные, с белыми никаких связей не поддерживают, разве что в пищу их употребляют. Леса там физически непроходимы. Единственный способ передвижения – по рекам. Теперь представьте себе, что французским войскам удастся овладеть сразу двумя водными путями – и Нилом, и Конго.
1 2 3 4 5 6
– Эдинбург, Париж, Марсель, Неаполь, – быстро перечислил Орлов.
– А сейчас мы пьем джин. То есть не пьем, а языками впустую чешем, – укоризненно произнес Остерман, снова наклоняя кувшин над кружками.
Его речь была быстрой и сбивчивой, как у пьяного, но кувшин он держал твердо и каждый раз плескал в кружки абсолютно одинаковую дозу, ровно на один добрый глоток.
– И если ты поначалу принял меня за патриота, для которого нет еды слаще барабульки, то ты жестоко обманулся. Модное слово, «патриот». Каждый раз, как идет к войне, все становятся жгучими патриотами. Это не про меня. Ну да, я люблю Одессу, но – где она теперь, за океаном? Эта любовь слишком тонкая. А вот когда я говорю, что люблю джин, – это любовь живая. Да, люблю джин, и граппу, и виски. Ты в Африке был?
– Нет.
– Жаль. Хотел у тебя спросить, из чего там гонят. Да неважно. Если Кира чего-то напутает в навигации, и нас занесет в Африку, я точно знаю, что буду любить ту выпивку, какую африканцы считают самой лучшей. Потому что это – ну, как родник. Родниковую воду можно пить только прямо из родника. А наберешь ее в бутылку, привезешь домой – тьфу, что за дрянь! Так и с джином. Сейчас нас ждут на Кубе? Значит, там будем пить ром. По последней, Паша. И посмотрим, что у нас за гости.
Они отставили кружки и одновременно поднялись на ноги. При этом Илья схватился за планширь, а Орлов постарался встать без помощи рук и даже не покачнулся.
Остерман задрал голову, поглядел на верхушку мачты и поцокал языком:
– Непорядок. Ветра нет, флаг обвис. Совсем не видно. Босяки не знают, с кем имеют дело.
– Может, завернулся? – сказал Орлов, тоже задрав голову и пытаясь разглядеть флаг среди веревочных лестниц, обвисших парусов и паутины тросов.
– Может, и завернулся.
– Так, может, развернуть? – спросил Орлов.
– Да ветром развернет. Только где он, тот ветер?
Орлову не стоялось на месте. Ему вдруг стало нестерпимо душно, и он решил, что, забравшись на мачту, сможет вдохнуть свежего воздуха.
– Так я поднимусь, расправлю?
С носа шхуны раздался голос наблюдателя:
– Слева по борту лодка.
– Да видим уже, – лениво отозвался Илья и, облокотившись о борт, сплюнул в воду. – Чего им надо, босякам? Паша, ты еще здесь? А я думал, ты уже по вантам скачешь~
«Ванты? Знать бы, как они выглядят!» – Орлов вдруг почувствовал себя двоечником. Это его разозлило, и он тут же полез вверх, и довольно ловко, как ему казалось. Во всяком случае, он не запутался. И не сорвался. Правда, на самом верху обнаружилось, что он забрался не на ту мачту – флаг безвольно висел на соседней, что была ближе к корме.
Пока он спускался и поднимался снова, внизу протекали дипломатические переговоры.
– Эй, на «Палладе»! Я требую капитана! – яростно прокричал полковник Терразас, едва лодка подошла к шхуне. – Капитана сюда! Подать трап! Немедленно подать трап!
– Испанский не понимать, – вежливо сообщил ему Остерман. – Вы говорите по-английски?
Прежде чем перейти на международный морской язык, полковник отдал щедрую дань родному наречию, изобличив население Северо-Американских Штатов во множестве отвратительных наклонностей, среди которых содомия была просто невинной слабостью.
– На вашем корабле прячется преступник, – наконец, заявил Терразас. – У вас прячется янки, который убил двоих полицейских. Я требую немедленно выдать преступника. Убийца будет предан мексиканскому суду.
– Янки? – удивленно переспросил Остерман. – Американец? На нашем корабле нет американцев. Это российская шхуна, и команда вся русская. Россия, слышали про такую страну?
– Я требую капитана! Немедленно! Я арестую убийцу, и никто меня не остановит!
– Желаю удачи. Но здесь нет ни одного янки.
– Капитана сюда!
С высоты мачты Орлов видел белое сомбреро, из-под которого неслись угрозы, и боролся с желанием плюнуть на него. Где же флаг? Вот он. Веревочная лесенка кончилась. Пришлось встать на узкую площадку, обнимая мачту одной рукой, и подергать за трос, вокруг которого обвилось трехцветное выгоревшее полотнище.
Под ногами далеко-далеко зеленым стеклом застыла вода, и видно было, как по гладкому дну проносятся тени рыб, а сами рыбы оставались невидимыми.
– Капитана мне! – все громче ревел Терразас.
– Капитан отдыхает, – важно отвечал ему Остерман. – Приходите вечером. Может быть, он поговорит с вами.
– Я не собираюсь ждать до вечера!
– Придется подождать. Кстати, как прикажете доложить о вашем визите? Я не вижу на вашем судне ни лоцманского флага, ни таможенного.
– Сейчас ты узнаешь, кто я такой! – по-испански заорал Терразас, потрясая кольтом. – Сейчас я поднимусь на вашу посудину и арестую убийцу!
Илья ответил, невольно обнаружив перед собеседником знание испанского:
– Боюсь, вы не осведомлены о морском законодательстве, сеньор. Ступив на первую же ступеньку нашего трапа, вы окажетесь на российской территории. И с вами поступят по российским законам. А они весьма суровы к тем, кто размахивает оружием.
– Вы вошли в мексиканские воды и должны подчиняться мексиканским законам! И вы, и тот гринго, которого вы прячете!
– Сеньор, в море нет иных границ, кроме наружной обшивки судна. Сейчас вся Мексика со своими законами уместилась в вашей лодке. Не будем спорить, сеньор. Приходите вечером, и капитан вас примет. Но я повторяю, у нас тут нет ни одного янки.
– Предупреждаю, вы еще пожалеете!
Лодка отошла от борта, неуклюже разворачиваясь. Орлов, прижимаясь к мачте, провожал ее взглядом. Почему-то хотелось, чтобы Терразас обернулся и увидел его. «Да вы пьяны, граф, – сказал он себе укоризненно. – Вас развезло, как юнца. На подвиги тянет? Постарайтесь хотя бы достойно спуститься на палубу. И даже не думайте о том, чтобы сигануть отсюда в воду. Хотя в такую жару купание не помешало бы~»
Он все же справился с искушением и не нырнул с мачты, а, путаясь в веревках, принялся спускаться. Когда он, наконец, достиг палубы, то увидел, что рядом с Ильей стоит капитан Кирилл. Оба, облокотившись на планширь, глядели на берег и негромко переговаривались.
– Кто послал на мачту? – спросил Кирилл, когда Орлов встал рядом с ним у борта.
– Никто не посылал. Я флаг расправить~
– Ясно.
– Вот именно, все ясно, – с вызовом произнес Остерман. – Если человек после джина способен лазить по мачтам и не сверзиться, то он наш человек.
– Что за история с полицейскими? – спросил Кирилл.
– Они не полицейские, – сказал Орлов. – Каратели. Жгут индейские поселки.
Он замолчал. Не в его правилах было рассказывать о том, о чем следовало поскорее забыть. Тем более что есть вещи, о которых нельзя говорить никому. Абсолютно никому.
Но Кирилл и Илья ждали его ответа. И Орлов, посмотрев в их глаза, понял, что не имеет права смолчать или соврать.
– Привязались ко мне, – сказал он. – Даже не понял, из-за чего. Наверно, им приказали остановить работы на участке. Думаю, что кому-то из чиновников показалось, что ему мало заплатили. Захотелось снова содрать денег с владельца участка. Вот и натравили на меня.
Он снова замолчал.
– Ты не стесняйся, Паша, – мягко сказал Остерман. – Ты говори, говори. Не держи в себе.
Орлов пожал плечами:
– Да и говорить-то особо не о чем. Завели под обрыв. Дали лопату. Говорят, рой себе могилу. А меня дома жена ждет. Сын. Вот я их лопатой и~
Он не договорил, махнув рукой.
– Спать, – приказал Кирилл. – Обоим. Чтоб на ночной вахте носом не клевали.
– Ночью этот клоун соберет шайку, полезут на нас, – сказал Орлов. – Я их повадки знаю. Меня им не достать, так со злости пожар устроят.
– Ничего, – сказал Кирилл. – Встретим.
– Я бы сам их встретил, если позволите. – Орлова снова охватил боевой азарт. – Выдвинусь на шлюпке к рифу. Затаюсь. В темноте не увидят. Когда они на своей лодке пойдут на шхуну, я их с тылу перебью. Вот если бы еще зажечь что-нибудь для подсветки~
– Страсти какие! – смеясь, сказал Кирилл и подтолкнул Илью к Орлову. – Приказываю проспаться. Спать немедленно!
Илья помог ему растянуть гамак между мачтами, а сам забрался в шлюпку, подвешенную рядом. Орлов лег, поворочался немного и понял, что сможет уснуть. Он не ожидал, что придет в себя так быстро. Еще удивительнее было то, с какой легкостью он разоткровенничался перед людьми, которых увидел впервые в жизни. Они принадлежали к разным поколениям. Но Илья и Кирилл держались с ним как со своим товарищем. И Орлов чувствовал себя помолодевшим. «Похоже, эти двое привыкли выслушивать подобные истории, – подумал он. – Похоже, им самим найдется что рассказать». Так или иначе, но после короткой исповеди ему в самом деле стало легче на душе. И здесь, на шхуне, застывшей совсем недалеко от берега, где ему грозила смерть, – да, здесь он чувствовал себя в полной безопасности.
– Лопатой, говоришь? – пробормотал Остерман из шлюпки. – Мы слышали выстрелы.
– Да пришлось. Для верности. Жаль, что полковник этот не подвернулся.
– Ничего, Паша. Ты не думай. Все в порядке.
– Я и не думаю. Ночью я его не упущу.
– Да успокойся ты, – сказал Остерман, зевнув. – Что они могут? Ну, вызовут таможенный катер из ближайшего порта. Ну, и когда он сюда придет? Это ж Мексика~ А мы уже ночью будем далече. Глянь на небо. Облака перистые появились. К вечеру задует. И мы уйдем.
3
Он проснулся от движения. Все вокруг него двигалось. Мягкий топот ног, скрип снастей, хлопки паруса – эти звуки пришли к нему позже, а сначала он только ощущал движение. Потом понял, что и сам он двигается, точнее, раскачивается в гамаке. Еще не совсем проснувшись, Орлов вывалился из гамака и встал на ноги, и чуть не упал, так сильно его повело в сторону. «Надо же было так набраться», – подумал он виновато. И тут же сообразил, что это не он качается, а палуба ходит под ногами. Только теперь он смог осознать, что уже наступил вечер, и в темноте вокруг него носятся какие-то люди, и ветер швырнул ему в лицо добрую пригоршню соленых брызг, и Орлов окончательно проснулся.
Непонятные команды раздавались в темноте. Мачты дружно заскрипели. Шхуна накренилась и снова качнулась вверх-вниз, словно перевалив через горку.
Орлов вцепился в гамак, чтобы не упасть.
– Дуй на ют! – крикнул ему Остерман, внезапно появившийся рядом. – Наша вахта! Да не по этому борту, а вот здесь!
Он бесцеремонно схватил его за рубаху и потащил за собой. Орлов едва успел нагнуться, ныряя под парус.
В темноте за бортом мелькали белые гребешки волн. Вода звучно плескала по бортам шхуны. Ветер свистел в снастях.
– Павел, на руль, – сказал Кирилл, уступая Орлову место у штурвала. – Илюха, ты – на бак. Погоди, постой тут, подскажешь. Курс «зюйд-ост-ост».
Орлов взялся за рукоятки. Масляная лампа под латунным колпаком освещала диск компаса.
– Паша, отвечать полагается, – сказал Илья. – Повтори курс.
– Зюйд-ост-ост! – гаркнул Орлов, разглядывая дрожащую под стеклом шкалу с цифрами и буквами.
– Смотри сюда, – сказал Остерман. – Эти буковки на картушке означают румбы. Если капитан тебе скажет «курс норд-ост»~
– То я доверну штурвал, чтоб вот эта полоска попала на Эн-О, – перебил его Орлов.
– Не «полоска», а «курсовая нить», – поправил Илья. – Ну, раз ты все знаешь, то давай, крути.
Штурвал вдруг сам собой заворочался, и Орлов едва удержал его.
– На руле, не рыскать!
– Есть не рыскать!
– Крутани влево, – вдруг совсем не по уставу приказал Кирилл. – Еще! Теперь вправо! О! Так и держи. Поймали ветер, теперь полетим. Пошли, Илюха.
Оставшись один, Орлов забыл обо всем, пытаясь удерживать курс, да чтобы еще при этом самому оставаться на ногах. Прошло немало времени, прежде чем он смог воспринимать что-то кроме тонкой нити и верткой картушки. Шторм уже не казался ему таким сильным, а чуть позже Орлов понял, что и не было никакого шторма. Он привык к ветру и качке. Он стал ощущать скорость, с которой двигалась шхуна. И с невольной досадой понимал, что с каждой секундой удаляется от дома. Курс на юго-восток? А его дом – на северо-западе. Куда идет шхуна? Кирилл говорил про острова. Илья обмолвился, что их ждут на Кубе. Что ж, это не край света. Если после Кубы они не уйдут в океан, а сразу повернут в залив, то скоро достигнут берегов Техаса. От Галвестона до Калифорнии ходят поезда, и через пару дней Орлов окажется дома. Если будет на то Божья воля.
Он попытался представить, чем сейчас занята Вера. Наверно, уложила Гришутку и сидит на крыльце, читает при свете лампы. Ветер с океана отгоняет комаров и теребит занавеси на окнах. И, вслушиваясь в мерный гул прибоя, Вера порой поднимет голову, посмотрит в темноту и попытается представить, чем сейчас занят ее непоседливый муж~
Открылась дверь капитанской рубки, и на палубу легла полоска света. Вышедший чиркнул спичкой, прикуривая, и вспышка осветила его лицо. Блеснули круглые стекла очков. Он прошел на нос шхуны, и оттуда послышался веселый голос Остермана:
– Виктор Гаврилович, вы меня удивляете. Как можно курить мексиканские сигары? Их и близко нельзя поставить рядом с кубинскими.
– Табак – он и есть табак. Лишь бы дым шел.
– Не спится?
– Да уж я за штиль выспался на три года вперед. Могу сменить вас.
– Э, нет, вахта – это святое, – с театральным пафосом произнес Остерман. И тут же сменил тональность на житейскую: – Но раз уж вы тут, давайте закончим разговор о британской угрозе. Жаль, нет под рукой тех газет, придется по памяти. Знаете, что твердят мудрецы из Нью-Йорка и Бостона? Англия никогда не позволит России проложить железную дорогу от Тихого океана к Балтике. Потому что если между Шанхаем и Парижем станут курсировать поезда, англичанам придется поставить на прикол половину своего торгового флота~
«Британская угроза?» – Орлов стал невольно прислушиваться к голосам, доносившимся сквозь свист ветра в снастях.
– ~Никак не могу с вами согласиться. Британцам сейчас не до нас. Они вот-вот с французами схлестнутся, и не на Дальнем Востоке, а в Африке.
– В Африке все давным-давно поделено.
– Отнюдь не все, Илья Осипович, отнюдь не все. Драка развернется за верховья Нила. Англия рвется туда с севера, а Франция с запада. Позвольте спичку~
– Что за сигара, которая гаснет на ветру? Попробуйте хотя бы мои, кубинские!
– Благодарю, в следующий раз. Так вот. Войска Китченера застряли в Судане надолго. Правда, в прошлом году англичане высадили у Момбасы экспедицию полковника Макдональда, и тот направился в глубь материка. Но еще раньше французы из своего Конго отправили к Белому Нилу отряд майора Маршана. У французов выигрыш во времени и более короткий маршрут. Добавьте и то, что Макдональд идет с суданскими солдатами, настроенными весьма недружественно. Уже появлялись сообщения о бунте в экспедиции, и я думаю, британцам придется нелегко. А французы умеют расположить к себе негров и не встретят подобных затруднений. Да, пробиваться через джунгли – адский труд. Но раз негры там способны жить, то и белый офицер сможет пройти. Если бы мне предложили пари, я бы поставил на Маршана.
– Пока не вижу, из-за чего там может начаться война. Все это больше похоже на репортаж о скачках.
– Там, в верховьях Нила, стоит египетский форт – Фашода. Это узловая точка. Египет сейчас, как вы знаете, охвачен восстанием махдистов. Эти кочевники не держатся за опорные пункты, и взять Фашоду не составит труда даже для небольшого отряда. Весь вопрос в том, под чьим флагом будет этот отряд. Если Маршан займет Фашоду раньше, чем отряд Макдональда, то граница французских владений продвинется на пятьсот миль к востоку. А вы говорите, что все поделено. Придется, господа, заново перекраивать всю экваториальную Африку. А это, я вам скажу, дорогое удовольствие. Потребуются крупные вооруженные отряды. Племена там проживают дикие, воинственные, с белыми никаких связей не поддерживают, разве что в пищу их употребляют. Леса там физически непроходимы. Единственный способ передвижения – по рекам. Теперь представьте себе, что французским войскам удастся овладеть сразу двумя водными путями – и Нилом, и Конго.
1 2 3 4 5 6