-Человек станет таким, каким ему предписывает вера. У нас найдется сотни проверенных способов очистить заблудшую душу от скверны. В королевстве хватит дыб, виселиц, костров и темниц, чтобы доказать каждому еретику и его ничтожество, и величие веры.
- Никто не знает, что взойдет из зерен, посеянных через сотню лет,заметила ведьма.
- Из них ничего не взойдет,- отозвался святой отец, на губах которого играла жестокая усмешка,- если уничтожить сами зерна. Я вырву твой ядовитый язык, ведьма, и ни одна душа не услышит мерзких речей. Я заставлю твое тело плясать в огне земного ада, и некому будет разбрасывать семена ереси.
- Ереси будет много,- почти незаметная улыбка, едва коснувшаяся губ узницы, заставила магистра вздрогнуть.- Так много, что даже твоя необъятная злоба потеряется в ней, как песчинка в океане. Истина убьет тебя, монах.
- Возможно,-неожиданно признал его святейшество.- Возможно, несовершенство этого мира и убьет меня когда-нибудь. Но тебя-то я убью сейчас, ведьма...
Его губы снова расползлись, обнажив редкие желтые зубы. Магистр был страшен в эти мгновения.
- Теперь я вижу твое настоящее лицо,- удовлетворенно проговорила узница.- А как же насчет королевского помилования?..- спросила она насмешливо.
- Убью! - проревел святой отец. Выхватив из горна раскаленные клещи, он кинулся на ведьму.
И снова мне послышалось, как тонко зазвенели браслеты на ее запястьях.
Его святейшество словно с размаху наткнулся на несуществующую стену. Стан магистра переломился, будто он решил бить земной поклон, руки раскинулись в стороны. Выронив клещи, его святейшество верховный магистр чувствительно припечатал лоб к сырым плитам и воспарил над ними в странной, до смешного неприличной позе - вскинув зад кверху. Лицо его сразу перекосилось и стало багровым от прилива крови.
Неведомые бесы крепко и внушительно тряхнули толстяка. С шеи его святейшества сорвалась цепь с чеканным изображением создателей. Несколько монет выпали из складок одежды и, глухо звякнув, покатились по полу.
Магистр начал судорожно хрипеть, закатывая глаза. Мучавшие его бесы смилостивились. Святой отец упал на четвереньки и некоторое время пребывал в неподвижности, не в силах отвести почти безумного взгляда от строгого лица узницы.
Отчего я не сделал даже попытки помочь ему? Видимо, проклятые бесы мешали и мне. А скорее всего я просто не мог поверить собственным глазам.
Голос ведьмы вывел нас из оцепенения:
- Ступай прочь, монах! Я сама буду решать, жить мне или умереть.
Застонав, святой отец подхватился и бросился к выходу. Я последовал за ним. Прикрывая тяжелую, окованную по краям дверь, оглянулся. Узница стояла под высокой вытянутой отдушиной, бессильно уронив руки. Сейчас она выглядела хрупкой и беззащитной, как подросток. В этот миг я понял, что даже мысленно не смогу именовать ее ведьмой. Если бы ведьма владела хотя бы одной из чудесных возможностей, дарованных узнице, то давно превратила бы мир в пепел. Я решил, что отныне буду называть это непостижимое создание Девой.
...Гвардейцы, охранявшие вход в башню, сообщили, что меня желает видеть его святейшество.
Его святейшество молился в тесной келье. Он шептал слова торопливей обычного, словно опасаясь, что не успеет поведать главного тем, кто властвует над смертными душами. В сумраке матово поблескивал лысый затылок.
Но вот святой отец поднялся и голос его скрежетнул с привычной властностью:
- Ты что-то видел, палач?
Я молчал. Тучный магистр дышал часто и неровно. Мне пришло в голову, что у него больное сердце. Это казалось невероятным: больное сердце у самого жестокого человека королевства.
- Ты что-то видел, палач?
Мое безмолвие заметно успокаивало святого отца. Лишенные ресниц глаза в красноватом воспаленном ореоле блеснули удовлетворенно.
- Ведьма и в самой надежной из темниц не перестает быть ведьмой,проговорил его святейшество, поворачиваясь к образам.- Даже тут она ухитряется подвергнуть нас немыслимым испытаниям.
Я вспомнил, как он болтался над полом, нелепо преломленный в пояснице, со вскинутым жирным задом и багровым лицом.
В келье не было ни стола, ни скамьи. Только иконы в углу. Нагнувшись, я положил перед ними цепь его святейшества и выпавшие монеты. Магистр поднял цепь и поцеловал изображение создателей. А монеты пододвинул ногой ближе ко мне.
- Ты заслуживаешь вознаграждения за верную службу... Мне показалось, ведьма благоволит к тебе.
Я пожал плечами. Разве может жертва благоволить к палачу?
- Во всяком случае, она благоволит к тебе больше, чем ко мне,констатировал святой отец. Несуществующие брови поползли вверх, собирая кожу на лбу в глубокие продольные складки.
- До сих пор я знал всю подноготную тех, кого мы отправляли на костер. Пытки, страх перед создателями, близость смерти развязывали им языки. Не могу понять, откуда взялась эта еретичка, которая сама пытается нас запугать.
Казалось, его святейшество изумляется собственному предположению:
- Может быть, дьявол принял образ женщины...
- Она не дьявол,- сказал я.
Неподвижные зрачки змеи впились в мое лицо:
- Почему?
- Дьявол не стонал бы от пыток. Не плакал бы.
- Но кто же она? Почему не пробует освободить себя, если ей подвластны могущественные силы? Помоги узнать, палач. Вырви у ведьмы признание, и я озолочу тебя.
Святой отец накинул капюшон на лысый череп. Впервые он унижался до просьбы к палачу. Это был недобрый знак. Его святейшество редко делил тайны с другими. Не выполнить его поручения я не мог. Выполнить - означало подписать себе приговор. Я подобрал монеты.
- Тебя будут пропускать к ней в любое время суток,- коротким жестом магистр дал понять, что аудиенция закончена. Я вышел. За спиной громко заскрипели дверные петли.
Святой отец лжет далеко не всегда. Может случиться, он действительно бросит горсть золотых - в складки моего савана. Только мертвым золото ни к чему. Они и так богаче всех. У мертвых есть то, чего никогда не будет у живых - нетленное величие покоя. Я часто думаю, что безгубый оскал смерти не что иное, как насмешка над суетой мирской. Равнодушная насмешка сильного над слабым, вечного над преходящим.
Уже миновав галерею, услыхал знакомый скрип. Из кельи его святейшества выскользнуло существо, повадками удивительно напоминающее шакала. Да будет благословен нерадивый монах, поленившийся смазать ржавые петли. Он помог мне понять, что святой отец, даже пребывая в великом смущении и растерянности, необыкновенно предусмотрителен. Я буду шпионить за Девой, Эрчи будет шпионить за мной.
У подручного палача неплохое будущее, он делает карьеру прямо на глазах. Интересно, чем вызвана подозрительность его святейшества?
Уж не тем ли действительно, что узница, как ни странно в ее положении, доверяет больше палачу, а не исповеднику?
Вечером я отправился в старую часть города. Оставив позади лабиринт узких, заваленных мусором и нечистотами улиц, где теснились убогие лачуги, разыскал знакомую знахарку. Старуха время от времени оказывала мне мелкие услуги. Ее не смущало ремесло палача. Она охотно подсобила бы и сатане, если бы тот раскошелился.
На рассвете следующего дня знахарка принесла сонный порошок. Я бросил щепотку в вино и, выждав удобный момент, предложил Эрчи выпить за здоровье его святейшества. Польщенный малый осушил кубок. Вскоре он сладко посапывал, растянувшись на траве. Перетащив Эрчи в тень, я отправился в Квадратную башню.
Лицо Девы показалось мне осунувшимся. Похоже, этой ночью она не смыкала глаз.
-- Ты должна беречь силы,- сказал я, заметив нетронутую еду.- Иначе некого будет вести на костер,
- Мой милосердный палач, - насмешливо проговорила Дева,- посуди сам, разумно ли тратить время на такие пустяки, как еда и сон, когда жить осталось всего несколько дней. Впрочем, я не отказалась бы поспать, но...она глянула в угол,- там, в соломе, мыши...
Я засмеялся. Дева, сумевшая нагнать ужас на могущественнейшего владыку королевства, не отваживалась заснуть из-за каких-то безобидных тварей. Разве могла она быть после этого ведьмой?
- Могу дать тебе сонный порошок,- предложил я.- Мой подручный от него спит, как невинный младенец.
- Ты усыпил подручного? Зачем?
Я рассказал ей о беседе с магистром, сам удивляясь своей откровенности. Дева не могла причинить мне зла, я чувствовал это. В каждом человеке живет зверь. Дева казалась необычным человеком, я не мог разглядеть в ней зверя, как ни старался. Гораздо позже понял, почему...
- Значит, монах поручил главному палачу выведать тайну,- задумчиво проговорила Дева.- А если не удастся...
- ...Он найдет, как выместить на мне злобу. К тому же я был свидетелем его позора, святой отец, не прощает подобного.
- Не желаю, чтобы ты погиб. Зови монаха.
- Хочешь изменить своим устоям ради палача? - изумился я.
- Слишком мало в королевстве людей, которые не боятся магистра и знают ему истинную цену,- отозвалась Дева.- Нельзя жертвовать такими людьми. И не беспокойся о моих устоях, я скажу не больше чем нужно. У борова в сутане уже поубавилось спеси. Не могу отказать себе в удовольствии лишить его напоследок еще некоторых иллюзий...
Его святейшество не заставил себя ждать, однако явился в сопровождении двух здоровенных монахов. Оставив их за неплотно притворенной дверью, опасливо и подобострастно осведомился:
- Что ты хочешь поведать наместнику создателей на земле, женщина?
Не удостоив священника ответом, Дева вытянула руку, и стена темницы, тронутая рыжими пятнами мха, вдруг задрожала и стала прозрачной. Сквозь нее было видно пашни, далекий лес, источавшее бесконечный покой небо.
У меня перехватило дыхание. Магистр хрипло забормотал молитву.
- Ты веришь в чудеса, монах? - спросила Дева.
- Чудеса - удел создателей,- не слишком уверенно отвечал святой отец.Уж не возомнила ли ты, что это наваждение...
Ироничный смех удивительной узницы не дал ему договорить. Мягкий голубоватый свет струился из огромного квадрата. Пространство, представшее нашим глазам, словно сжималось; казалось, башня возносится все выше и выше. Люди превращались в подобие муравьев, река становилась синей нитью. И вот уже звезды стали заглядывать в окно, а твердь земная предстала пораженному взору совсем не такой, какой ее изображали на церковных росписях. Она была круглой, как гигантская сплющенная дыня. Напрасно вертел головой его святейшество в поисках согбенных тел создателей, удерживающих на своих плечах Землю. Ее окружала лишь черная, пронизанная острыми лучами звезд пустота.
- Эго ваш мир,- пояснила Дева.- А сейчас я покажу тот, откуда пришла. Он более древний, и люди там - другие.
...Звезды неслись навстречу, бесшумно, с невероятной скоростью. Вскоре у меня заболели глаза от бесчисленных ослепительных линий, в которые превратились светила. Линии сверкали, подобно молниям в ночи, пересекались, образуя меняющееся причудливое кружево. Потом кружево снова распалось на мерцающие точки звезд и мы увидели голубой шар. Он подплывал ближе, вращаясь и заполняя квадрат окна. Глаза мои жадно впитывали неиссякаемый поток чудес: пронизанные солнцем ажурные дворцы, летающие по небу колесницы, радужные струи высоких фонтанов, возле которых играли дети, лицами похожие на ангелов...
- Вот ответ, кто я и откуда,- тихий голос Девы заставил меня очнуться от грез.- Фанатики, убившие моего мужа, уничтожили не все блоки мощного синтезатора, размещенного экспедицией высоко в горах,- продолжала она непонятно.- Я сумела переориентировать их на свои биоизлучатели.- Дева осторожно провела пальцами по одному из браслетов, и сияние потускнело. Стена обрела прежнюю твердость.- Благодаря этому вы кое-что увидели...
Вздох, похожий на стон, заставил меня обернуться. У настежь распахнутой двери застыли телохранители его святейшества. Они походили на изваяния с остекленевшими, навыкате глазами и одинаково раскрытыми ртами.
...Разве мог я предположить, что совершаю благодеяние, опаивая простодушного Эрчи. На следующее утро башка его трещала, но все же Эрчи поднялся как ни в чем не бывало. А вот телохранители его святейшества так и не проснулись. По приказу магистра я удавил их той ночью. Лица монахов и после смерти не утратили выражения восторженного испуга.
И хотя я все еще убивал, не в состоянии противостоять воле жестокого магистра, крамольные сомнения уже пустили во мне корни. Вопросы, на которые искал и не находил ответа, жалили мозг. Шатаясь, как пьяный, бродил я по улицам, не в силах избавиться от видений, волшебный свет которых переполнял душу. Я не знал, чему верить - этим видениям или непреложности законов, на которых с малых лет зиждилось мое представление о сущем.
Мир был расколот в глазах моих, и не хватало сил, чтобы свести воедино разрозненные части. Мне хотелось выть и кататься по земле от сознания своего бессилия. Я жаждал истины.
...Оттолкнув гвардейцев, вступил в Квадратную башню, пробежал по крутым скользким ступеням и замер, услыхав знакомый голос. Священник опередил меня. Из темницы доносился его умоляющий шепот:
- ...Ты станешь королевой. Сановники, ученые мужи, народ, эти бесконечно плодящиеся черви будут почитать за счастье видеть тебя, припасть к твоим ногам. Нет, ты будешь больше, чем королева, ведь тебе покорны неземные силы.
- А куда денется столь горячо любимый тобою король? - со скрытой насмешкой спросила Дева.
- Что король?! - скрежетал ненавистно голос его святейшества.- У короля только войны и охота на уме. Да еще женщины,- святой отец хихикнул.Войны, охота и куртизанки - вот три вещи, которые не приедаются нашему монарху.
- И ты не отказался бы вкусить с монаршьего стола,- сказала Дева.Берегись, монах. Самый опасный из ядов- яд неутолимых желании.
- Еще вчера я думал, что знаю противоядие,- отозвался магистр.- Утешал себя тем, что королю доступны плотские наслаждения, а мне даровано сладчайшее бремя - служить недремлющим оком и карающей десницей создателей на земле. Ты отняла у меня создателей. Замени же их. Без них нельзя.
- А что ты требуешь взамен?
- Всего лишь снисхождения, о всемогущая.
- Всего лишь? - переспросила недоверчиво Дева.
- Если когда-нибудь сочтешь возможным...- нерешительно начал магистр, -...малейшая из твоих тайн могла бы меня осчастливить. То, как растворяют камень или вызывают движущиеся картины...
- Я думала, ты будешь претендовать на большее! - не без иронии заметила Дева.
- Но в этом - власть,- прошептал его святейшество.- Разве существует что-то больше и дороже власти?!
- Ты ничего не получишь, монах! - ответ Девы прозвучал четко, как пощечина.
- Почему? - вскричал магистр.
- Потому что величайшая подлость помогать чудовищу,- отвечала Дева. И еще потому, что завтра меня сожгут на костре.
Вступив в темницу, я увидел, как его святейшество пал на колени перед Девой. Он ползал по плитам, униженно моля ее не лишать себя жизни. Святой отец покрывал поцелуями подол ее рубахи, словно к алтарю протягивал руки к Деве.
- Смирись... королева... богиня...- бормотал он.- Разве можно обойтись без богов, без веры? И тогда Дева сказала:
- Нет бога выше человека. И нет сильнее веры, чем вера в человека. Только она спасет мир.
Его святейшество вскинул голову, заметил меня и отшатнулся, как от привидения.
...Священник торопливо прошуршал подошвами по ступеням. Кажется, он поскользнулся и упал где-то внизу. Я не глядел ему вслед. Его святейшества верховного магистра для меня отныне не существовало.
- Как можно верить в человека,- спросил я,- если он жесток, невежествен, глуп?
- Человек такой, каким хотят его видеть,- возразила Дева.- До сих пор ты глядел на людей глазами святого отца, глазами палача. Попытайся прозреть.
- Боюсь, это невозможно,- сказал я.
- Это трудно,- подтвердила Дева.- Все равно что родиться заново.
Из груди моей вырвался смех, горький и безнадежный. Не сразу удалось унять его. Наверное, этот смех звучал жутко. Я увидел испуг в глазах Девы. И рассказал ей об ущелье Трех Безумцев.
По древнему обычаю, когда умирает главный палач королевства, с помощью гигантских хитроумных приспособлений отодвигают тяжелый валун, закрывающий проход в скалах, и десять юношей, на которых пал жребий, опускаются в ущелье.
Итак, нас было десять, предстоял долгий путь, и каждый знал, что только у одного есть шанс его закончить. Мы жалели и ненавидели друг друга. Дно ущелья устилали мелкие камни. Сквозь них пробивались только редкие уродливые кусты, покрытые шипами. Ни ручья, ни птичьего гнезда вокруг. Лишь человечьи кости, выбеленные временем, как страшные вехи на тропе. Мы увидели первую груду, когда голод и жажда становились нестерпимыми. Черепа служили зловещим знаком. В ущелье Трех Безумцев можно было утолить голод и жажду единственным, страшным способом - уничтожая себе подобных. Мы брели от груды к груде, всякий раз оставляя на них новые останки, сатанея от крови, от безысходности своей участи, бросая друг на друга злобные взгляды.
1 2 3