Если индекс совместимости устраивает вашу жену или дочь, вы, мой господин, не пожалеете о выборе. Я показала лучшие результаты во время тестирования в своей возрастной группе.
Отхожу от бокса, стараясь совладать с невесть откуда взявшейся, толчками поднимающейся изнутри болью. Печальный взгляд улыбающейся Вероники жжет мне затылок.
К счастью, меня окликает Элен. Она все-таки разыскала брата. И, судя по сумрачному виду последнего, уже успела посвятить в суть затруднений.
- Из-за услуги, о которой вы просите, молодой человек,- окинув меня неприязненным взором, сообщает инспектор,- могут запросто выставить со службы. Честно говоря, я удивляюсь, как этого не произошло до сих пор, несмотря на все старания моей эксцентричной сестренки...
Я отвожу инспектора в сторону и называю сумму, которая в случае возможного краха могла бы обеспечить его старость. Цифра производит впечатление, кажется, Виктор Кроули действительно предусмотрительный человек. За услуги дублеров приходится выкладывать немалые деньги, а инспектор, похоже, уже присмотрел кое-что на ярмарке плоти, в отличие от меня он тут не впервые.
- Когда вы хотите там побывать? - спрашивает Кроули.
- Сегодня ночью.
- Вы в своем уме? - интересуется он. Достаточно резонный вопрос с точки зрения здравого смысла. Но вся беда в том, что те, кого мы так упорно разыскиваем, руководствуются отнюдь не здравым смыслом. И чем это может обернуться, даже представить страшно. Естественно, инспектору этого не объяснить. Остается лишь полагаться на красноречивые взгляды, которые мы с Элен Кроули поочередно бросаем на ее брата, и небольшой аккуратный чек, незаметно перекочевавший в руку полицейского. Трудно сказать, что оказывает решающее воздействие. Возможно, Виктор Кроули попросту приходит к выводу, что с сумасшедшими лучше не спорить. Так или иначе, но через несколько минут мы усаживаемся в энергиль и отправляемся по указанному инспектором адресу.
Глава четырнадцатая. Сергей Градов: кровавые цвета "Ретро"
Вопреки всем моим предосторожностям, исчезнуть из комнаты незаметно не удается. Элен Кроули просыпается и усаживается на постели, протирая глаза. В полутьме ее лицо кажется загадочным и незнакомым. Да так оно, пожалуй, и есть. В сущности, я знаю об Элен Кроули так же мало, как и она обо мне. Что касается меня, то о своей скромной персоне я предпочитаю не распространяться. С некоторых пор мне совсем не улыбается лгать девушке с изумрудными глазами. Кому угодно, только не ей. Возможно, это еще одно подтверждение того, что наши отношения зашли дальше, чем следовало бы. Но тут уж ничего не поделаешь. Я человек, обыкновенный человек, который не может не чувствовать, не увлекаться, не любить, наконец. Даже отчетливо сознавая, насколько это способно осложнить жизнь.
- Опять мне снился тот же сон,- говорит Элен Кроули по-детски ломким спросонья голосом.- Будто я, совсем еще девчонка, брожу у самого края ущелья. Вокруг редкой красоты цветы, птицы поют - тихо, просто волшебно, и воздух светится. Знаешь, так бывает в удивительно погожее утро: солнечные лучи вспыхивают на каких-то невесомых пушинках и кажется, что в воздухе растворены жемчужины. А потом я подхожу к пропасти, заглядываю, а внизу ничего. Пустота. Черная и страшная. Хочу уйти, а ноги словно приросли к камням, Я вскрикнула и проснулась. Который час? - спрашивает девушка, встряхивая густыми, беспорядочно спутавшимися волосами.
- Начало второго,- сообщаю я.- Мне пора.
До Элен Кроули, наконец, доходит, что ей грозит мрачнейшая из перспектив - остаться одной в темноте. Через мгновение комната превращается в экзотический остров под беспощадным солнцем тропиков.
- Теперь отправляйся.- Она вынуждена заслонить лицо ладонью от яркого света.- Хотя... Побудь еще немного. Мне нужно успокоиться. Этот сон...
Помедлив, я присаживаюсь на край постели и целую Элен Кроули в теплую щеку.
- От снов еще никто не умирал,- замечаю я.- Нужно бояться не их, а людей. Реальных людей, способных подтолкнуть к реальной пропасти. Ты давно не ребенок, Элен, привыкай засыпать в темноте. Ведь я...
Мой взгляд падает на ее беззащитно опущенное обнаженное плечо, и оставшаяся часть фразы застревает в горле. Фразы о том, что я не всегда смогу быть рядом. У нашей профессии немало жестоких сторон и свои неумолимые законы. Приходим, когда не зовут, уходим, не прощаясь. Если надо, без лишних слов отдаем жизнь. И все ради того, что можно выразить одним коротким словом - долг. В нем - главное, остальное несущественно. Как и то, чего сейчас больше всего на свете хочется - нет, не рассудительному и сдержанному Сергею Градову, а живущему в нем какому-то добродушному малому с шальной и распахнутой душой. А этому малому сейчас хочется послать к черту Изгоя, Сторна и всех остальных, забывшись, обхватить руками хрупкие плечи Элен и баюкать ее, как ребенка. Потому что он, нерасчетливый мальчишка, нуждается в девушке с зелеными глазами ничуть не меньше, чем она в нем.
Но я хорошо знаю, что нет у меня ни малейшего шанса вырваться из-под своей непроницаемой маски, из железных оков постылого инкогнито. Возможно, такой шанс появится когда-нибудь, но не теперь. Пока Изгой на свободе, я сумею заставить себя забыть многое. Забыть ради того, чтобы страшные сны, преследующие Элен Кроули, никогда не стали явью.
Провожу пальцами по ее волосам и заставляю себя подняться. Не отпуская моей руки, Элен глядит на меня неотрывно и серьезно:
- Все так запутано. Этот страшный Сторн, делающий механических монстров... Глаух с его непонятной философией... И ты, словно пришедший из другого мира. Иногда мне кажется, что я никогда не узнаю, кто есть кто. Не узнаю правды.
Я молчу. Ведь только кажется, что все запутано. Если снять с событий скрывающую их суть шелуху, многое окажется достаточно простым и объяснимым. Есть обманщики и обманутые, истово верующие и цинично попирающие всякую веру; есть добро и зло, любовь а ненависть. Миром движут чувства и поступки, в основе своей столь же несложные и непримиримые, как и сотни лет назад. И так же, как сотни лет назад, человек стоит перед выбором. Выбором вечным и немыслимо трудным...
- Спокойной ночи, Элен,- говорю я, осторожно высвобождая руку.- Рано или поздно ты узнаешь, кто есть кто, узнаешь правду. Только не думай, что после этого жить станет легче.
...Гравилет, добытый с помощью инспектора полицейского надзора, скользит над молчаливым массивом леса. Опасения, естественные в моем положении, заставляют держать машину предельно низко над землей, она едва не задевает плоским днищем кроны сосен.
В лесу тихо. В просветах между неподвижными облаками видны мерцающие звезды. Осторожно, используя самые затемненные участки, прочесываю район, вызвавший подозрение у экспертов СБЦ. И стараюсь гнать подальше мысли о том, что пока коротаю бесконечные минуты в созерцании сонного лесного царства, неудержимая пружина событий, послушная воле старика, у которого свои счеты с этим миром, возможно, распрямляется с бешеной силой совсем в другом месте.
Обладать умением выжидать в моей профессии так же необходимо, как и без промедления действовать я нужный момент. Нехитрая истина, но я уже давно уяснил, что менее всего мы почему-то следуем в жизни прописным, очевидным правилам.
Мои размышления прерывает вырвавшийся из какого-то мощного источника внизу сноп света. Он вспарывает тьму и, прочертив широкую сияющую траекторию справа от машины, падает за горизонт. Я тут же бросаю гравилет вниз, прижимая к вершине холма. Вовремя - второй луч, уже впереди и левее, описывает гигантскую дугу в ночном небе. На мгновение луч задевает серебристо блеснувший обтекаемый бок гравилета, по сравнению с которым моя машина - крохотная скорлупа. Еще одна настораживающая деталь в местном пейзаже.
С холма видно, как в нескольких километрах отсюда начинает тускло мигать квадрат посадочной площадки. Невдалеке обрисовываются очертания огромных, однообразных строений - параллелепипедов. Довольно скупое освещение заставляет меня прибегнуть к помощи специальных приборов, чтобы иметь возможность наблюдать за дальнейшим развитием событий. Сотрудник СБЦ сдержал слово, предоставив в мое распоряжение внушительный технический арсенал.
Гравилет снижается, зависает над площадкой. По прозрачному аэротрапу скользит на гладкие плиты дюжина подтянутых парней в одинаковой форме мышиного цвета.
Они быстро, очевидно, повинуясь приказу, выстраивают живой коридор у выхода из здания. Снаряжены молодчики основательно: на плече у каждого тяжелый излучатель, у пояса короткие разрядно-шоковые дубинки, и еще округлые блестящие штуковины, каждая из которых способна вывести из строя по крайней мере пару десятков человек. Гравилет трогается дальше, но через несколько минут опять идет вниз. Процедура высадки повторяется, только на этот раз упаковка доставленной на землю группы иная - оранжевого цвета.
Все это походит на прелюдию к чему-то немаловажному, и посему я тщательно маскирую машину и, убедившись, что место для наблюдения выбрано удачно, терпеливо жду, поглядывая на мерцающие овалы экранов.
Неподалеку от здания, охраняемого молодчиками в сером, обнаруживаю ажурную вышку. Прямоугольник ее площадки пуст. Пока пуст. Два человека сидят у вышки прямо на траве, прислонившись спинами к широким металлическим реям, и вовсю жуют таблетки "Алко", вяло переругиваясь. Собеседники и не думают скрывать своего присутствия, справедливо полагая себя в полнейшей безопасности. Вскоре я различаю, что один из них - широкоплечий увалень с низким, по-обезьяньему нависающим лбом и мощной шеей. Движения его подчеркнуто неторопливы, как у избалованного сознанием собственной силы животного. Его собеседник - более живой и подвижный, с нервными, четко очерченными губами на худощавом лице. Он обладает удивительно приятным, густым баритоном.
- Плевать я хотел на эти игрища,- хрипло цедит верзила.- Каждый раз одно и то же. Детские забавы. Скорей бы в настоящее дело.
- Не такие уж детские,- зевает, закрывая рот по-женски узкой ладонью, собеседник.- Кровь-то настоящая...
- Не видал ты настоящей крови.
- Да где уж нам...- тянет издевательски баритон.- Мы люди тихие, безобидные. Зато твою физиономию, наверное, каждый полицейский в мегалополисе выучил.
- Я тебя когда-нибудь сброшу с вышки,- не повышая тона, обещает верзила.- Прямо под ноги этому сброду.
- И это говорит мой телохранитель,- возмущается, впрочем, без излишнего апломба, владелец баритона.- Боже, кому вверена судьба раба твоего!.. Нужно глядеть чуть дальше кончика собственного носа, приятель. Ни один спектакль не получится без репетиции. А тут задуман грандиозный спектакль,- многозначительно тычет он палец вверх.- Грандиозный! Я утверждаю это как профессиональный актер.
- Горлопан ты, а не актер,- замечает верзила с прежней ленивой бесстрастностью.
Собеседник оскорбленно вскидывает голову, но, скользнув взглядом по мощному торсу и внушительным кулакам телохранителя, решает не реагировать на последнюю реплику.
Тонкий прерывистый звук, похожий на крик ночной птицы, разрезает лесную тишь.
- Ну вот, сейчас твоя паства пожалует,- бормочет верзила, неохотно расставаясь с насиженным местом. И бросив актеру серую куртку, неожиданно переходит на "вы":- Облачайтесь в свой хитон, ваше преподобие, а не то прихожане, чего доброго, разнесут вас в клочья. Если бы мне не платили за охрану вашего святейшества, с удовольствием бы помог им в этом богоугодном деле.
- Не сомневаюсь. Таким, как ты, не понять высокого предназначения искусства, - со снисходительным вздохом отзывается актер, натягивая куртку.- О, если бы ты мог хоть на миг вообразить, что значит держать в руках волю толпы, готовой на все!..
- Не забывайте, ваше преподобие, что эту толпу предварительно обработали кое-чем,- насмешливо замечает верзила.- Потому эти несчастные и слушают твою болтовню,- вновь так же неожиданно переходит на "ты" охранник.- Ползи наверх, сейчас это стадо погонят из боксов.
Едва актер занимает место на площадке вверху, широкие полосы света накрывают приземистые строения, дорогу, простирающуюся между высоких стволов, и прилегающий к ней участок леса. Свет так ярок, что на деревьях отчетливо виден каждый листик.
Лес преображается, начинает играть изумрудно-зелеными переливами. Почти неземная красота пейзажа завораживает меня.
Из своего укрытия наблюдаю, как вытягиваются, каменея в напряженном ожидании, лица охранников у монолитонного параллелепипеда. Неровный мощный гул доносится из-за массивных ворот здания, гул сотен голосов. Ворота раздвигаются - и гул перерастает в угрожающий раздраженный рев. Масса людей, одетых в серые, серебристо отливающие на свету куртки, выплескивается на площадку, зажатую угрюмыми рядами охраны. Лица их искажены гримасой бессмысленной звериной злобы, глаза налиты кровью. Еще немного - и эта неизвестно чем приведенная в ярость толпа сомнет цепочку парней с излучателями.
Но тут, словно тяжелый молот, обрушивается на барабанные перепонки: многократно умноженный невидимыми усилителями громовой голос падает с небес. Я понимаю, что пробил час "его преподобия". Луч эффектно высвечивает высокую, стройную фигуру, она будто парит над темно-зелеными волнами крон.
- Сегодня ваша ночь, братья. Ночь одоления страха, ночь возмездия!
Грузные комья слов падают в затихшую толпу. Руки-крылья актера взмахивают в такт дробящимся раскатистым эхом фразам:
- Слабые да обретут силы в эту ночь. Падшие духом да возвысятся, а ослепшие - прозреют. Я укажу вам, братья, источник зла. Укажу тех, из-за кого вы прозябаете в нищете и забвении.
...В иной ситуации эти слова показались бы напыщенной болтовней. Но сейчас, обретая способность увлечь огромную массу возбужденных людей, они звучат с весомым и зловещим смыслом. Мне становится не по себе, настолько ощутима их почти магическая сила.
- Ответьте, вы хотите знать, какого цвета их внутренности?- вопрошает ночной мессия.- Желаете увидеть их кровь?
Толпа глухо рычит в ответ.
Рука глашатая на вышке простирается к горизонту. Взгляды, как прикованные, тянутся вслед.
В ярком свете, заливающем дорогу, беспомощно мечутся потревоженные, ослепленные птицы. Дальняя часть выложенного из светлых продолговатых плит шоссе освещена слабее. Проходит время, прежде чем я замечаю на ней какое-то движение. То бегут люди, много людей, одетых в одинаковые оранжевые куртки. Они приближаются, становятся различимы лица, сведенные уже знакомой мне судорогой смертельной ненависти. Она делает их похожими на отлитые в одной форме бессмысленные маски.
Топот сотен ног доносится к толпе серых, и она с воем устремляется навстречу.
- Оранжевые! - несется вслед запоздалый крик с вышки.- Ваши враги оранжевые!
Невероятным усилием воли сдерживаю, себя. Еще немного, и я поднял бы машину вверх, сознавая лишь одно: нужно как-то прервать этот жуткий спектакль, остановить какой угодно ценой, пока те, на дороге, не вцепились друг другу в глотки.
И вдруг, словно током, меня пронзает озарение. Сверху отчетливо видно, как несутся навстречу друг другу серая и оранжевая массы людей. Открывшаяся панорама будто подстегивает память, и я с твердой уверенностью осознаю, что уже видел нечто подобное: густой лес, разделенный на аккуратные квадраты прямыми линиями дорог, широкая полоса основной магистрали... Только не людские реки текли по ней, а потоки энергилей и вместо приземистых строений высились нагромождения огромных зданий вдоль шоссе. Несомненно, я видел это, когда просматривал видеосюжеты о Сообществе, готовясь к своему необычному заданию, только в гораздо большем масштабе. Там, внизу,уменьшенная копия внушительной части Территории. И на этой модели огромного пространства сейчас произойдет кровавое побоище. Законы Планетарного Совета разрешают применять оружие гражданским лицам лишь в исключительных случаях: если возникнет угроза серьезных конфликтов, угроза войны. Вот она, эта война, умело и хладнокровно спровоцированная. А если быть точными, то ее генеральная репетиция: мини-война на мини-Территории.
Теперь я не сомневаюсь, что наблюдаю отработку операции "Ретро". Я не вмешаюсь в события. Не дано мне такого права. Слишком многое поставлено на карту. Внизу - лишь малая толика того, что может случиться, если операция начнется всерьез.
Я заставляю себя не отводить глаз, когда два человеческих потока с режущим слух утробным придыханием: "Ха-а-о-о!" вгрызаются друг в друга.
Серые и оранжевые дерутся по-звериному молча, страшно, до изнеможения. Безумие вынуждает даже поверженных приподниматься и с неистовой слепой яростью ногтями и зубами рвать врага.
В этой схватке оранжевые явно одерживают верх - их намного больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Отхожу от бокса, стараясь совладать с невесть откуда взявшейся, толчками поднимающейся изнутри болью. Печальный взгляд улыбающейся Вероники жжет мне затылок.
К счастью, меня окликает Элен. Она все-таки разыскала брата. И, судя по сумрачному виду последнего, уже успела посвятить в суть затруднений.
- Из-за услуги, о которой вы просите, молодой человек,- окинув меня неприязненным взором, сообщает инспектор,- могут запросто выставить со службы. Честно говоря, я удивляюсь, как этого не произошло до сих пор, несмотря на все старания моей эксцентричной сестренки...
Я отвожу инспектора в сторону и называю сумму, которая в случае возможного краха могла бы обеспечить его старость. Цифра производит впечатление, кажется, Виктор Кроули действительно предусмотрительный человек. За услуги дублеров приходится выкладывать немалые деньги, а инспектор, похоже, уже присмотрел кое-что на ярмарке плоти, в отличие от меня он тут не впервые.
- Когда вы хотите там побывать? - спрашивает Кроули.
- Сегодня ночью.
- Вы в своем уме? - интересуется он. Достаточно резонный вопрос с точки зрения здравого смысла. Но вся беда в том, что те, кого мы так упорно разыскиваем, руководствуются отнюдь не здравым смыслом. И чем это может обернуться, даже представить страшно. Естественно, инспектору этого не объяснить. Остается лишь полагаться на красноречивые взгляды, которые мы с Элен Кроули поочередно бросаем на ее брата, и небольшой аккуратный чек, незаметно перекочевавший в руку полицейского. Трудно сказать, что оказывает решающее воздействие. Возможно, Виктор Кроули попросту приходит к выводу, что с сумасшедшими лучше не спорить. Так или иначе, но через несколько минут мы усаживаемся в энергиль и отправляемся по указанному инспектором адресу.
Глава четырнадцатая. Сергей Градов: кровавые цвета "Ретро"
Вопреки всем моим предосторожностям, исчезнуть из комнаты незаметно не удается. Элен Кроули просыпается и усаживается на постели, протирая глаза. В полутьме ее лицо кажется загадочным и незнакомым. Да так оно, пожалуй, и есть. В сущности, я знаю об Элен Кроули так же мало, как и она обо мне. Что касается меня, то о своей скромной персоне я предпочитаю не распространяться. С некоторых пор мне совсем не улыбается лгать девушке с изумрудными глазами. Кому угодно, только не ей. Возможно, это еще одно подтверждение того, что наши отношения зашли дальше, чем следовало бы. Но тут уж ничего не поделаешь. Я человек, обыкновенный человек, который не может не чувствовать, не увлекаться, не любить, наконец. Даже отчетливо сознавая, насколько это способно осложнить жизнь.
- Опять мне снился тот же сон,- говорит Элен Кроули по-детски ломким спросонья голосом.- Будто я, совсем еще девчонка, брожу у самого края ущелья. Вокруг редкой красоты цветы, птицы поют - тихо, просто волшебно, и воздух светится. Знаешь, так бывает в удивительно погожее утро: солнечные лучи вспыхивают на каких-то невесомых пушинках и кажется, что в воздухе растворены жемчужины. А потом я подхожу к пропасти, заглядываю, а внизу ничего. Пустота. Черная и страшная. Хочу уйти, а ноги словно приросли к камням, Я вскрикнула и проснулась. Который час? - спрашивает девушка, встряхивая густыми, беспорядочно спутавшимися волосами.
- Начало второго,- сообщаю я.- Мне пора.
До Элен Кроули, наконец, доходит, что ей грозит мрачнейшая из перспектив - остаться одной в темноте. Через мгновение комната превращается в экзотический остров под беспощадным солнцем тропиков.
- Теперь отправляйся.- Она вынуждена заслонить лицо ладонью от яркого света.- Хотя... Побудь еще немного. Мне нужно успокоиться. Этот сон...
Помедлив, я присаживаюсь на край постели и целую Элен Кроули в теплую щеку.
- От снов еще никто не умирал,- замечаю я.- Нужно бояться не их, а людей. Реальных людей, способных подтолкнуть к реальной пропасти. Ты давно не ребенок, Элен, привыкай засыпать в темноте. Ведь я...
Мой взгляд падает на ее беззащитно опущенное обнаженное плечо, и оставшаяся часть фразы застревает в горле. Фразы о том, что я не всегда смогу быть рядом. У нашей профессии немало жестоких сторон и свои неумолимые законы. Приходим, когда не зовут, уходим, не прощаясь. Если надо, без лишних слов отдаем жизнь. И все ради того, что можно выразить одним коротким словом - долг. В нем - главное, остальное несущественно. Как и то, чего сейчас больше всего на свете хочется - нет, не рассудительному и сдержанному Сергею Градову, а живущему в нем какому-то добродушному малому с шальной и распахнутой душой. А этому малому сейчас хочется послать к черту Изгоя, Сторна и всех остальных, забывшись, обхватить руками хрупкие плечи Элен и баюкать ее, как ребенка. Потому что он, нерасчетливый мальчишка, нуждается в девушке с зелеными глазами ничуть не меньше, чем она в нем.
Но я хорошо знаю, что нет у меня ни малейшего шанса вырваться из-под своей непроницаемой маски, из железных оков постылого инкогнито. Возможно, такой шанс появится когда-нибудь, но не теперь. Пока Изгой на свободе, я сумею заставить себя забыть многое. Забыть ради того, чтобы страшные сны, преследующие Элен Кроули, никогда не стали явью.
Провожу пальцами по ее волосам и заставляю себя подняться. Не отпуская моей руки, Элен глядит на меня неотрывно и серьезно:
- Все так запутано. Этот страшный Сторн, делающий механических монстров... Глаух с его непонятной философией... И ты, словно пришедший из другого мира. Иногда мне кажется, что я никогда не узнаю, кто есть кто. Не узнаю правды.
Я молчу. Ведь только кажется, что все запутано. Если снять с событий скрывающую их суть шелуху, многое окажется достаточно простым и объяснимым. Есть обманщики и обманутые, истово верующие и цинично попирающие всякую веру; есть добро и зло, любовь а ненависть. Миром движут чувства и поступки, в основе своей столь же несложные и непримиримые, как и сотни лет назад. И так же, как сотни лет назад, человек стоит перед выбором. Выбором вечным и немыслимо трудным...
- Спокойной ночи, Элен,- говорю я, осторожно высвобождая руку.- Рано или поздно ты узнаешь, кто есть кто, узнаешь правду. Только не думай, что после этого жить станет легче.
...Гравилет, добытый с помощью инспектора полицейского надзора, скользит над молчаливым массивом леса. Опасения, естественные в моем положении, заставляют держать машину предельно низко над землей, она едва не задевает плоским днищем кроны сосен.
В лесу тихо. В просветах между неподвижными облаками видны мерцающие звезды. Осторожно, используя самые затемненные участки, прочесываю район, вызвавший подозрение у экспертов СБЦ. И стараюсь гнать подальше мысли о том, что пока коротаю бесконечные минуты в созерцании сонного лесного царства, неудержимая пружина событий, послушная воле старика, у которого свои счеты с этим миром, возможно, распрямляется с бешеной силой совсем в другом месте.
Обладать умением выжидать в моей профессии так же необходимо, как и без промедления действовать я нужный момент. Нехитрая истина, но я уже давно уяснил, что менее всего мы почему-то следуем в жизни прописным, очевидным правилам.
Мои размышления прерывает вырвавшийся из какого-то мощного источника внизу сноп света. Он вспарывает тьму и, прочертив широкую сияющую траекторию справа от машины, падает за горизонт. Я тут же бросаю гравилет вниз, прижимая к вершине холма. Вовремя - второй луч, уже впереди и левее, описывает гигантскую дугу в ночном небе. На мгновение луч задевает серебристо блеснувший обтекаемый бок гравилета, по сравнению с которым моя машина - крохотная скорлупа. Еще одна настораживающая деталь в местном пейзаже.
С холма видно, как в нескольких километрах отсюда начинает тускло мигать квадрат посадочной площадки. Невдалеке обрисовываются очертания огромных, однообразных строений - параллелепипедов. Довольно скупое освещение заставляет меня прибегнуть к помощи специальных приборов, чтобы иметь возможность наблюдать за дальнейшим развитием событий. Сотрудник СБЦ сдержал слово, предоставив в мое распоряжение внушительный технический арсенал.
Гравилет снижается, зависает над площадкой. По прозрачному аэротрапу скользит на гладкие плиты дюжина подтянутых парней в одинаковой форме мышиного цвета.
Они быстро, очевидно, повинуясь приказу, выстраивают живой коридор у выхода из здания. Снаряжены молодчики основательно: на плече у каждого тяжелый излучатель, у пояса короткие разрядно-шоковые дубинки, и еще округлые блестящие штуковины, каждая из которых способна вывести из строя по крайней мере пару десятков человек. Гравилет трогается дальше, но через несколько минут опять идет вниз. Процедура высадки повторяется, только на этот раз упаковка доставленной на землю группы иная - оранжевого цвета.
Все это походит на прелюдию к чему-то немаловажному, и посему я тщательно маскирую машину и, убедившись, что место для наблюдения выбрано удачно, терпеливо жду, поглядывая на мерцающие овалы экранов.
Неподалеку от здания, охраняемого молодчиками в сером, обнаруживаю ажурную вышку. Прямоугольник ее площадки пуст. Пока пуст. Два человека сидят у вышки прямо на траве, прислонившись спинами к широким металлическим реям, и вовсю жуют таблетки "Алко", вяло переругиваясь. Собеседники и не думают скрывать своего присутствия, справедливо полагая себя в полнейшей безопасности. Вскоре я различаю, что один из них - широкоплечий увалень с низким, по-обезьяньему нависающим лбом и мощной шеей. Движения его подчеркнуто неторопливы, как у избалованного сознанием собственной силы животного. Его собеседник - более живой и подвижный, с нервными, четко очерченными губами на худощавом лице. Он обладает удивительно приятным, густым баритоном.
- Плевать я хотел на эти игрища,- хрипло цедит верзила.- Каждый раз одно и то же. Детские забавы. Скорей бы в настоящее дело.
- Не такие уж детские,- зевает, закрывая рот по-женски узкой ладонью, собеседник.- Кровь-то настоящая...
- Не видал ты настоящей крови.
- Да где уж нам...- тянет издевательски баритон.- Мы люди тихие, безобидные. Зато твою физиономию, наверное, каждый полицейский в мегалополисе выучил.
- Я тебя когда-нибудь сброшу с вышки,- не повышая тона, обещает верзила.- Прямо под ноги этому сброду.
- И это говорит мой телохранитель,- возмущается, впрочем, без излишнего апломба, владелец баритона.- Боже, кому вверена судьба раба твоего!.. Нужно глядеть чуть дальше кончика собственного носа, приятель. Ни один спектакль не получится без репетиции. А тут задуман грандиозный спектакль,- многозначительно тычет он палец вверх.- Грандиозный! Я утверждаю это как профессиональный актер.
- Горлопан ты, а не актер,- замечает верзила с прежней ленивой бесстрастностью.
Собеседник оскорбленно вскидывает голову, но, скользнув взглядом по мощному торсу и внушительным кулакам телохранителя, решает не реагировать на последнюю реплику.
Тонкий прерывистый звук, похожий на крик ночной птицы, разрезает лесную тишь.
- Ну вот, сейчас твоя паства пожалует,- бормочет верзила, неохотно расставаясь с насиженным местом. И бросив актеру серую куртку, неожиданно переходит на "вы":- Облачайтесь в свой хитон, ваше преподобие, а не то прихожане, чего доброго, разнесут вас в клочья. Если бы мне не платили за охрану вашего святейшества, с удовольствием бы помог им в этом богоугодном деле.
- Не сомневаюсь. Таким, как ты, не понять высокого предназначения искусства, - со снисходительным вздохом отзывается актер, натягивая куртку.- О, если бы ты мог хоть на миг вообразить, что значит держать в руках волю толпы, готовой на все!..
- Не забывайте, ваше преподобие, что эту толпу предварительно обработали кое-чем,- насмешливо замечает верзила.- Потому эти несчастные и слушают твою болтовню,- вновь так же неожиданно переходит на "ты" охранник.- Ползи наверх, сейчас это стадо погонят из боксов.
Едва актер занимает место на площадке вверху, широкие полосы света накрывают приземистые строения, дорогу, простирающуюся между высоких стволов, и прилегающий к ней участок леса. Свет так ярок, что на деревьях отчетливо виден каждый листик.
Лес преображается, начинает играть изумрудно-зелеными переливами. Почти неземная красота пейзажа завораживает меня.
Из своего укрытия наблюдаю, как вытягиваются, каменея в напряженном ожидании, лица охранников у монолитонного параллелепипеда. Неровный мощный гул доносится из-за массивных ворот здания, гул сотен голосов. Ворота раздвигаются - и гул перерастает в угрожающий раздраженный рев. Масса людей, одетых в серые, серебристо отливающие на свету куртки, выплескивается на площадку, зажатую угрюмыми рядами охраны. Лица их искажены гримасой бессмысленной звериной злобы, глаза налиты кровью. Еще немного - и эта неизвестно чем приведенная в ярость толпа сомнет цепочку парней с излучателями.
Но тут, словно тяжелый молот, обрушивается на барабанные перепонки: многократно умноженный невидимыми усилителями громовой голос падает с небес. Я понимаю, что пробил час "его преподобия". Луч эффектно высвечивает высокую, стройную фигуру, она будто парит над темно-зелеными волнами крон.
- Сегодня ваша ночь, братья. Ночь одоления страха, ночь возмездия!
Грузные комья слов падают в затихшую толпу. Руки-крылья актера взмахивают в такт дробящимся раскатистым эхом фразам:
- Слабые да обретут силы в эту ночь. Падшие духом да возвысятся, а ослепшие - прозреют. Я укажу вам, братья, источник зла. Укажу тех, из-за кого вы прозябаете в нищете и забвении.
...В иной ситуации эти слова показались бы напыщенной болтовней. Но сейчас, обретая способность увлечь огромную массу возбужденных людей, они звучат с весомым и зловещим смыслом. Мне становится не по себе, настолько ощутима их почти магическая сила.
- Ответьте, вы хотите знать, какого цвета их внутренности?- вопрошает ночной мессия.- Желаете увидеть их кровь?
Толпа глухо рычит в ответ.
Рука глашатая на вышке простирается к горизонту. Взгляды, как прикованные, тянутся вслед.
В ярком свете, заливающем дорогу, беспомощно мечутся потревоженные, ослепленные птицы. Дальняя часть выложенного из светлых продолговатых плит шоссе освещена слабее. Проходит время, прежде чем я замечаю на ней какое-то движение. То бегут люди, много людей, одетых в одинаковые оранжевые куртки. Они приближаются, становятся различимы лица, сведенные уже знакомой мне судорогой смертельной ненависти. Она делает их похожими на отлитые в одной форме бессмысленные маски.
Топот сотен ног доносится к толпе серых, и она с воем устремляется навстречу.
- Оранжевые! - несется вслед запоздалый крик с вышки.- Ваши враги оранжевые!
Невероятным усилием воли сдерживаю, себя. Еще немного, и я поднял бы машину вверх, сознавая лишь одно: нужно как-то прервать этот жуткий спектакль, остановить какой угодно ценой, пока те, на дороге, не вцепились друг другу в глотки.
И вдруг, словно током, меня пронзает озарение. Сверху отчетливо видно, как несутся навстречу друг другу серая и оранжевая массы людей. Открывшаяся панорама будто подстегивает память, и я с твердой уверенностью осознаю, что уже видел нечто подобное: густой лес, разделенный на аккуратные квадраты прямыми линиями дорог, широкая полоса основной магистрали... Только не людские реки текли по ней, а потоки энергилей и вместо приземистых строений высились нагромождения огромных зданий вдоль шоссе. Несомненно, я видел это, когда просматривал видеосюжеты о Сообществе, готовясь к своему необычному заданию, только в гораздо большем масштабе. Там, внизу,уменьшенная копия внушительной части Территории. И на этой модели огромного пространства сейчас произойдет кровавое побоище. Законы Планетарного Совета разрешают применять оружие гражданским лицам лишь в исключительных случаях: если возникнет угроза серьезных конфликтов, угроза войны. Вот она, эта война, умело и хладнокровно спровоцированная. А если быть точными, то ее генеральная репетиция: мини-война на мини-Территории.
Теперь я не сомневаюсь, что наблюдаю отработку операции "Ретро". Я не вмешаюсь в события. Не дано мне такого права. Слишком многое поставлено на карту. Внизу - лишь малая толика того, что может случиться, если операция начнется всерьез.
Я заставляю себя не отводить глаз, когда два человеческих потока с режущим слух утробным придыханием: "Ха-а-о-о!" вгрызаются друг в друга.
Серые и оранжевые дерутся по-звериному молча, страшно, до изнеможения. Безумие вынуждает даже поверженных приподниматься и с неистовой слепой яростью ногтями и зубами рвать врага.
В этой схватке оранжевые явно одерживают верх - их намного больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17