Куда ни глянь - газеты, радио, телевидение, везде насилие, кровь, жестокость. Воспитание тотальной ненависти. Убийство, нанесение травм, увечий, несовместимых с жизнью, стали, увы, нормой этой самой жизни. Человеческое общество перестраивается, решив во что бы то ни стало с ускорением выполнить поставленную кем-то цель по самоуничтожению. Вот он, - доктор кивнул в сторону палаты, - если верить вашим коллегам, подозреваемый в убийстве. Но отчего он стал таковым? Ведь мой пациент, без сомнения, весьма образованный человек.
- Да бросьте, Георгий Степанович, - отмахнулся Приходько, - отморозок, каких много теперь развелось. Самого Горыныча завалил, а потом и сам, видать, под разборку попал.
- Кто такой Горыныч? - искренне удивился доктор.
- Неужели не слышали? Его Горынычем прозвали, что ума и хитрости имел на три головы. "Авторитет в законе" был, всю область держал.
- Выходит, не по силам ношу взял. И "три головы" не помогли, философски заметил Артемьев.
- Тоже верно, - согласился ст. сержант. - В одну голову пули хватило.
- И все-таки не могу поверить, что убил его мой пациент, - с сомнением покачал головой врач.
- Улики, - веско произнес Игорь. - Георгий Степанович, а вы почему решили, что парень этот - образованный?
Артемьев открыл было рот, собираясь поделиться своими выводами и наблюдениями, но что-то его остановило. Он почти натурально закашлялся и, стараясь выглядеть убедительным, проговорил:
- Интуиция, знаете ли, Игорь Васильевич.
- Ну-у, интуицию к делу не подошьешь, - тоном бывалого сыщика парировал Приходько. - Да и какая разница - образованный, нет ли. Убил значит, отвечай по закону! Хотя этот - пока подозреваемый.
- Убил - отвечай... - повторил Артемьев задумчиво.
- Только так и не иначе! - безапелляционно припечатал Приходько.
- А если, к примеру, не одного-двух, а сотни, тысячи?
- Ну, хватили, Георгий Степанович. Таких суперманьяков не бывает.
- Отчего же? Возьмите войну. На ней, порой, не тысячи, а миллионы гибнут. Вот в Афганистане...
- Я бы этих душманов голыми руками давил! - азартно перебил его Игорь. - У меня там брательник двоюродный служил. - Он понизил голос почти до шепота: - Инвалидом пришел, без ноги. Я б за Коляна их... Знаете, скольких он там положил? У него орден и медали есть. За абы что не дадут, верно? Приходько помрачнел: - Только протезы никак выбить не можем, устали по кабинетам ходить и бумаги слать. И Колян еще.. это дело... - он красноречиво щелкнул пальцем по горлу, - ... попивать стал, зараза. Как напьется, так с катушек долой! Вроде этого мужика, - он невольно передернул плечами. - Пить ему никак нельзя, контуженный он.
- Кем же он служил?
- В десантуре. Революцию защищал! - с гордостью выдал Игорь.
- Революцию? - переспросил Артемьев. - От кого же он ее защищал?
- Ну, вы даете, Георгий Степанович! - возмущенно воскликнул тот. - От международного империализма, конечно! Вы, извините меня, здесь со своими болячками совсем в международных вопросах не ориенти... -Приходько умолк на полуслове, споткнувшись о мудрый, спокойный взгляд
доктора. - ... Наш замполит говорит, что всякая революция должна уметь себя защитить, - неуверенно добавил он.
- Революция... - Артемьев едва заметно улыбнулся. - Да уж, дама эта, знаете ли, во все времена от отсутствия аппетита не страдала.
- Что-то не пойму я вас, Георгий Степанович, вы за кого будете-то?
- Я - врач, уважаемый Игорь Васильевич, а посему всегда за жизнь буду, а не за убийство. На какой бы почве оно не произрастало - на сугубо личной или на почве высших интересов государства.
- Ой, хитрите, доктор, - лукаво усмехнулся Игорь. - А сами не хотели бы в Афганистан съездить? Брательник говорил, не хватает там докторов. Народ больной очень, лечить надо.
Артемьев от души расхохотался и с энтузиазмом подхватил:
- Еще бы, народ давно пора лечить! И не только... внутренние органы, но и голову. Голову, я бы сказал, в первую очередь!
Приходько, поняв подтекст, тоже весело рассмеялся:
- Ну и мысли у вас, доктор, - покачал головой.
- Так мне с ними и мучиться, - парировал Георгий Степанович, глядя на часы и поднимаясь. - Честь имею, уважаемый Игорь Васильевич, извините пора. Благодарю, не отказали - терпели стариковский бред.
- Какой же вы старик! - вполне искренне удивился Игорь. И вдруг, будто вспомнив что-то, нерешительно замялся: - Георгий Степанович...
- Слушаю вас, любезный, - живо откликнулся тот.
- Этот ваш, образованный, случаем, опять... ну, не подорвется?
- Будьте покойны. Он надежно прификсирован. Для его же блага.
- Да-да, конечно, - с облегчением закивал Приходько. - Пусть отдыхает.
- Будьте здоровы, - поклонился доктор, пряча улыбку, и зашагал по коридору.
" Ну-у, жук, - подумал Игорь, гдядя ему вслед. - Народу, мол, лечение надо, "особенно голове и внутренним органам". Во завернул как, зараза! Доверь такому голову, он живо все мозги на плоту спустит. Образованный..."
Подойдя, Приходько приоткрыл дверь палаты. Некоторое время чутко прислушивался и пристально приглядывался к лежащему на койке человеку.
" И чего лечат? - подумал с сомнением. - Если "вышку" не дадут, на зоне уделают. Смерть таких, как Горыныч, не прощают. Уж лучше пулю в голову."
Он прикрыл дверь и стал ждать прихода сменщика. Время тянулось бесконечно медленно. Казалось, солнце - толстое и неуклюжее, с трудом выползает из узкой щели горизонта, не в силах выбраться из черной трясины ночи. И все-таки свет, пока лишь тоненьким ручейком, но начал переливаться помалу в безмолвное пространство больничного коридора, наполняя его раскатами звуков, четкими очертаниями предметов и, безусловно, смыслом, правда, понятным, скорее, некоему высшему разуму, нежели людям.
... Зверь, глухо рыча, присев на задние лапы, нехотя отползал во тьму. Она обволакивала его плотным, непроницаемым покрывалом, будто заглатывая и с усилием проталкивая в себя. В огромных, желтых глазах зверя, не угасая, билось неистовое, жаркое пламя боли. Узкий, черный зрачок, похожий на тонкое, острое лезвие, гипнотизировал и лишал воли. Но вот веки зверя дрогнули. Зрачок на миг расширился, открывая пропасть, в которую неминуемо, казалось, должен был рухнуть человек, лежащий на больничной койке, но, полыхнув последней искрой, погас... Плоть выиграла схватку со зверем боли и погрузилась в спокойный сон. Плоть отдыхала. А душа возвращалась к целебному роднику прошлого...
Ст. сержант Игорь Приходько, сидя на кушетке, пробовал писать рапорт о дежурстве у постели подозреваемого, когда до его слуха из-за приоткрытой двери в палату донеслось неясное бормотание. Он поднялся, прошел в палату и с некоторой опаской приблизился к пациенту. Больной... разговаривал! Четко и ясно выделяя слова. Но по мере того, как из его уст все громче лилась речь, взгляд Приходько приобретал все более изумленное выражение.
- Во шпарит! - выдохнул он восхищенно, - и опрометью кинулся к телефону.
Рванув дверь ординаторской, Игорь сконфуженно замер на пороге. Сотрудники пили чай и над чем-то весело хохотали.
- Пожалуйте, сударь, - на правах знакомого пригласил Артемьев.
- Спасибо, - Приходько овладел собой, произнося скороговоркой: - Мне бы позвонить срочно. - Заметив встревоженные взгляды персонала, успокоил: Не волнуйтесь, с парнем все в порядке. Мне по служебной надобности.
Сотрудники, поднявшись, деликатно потянулись к выходу.
Спустя полчаса, начальник отделения уголовного розыска Белоярска майор Иволгин, занимавшийся убийством гр. Свиридова Евгения Ивановича, по кличке "Горыныч", в спешном порядке прибыл в больницу. Поговорив с Приходько, побывав в палате, он решительно направился к двери с табличкой "Заведующий нейрохирургическим отделением Артемьев Георгий Степанович".
- Можно? - постучав, Иволгин заглянул в кабинет.
- Милости прошу, Петр Андреевич, - поднялся из-за стола заведующий. Чайку, кофейку? - глянул вопросительно. - Ни свет, ни заря пожаловали. Ведь и не завтракали поди, а?
- Говорят, чай у вас знатный, - обаятельно улыбнулся майор. - Потому не откажусь.
Он сел в предложенное кресло, с интересом наблюдая за хлопотавшим над чайником и чашками Артемьевым, отметив слегка дрожащие руки и с трудом скрываемое волнение во взгляде доктора.
- Меня барышни мои во время ночных дежурств всегда домашней выпечкой балуют, - бодрым тоном начал он. - Я и вас с удовольствием угощу... Иволгин заметил, как напряглась его спина. - Да вы спрашивайте, Петр Андреевич, - не выдержал Артемьев, - не молчите. Я ваше нетерпение, милостивый государь, затылком чувствую.
Заведующий разлил чай, подал одну чашку гостю, на стол выставил красивую тарелку с аппетитными сдобными маленькими булочками. И лишь после этого сел в кресло напротив Иволгина.
Под его внимательным, ироничным взглядом майор почувствовал себя провинившимся школяром.
- Георгий Степанович, - начал он издалека, - все хочу спросить... Откуда у вас эти мудренные слова - "мил человек", "милостивый государь"?
- Старорежимные? - усмехнулся доктор. - Это, уважаемый, исконно русский язык: прекрасный, образный и удивительно точный в определении сущности предмета или явления. Но, увы, исчезает. А с ним и культура, и, главным образом, нация. На мой взгляд, сильное, независимое и прогрессивное государство - отнюдь, не мудрые руководители и боеспособная армия, а язык основа основ. Чем глубже народ его знает, чем ревностнее оберегает от чужых слов и выражений, тем он культурнее и образованнее. - Он устало взглянул на Иволгина: - Вам необходима консультация в отношении моего пациента?
- Ваш пациент... - усмехнулся невесело тот. - Для меня он, к сожалению, подозреваемый номер один.
- Я догадываюсь, Петр Андреевич, почему вы изволили пожаловать в столь раннее время. Ваш сотрудник, Игорь Васильевич, вероятно, услышал то, что мне хотелось бы подольше сохранить в тайне. И ваша прелюдия о моих "мудренных" словах - не случайна. - Он вздохнул: - Да вы пейте чай, Петр Андреевич. Я, разумеется, никоим образом и в мыслях не держал, как у вас говорится, "противодействовать следствию". Но, поверьте старику, имевшему дело не с одной больной головой: мой пациент - не убийца. Он свободно говорит, по меньшей мере, на трех языках. Вряд ли у него имелось нечто общее с известным в ваших кругах Горынычем.
- Как вы сказали? На трех языках?! - ошарашенно произнес Иволгин. - И давно он... говорит?
- Дня четыре.
Майор с неподдельным интересом взглянул на Артемьева:
- Георгий Степанович, отчего вы скрывали?
- Мне обязательно отвечать?
- Это не допрос, - говоря так, Иволгин наперед предвидел ответ.
- Тогда позвольте оставить сей грех для рассмотрения в высшей инстанции, - заведующий кивнул на висевшую в кабинете, по всей видимости, старинную икону с изображением Спасителя.
- Однако, - усмехнулся майор. И тут в голову пришла, на первый взгляд, совершенно абсурдная мысль. - Георгий Степанович, а он, часом, не какой-нибудь ваш родственник или знакомый? - спросил как-будто в шутку, но при этом пристально глядя тому в глаза.
Артемьев не отвел взгляд, но майор готов был побиться об заклад: всего на мгновение в лице доктора что-то неуловимо проскользнуло.
- Георгий Степанович, - решил он его "дожать", - чувствую я, вы что-то знаете. Поймите, возможно, вы - единственный, кто в состоянии помочь и нам, и вашему пациенту. Мы даже имени его не знаем.
- Ему не поможет и Господь Бог, дорогой Петр Андреевич, - с грустью констатировал Артемьев. - Он - не человек, а существо...
- Хорошее существо - на трех языках шпарит! - не удержался Иволгин.
- ...Его будущее - психоневрологический интернат, - продолжал доктор, - в худшем случае.
- А в лучшем? - подался вперед майор.
- В лучшем для него - смерть.
- Значит, надежды нет, - подвел итог Иволгин.
- Один шанс на миллион, - негромко сказал доктор.
- Все-таки шанс, но миллион... - покачал головой майор.
- Петр Андреевич, я сорок лет, простите за грубость, копаюсь в чужих мозгах и мог бы рассказать вам фантастические вещи. Мозг - уникален, по строению, возможностям. Видите ли, я пришел в медицину атеистом и безбожником, а ныне - верующий. И верю: мозг и душа человека - парные органы. Да-да, не улыбайтесь. Разум и душа - две неизменные, основополагающие сущности природы. К сожалению, нынешняя медицина от этого бесконечно далека. Не до глубин ей, знаете ли, души и мозга. Капельниц, шприцов одноразовых дефицит. - Он, вздохнув, развел руками: - Перестройка. Строим, перестраиваем, считайте, с семнадцатого года. Одни сплошные народохозяйственные стройки. А человек где? В чем смысл его жизни? Неужели в тоннах зерна и чугуна, выданных на гора или в новой квартире и машине, счете на сберкнижке? - Артемьев поднялся: - Извините, Петр Андреевич, это у меня уже старческий маразм. Надумал, старый пень, смысл жизни искать.
Иволгин тоже встал:
- Спасибо за чай, Георгий Степанович... - взглянул иронично.
- Знаю-знаю, - понял его заведующий, махнув рукой. - Если что, обязательно известим. Да и ваши здесь... бдят неустанно. - Он протянул руку для прощания: - Будьте здоровы и заходите, как время будет. Не только по служебной необходимости.
Когда Иволгин вышел, Артемьев обошел стол, выдвинул нижний ящик и, подняв стопку папок, достал старую, пожелтевшую фотографию на плотной бумаге, с вензелями дореволюционного алфавита. С минуту внимательно ее разглядывал, потом медленно опустился в кресло и закрыл глаза.
"-... Папа, это же тот беляк, с "Императрицы". Ну, который просил тебе за Марусю передать.
- Он не беляк, Егорка, а русский офицер - Сергей Рубецкой, потомок старейшего, славного рода. Но главное, он - самый мужественный, образованный и благородный человек из всех, кого я встречал в своей жизни.
- Папа, откуда у нас его фотография?
- Вот подрастешь маленько и расскажу тебе. Не будь Сергея, и мы бы с тобой не встретились..."
- Не может быть, - вслух произнес Артемьев. - Сколько лет прошло, почти век. И вдруг этот юноша, говорящий на нескольких языках. Словно призрак, заплутавший между прошлым и настоящим. Невозможно поверить... Но какое сходство!
Иволгин перечитал лежащие перед ним бумаги. Не отрываясь, в волнении поднял трубку телефона внутренней связи, набрал номер.
- Капитан Добровольский, - ответили на другом конце после третьего гудка.
- Иволгин, - отрекомендовался майор. - Леша, срочно зайди ко мне. И сигареты захвати.
- Ты ж не куришь, Андреич! - изумленно воскликнул Добровольский.
- Я скоро колоться начну, - буркнул тот. - Давай в темпе, - и бросил трубку.
Через несколько минут дверь открылась:
- Разрешите, ваше благородие? - Добровольский вошел, лихо щелкнув каблуками и вытянувшись по стойке "смирно".
- Заходи, присаживайся, - угрюмо бросил Иволгин, не отреагировав на обычное приветствие Алексея. - Дай сигарету! - Он нетерпеливо вытянул руку. Закурив, хмуро взглянул на коллегу, подавая тому несколько листов бумаги со стола. - Вот, полюбуйся, результат экспертизы лингвистов.
Добровольский, среднего роста, сероглазый шатен, в прошлом чемпион области по самбо и дзюдо, тяжко вздохнул и погрузился в чтение. Минут через десять, внимательно изучив бумаги, он с кротостью дебила воззрился на майора:
- Андреич, а, може, он - шпиен?
- Ага, - зло откликнулся тот, - Троцкий, Бухарин и Тухачевский - в одном лице. Те тоже шпиены были - всех разведок мира. - Уловив завистливый взгляд Алексея, махнул рукой: - Да не косись ты! Дыми, если невмоготу.
- Премного благодарны, ваше благородие, - Добровольский с готовностью схватил со стола майора свою же собственную пачку, закурил.
- Леша, я понимаю, английский, на худой конец, китайский - вот они, китаезы, рядышком. - Иволгин подхватился и маятником заметался по кабинету: - Но французский! Фас... Черт, как там?
- Фарси, товарищ майор, - улыбаясь, подсказал Алексей.
- Я и говорю: фарси! - Он остановился: - Это где ж такой?
- В Афганистане, например, - блеснул эрудицией капитан.
- Во, душманов мне только здесь не хватало! И так все на голове сидят: убийство, видите ли, в городе. Результаты всем подавай! - Снова забегал он по кабинету. - Как-будто не уголовника пристукнули, а Горбачева. И даже имени этого спеца не знаем. Он, что, из космоса прилетел?
- Из Америки, - наобум ляпнул Добровольский. - Мы теперь с ней братья навек! Вот они и решили нам подсобить, с преступностью покончить.
- Леша, пусть мы - менты поганые, но не безмоглые же моськи. Хочешь, чтобы я поверил, что этот парень вот так, запросто, уделал Горыныча, взял "дипломат", припрятал, а потом башкой оземь грохнулся, как Василиса, надеясь голубем сизым воспарить?
- А был ли мальчик, Андреич?
- Был, Леша, был. Хор-р-рошие были деньги. Не наши, мадэ ин Америка, чтоб ей подавиться своим гнилым капитализмом!
На столе громко зазвонил телефон. Он недовольно поморщился и, обойдя стол, поднял трубку:
- Слушаю, майор Иволгин. - Выслушав, отчеканил: - Так точно, товарищ полковник! Сделаем. Хорошо, Михаил Спиридонович, обязательно все подготовим.
1 2 3 4 5 6 7 8