Третий: доктору Дерво, 3, улица Парижа, Лимож... Два последних письма - в один и тот же адрес: Институт святого Иосифа, Санак, департамент Верхняя Вьенна. Получатели: господин Ивон Роделек и господин Доминик Тирмон. Вот и все... Завтра у вас есть лекции?
- Только одна, но я могу ее прогулять.
- Обязательно прогуляйте! Мне надо, чтобы вы подежурили на телефоне с половины девятого. Меня не будет весь день, и вернусь я, наверное, не раньше девяти вечера. А вы отвечайте на звонки и дожидайтесь меня. Если кто-нибудь из тех, кому я написал, откликнется, назначьте ему встречу на послезавтра на любое удобное ему время. Да, и на обед не уходите: я распоряжусь, чтобы Луиза приготовила вам поесть.
- Скажите, мэтр, а если будет что-то срочное, где я смогу найти вас по телефону?
- Понятия не имею! Подождите, пока я вернусь... Ну, вот, письма подписаны. Теперь - на улицу Лувра, на почтамт!
- Мэтр, не будет нескромностью спросить, что это за люди, кому вы написали?
- Будет, будет нескромностью, внучка, но я все-таки скажу, раз уж вы стали помогать мне в этом деле: эти пятеро, как мне кажется, могут дать превосходные показания в пользу обвиняемого. Но это вовсе не значит, что все они изъявят желание предстать перед судом. Моя задача - найти аргументы, способные побудить их к этому...
Остаток ночи Виктор Дельо провел в размышлениях. Воздав должное сигарам старшины сословия, он пришел к выводу, что пора познакомиться со своим подзащитным...
Утром, оформив разрешение, он уже шел по коридору тюрьмы Санте. Надзиратель, сопровождавший его, сказал:
- Будет просто чудом, если вам удастся хоть что-нибудь выудить из этого типа! Он упрям как осел!
- Не слишком изысканно, друг мой.
- Я просто хотел предупредить вас, мэтр...
Зазвенели ключи, и тяжелая зарешеченная дверь отворилась. Виктор Дельо в сопровождении надзирателя, который тщательно, на два оборота, запер за ними дверь, вошел в камеру и поправил очки, чтобы хорошенько разглядеть своего нового клиента...
Тот сидел прямо на полу в самом темном углу тесной камеры. Но, даже сидя, он поражал своими гигантскими размерами... Квадратное лицо с огромной, выдающейся вперед челюстью, жесткие, как проволока, волосы- все это, казалось, не имело ничего общего с человеческим обликом. Адвокат инстинктивно попятился: ему вдруг почудилось, что перед ним - страшилище, вырвавшееся из чащоб девственного леса. На него нельзя было смотреть без содрогания... Грудную клетку словно распирало изнутри могучее сердце; длинные руки заканчивались волосатыми кулаками убийцы... руки, поджидающие жертву. Но самое большое впечатление производило лицо, лишенное всяких признаков жизни: остановившиеся незрячие глаза, обезьяньи губы, выступающие скулы, выпуклые надбровья, мертвенно-бледный цвет кожи. О том, что гигант жив, свидетельствовало лишь его мерное мощное дыхание. Никогда за свою жизнь Виктору Дельо не доводилось сталкиваться с подобным субъектом. Запинаясь, он спросил у надзирателя:
- И он всегда... э-э... в таком положении?
- Почти всегда.
- Как вы думаете, он знает, что мы здесь?
- Он? Да он узнаёт все! Даже не по себе становится: как ему удается все понимать, ничего не видя, не слыша и не умея говорить?..
- Этому я не удивляюсь, - возразил адвокат. - Ведь этот парень образован и весьма умен. Вы знаете, что это чудовище даже написало книжку?
- Как он сумел?
- Подменяя тремя чувствами, которыми он располагает, осязанием, вкусом и обонянием, - все остальные, которых он лишен с рождения: зрение, слух и речь... Но объяснять это слишком долго.
- Что до обоняния, мы уже заметили: он распознает каждого из нас сразу, как войдешь в камеру.
- Аппетит у него хороший?
- Нет. Правда, и кормежка тут не ахти...
- А с ложкой и вилкой он умеет обращаться?
- Не хуже нас с вами! Только чаще всего он к миске и не притрагивается... Вот что я думаю: чего ему не хватает, так это посетителей... Здесь, в тюрьме, жизнь у него хуже, чем у животного в клетке. Ведь он ничем не может заняться! Ни читать, ни писать, ни даже поговорить с нами, когда мы к нему заходим...
- Возможно, вы и правы, но нужно еще, чтобы он захотел принимать гостей, и к тому же - чтобы они владели одним из доступных ему способов общения... Как вы считаете, психически он нормален?
- Все врачи, которые приходили его обследовать, - а их было Бог знает сколько! - в один голос заявляют, что да...
- Как же они, черт возьми, сумели в этом убедиться?
- Они приходили с переводчиками, которые пытались с ним общаться... Они касались его пальцев - вроде бы слова на них выписывали...
- И что же, удавалось?
- Все уверяют, что он нарочно не отвечает... Этот тип не желает, чтобы его защищали!
Внезапно клиент Виктора Дельо вскочил на ноги и, прислонившись спиной к стене, принял оборонительную стойку. Он был выше своих незваных гостей на целую голову.
- Вот это машина! - пробормотал адвокат. - Сложен как атлет... Теперь меня не удивляет, что он расправился с жертвой одним ударом...
- Осторожно, мэтр, - он нас засек! Смотрите: принюхивается! Не приближайтесь к нему! Никогда не угадаешь...
Адвокат, пренебрегая предупреждением, приблизился к подзащитному и положил свои ладони на его руки, но тот резко их отдернул, словно испытывая отвращение к этому контакту. Не признавая себя побежденным, Виктор Дельо дотронулся до его лица: несчастный съежился, испустив хриплый вопль, который с успехом мог бы принадлежать и зверю.
- Осторожней, мэтр! - повторил надзиратель.
Но было уже поздно: колосс схватил адвоката за плечи и встряхнул его, бормоча что-то нечленораздельное. Огромные ручищи почти сомкнулись на горле... Но тут надзиратель изловчился стукнуть гиганта дубинкой по голове: тот отпустил добычу и отступил к стене.
- Я предупреждал вас, мэтр! Это настоящее чудовище!
- Вы в этом уверены? - спросил Виктор Дельо, водружая на нос упавшие очки.
Справившись с этим, он вновь приблизился к своему клиенту и долгое время разглядывал его, после чего заявил:
- Похоже, коллеги говорили мне правду... Теперь я понимаю, почему они постарались поскорее сбыть дело с рук! Защищать этого парня небезопасно... Но отчего же он так набрасывается на тех, кто пытается его спасти? Я не успел сделать ему ничего плохого, а он уже ненавидит меня. Странно! Как объяснить, что я желаю ему только добра?..
- Те тоже пытались, мэтр. Он знать ничего не хочет.
- Ничего, я найду к нему, подход... А знаете, он совсем не так уж безобразен... Бывает такое уродство возвышенное, что ли... Посмотрите: черты лица грубы, но энергичны, фигура хоть и громадна, зато пропорционально сложена... Думаю, он вполне мог бы понравиться женщине... Не всякой, конечно, а такой, которая любит грубую физическую силу... Я еще не видел его жену, но уже представляю ее себе: хрупкая, миниатюрная, этакое эфирное создание... Закон контрастов... Ну, а напоследок я еще раз подойду к нему, чтобы он запомнил мой запах. Тогда он узнает меня завтра. Вот бы он сам дотронулся до меня!
Лицо адвоката оказалось в нескольких сантиметрах от лица его странного подзащитного. Однако гигант не шелохнулся.
Дверь со скрипом затворилась. Виктор Дельо молча шагал рядом с надзирателем. Напоследок тот спросил:
- Ну что, будете его защищать?
- Думаю, да...
- Нелегко вам придется с этаким чудовищем...
- Я не уверен, что этот парень - такое уж чудовище. Не доверяйте внешности! Как мы можем по-настоящему его узнать, если он не видит, не слышит и не может нам ответить? Мне нужно во что бы то ни стало проникнуть в его мир. Тогда, быть может, я обнаружу перед собой несчастного человека, который страдает и которого никто не пытается понять. Дубинкой тут ничего не добьешься! Вам никогда не приходило в голову, что если он и убил, то имел очень веские основания?.. Узнайте, может ли меня принять начальник тюрьмы?
Господин Менар, начальник тюрьмы, оказал адвокату самый радушный прием.
- Ну как, дорогой мэтр, познакомились со своим клиентом? И каково же, разрешите узнать, первое впечатление?
- Неплохое, - ответил Виктор Дельо к изумлению собеседника. - Не скажу, чтобы первая наша встреча была чересчур сердечной, однако питаю надежду, что со временем наши отношения улучшатся... Впрочем, я пришел к вам с нижайшей просьбой: нельзя ли изыскать возможность разумеется, за определенную плату - несколько разнообразить стол моего подзащитного, давая ему с сегодняшнего вечера что-нибудь в дополнение к тюремной пище?
- Вы не хуже моего знаете, дорогой мэтр, что единственная добавка, предусмотренная правилами, - это передачи с воли.
- Получает ли их мой клиент?
- Никогда.
- Не правда ли, довольно странно? Ведь почти все его родственники живут в Париже.
- Знаю. Но я никого из них не видел.
- Неужели даже мать ни разу не захотела встретиться с сыном?
- Нет.
- А сестра, а шурин?.. В общем, все они отвернулись от него: он стеснял их с самого своего рождения, а теперь еще и опозорил... Похоже, у них одна забота: поскорее узнать о его казни и забыть о его существовании! Ну, а жена?
- Говорят, куда-то уехала.
- Меня удивляет, что она с таким безразличием отнеслась к судьбе мужа после стольких лет терпеливого ухаживания за ним...
- Чего не бывает на свете...
- Да-да, разумеется... Теперь, господин директор, я с вашего разрешения зайду в бистро- тут, напротив, его хорошо знают все родственники и друзья ваших подопечных- и распоряжусь, чтобы сюда доставляли кое-какую снедь: ветчину, хлебцы, крутые яйца, шоколад... Думаю, если он поужинает сегодня поплотнее, то лучше будет спать... А если хорошо выспится, может, не откажется вступить со мной в разговор...
- Вы умеете общаться со слепоглухонемыми?
- Нет, но, к счастью, на свете есть другие люди, которые это умеют. Хотя бы те, кто некогда воспитывал моего клиента... Да! Еще одна просьба: попробуйте втолковать надзирателям, чтобы они перестали считать заключенного номер шестьсот двадцать два чудовищем. Пока в суде не будет доказано обратное, я буду твердо стоять на том, что он невиновен. До скорой встречи, господин директор...
Два часа спустя Виктор Дельо зашел в книжную лавку неподалеку от театра "Одеон".
- Дорогой мэтр, - воскликнул букинист, - какими судьбами?
- Представьте себе, дорогой мой Боше: обошел десяток магазинов и не нашел нужной книжки. И как это я сразу не подумал о добрейшем Боше? Вы случайно не помните роман под названием "Один в целом свете"?
- Как же, как же... Своеобразная вещь. Автор, кажется, слепоглухонемой от рождения? Да вы, наверное, слышали о нем - несколько месяцев назад о нем трубили все газеты в связи с убийством...
- О, вы знаете, если не считать "Газетт дю Палэ", я не интересуюсь прессой... Скажите, когда автор оказывается убийцей, его книгу, должно быть, начинают расхватывать?
- Да, но не тогда, когда она уже продана. Издателю бы следовало допечатать ее в двадцать четыре часа, пока в памяти читателей преступление было еще свежо.
- А когда вышел роман?
- Сейчас я вам скажу...
Букинист принялся листать свой гроссбух. Наконец он ткнул пальцем в страницу:
- Вот. Пять лет назад.
- Черт побери, ведь он был совсем молод - двадцать два года! Ну и как, это был успех?
- На первых порах - любопытство, подогретое двумя-тремя критическими статьями... Особого успеха книга не имела... Читатель слабо интересуется психологическими романами. Ему подавай действие, тайну, кипение жизни! Но вам я, наверное, смогу помочь: кажется, у меня остался один экземпляр, сейчас мой помощник его поищет...
Десять минут спустя автобус повез будущего защитника Жака Вотье к дверям Национальной библиотеки. Интересующие адвоката сведения оказались в газетах от 6 мая и нескольких последующих дней. Одна статья показалась ему наиболее интересной.
"По радио, 6 мая. Вчера на борту теплохода "Де Грасс", идущего из Нью-Йорка в Гавр, было совершено немыслимое по своей жестокости преступление. Произошло оно в каюте-люкс, которую занимал богатый двадцатипятилетний американец Джон Белл. Единственный сын влиятельного вашингтонского конгрессмена, он направлялся в Европу впервые. На борту "Де Грасса" находилась также чета Вотье. Жак Вотье - тот самый слепоглухонемой от рождения, который несколько лет тому назад опубликовал занятный роман "Один в целом свете". Роман был переведен на несколько языков и пользовался большим успехом в Соединенных Штатах. Приглашенный американским правительством выступить в ряде городов с лекциями о достижениях Франции в такой сложной проблеме, как обучение и воспитание слепоглухонемых от рождения, Жак Вотье провел в Соединенных Штатах и Канаде пять лет. Повсюду в поездках его сопровождала жена, его незаменимая помощница.
По возвращении с послеобеденной прогулки по палубе госпожа Вотье с удивлением обнаружила, что мужа в каюте нет. Подождав немного, она отправилась искать его по всему теплоходу и, не найдя, поделилась тревогой с судовым комиссаром Бертеном.
На теплоходе тотчас начались поиски. Проходя мимо каюты Джона Белла, стюард, обслуживающий каюты, обнаружил, что дверь в нее приоткрыта. Анри Тераль - так зовут стюарда не без труда открыл дверь, и его глазам предстало жуткое зрелище: молодой американец стоял на коленях, ухватившись за дверную ручку. Он был мертв. Из перерезанного горла на пижаму лилась кровь. В крови был и ковер... Здесь же на койке сидел Жак Вотье. Казалось, он в состоянии прострации: недвижимый, с бесстрастным лицом. Незрячие, лишенные всякого выражения глаза он уставил на собственные руки, обагренные кровью... Стюард тотчас известил комиссара Бертена, который не мешкая бросился в каюту, где произошло убийство. Жак Вотье не оказал ни малейшего сопротивления. Он покорно дал себя арестовать и препроводить в судовой карцер. Его обезумевшая от горя супруга по просьбе капитана "Де Грасса" согласилась быть переводчицей на первом допросе: ведь никто другой на борту теплохода не владел способами общения с ее слепоглухонемым мужем.
Жак Вотье заявил, что не намерен давать никаких объяснений по поводу убийства. Он утверждал лишь, что оно вполне мотивировано, и безоговорочно признал себя виновным. Несмотря на мольбы жены, он в дальнейшем ни на йоту не отступил от занятой им позиции.
Мотив преступления тем более загадочен, что госпожа Вотье заявила: ни она, ни ее муж никогда не имели ни малейшего контакта с убитым. Они его совсем не знали. Судовой врач "Де Грасса", обследовав преступника, пришел к заключению, что психически Жак Вотье совершенно нормален.
Как только "Де Грасс" войдет в гаврский порт, убийца будет передан в руки уголовной полиции".
Та же газета, но уже от 12 мая, знакомила читателей с подробностями этой операции:
"Сразу же по прибытии "Де Грасса" в Гавр старший инспектор Мервель в присутствии переводчика с языка слепоглухонемых и судебно-медицинского эксперта вновь допросил Жака Вотье. Убийца Джона Белла почти слово в слово повторил через переводчика ответ, данный им сразу после преступления. Перед заключением под стражу странный преступник будет подвергнут углубленному медицинскому обследованию, которое должно определить, с кем мы имеем дело: с психически нормальным человеком или же с несчастным, внезапно обезумевшим от сознания своей неполноценности".
Не сделав по обыкновению ни одной пометки, Виктор Дельо поспешно покинул читальный зал Национальной библиотеки и снова сел в автобус, на сей раз направляясь в Латинский квартал. Во время поездки адвокат окончательно решил для себя, что под уродливой личиной Вотье скрывается душа, никак не соответствующая его внешности. Во всяком случае, налицо железная воля на службе у редкого интеллекта - своеобразного и почти непостижимого для обычного человека. Интеллекта, способного ввести в заблуждение любого - точнее, любого, кто воображает себя более проницательным только потому, что способен видеть, слышать и говорить...
Выходя из автобуса на углу улиц Гей-Люссака и Сен-Жак, Виктор Дельо мысленно заключил, что защищать такого клиента и в самом деле будет нелегко.
Он остановился перед порталом дома номер 254 по улице Сен-Жак, где красовалась внушительных размеров надпись:
"Национальный институт глухонемых".
Виктора Дельо принял директор института. Кратко изложив ему причину своего визита, адвокат спросил:
- Скажите, среди ваших воспитанников нет слепоглухонемых?
- Нет, мэтр. Здесь у нас только глухонемые. На обучении слепых специализируется Институт Валантена Айюи. И это естественно, поскольку наши методы диаметрально противоположны: для наших подопечных главным подспорьем является зрение, в то время как для слепых это слух и речь.
- А как же быть с теми, кто рождается без зрения и слуха?
- Единственный метод обучения, который им доступен, комбинированное использование трех оставшихся чувств: осязания, вкуса и обоняния.
- Удается добиться успеха?
- А как же. Некоторые слепоглухонемые от рождения достигают такого уровня образованности и культуры, какому могли бы позавидовать многие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
- Только одна, но я могу ее прогулять.
- Обязательно прогуляйте! Мне надо, чтобы вы подежурили на телефоне с половины девятого. Меня не будет весь день, и вернусь я, наверное, не раньше девяти вечера. А вы отвечайте на звонки и дожидайтесь меня. Если кто-нибудь из тех, кому я написал, откликнется, назначьте ему встречу на послезавтра на любое удобное ему время. Да, и на обед не уходите: я распоряжусь, чтобы Луиза приготовила вам поесть.
- Скажите, мэтр, а если будет что-то срочное, где я смогу найти вас по телефону?
- Понятия не имею! Подождите, пока я вернусь... Ну, вот, письма подписаны. Теперь - на улицу Лувра, на почтамт!
- Мэтр, не будет нескромностью спросить, что это за люди, кому вы написали?
- Будет, будет нескромностью, внучка, но я все-таки скажу, раз уж вы стали помогать мне в этом деле: эти пятеро, как мне кажется, могут дать превосходные показания в пользу обвиняемого. Но это вовсе не значит, что все они изъявят желание предстать перед судом. Моя задача - найти аргументы, способные побудить их к этому...
Остаток ночи Виктор Дельо провел в размышлениях. Воздав должное сигарам старшины сословия, он пришел к выводу, что пора познакомиться со своим подзащитным...
Утром, оформив разрешение, он уже шел по коридору тюрьмы Санте. Надзиратель, сопровождавший его, сказал:
- Будет просто чудом, если вам удастся хоть что-нибудь выудить из этого типа! Он упрям как осел!
- Не слишком изысканно, друг мой.
- Я просто хотел предупредить вас, мэтр...
Зазвенели ключи, и тяжелая зарешеченная дверь отворилась. Виктор Дельо в сопровождении надзирателя, который тщательно, на два оборота, запер за ними дверь, вошел в камеру и поправил очки, чтобы хорошенько разглядеть своего нового клиента...
Тот сидел прямо на полу в самом темном углу тесной камеры. Но, даже сидя, он поражал своими гигантскими размерами... Квадратное лицо с огромной, выдающейся вперед челюстью, жесткие, как проволока, волосы- все это, казалось, не имело ничего общего с человеческим обликом. Адвокат инстинктивно попятился: ему вдруг почудилось, что перед ним - страшилище, вырвавшееся из чащоб девственного леса. На него нельзя было смотреть без содрогания... Грудную клетку словно распирало изнутри могучее сердце; длинные руки заканчивались волосатыми кулаками убийцы... руки, поджидающие жертву. Но самое большое впечатление производило лицо, лишенное всяких признаков жизни: остановившиеся незрячие глаза, обезьяньи губы, выступающие скулы, выпуклые надбровья, мертвенно-бледный цвет кожи. О том, что гигант жив, свидетельствовало лишь его мерное мощное дыхание. Никогда за свою жизнь Виктору Дельо не доводилось сталкиваться с подобным субъектом. Запинаясь, он спросил у надзирателя:
- И он всегда... э-э... в таком положении?
- Почти всегда.
- Как вы думаете, он знает, что мы здесь?
- Он? Да он узнаёт все! Даже не по себе становится: как ему удается все понимать, ничего не видя, не слыша и не умея говорить?..
- Этому я не удивляюсь, - возразил адвокат. - Ведь этот парень образован и весьма умен. Вы знаете, что это чудовище даже написало книжку?
- Как он сумел?
- Подменяя тремя чувствами, которыми он располагает, осязанием, вкусом и обонянием, - все остальные, которых он лишен с рождения: зрение, слух и речь... Но объяснять это слишком долго.
- Что до обоняния, мы уже заметили: он распознает каждого из нас сразу, как войдешь в камеру.
- Аппетит у него хороший?
- Нет. Правда, и кормежка тут не ахти...
- А с ложкой и вилкой он умеет обращаться?
- Не хуже нас с вами! Только чаще всего он к миске и не притрагивается... Вот что я думаю: чего ему не хватает, так это посетителей... Здесь, в тюрьме, жизнь у него хуже, чем у животного в клетке. Ведь он ничем не может заняться! Ни читать, ни писать, ни даже поговорить с нами, когда мы к нему заходим...
- Возможно, вы и правы, но нужно еще, чтобы он захотел принимать гостей, и к тому же - чтобы они владели одним из доступных ему способов общения... Как вы считаете, психически он нормален?
- Все врачи, которые приходили его обследовать, - а их было Бог знает сколько! - в один голос заявляют, что да...
- Как же они, черт возьми, сумели в этом убедиться?
- Они приходили с переводчиками, которые пытались с ним общаться... Они касались его пальцев - вроде бы слова на них выписывали...
- И что же, удавалось?
- Все уверяют, что он нарочно не отвечает... Этот тип не желает, чтобы его защищали!
Внезапно клиент Виктора Дельо вскочил на ноги и, прислонившись спиной к стене, принял оборонительную стойку. Он был выше своих незваных гостей на целую голову.
- Вот это машина! - пробормотал адвокат. - Сложен как атлет... Теперь меня не удивляет, что он расправился с жертвой одним ударом...
- Осторожно, мэтр, - он нас засек! Смотрите: принюхивается! Не приближайтесь к нему! Никогда не угадаешь...
Адвокат, пренебрегая предупреждением, приблизился к подзащитному и положил свои ладони на его руки, но тот резко их отдернул, словно испытывая отвращение к этому контакту. Не признавая себя побежденным, Виктор Дельо дотронулся до его лица: несчастный съежился, испустив хриплый вопль, который с успехом мог бы принадлежать и зверю.
- Осторожней, мэтр! - повторил надзиратель.
Но было уже поздно: колосс схватил адвоката за плечи и встряхнул его, бормоча что-то нечленораздельное. Огромные ручищи почти сомкнулись на горле... Но тут надзиратель изловчился стукнуть гиганта дубинкой по голове: тот отпустил добычу и отступил к стене.
- Я предупреждал вас, мэтр! Это настоящее чудовище!
- Вы в этом уверены? - спросил Виктор Дельо, водружая на нос упавшие очки.
Справившись с этим, он вновь приблизился к своему клиенту и долгое время разглядывал его, после чего заявил:
- Похоже, коллеги говорили мне правду... Теперь я понимаю, почему они постарались поскорее сбыть дело с рук! Защищать этого парня небезопасно... Но отчего же он так набрасывается на тех, кто пытается его спасти? Я не успел сделать ему ничего плохого, а он уже ненавидит меня. Странно! Как объяснить, что я желаю ему только добра?..
- Те тоже пытались, мэтр. Он знать ничего не хочет.
- Ничего, я найду к нему, подход... А знаете, он совсем не так уж безобразен... Бывает такое уродство возвышенное, что ли... Посмотрите: черты лица грубы, но энергичны, фигура хоть и громадна, зато пропорционально сложена... Думаю, он вполне мог бы понравиться женщине... Не всякой, конечно, а такой, которая любит грубую физическую силу... Я еще не видел его жену, но уже представляю ее себе: хрупкая, миниатюрная, этакое эфирное создание... Закон контрастов... Ну, а напоследок я еще раз подойду к нему, чтобы он запомнил мой запах. Тогда он узнает меня завтра. Вот бы он сам дотронулся до меня!
Лицо адвоката оказалось в нескольких сантиметрах от лица его странного подзащитного. Однако гигант не шелохнулся.
Дверь со скрипом затворилась. Виктор Дельо молча шагал рядом с надзирателем. Напоследок тот спросил:
- Ну что, будете его защищать?
- Думаю, да...
- Нелегко вам придется с этаким чудовищем...
- Я не уверен, что этот парень - такое уж чудовище. Не доверяйте внешности! Как мы можем по-настоящему его узнать, если он не видит, не слышит и не может нам ответить? Мне нужно во что бы то ни стало проникнуть в его мир. Тогда, быть может, я обнаружу перед собой несчастного человека, который страдает и которого никто не пытается понять. Дубинкой тут ничего не добьешься! Вам никогда не приходило в голову, что если он и убил, то имел очень веские основания?.. Узнайте, может ли меня принять начальник тюрьмы?
Господин Менар, начальник тюрьмы, оказал адвокату самый радушный прием.
- Ну как, дорогой мэтр, познакомились со своим клиентом? И каково же, разрешите узнать, первое впечатление?
- Неплохое, - ответил Виктор Дельо к изумлению собеседника. - Не скажу, чтобы первая наша встреча была чересчур сердечной, однако питаю надежду, что со временем наши отношения улучшатся... Впрочем, я пришел к вам с нижайшей просьбой: нельзя ли изыскать возможность разумеется, за определенную плату - несколько разнообразить стол моего подзащитного, давая ему с сегодняшнего вечера что-нибудь в дополнение к тюремной пище?
- Вы не хуже моего знаете, дорогой мэтр, что единственная добавка, предусмотренная правилами, - это передачи с воли.
- Получает ли их мой клиент?
- Никогда.
- Не правда ли, довольно странно? Ведь почти все его родственники живут в Париже.
- Знаю. Но я никого из них не видел.
- Неужели даже мать ни разу не захотела встретиться с сыном?
- Нет.
- А сестра, а шурин?.. В общем, все они отвернулись от него: он стеснял их с самого своего рождения, а теперь еще и опозорил... Похоже, у них одна забота: поскорее узнать о его казни и забыть о его существовании! Ну, а жена?
- Говорят, куда-то уехала.
- Меня удивляет, что она с таким безразличием отнеслась к судьбе мужа после стольких лет терпеливого ухаживания за ним...
- Чего не бывает на свете...
- Да-да, разумеется... Теперь, господин директор, я с вашего разрешения зайду в бистро- тут, напротив, его хорошо знают все родственники и друзья ваших подопечных- и распоряжусь, чтобы сюда доставляли кое-какую снедь: ветчину, хлебцы, крутые яйца, шоколад... Думаю, если он поужинает сегодня поплотнее, то лучше будет спать... А если хорошо выспится, может, не откажется вступить со мной в разговор...
- Вы умеете общаться со слепоглухонемыми?
- Нет, но, к счастью, на свете есть другие люди, которые это умеют. Хотя бы те, кто некогда воспитывал моего клиента... Да! Еще одна просьба: попробуйте втолковать надзирателям, чтобы они перестали считать заключенного номер шестьсот двадцать два чудовищем. Пока в суде не будет доказано обратное, я буду твердо стоять на том, что он невиновен. До скорой встречи, господин директор...
Два часа спустя Виктор Дельо зашел в книжную лавку неподалеку от театра "Одеон".
- Дорогой мэтр, - воскликнул букинист, - какими судьбами?
- Представьте себе, дорогой мой Боше: обошел десяток магазинов и не нашел нужной книжки. И как это я сразу не подумал о добрейшем Боше? Вы случайно не помните роман под названием "Один в целом свете"?
- Как же, как же... Своеобразная вещь. Автор, кажется, слепоглухонемой от рождения? Да вы, наверное, слышали о нем - несколько месяцев назад о нем трубили все газеты в связи с убийством...
- О, вы знаете, если не считать "Газетт дю Палэ", я не интересуюсь прессой... Скажите, когда автор оказывается убийцей, его книгу, должно быть, начинают расхватывать?
- Да, но не тогда, когда она уже продана. Издателю бы следовало допечатать ее в двадцать четыре часа, пока в памяти читателей преступление было еще свежо.
- А когда вышел роман?
- Сейчас я вам скажу...
Букинист принялся листать свой гроссбух. Наконец он ткнул пальцем в страницу:
- Вот. Пять лет назад.
- Черт побери, ведь он был совсем молод - двадцать два года! Ну и как, это был успех?
- На первых порах - любопытство, подогретое двумя-тремя критическими статьями... Особого успеха книга не имела... Читатель слабо интересуется психологическими романами. Ему подавай действие, тайну, кипение жизни! Но вам я, наверное, смогу помочь: кажется, у меня остался один экземпляр, сейчас мой помощник его поищет...
Десять минут спустя автобус повез будущего защитника Жака Вотье к дверям Национальной библиотеки. Интересующие адвоката сведения оказались в газетах от 6 мая и нескольких последующих дней. Одна статья показалась ему наиболее интересной.
"По радио, 6 мая. Вчера на борту теплохода "Де Грасс", идущего из Нью-Йорка в Гавр, было совершено немыслимое по своей жестокости преступление. Произошло оно в каюте-люкс, которую занимал богатый двадцатипятилетний американец Джон Белл. Единственный сын влиятельного вашингтонского конгрессмена, он направлялся в Европу впервые. На борту "Де Грасса" находилась также чета Вотье. Жак Вотье - тот самый слепоглухонемой от рождения, который несколько лет тому назад опубликовал занятный роман "Один в целом свете". Роман был переведен на несколько языков и пользовался большим успехом в Соединенных Штатах. Приглашенный американским правительством выступить в ряде городов с лекциями о достижениях Франции в такой сложной проблеме, как обучение и воспитание слепоглухонемых от рождения, Жак Вотье провел в Соединенных Штатах и Канаде пять лет. Повсюду в поездках его сопровождала жена, его незаменимая помощница.
По возвращении с послеобеденной прогулки по палубе госпожа Вотье с удивлением обнаружила, что мужа в каюте нет. Подождав немного, она отправилась искать его по всему теплоходу и, не найдя, поделилась тревогой с судовым комиссаром Бертеном.
На теплоходе тотчас начались поиски. Проходя мимо каюты Джона Белла, стюард, обслуживающий каюты, обнаружил, что дверь в нее приоткрыта. Анри Тераль - так зовут стюарда не без труда открыл дверь, и его глазам предстало жуткое зрелище: молодой американец стоял на коленях, ухватившись за дверную ручку. Он был мертв. Из перерезанного горла на пижаму лилась кровь. В крови был и ковер... Здесь же на койке сидел Жак Вотье. Казалось, он в состоянии прострации: недвижимый, с бесстрастным лицом. Незрячие, лишенные всякого выражения глаза он уставил на собственные руки, обагренные кровью... Стюард тотчас известил комиссара Бертена, который не мешкая бросился в каюту, где произошло убийство. Жак Вотье не оказал ни малейшего сопротивления. Он покорно дал себя арестовать и препроводить в судовой карцер. Его обезумевшая от горя супруга по просьбе капитана "Де Грасса" согласилась быть переводчицей на первом допросе: ведь никто другой на борту теплохода не владел способами общения с ее слепоглухонемым мужем.
Жак Вотье заявил, что не намерен давать никаких объяснений по поводу убийства. Он утверждал лишь, что оно вполне мотивировано, и безоговорочно признал себя виновным. Несмотря на мольбы жены, он в дальнейшем ни на йоту не отступил от занятой им позиции.
Мотив преступления тем более загадочен, что госпожа Вотье заявила: ни она, ни ее муж никогда не имели ни малейшего контакта с убитым. Они его совсем не знали. Судовой врач "Де Грасса", обследовав преступника, пришел к заключению, что психически Жак Вотье совершенно нормален.
Как только "Де Грасс" войдет в гаврский порт, убийца будет передан в руки уголовной полиции".
Та же газета, но уже от 12 мая, знакомила читателей с подробностями этой операции:
"Сразу же по прибытии "Де Грасса" в Гавр старший инспектор Мервель в присутствии переводчика с языка слепоглухонемых и судебно-медицинского эксперта вновь допросил Жака Вотье. Убийца Джона Белла почти слово в слово повторил через переводчика ответ, данный им сразу после преступления. Перед заключением под стражу странный преступник будет подвергнут углубленному медицинскому обследованию, которое должно определить, с кем мы имеем дело: с психически нормальным человеком или же с несчастным, внезапно обезумевшим от сознания своей неполноценности".
Не сделав по обыкновению ни одной пометки, Виктор Дельо поспешно покинул читальный зал Национальной библиотеки и снова сел в автобус, на сей раз направляясь в Латинский квартал. Во время поездки адвокат окончательно решил для себя, что под уродливой личиной Вотье скрывается душа, никак не соответствующая его внешности. Во всяком случае, налицо железная воля на службе у редкого интеллекта - своеобразного и почти непостижимого для обычного человека. Интеллекта, способного ввести в заблуждение любого - точнее, любого, кто воображает себя более проницательным только потому, что способен видеть, слышать и говорить...
Выходя из автобуса на углу улиц Гей-Люссака и Сен-Жак, Виктор Дельо мысленно заключил, что защищать такого клиента и в самом деле будет нелегко.
Он остановился перед порталом дома номер 254 по улице Сен-Жак, где красовалась внушительных размеров надпись:
"Национальный институт глухонемых".
Виктора Дельо принял директор института. Кратко изложив ему причину своего визита, адвокат спросил:
- Скажите, среди ваших воспитанников нет слепоглухонемых?
- Нет, мэтр. Здесь у нас только глухонемые. На обучении слепых специализируется Институт Валантена Айюи. И это естественно, поскольку наши методы диаметрально противоположны: для наших подопечных главным подспорьем является зрение, в то время как для слепых это слух и речь.
- А как же быть с теми, кто рождается без зрения и слуха?
- Единственный метод обучения, который им доступен, комбинированное использование трех оставшихся чувств: осязания, вкуса и обоняния.
- Удается добиться успеха?
- А как же. Некоторые слепоглухонемые от рождения достигают такого уровня образованности и культуры, какому могли бы позавидовать многие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18