А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Со своей задачей - я имею в виду продолжение знаменитой серии про сержанта Барнстейбла - он справился, на мой взгляд, недурно. Больше всего я настрадался с его сюжетами - они были вымученными и натянутыми. Однако всякий раз, когда я пытался их улучшить, Чайлдресс устраивал скандал. Порой настоящую истерику закатывал. За десять лет работы редактором я имел дело со многими сложными авторами, но Чарльз переплюнул всех.
- А какие все-таки были главные недостатки в его сюжетах? полюбопытствовал я.
- Проще было бы спросить, каких недостатков они были лишены, - фыркнул Биллингс. - Не знаю, читаете ли вы детективные романы, но главное в них снабдить каждого из подозреваемых, количество которых обычно колеблется от пяти до семи, достаточно веским мотивом, чтобы совершить убийство или иное преступление. Затем необходимо проследить, чтобы каждому из этих подозреваемых уделялось примерно равное внимание. Ну и, разумеется, разбросать там и сям отвлекающие маневры и ложные следы. Однако самое сложное заключается в том, чтобы не водить читателей за нос, но вместе с тем не позволить им догадаться, кто преступник.
- Что значит "не водить читателей за нос"?
- Это значит, что основные факты, позволяющие вывести преступника на чистую воду, должны упоминаться. В замаскированной форме, конечно, но они должны присутствовать в тексте. Так вот, Чарльз относился к уликам довольно небрежно; те из них, что он вставлял в свои романы, без труда разгадал бы первоклассник. Вдобавок он уделял почти все внимание одному или двоим персонажам, напрочь забывая про остальных, у которых и без того, по его милости, не было причин убивать.
- Я вижу, вам стоило больших усилий уговорить его согласиться на те или иные изменения.
Биллингс потряс головой.
- Больших - это слишком мягко сказано. На самом деле это было практически невозможно, в особенности после выхода в свет его первой барнстейбловской книжки. Причем первые рецензии были, в основном, довольно благожелательные, хотя почти все критики единодушно сходились на тех недостатках, о которых я вам рассказал. Тем не менее Чайлдресс и в дальнейшем наотрез отказался вносить какие-либо изменения в свой текст и дело кончилось тем, что мне пришлось обратиться к Хорэсу. Он пообещал, что поговорит с Чайлдрессом и попробует его убедить, однако ничего не вышло. То есть, он с ним поговорил, но Чайлдресс стоял на своем; этот парень всерьез верил, что он новый Толстой или, в крайнем случае, Бальзак. Общаться с ним было по-прежнему невозможно, а в его сюжетах по-прежнему оставалось больше проколов, чем лунок на всех полях для гольфа в округе Вестчестер. Стоило мне только заикнуться о каких-либо изменениях, как он взвивался на дыбы. И что же? Второй роман критика восприняла куда прохладнее, причем почти все замечания относились к сюжетным огрехам.
- И после всего этого вы согласились редактировать его третий роман? спросил я.
- Мистер Гудвин, о моем согласии вопрос не стоял, - поправил меня Биллингс. - Как штатный редактор издательства "Монарх" я был обязан выполнять порученную работу. Винсону Чайлдресс нравился, да и распродавались первые две книги вполне неплохо. Поскольку уходить из "Монарха" я не собирался, мне ничего не оставалось, как постараться добросовестно выполнить свой долг.
- И тут появляется третий роман, - подсказал я.
Биллингс попытался сбить ладонью пролетавшую мимо муху, но промахнулся.
- Господи, об этом и вспомнить страшно, - процедил он. - С другой стороны, вам, должно быть, уже все об этом известно. Да, тут уж мы с Чарльзом сцепились насмерть. Он к тому времени рвал и метал: восторженности в рецензиях, на которую он рассчитывал, не было и в помине, да и поклонники сойеровских романов то и дело его клевали. А ведь Чайлдресс и без того особой психической устойчивостью не отличался. Вам известно, что он однажды уже пытался покончить самоубийством?
- Я весь внимание.
- Собственно говоря, я узнал об этом с его слов - думаю, что он надеялся встретить во мне сочувствие. Как бы то ни было, речь шла о том, что несколько лет назад он попытался отравиться газом после того, как в каком-то издательстве отклонили его рукопись.
- Это он сам сказал?
- Да, - кивнул Биллингс, откинувшись на спинку стула и сцепив пальцы на затылке. - Я даже не знал, как на это реагировать. Помню, что мы сидели в моем кабинете - я тогда ещё работал в "Монархе" - и молчали минут пять. Я был потрясен его рассказом. Никогда я не ощущал большей близости к этому парню, чем в те минуты.
- Судя по всему, это чувство сохранялось у вас недолго.
- Да. Чарльз вечно был чем-то недоволен - угодить ему было невозможно. Любые критические замечания он воспринимал в штыки и неоднократно обвинял меня в том, что я стремлюсь заменить его книгу своей. Кончилось тем, что каждое замечание я начал рассматривать через призму того, как отнесется к нему Чайлдресс. Не лучший способ редактировать рукопись, скажу я вам.
- Может, он нарочно вел себя так, чтобы вы не слишком вмешивались в его работу? - предположил я.
Биллингс развел руками.
- Маловероятно, - сказал он. - По-моему, Чайлдресс не был таким расчетливым. Он был свято убежден в собственной непогрешимости и считал, что редактор должен только подмечать ошибки и расставлять запятые. Прохладный прием, который устроила ему критика, в то время как сам он искренне уповал на настоящий панегирик, выбила почву у него из-под ног.
- Вы упомянули также о том, как отнеслись к его книгам поклонники сойеровских романов. Что вы можете о них рассказать?
- Вам известно о существовании клубов поклонников Барнстейбла? спросил Биллингс. В этот миг задребезжал телефон, но редактор не обратил на него внимания.
- Знаю только, что таковые есть, - признался я. - Сокращенно именуются, кажется, КСПОБ.
- Да, что расшифровывается как "Клуб страстных поклонников Орвилла Барнстейбла". Похоже, читателю Барнстейбл понравился ещё с самой первой книги. Когда же Дариус Сойер выпустил третий или четвертый роман, культ поклонения его главному герою расцвел с небывалой силой. Тогда по всей стране и даже в Канаде стали возникать болельщицкие клубы. А в Калифорнии начали даже выпускать специальный бюллетеня, который до сих пор распространяют по подписке. Сродни культу Шерлока Холмса в Англии. Эти люди знают про Барнстейбла абсолютно все, так что общаться с ними попросту невозможно. Я это знаю точно - мне приходилось выступать перед членами подобного клуба здесь, а как-то раз даже в Филадельфии. Однако в целом и эти люди были настроены к Чайлдрессу благожелательно - они были слишком счастливы заполучить столь желанное продолжение. Да и сам Чайлдресс, выступая в таких клубах, порой чувствовал себя героем, что, конечно же, прибавляло ему настроения. Тем не менее он время от времени получал в свой адрес критические письма с едкими, а иногда и откровенно злобными замечаниями. Я и сам, готовясь редактировать его серию, прочитал уйму сойеровских романов, чтобы, как говорится, вжиться в антураж. И выписал для себя сотни мельчайших деталей. Так вот, как ни старался Чайлдресс, читатели частенько подмечали в его книгах какие-то несоответствия, если не откровенные "ляпы". И некоторые были откровенно недовольны тем, что он посмел посягнуть на их кумира.
- Значит, ему здорово досаждали? - уточнил я.
- Да, и это его откровенно бесило. Несколько раз он настолько выходил из себя, что я в конце концов вообще перестал пересылать ему корреспонденцию. За исключением хвалебных откликов.
- Да, настоящая принцеса на горошине. Скажите, а никто из читателей не угрожал ему?
- О таких случаях я не знаю. Недовольство высказывалось, было дело, но до открытых угроз никогда не доходило.
- А вообще вам известны случаи, чтобы ему хоть кто-нибудь угрожал?
Биллингс ухмыльнулся:
- Нет, мистер Гудвин. Боюсь, что вам с Ниро Вулфом придется на сей раз прыгнуть выше головы, чтобы сварганить хоть мало-мальски убедительный сценарий убийства.
Я одарил его доброжелательной улыбкой и спросил:
- Скажите, мистер Биллингс, случалось ли с Чайлдрессом что-нибудь необычное за те годы, что вы были с ним знакомы? Травмы какие-то, личные кризисы и тому подобное.
- Вы, уже, по-моему, мечетесь как слепой котенок, да? Откровенно говоря, не служи вы у Вулфа, я бы сейчас посоветовал вам катиться на все четыре стороны, однако ради вашего непревзойденного гения так и быть сделаю уступку. Что касается личных кризисов, то их было у Чайлдресса не перечесть. Да что тут за примером ходить - совсем недавно он развязал настоящую войну на страницах печати со мной, своим агентом и этим индюком, который шлепает рецензии для "Газетт".
Биллингс на мгновение приумолк, чтобы прикрыть ладонью сладкий зевок, затем продолжил:
- Лишь раз, помню, Чарльз был всерьез огорчен из-за события, не имеющего отношения к его творчеству. Я имею в виду кончину его матери. Это было... да, года два назад. Он провел тогда пару месяцев дома, в одном из этих штатов на "И", которые у меня вечно путаются - то ли в Иллинойсе, то ли в Индиане. Смерть матери здорово его потрясла. Вернулся он оттуда... какой-то рассеянный, мягко говоря. И долго ещё был не в себе. Даже на время цапаться со мной перестал по поводу моей правки.
- Что ж, это вполне объяснимо, - промолвил я.
- Наверное, хотя при жизни матери особо нежных чувств он к ней не питал. Помню даже, говорил мне, что уже лет семь или восемь не навещал её. Хотя жила старушка отнюдь не на краю света.
- Скажите, а будучи "не в себе", он продолжал творить? - спросил я.
- Да. Собственно говоря, он и у постели больной матери не переставал сочинять. Время от времени присылал мне отдельные главы; вполне добротные, примерно того же уровня, что и прежде.
- Он рассказывал что-нибудь про то время, что провел в родном доме?
- Очень мало. Как-то раз я поинтересовался, чем он там занимался, но Чайлдресс ответил, что почти ничего не писал, общался с родственниками и подолгу гулял по безлюдным тропам. Рыбачить и охотиться он не любил и, по собственному признанию, не мог отличить гернзейскую породу от гольштинцев. Да и не хотел.
- Что ж, в данном случае яблоко упало далеко от яблони, - заметил я. Вы упомянули также про войну, которую он развязал против вас, Франклина Отта и Уилбура Хоббса. Скажите, удивили ли вас статьи, появившиеся в "Манхэттен Литерари Таймс" и в "Книжном бизнесе"?
Биллингс нахмурился.
- Пожалуй, нет, - ответил он наконец. - К тому времени я уже уволился из "Монарха", но лично меня эти нападки просто взбесили. Удивлен я не был, нет - я слишком хорошо знал его повадки, чтобы удивляться. Тем более, что во всех своих недостатках он всегда винил других. Видели бы вы, как он разделал под орех беднягу Отта.
- Франклина Отта?
Биллингс кивнул.
- Чарльз был, конечно, не настолько глуп, чтобы назвать его по имени, но все отлично поняли, кого он имел в виду. Вы ещё не разговаривали с Оттом?
- Так, на бегу.
- Он не сказал вам, что в результате этой статьи потерял троих своих лучших клиентов, в том числе одного ведущего фантаста?
- Он упомянул о кое-каких сложностях, - уклончиво ответил я.
Биллингс шлепнул себя по коленке.
- "Кое-каких сложностях" - ха! Уверяю вас - это было самое настоящее бегство, сравнимое разве что с исходом евреев из Египта! Разумеется, с тех пор он заполучил пару-тройку новых клиентов, но это ничто по сравнению с его потерями.
- Любопытно. Скажите, а при каких обстоятельствах вы ушли из "Монарха"?
На его губах мелькнула улыбка, но тут же исчезла.
- Чутье подсказывает мне, мистер Гудвин, что вам уже многое на этот счет известно. Впрочем, вам, конечно, интереснее слышать ответ из первых уст. Что ж, расскажу. После отправки в типографию "Смерти на пойменном лугу", третьей книги из барнстейбловской серии, Чарльз отправился к Хорэсу Винсону и категорически потребовал для себя нового редактора. По его словам, у нас с ним возникли "непреодолимые личные разногласия". Поймите правильно: про Хорэса Винсона вы от меня худого слова не услышите - он настоящий профессионал, человек, горячо влюбленный в свое дело, истый джентльмен, которых теперь днем с огнем не сыскать. Однако всем известно, что в любых конфликтных случаях он становится на сторону автора. Так и на сей раз вышло. Хорэс определил Чарльзу нового редактора и выразил надежду, что я "пойму".
Признаться, меня это не удивило, - мрачно продолжил Биллингс. - Я уже давно почувствовал, куда ветер дует. Отт - гадюка - уже давно интриговал, добиваясь моего отстранения. Так вот, я спокойно возразил Хорэсу, что, как редактор детективного отдела "Монарха", должен работать над всеми проходящими через нас детективами. Хорэс начал возражать. Кончилось тем, что я подал на увольнение, чем здорово огорчил старика. Между нами, он выделил мне сверхщедрое выходное пособие, хотя вовсе не обязан был это делать. Вот и все.
- А здесь вам нравится?
- Да, здесь даже лучше, чем я ожидал. "Уэстман и Лейн" по масштабам, конечно, уступают "Монарху" и через мои руки проходят произведения самых разных жанров, но любимый, детективный, по-прежнему стоит для меня особняком. Впрочем, мистер Гудвин, вас, несомненно, интересует ещё кое-что.
- Что? - не удержался я.
- Вы хотите знать, чем я занимался в тот день, когда Чарльза нашли мертвым. Не отпирайтесь - для меня это очевидно. В конце концов, мне постоянно приходится иметь дело с детективными романами.
- Хорошо, мистер Биллингс, где вы были...
- В прошлый вторник, - закончил за меня Биллингс, злорадно ухмыльнувшись. - Сразу после вашего звонка, понимая, что вы с Вулфом считаете меня подозреваемым, я полез в еженедельник. Увы, ничего утешительного я в нем не нашел и, таким образом, остаюсь подозреваемым. В тот вторник я сидел дома, в своей квартире в Верхнем Ист-Сайде. Живу я один. Консьержа у нас не держат - рылом не вышли. Видел ли меня кто-нибудь? Нет, разве что когда я выбрался в ближайший бар и перехватил сандвич с бифштексом и стакан пива. Есть ещё вопросы?
Я показал Биллингсу таинственный ключ, услышав в ответ, что он видел сотни таких ключей, но этим не владел.
- Вот мои, - заявил он, показывая мне связку ключей. Ни один из них моему не соответствовал. - Что-нибудь еще? - спросил он.
- Вам доводилось когда-нибудь бывать у Чайлдресса дома? поинтересовался я.
- Да, я вижу, вы без боя не сдаетесь. Нет, я никогда у него не был.
- А знаете вы, что он погиб от пули, выпущенной из его собственного пистолета?
- Да. Послушайте, я ведь тоже читаю газеты. Не знаю, зачем ему понадобилось дома оружие, но лично меня это не удивило. Я и сам подумывал, не обзавестись ли мелкокалиберным пистолетом для самозащиты. В нашем городе, сами понимаете, это не помешает. А теперь прошу извинить - у меня ещё работы непочатый край.
Я встал, на ходу обдумывая, не стоит ли позвонить в уголовку лейтенанту Роуклиффу и, исказив голос до неузнаваемости, прошепелявить, что я видел, как в день убийства Чайлдресса некий Кейт Биллингс побывал у него на квартире.
Глава 9
Возвращаясь пешком домой, я настолько поостыл, что уже, поднимаясь по ступенькам крыльца нашего особняка, решил, что слишком жестоко напускать Роуклиффа на этого занюханного, и без того Богом обиженного редактора; не заслужил он столь безжалостного наказания. Нет, лучше я позвоню Пэрли Стеббинсу; в отличие от Роуклиффа, он не глуп и не злопамятен. Правда, уж больно резв с наручниками.
Когда я утвердился за своим столом, было уже без четверти шесть. Вулф оставил мне пару начертанных собственноручно писем коллекционерам орхидей из Джорджии и Висконсина. Я прилежно занес их в компьютер, а затем отпечатал в двух копиях - одну на подпись Вулфу, а вторую для архива. Закончив возиться с письмами, я кинул взгляд на часы; стрелки показывали восемь минут седьмого. Часики были замечательные - подарок Лили на мой день рождения, два с лишним года назад. До сих пор они не отставали и не спешили ни на секунду, а вот теперь... Убежденный, что они здорово бегут, я задрал голову, посмотрел на настенные часы - и обомлел. Восемь минут седьмого. Я сидел и силился постигнуть невозможное, когда в дверях возник Фриц; лицо его было искажено от тревоги.
- Где он, Арчи? - жалобно проблеял он. - Он не позвонил, чтобы я принес пиво, да и по внутреннему телефону не предупредил, что может задержаться.
- Я и сам не могу понять, что случилось, - честно признался я. Сбегаю посмотрю.
Я устремился бегом по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Достигнув четвертого этажа, я застал Вулфа на площадке перед входом в оранжерею; стоя перед лифтом, он мрачно разглядывал темнеющие внутренности единственного в мире механизме, которому доверял. За его спиной с вытянутой физиономией торчал Теодор Хорстман - живое олицетворение горя и уныния.
- Он не работает, - скорбным голосом произнес Вулф.
Я шагнул в лифт и поочередно нажал несколько кнопок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22