Все тем же работящим прикладом АКМ. И пока ершистый наш собеседник приходил в себя от такого вежливого обхождения, я и Сосо плюм-ц-нулись в речку Вонючку, чтобы снять напряжение последних часов. Не каждый день выдается таким плодоносным на кровоточащие тела. Да, нас можно обвинить в жестокости и немилосердии. Однако выбирать не приходится: либо ты, либо - тебя. На войне как на войне. Если враг не сдается, его уничтожают, верные слова лучшего друга советских детей господина Пешкова. Волею обстоятельств мы угадали в историю, запредельную с точки зрения обывателя, для коего ночные битвы с осточертевшей благоверной, не предоставляющей своей удушливо-кисловатой пещерки для интимно-спелеологического в неё проникновения, есть главное событие жизни. Находясь как бы в одном мирке, похожем на философский камень, мы обитаем в разных его плоскостях. Наши устремления - к звездам, у спелеологов понятно к чему. Такой вот диалектический е"материализм.
Воротясь на бережок, мы обнаружили господина Сохнина способным правильно реагировать на создавшуюся критическую ситуацию. Как для него, так и для нас. То есть мы находились в равных условиях. Он рисковал своей жизнью, мы - жизнью Александры. И ещё неизвестно, кто из нас находился в более выгодном положении?
Убедившись на собственной шкуре, что мы настойчивы в достижении своих сумасбродных целей, олимпийский призер решился на временное сотрудничество. С гарантией того, что об этом некрасивом проступке не узнает ни одна живая душа.
- Гы-гы, - ответил на это Сосо, - гарантия будет, - и передернул затвор, - такая, которую дают в "Дельта-банке".
На это наш оппонент горько вздохнул, понимая свои призрачные шансы на дивиденды, и мы принялись обсуждать нашу, теперь уже совместную проблему.
Она заключалась в следующем. Поскольку нам не удалось найти общий язык с весьма странным и, кажется, твердо съехнутым музыкальными тактами и кокаином шоуменом, то ничего не остается делать как действовать самостоятельно. Известно, что у господина Берековского возникли неприятности - видимо, за строптивость характера и фанфаронство то ли свои, то ли конкуренты решили отправить его вслед за любовником Жоховым, чтобы оба они окучивали райские кущи. Да вот незадача - увернулась банковская жопа от тротилового заряда, подпалив малость плешь, которая на голове. И сейчас, должно, отдыхает на даче в Барвихе. В кругу семьи. И мы бы его, сердечного, не беспокоили, но обстановка складывается таким образом, что наша встреча неизбежна, как закат и рассвет, как утро и ночь, как глоток нового дня...
- Хватит, мать тебя так, - не выдержал Сосо моих фантазий. - Ближе к телу.
Да, наш план касался именно тела г-на Берековского. Он интересовал нас исключительно, как товар, каковой можно обменять. На этих словах наш новый друг окончательно потерял голову и заныл, как демократ среди коммунистов на сонмище, посвященном дню независимости Гватемалы. Спору нет, план безумен и практически невыполним, это мы прекрасно понимаем, дядя, однако шанс имеется. Он всегда есть, этот шанс, черт подери, не надо только впадать в хандру и попусту сучить ногами, чай, не балерина. Надо собраться с мыслями и поделиться своими соображениями относительно защитных, скажем так, систем, которые могут поджидать нас на незнакомой дачной местности. Опять же какие имеются охранительные посты живой силы? Когда и где отдыхает господин банкир? И с кем, уточнил Сосо, вах-трах.
- Думаю, ему будет не до однополой любви, - хекнул я и предположил, что с последними событиями он окончательно утерял потенцию и веру в человека.
- Первое не к нам, а веру в человека вернем, - пообещал мой боевой товарищ.
И был прав - ничего так не бодрит, как монокль дула автомата Калашникова у виска. Вдруг появляется внезапное и странное желание: жить и жить, и жить, и верить, что тот, кто готов спустить курок, человек милосердный и с ним можно поговорить на темы отвлеченные. Например, о блоке НАТО, наползающему на восток с упертостью дауна.
Истерический смех бывшего олимпийца вернул меня к нашей конкретной проблеме. В чем дело? Не пора ли наносить очередной профилактический удар? Заметив мое намерение, господин Сохнин перешел к вопросам, ответы на кои должны были облегчить, прошу прощение, нашу незавидную участь. По его мнению, мы, молодые люди, не до конца понимают на кого пошли войной. Берековский лишь кирпичик в огромной и мощной банковской империи. Пирамида Хеопса - это куличик в песочнице в сравнении с этой Империей. Там свои законы, свои люди, свои разборки и скандалы... И влезать туда - это стопроцентная гарантия того, что будущий закат, равно как и рассвет, можно и не встретить, как и не сделать глотка нового дня...
- Ближе к телу, дядя, - теперь не выдержал я. - Иметь мы будем эту Империю. На то эти е"империи, чтобы их разрушать, - и, обнаружив карандаш и лист бумаги в "Шевроле", попросил (попросил?!) нарисовать, по возможности, реалистическую картинку вражеских редутов.
То есть наша дискуссия закончилась - оппонент понял, что переубедить идиотов невозможно и начал излагать суть проблемы. По его утверждению, дачная территория огорожена забором, поверху которого пущена проволока под напряжением. Круглосуточно работают телеметрические камеры - на улице, и в дому. Четыре стационарных поста по три человека каждый. Учитывая нынешнюю обстановку, посты усилены. На самой даче - шесть телохранителей, которые непосредственно отвечают за безопасность хозяйских шлепанцев. Вернее шлепанцы охраняет бордосский дог...
- Кто?
- Собачка... вот такая, - показал нам, - как теленок.
- Люблю песиков, - сказал я, вспоминая месячник в собачьих вольерах. Со зверюшкой можно договориться, а вот с коллективом единомышленников...
- Вот куда народная деньга уходит, - выступил рачительный Сосо.
- Это точно, - согласился я, - своя шкура ближе к телу. Как говорил наш прапорщик Думенко: было бы тело, а труп мы из него завсегда сладим.
- Твоего Думенко бы сюда, - замечтался Мамиашвили.
- Нету Думенко, - развел руками. - Ужрался на день ВДВ и сиганул без парашюта. На спор.
- Шутишь, Вано?
- Какие могут быть шутки, генацвале, - рассматривал картинку, нарисованную точно детской неуверенной рукой. - Так что, родные, будем обходиться своими силами.
- А если я паду смертью храбрых? - поинтересовался Сосо.
- Не волнуйся. Похороним с почестями. С березкой на могилке.
- На кой ляд мне березка, вах! - возмутился боевой товарищ.
- Тогда будет дуб, - отмахнулся я и мы с шутками да прибаутками продолжили обсуждать план наших будущих действий. Вскоре я вынужден был признать, что атаковать своими силами дачную цитадель проблематично. Нужен серьезный отвлекающий маневр, товарищи.
- Чего нужно?
- Маневр, он сказал, - крякнул притомленный событиями Сохнин. Ребята, лучше пристрелите меня, чтобы я не мучился. Вместе с вами.
- Это всегда успеем, дорогой, - успокоил его Сосо. - Я правильно говорю, да?
- Золотые слова, - согласился я, задумавшись. - А нет ли у нас, князь, боевой группы хотя бы человека четыре?
- Зачем, Вано?
Мой замысел заключался в его гениальной простоте: когда я ночью проникаю в домик, дачная территория и охранительные посты на ней обрабатываются минами из подствольников. Трах-ба-бах! Естественно, возникает классическая паника, что дает мне возможность свободной работы в комнатах.
- Ищешь легких путей, - буркнул Сосо, - а голова болит у меня.
- Нельзя, чтобы промашка вышла, - отвечал я, - лучше подстрахуемся, князь.
- А не проще накрыть базу ракетным залпом из СС-20, - пошутил олимпиец, наконец уверовавший в то, что имеет дело с профессионалами.
- Это в следующий раз, - твердо пообещал я, и Сосо, цапнув телефончик, начал переговоры на своем гортанном наречии гор, недоступном широким массам.
Наступали сумерки и словно, отступая перед вкрадчивыми посыльными ночи, стадо буренок медленно оставляло поле. Пастушки щелкали бичами и матерились, как столичный истеблишмент, обожающий похабные анекдотцы на фу-фуршетах, презентациях и фестивалях. Например такой: пошла Красная Шапочка за грибами, нагулялась, милаша, да и вздремнула на краю поля. А тут корова мимо тянется, дай, думает, угощу деваху молочком парным. И тычет вымя в её личико. А та спросонок: ой, мальчики, не все сразу...
- Ха, "мальчики не все сразу", это про нашу жизнь, - хмыкнул господин Сохнин и тоже поведал байку: муж возвращается домой, застает молодую жену голой, как колено, на коленях мужика и говорит: тебе, милочка, сигарету в зубы, и будешь настоящая блядь.
Со стороны казалось, что на бережку разбили лагерь притомленные дорогой автопутешественники, отдыхают, вот-вот костерок растопят для ушицы. Хор-р-рошо!
Наш бесхитростный отдых был прерван сообщением Сосо, что он обо всем договорился - боевая группа готова действовать и ждет конкретного приказа.
- Вот тебе и фруктовый бизнес, - хекнул я, - апельсины с мандаринами, говоришь, и гранатами.
- А что такое, кацо?
- Помнишь, меня не взял в этот бизнес?
- Помню и что?
- Если бы взяли, не было этих проблем.
- Были бы другие, - успокоили меня, - ещё круче.
Я пожал плечами - черт знает что, не жизнь, а прогулка по минному полю. На этом наше веселое времяпрепровождение завершилось, мы втащили в "Шевроле" поврежденного олимпийца, рискнувшего выступить за нашу объединенную сборную, и продолжили путь в город-призрак, погружающийся в сумеречную и теплую топь бесславия и бессилия, посредственности и бессмыслицы, общей притомленности и укрепляющейся с каждым днем идиотии власти.
Однажды давно, когда я ещё служил в газетенке с оттенком цвета детской неожиданности, спецкор по культуре Фаня Зусман перепила боржоми на вечеринке в Доме кино имени Гусмана, и меня отправили освещать просветительскую программу, с которой должны были ознакомиться депутаты Верховного (тогда еще) Совета. Хотя мое состояние было близким к зусманскому, поскольку накануне интервьюировал одного из политиков, похожего поведением и широковещательными заявлениями на пациента, смывшегося из психлечебницы №1. Но со шприцем в заду. Пил он, политикан, конечно, как лошадь. Одноименную водочку, то есть шнапс, окрещенный его известным Ф.И.О. И чтобы войти в систему координат современного политического Ноздрева, мне пришлось тоже принять на грудь литров несколько. Понятно, на следующий день я был плох - желудок бунтовал, как народ, а в голове от посторонних завиральных идей плескалась такая гремучая смесь, что постоянно хотелось блевать. Однако главному редактору Щусеву было по барабану, как нынче выражается молодежь, он в свободную минуту любил любить Фаню на своем удобном столе и поэтому жалел её, как девушку трудолюбивую во всех отношениях, и мои возражения, что культура - это не мой, так сказать, профиль, не принимались.
- Лопухин, - сказал Главный. - Ты же профессионал, так?
- П-п-професионал, - старался дышать в сторону.
- Закусывать надо, Ванечка. И будь мужчиной. Фанечка отработает.
И я даже знаю в какой позе, промолчал я и потребовал авто для личного передвижения. И скоро Василий крутил баранку, слушая мои жалобы на судьбу. Вместо того, чтобы тянуть холодное баварское пиво в подвале любимого Домжура, я вынужден терять время со слугами народа, пожелавшим поглядеть шедевр отечественного хроникального киноискусства: "Обыкновенная демократия", где они все выступают главными героями. Для чего? А чтобы отобразить строчкой их великодушную реакцию на фильм века.
- Какая, туда-сюда, демократия, - на это сказал Василий, как представитель всего трудового народа. - От неё кишки к жопе прилипают, блядь.
- Зато свобода слова, блядь, - привел аргумент тех, кто искренне заблуждался в этой деликатной проблеме.
- Слово не масло, на хлеб не намажешь, прикинь, да? - отвечал Василий и был в принципе прав: на хрен нам сердитое слово, если не скушать куриное яйцо за 13 коп.
- Да к нему эспози дэкревиз, кононэ с сардинками, стерлядь кольчиком попильот, маринованное бушэ из раковых шеек, супчик раковый с севрюжкой, прикинь, да, с расстегаями, котлеты дэ-воляй из парной телятины...
- Ванечка, хватит, - зарыдал на такие мои бесхитростные слова водитель. - Мне плохо.
- Мне тоже, Васёк, - признался я. - И даже хуже, чем ты думаешь. - И открыл дверцу на полном ходу, чтобы очистить желудок. И удачно: блевотная масса выхлестнула из меня, как кашне, и обмотала колеса соседнего авто с дипломатическим номером USA. Так сказать, чем богаты, леди и джентельмены, тем и рады.
- Ты чего, Ваня? - забеспокоился мой открытый товарищ.
- Не, ничего, - отвечал я, возвращаясь в исходное положение и захлопывая дверцу. - Привет Америке передавал.
- А ты знаешь, почему там живут, как у Христа за пазухой?
- Почему?
- Разница во времени, - философствовал Василия. - У нас вечер, у них утро, у нас ночь, у них день.
- И что?
- Часов на двенадцать запаздывают... по жизни.
- И что? - не понимал я.
- Учатся они, сучьи дети, на ошибках наших. Мы первые, и все у нас через жопу, а им после - все в кайф!
Я посмеялся - глоголет истину рабочий человек: пока мы тут му-му-мудохаемся из последних сил, экспериментируя над собой да употребляя от маеты душевной дифлофосно-отечественную осветленную, умные и трезвые янки жуют пластиковые баг-макки, запивают их химической пепси-писи-колой и, анализируя несуразные события, происходящие на азиатском материке, выбирают самый оптимальный путь развития промышленно-мещанского общества, где у каждого законопослушного гражданина есть свой обязательный порядковый номер, банковский счет, кредит-карта, зарегистрированное оружие, кондиционер, автомобиль, телевизор, бассейн, ванна-джакузи, стриптиз-бар, Голивуд, безапелляционные копы с кольтами, тошнотворные соседи, жена-феминистка, не признающая, блядь такая, орально-анального секса по принципиальным соображениям, напудренный, педерастический дядюшка-миллионер, детишки себе на уме, Рождество с сальной индейкой и центовыми подарками... и все. Больше ничего, чтобы душа развернулась до космических звездных высот, и там надолго осталась, очищаясь от накипи обывательского быта. Как это часто случается у нас, первооткрывателей Вселенной.
За столь философическими изысками мы с Василием не заметили как прибыли к месту назначения - Дому Советов: памятнику похмельному синдрому. Выбравшись из авто, я поплелся под административно-управленческую скалу, чтобы найти пещеру, то бишь подъезд № 9. Искал долго, постоянно натыкаясь на два подъезда № 6, пока не догадался, что один из них - мой. И точно мне выписали пропуск и передали в руки сопровождающему. Тот выражением лица и стрижкой походил на туалетный ершик, что несколько отрезвило меня. Дальнейшее припоминаю с содроганием: сначала мы направились к лифту, он был в зеркалах и бархате цвета молдавского разбавленного каберне, который (лифт) бесшумно взмыл к небесам, затем мы вышли в коридор, где на полу лежали ковровые мягкие дорожки, мы шли-шли-шли-шли-шли-шли-шли по этим дорожкам, пока не подошли к новому лифту, он тоже был в зеркалах и в бархате цвета тархунской водочки, каковую, как говорят, уважал Царь-наш-батюшка, когда имел на то здоровье; и он тоже пал вниз, этот клятый лифт, конечно, и мне сделалось дурно, но это было только половина пути... мы шли-шли-шли-шли-шли-шли-шли мимо дверей-дверей-дверей-дверей-дверей-дверей, пока не приблизились к новому лифту...
- Ааа! - закричал я. - Все! Никуда больше не пойду. У вас же поехать можно, у меня в глазах рябит, блядь, от дверей, коридоров, дорожек. Меня мутит, понимаешь? Хотите, чтобы я забраковал ваши двери, коридоры, дорожки и лифты?
- А мы пришли, - ощерился служивый, похожий на туалетный, повторю, ершик. - Прошу, пресса, - и провел мимо кабины лифта... к двери конференц-зала.
В зале находились странные люди, они тихо сидели, как на поминках, в костюмах цвета слякотной осени и смотрели на меловую простынь экрана, будто там уже демонстрировали порнографическое кино "Забавы русских" с Софи Лорен в главной роли. Присутствовали и дамы общереспубликанского значения с такими выражениями на обрюзгших моськах, будто у них вся жизнь проходила в критических днях. При моем шумном появлении - я споткнулся о порог и едва не урылся в пышный бюст демократки, похожей тяжелыми телесами на боцмана, успев при этом вспомнить вслух матушку, - все общество неприкасаемых обернулось на хама. Привелось шаркнуть ножкой и сделать вид, что я девку-демократию люблю, как они, депутаты, шлюх с Тверской-Япской. Не успел как следует повинится, свет погас. В кромешной темноте нащупал кресло и плюхнулся туда, как в таз, проклиная режимное предприятие по обслуге новоявленных снобов. И тут случилось такое, что ввергло охрану в шок. Каюсь, к этому террористическому акту я не имел никакого отношения, разве, что, как сторона пострадавшая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Воротясь на бережок, мы обнаружили господина Сохнина способным правильно реагировать на создавшуюся критическую ситуацию. Как для него, так и для нас. То есть мы находились в равных условиях. Он рисковал своей жизнью, мы - жизнью Александры. И ещё неизвестно, кто из нас находился в более выгодном положении?
Убедившись на собственной шкуре, что мы настойчивы в достижении своих сумасбродных целей, олимпийский призер решился на временное сотрудничество. С гарантией того, что об этом некрасивом проступке не узнает ни одна живая душа.
- Гы-гы, - ответил на это Сосо, - гарантия будет, - и передернул затвор, - такая, которую дают в "Дельта-банке".
На это наш оппонент горько вздохнул, понимая свои призрачные шансы на дивиденды, и мы принялись обсуждать нашу, теперь уже совместную проблему.
Она заключалась в следующем. Поскольку нам не удалось найти общий язык с весьма странным и, кажется, твердо съехнутым музыкальными тактами и кокаином шоуменом, то ничего не остается делать как действовать самостоятельно. Известно, что у господина Берековского возникли неприятности - видимо, за строптивость характера и фанфаронство то ли свои, то ли конкуренты решили отправить его вслед за любовником Жоховым, чтобы оба они окучивали райские кущи. Да вот незадача - увернулась банковская жопа от тротилового заряда, подпалив малость плешь, которая на голове. И сейчас, должно, отдыхает на даче в Барвихе. В кругу семьи. И мы бы его, сердечного, не беспокоили, но обстановка складывается таким образом, что наша встреча неизбежна, как закат и рассвет, как утро и ночь, как глоток нового дня...
- Хватит, мать тебя так, - не выдержал Сосо моих фантазий. - Ближе к телу.
Да, наш план касался именно тела г-на Берековского. Он интересовал нас исключительно, как товар, каковой можно обменять. На этих словах наш новый друг окончательно потерял голову и заныл, как демократ среди коммунистов на сонмище, посвященном дню независимости Гватемалы. Спору нет, план безумен и практически невыполним, это мы прекрасно понимаем, дядя, однако шанс имеется. Он всегда есть, этот шанс, черт подери, не надо только впадать в хандру и попусту сучить ногами, чай, не балерина. Надо собраться с мыслями и поделиться своими соображениями относительно защитных, скажем так, систем, которые могут поджидать нас на незнакомой дачной местности. Опять же какие имеются охранительные посты живой силы? Когда и где отдыхает господин банкир? И с кем, уточнил Сосо, вах-трах.
- Думаю, ему будет не до однополой любви, - хекнул я и предположил, что с последними событиями он окончательно утерял потенцию и веру в человека.
- Первое не к нам, а веру в человека вернем, - пообещал мой боевой товарищ.
И был прав - ничего так не бодрит, как монокль дула автомата Калашникова у виска. Вдруг появляется внезапное и странное желание: жить и жить, и жить, и верить, что тот, кто готов спустить курок, человек милосердный и с ним можно поговорить на темы отвлеченные. Например, о блоке НАТО, наползающему на восток с упертостью дауна.
Истерический смех бывшего олимпийца вернул меня к нашей конкретной проблеме. В чем дело? Не пора ли наносить очередной профилактический удар? Заметив мое намерение, господин Сохнин перешел к вопросам, ответы на кои должны были облегчить, прошу прощение, нашу незавидную участь. По его мнению, мы, молодые люди, не до конца понимают на кого пошли войной. Берековский лишь кирпичик в огромной и мощной банковской империи. Пирамида Хеопса - это куличик в песочнице в сравнении с этой Империей. Там свои законы, свои люди, свои разборки и скандалы... И влезать туда - это стопроцентная гарантия того, что будущий закат, равно как и рассвет, можно и не встретить, как и не сделать глотка нового дня...
- Ближе к телу, дядя, - теперь не выдержал я. - Иметь мы будем эту Империю. На то эти е"империи, чтобы их разрушать, - и, обнаружив карандаш и лист бумаги в "Шевроле", попросил (попросил?!) нарисовать, по возможности, реалистическую картинку вражеских редутов.
То есть наша дискуссия закончилась - оппонент понял, что переубедить идиотов невозможно и начал излагать суть проблемы. По его утверждению, дачная территория огорожена забором, поверху которого пущена проволока под напряжением. Круглосуточно работают телеметрические камеры - на улице, и в дому. Четыре стационарных поста по три человека каждый. Учитывая нынешнюю обстановку, посты усилены. На самой даче - шесть телохранителей, которые непосредственно отвечают за безопасность хозяйских шлепанцев. Вернее шлепанцы охраняет бордосский дог...
- Кто?
- Собачка... вот такая, - показал нам, - как теленок.
- Люблю песиков, - сказал я, вспоминая месячник в собачьих вольерах. Со зверюшкой можно договориться, а вот с коллективом единомышленников...
- Вот куда народная деньга уходит, - выступил рачительный Сосо.
- Это точно, - согласился я, - своя шкура ближе к телу. Как говорил наш прапорщик Думенко: было бы тело, а труп мы из него завсегда сладим.
- Твоего Думенко бы сюда, - замечтался Мамиашвили.
- Нету Думенко, - развел руками. - Ужрался на день ВДВ и сиганул без парашюта. На спор.
- Шутишь, Вано?
- Какие могут быть шутки, генацвале, - рассматривал картинку, нарисованную точно детской неуверенной рукой. - Так что, родные, будем обходиться своими силами.
- А если я паду смертью храбрых? - поинтересовался Сосо.
- Не волнуйся. Похороним с почестями. С березкой на могилке.
- На кой ляд мне березка, вах! - возмутился боевой товарищ.
- Тогда будет дуб, - отмахнулся я и мы с шутками да прибаутками продолжили обсуждать план наших будущих действий. Вскоре я вынужден был признать, что атаковать своими силами дачную цитадель проблематично. Нужен серьезный отвлекающий маневр, товарищи.
- Чего нужно?
- Маневр, он сказал, - крякнул притомленный событиями Сохнин. Ребята, лучше пристрелите меня, чтобы я не мучился. Вместе с вами.
- Это всегда успеем, дорогой, - успокоил его Сосо. - Я правильно говорю, да?
- Золотые слова, - согласился я, задумавшись. - А нет ли у нас, князь, боевой группы хотя бы человека четыре?
- Зачем, Вано?
Мой замысел заключался в его гениальной простоте: когда я ночью проникаю в домик, дачная территория и охранительные посты на ней обрабатываются минами из подствольников. Трах-ба-бах! Естественно, возникает классическая паника, что дает мне возможность свободной работы в комнатах.
- Ищешь легких путей, - буркнул Сосо, - а голова болит у меня.
- Нельзя, чтобы промашка вышла, - отвечал я, - лучше подстрахуемся, князь.
- А не проще накрыть базу ракетным залпом из СС-20, - пошутил олимпиец, наконец уверовавший в то, что имеет дело с профессионалами.
- Это в следующий раз, - твердо пообещал я, и Сосо, цапнув телефончик, начал переговоры на своем гортанном наречии гор, недоступном широким массам.
Наступали сумерки и словно, отступая перед вкрадчивыми посыльными ночи, стадо буренок медленно оставляло поле. Пастушки щелкали бичами и матерились, как столичный истеблишмент, обожающий похабные анекдотцы на фу-фуршетах, презентациях и фестивалях. Например такой: пошла Красная Шапочка за грибами, нагулялась, милаша, да и вздремнула на краю поля. А тут корова мимо тянется, дай, думает, угощу деваху молочком парным. И тычет вымя в её личико. А та спросонок: ой, мальчики, не все сразу...
- Ха, "мальчики не все сразу", это про нашу жизнь, - хмыкнул господин Сохнин и тоже поведал байку: муж возвращается домой, застает молодую жену голой, как колено, на коленях мужика и говорит: тебе, милочка, сигарету в зубы, и будешь настоящая блядь.
Со стороны казалось, что на бережку разбили лагерь притомленные дорогой автопутешественники, отдыхают, вот-вот костерок растопят для ушицы. Хор-р-рошо!
Наш бесхитростный отдых был прерван сообщением Сосо, что он обо всем договорился - боевая группа готова действовать и ждет конкретного приказа.
- Вот тебе и фруктовый бизнес, - хекнул я, - апельсины с мандаринами, говоришь, и гранатами.
- А что такое, кацо?
- Помнишь, меня не взял в этот бизнес?
- Помню и что?
- Если бы взяли, не было этих проблем.
- Были бы другие, - успокоили меня, - ещё круче.
Я пожал плечами - черт знает что, не жизнь, а прогулка по минному полю. На этом наше веселое времяпрепровождение завершилось, мы втащили в "Шевроле" поврежденного олимпийца, рискнувшего выступить за нашу объединенную сборную, и продолжили путь в город-призрак, погружающийся в сумеречную и теплую топь бесславия и бессилия, посредственности и бессмыслицы, общей притомленности и укрепляющейся с каждым днем идиотии власти.
Однажды давно, когда я ещё служил в газетенке с оттенком цвета детской неожиданности, спецкор по культуре Фаня Зусман перепила боржоми на вечеринке в Доме кино имени Гусмана, и меня отправили освещать просветительскую программу, с которой должны были ознакомиться депутаты Верховного (тогда еще) Совета. Хотя мое состояние было близким к зусманскому, поскольку накануне интервьюировал одного из политиков, похожего поведением и широковещательными заявлениями на пациента, смывшегося из психлечебницы №1. Но со шприцем в заду. Пил он, политикан, конечно, как лошадь. Одноименную водочку, то есть шнапс, окрещенный его известным Ф.И.О. И чтобы войти в систему координат современного политического Ноздрева, мне пришлось тоже принять на грудь литров несколько. Понятно, на следующий день я был плох - желудок бунтовал, как народ, а в голове от посторонних завиральных идей плескалась такая гремучая смесь, что постоянно хотелось блевать. Однако главному редактору Щусеву было по барабану, как нынче выражается молодежь, он в свободную минуту любил любить Фаню на своем удобном столе и поэтому жалел её, как девушку трудолюбивую во всех отношениях, и мои возражения, что культура - это не мой, так сказать, профиль, не принимались.
- Лопухин, - сказал Главный. - Ты же профессионал, так?
- П-п-професионал, - старался дышать в сторону.
- Закусывать надо, Ванечка. И будь мужчиной. Фанечка отработает.
И я даже знаю в какой позе, промолчал я и потребовал авто для личного передвижения. И скоро Василий крутил баранку, слушая мои жалобы на судьбу. Вместо того, чтобы тянуть холодное баварское пиво в подвале любимого Домжура, я вынужден терять время со слугами народа, пожелавшим поглядеть шедевр отечественного хроникального киноискусства: "Обыкновенная демократия", где они все выступают главными героями. Для чего? А чтобы отобразить строчкой их великодушную реакцию на фильм века.
- Какая, туда-сюда, демократия, - на это сказал Василий, как представитель всего трудового народа. - От неё кишки к жопе прилипают, блядь.
- Зато свобода слова, блядь, - привел аргумент тех, кто искренне заблуждался в этой деликатной проблеме.
- Слово не масло, на хлеб не намажешь, прикинь, да? - отвечал Василий и был в принципе прав: на хрен нам сердитое слово, если не скушать куриное яйцо за 13 коп.
- Да к нему эспози дэкревиз, кононэ с сардинками, стерлядь кольчиком попильот, маринованное бушэ из раковых шеек, супчик раковый с севрюжкой, прикинь, да, с расстегаями, котлеты дэ-воляй из парной телятины...
- Ванечка, хватит, - зарыдал на такие мои бесхитростные слова водитель. - Мне плохо.
- Мне тоже, Васёк, - признался я. - И даже хуже, чем ты думаешь. - И открыл дверцу на полном ходу, чтобы очистить желудок. И удачно: блевотная масса выхлестнула из меня, как кашне, и обмотала колеса соседнего авто с дипломатическим номером USA. Так сказать, чем богаты, леди и джентельмены, тем и рады.
- Ты чего, Ваня? - забеспокоился мой открытый товарищ.
- Не, ничего, - отвечал я, возвращаясь в исходное положение и захлопывая дверцу. - Привет Америке передавал.
- А ты знаешь, почему там живут, как у Христа за пазухой?
- Почему?
- Разница во времени, - философствовал Василия. - У нас вечер, у них утро, у нас ночь, у них день.
- И что?
- Часов на двенадцать запаздывают... по жизни.
- И что? - не понимал я.
- Учатся они, сучьи дети, на ошибках наших. Мы первые, и все у нас через жопу, а им после - все в кайф!
Я посмеялся - глоголет истину рабочий человек: пока мы тут му-му-мудохаемся из последних сил, экспериментируя над собой да употребляя от маеты душевной дифлофосно-отечественную осветленную, умные и трезвые янки жуют пластиковые баг-макки, запивают их химической пепси-писи-колой и, анализируя несуразные события, происходящие на азиатском материке, выбирают самый оптимальный путь развития промышленно-мещанского общества, где у каждого законопослушного гражданина есть свой обязательный порядковый номер, банковский счет, кредит-карта, зарегистрированное оружие, кондиционер, автомобиль, телевизор, бассейн, ванна-джакузи, стриптиз-бар, Голивуд, безапелляционные копы с кольтами, тошнотворные соседи, жена-феминистка, не признающая, блядь такая, орально-анального секса по принципиальным соображениям, напудренный, педерастический дядюшка-миллионер, детишки себе на уме, Рождество с сальной индейкой и центовыми подарками... и все. Больше ничего, чтобы душа развернулась до космических звездных высот, и там надолго осталась, очищаясь от накипи обывательского быта. Как это часто случается у нас, первооткрывателей Вселенной.
За столь философическими изысками мы с Василием не заметили как прибыли к месту назначения - Дому Советов: памятнику похмельному синдрому. Выбравшись из авто, я поплелся под административно-управленческую скалу, чтобы найти пещеру, то бишь подъезд № 9. Искал долго, постоянно натыкаясь на два подъезда № 6, пока не догадался, что один из них - мой. И точно мне выписали пропуск и передали в руки сопровождающему. Тот выражением лица и стрижкой походил на туалетный ершик, что несколько отрезвило меня. Дальнейшее припоминаю с содроганием: сначала мы направились к лифту, он был в зеркалах и бархате цвета молдавского разбавленного каберне, который (лифт) бесшумно взмыл к небесам, затем мы вышли в коридор, где на полу лежали ковровые мягкие дорожки, мы шли-шли-шли-шли-шли-шли-шли по этим дорожкам, пока не подошли к новому лифту, он тоже был в зеркалах и в бархате цвета тархунской водочки, каковую, как говорят, уважал Царь-наш-батюшка, когда имел на то здоровье; и он тоже пал вниз, этот клятый лифт, конечно, и мне сделалось дурно, но это было только половина пути... мы шли-шли-шли-шли-шли-шли-шли мимо дверей-дверей-дверей-дверей-дверей-дверей, пока не приблизились к новому лифту...
- Ааа! - закричал я. - Все! Никуда больше не пойду. У вас же поехать можно, у меня в глазах рябит, блядь, от дверей, коридоров, дорожек. Меня мутит, понимаешь? Хотите, чтобы я забраковал ваши двери, коридоры, дорожки и лифты?
- А мы пришли, - ощерился служивый, похожий на туалетный, повторю, ершик. - Прошу, пресса, - и провел мимо кабины лифта... к двери конференц-зала.
В зале находились странные люди, они тихо сидели, как на поминках, в костюмах цвета слякотной осени и смотрели на меловую простынь экрана, будто там уже демонстрировали порнографическое кино "Забавы русских" с Софи Лорен в главной роли. Присутствовали и дамы общереспубликанского значения с такими выражениями на обрюзгших моськах, будто у них вся жизнь проходила в критических днях. При моем шумном появлении - я споткнулся о порог и едва не урылся в пышный бюст демократки, похожей тяжелыми телесами на боцмана, успев при этом вспомнить вслух матушку, - все общество неприкасаемых обернулось на хама. Привелось шаркнуть ножкой и сделать вид, что я девку-демократию люблю, как они, депутаты, шлюх с Тверской-Япской. Не успел как следует повинится, свет погас. В кромешной темноте нащупал кресло и плюхнулся туда, как в таз, проклиная режимное предприятие по обслуге новоявленных снобов. И тут случилось такое, что ввергло охрану в шок. Каюсь, к этому террористическому акту я не имел никакого отношения, разве, что, как сторона пострадавшая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51