В чем проблема? Вспомни, ведь именно об этом ты всегда мечтала!– Просто у меня шок, и я никак не могу связать концы с концами. Я богата. Мы были богаты… Тогда почему, скажи на милость, я годами езжу на каком-то поддержанном драндулете? Почему Питер вкалывал все вечера и выходные сверхурочно? Почему мы никогда не ездили в отпуск, так и не купили новую мебель?.. – Дженни обернулась к подруге. Лицо ее было бледным, искаженным от боли, руки дрожали. – Я была замужем за незнакомцем, Ди! Он взял нашу закладную на дом, купил на нее акции, играл на бирже, покупал и продавал недвижимость, а я, как дура, ничего об этом не знала! Он купил мне ферму у черта на куличках! Какие еще его тайны выплывут наружу?Голос Дженни срывался на истеричный крик. Она в ярости схватила папку с документами и затрясла ею перед носом подруги. «Это хорошо, – подумала Диана. – Наконец-то! Джен вылезает из своего каменного мешка, в который как в нору заползла полгода назад».– Взгляни на этот чертов список последних покупок, Ди! – продолжала кричать Дженни. – Целый квартал домов с верандами на Сарри-Хилл, двухэтажный особняк в Кууги, еще один в Банди… Это же самые престижные районы Сиднея! Он покупал, придерживал, продавал, прибыль вкладывал в надежные акции, а я тем временем ломала себе голову, как оплатить последний счет за электричество!Диана на всякий случай выхватила папку с документами из трясущихся рук Дженни и спрятала за спиной.– Значит, твой муж был подпольным капиталистом. И умным мужчиной. Успокойся, Джен. Он поступал так, как считал нужным, пусть даже за твоей спиной. Но ведь о земле вы оба мечтали, разве нет?Гнев Дженни вдруг сразу выдохся, как будто лопнул воздушный шарик. Она вяло опустилась на подушку и достала пилку для ногтей.– Лучше закури. – Диана протянула ей пачку. – Твои ногти последние полгода просто в идеальном порядке.Дженни покачала головой:– Если я опять начну курить, я уже не брошу. Ногти безопасней сигарет. – Она попыталась улыбнуться и отпила глоток вина. – Прости, что накричала на тебя, но иногда мне кажется, Ди, что я потихоньку схожу с ума.– Художники все сумасшедшие, сама знаешь, – улыбнулась Диана. – Не волнуйся, детка, когда окончательно свихнешься, я тебе скажу. Вместе отправимся в психушку и станем богатыми пациентками-психопатками.Дженни засмеялась, и, хотя в этом смехе проскальзывали истеричные нотки, Диане было приятно его слышать после шести месяцев неестественного спокойствия подруги.– Ладно, а что ты собираешься делать с этой овцеводческой фермой?В ответ послышался усталый вздох, и Диана пожалела, что задала этот вопрос.– Не знаю. Сейчас за ней присматривает нанятый фирмой управляющий. Но Джон Уэйнрайт предлагает мне продать ее. – Дженни опустила голову, разглядывая ногти, и упавшие на лицо волосы не дали Диане разглядеть выражение ее лица. – Без Пита и Бена мне ничего не нужно. К тому же я совсем ничего не смыслю в овцах, и еще меньше – в управлении большой фермой.Диана заволновалась. Может, эта Чуринга – как раз то, что нужно Дженни, чтобы отвлечься от своего горя. Что-то, что сможет захватить ее целиком и вывести из затянувшегося шока.– Но мы ведь ухаживали за овцами в Валуне, и тебе нравилось их пасти. Ты носилась по пастбищам не хуже собак динго. Оставишь этого управляющего, если он толковый, и будешь жить, как белоручка, припеваючи!Дженни вздохнула:– Не знаю, Ди. Я думала поехать туда и посмотреть, но…– Никаких «но»! – решительно оборвала ее Диана: ей совсем не нравилась вялая нерешительность подруги. – Куда делось твое любопытство? Неужели тебе совсем не интересно посмотреть на то место, которое выбрал для вас Питер? Кроме того, тебе необходимо отвлечься от воспоминаний, встряхнуться немного. Воспринимай это как каникулы, как отпуск, наконец! Сколько лет ты не отдыхала и никуда не выезжала?– А как же выставка и заказ, который я не закончила?– Выставка прекрасно откроется без тебя. Всю подготовительную работу мы уже сделали, сама знаешь, и со всем остальным мы с Энди спокойно управимся вдвоем. А твой пейзаж почти закончен, не ври. – Диана глубоко затянулась сигаретой и добавила, увидев сомнение на лице подруги: – Ты должна поехать! Я уверена, Питер бы тоже этого хотел…
Диана уговорила Дженни поужинать вместе в их любимом ресторане, который находился недалеко от галереи, в центре богемного района Сиднея. Разноцветные неоновые рекламы стремительно вспыхивали и гасли над головами, когда они шли к нему по вечерней улице, музыка вырывалась из баров и стриптиз-клубов. Но Дженни была не в том настроении, чтобы, как раньше, наслаждаться и впитывать в себя эту возбуждающую атмосферу. Огни реклам казались слишком кричащими, музыка слишком резкой, пестрая толпа на тротуаре раздражала. Поужинав без всякого аппетита и с трудом отговорившись от приглашения Дианы переночевать у нее, Дженни еще с час добиралась до Палм-Бича. Наконец она подъехала к дому.Как они были счастливы, когда смогли купить этот чудесный трехэтажный дом на крутом холме, над океаном! К тому времени, когда родился Бен, Палм-Бич неожиданно превратился в модный пригород, но даже толпы отдыхающих в выходные на пляже не могли заставить их переехать отсюда. Маленький Бен так любил играть на берегу и закатывал дикие истерики, когда подходило время возвращаться домой с пляжа.– Я бы стерпела сейчас любую его истерику, – прошептала Дженни, вставляя ключ в замок. – Как бы я хотела, господи, как бы я хотела этого…«Никакие силы не вернут его, – мрачно подумала она, захлопывая за собой дверь. – Диана права: каждое возвращение домой делает боль только острее. Может, действительно стоит уехать отсюда на время?»Дженни прошла в студию, не зажигая света, разделась и опустилась на старую продавленную тахту. Она спала здесь уже полгода, потому что не могла без содрогания смотреть на кровать в их семейной спальне. Без Пита она казалась огромной и пугающе пустой.Из открытого окна доносился шум прибоя, крики кукабурров, охраняющих по ночам свою территорию, раздавались в тишине, и Дженни наконец удалось немного расслабиться. Она позволила себе погрузиться в воспоминания о четырех счастливых годах семейной жизни. Мысленно она перебирала дорогие мгновения, навечно отпечатанные в памяти, как почтовые открытки с приветами из счастливых времен. Бен на песке, визжащий от восторга; прибой лижет его маленькие пальчики и пятки. Питер в смешных синих шортах в белый горох поправляет водосточную трубу после шторма, его загорелое тело, такое гладкое и желанное…Они познакомились на танцах вскоре после того, как подруги переехали в Сидней. Питер в то время уже работал в банке, но очень скучал по прежней жизни на ранчо. Это ранчо унаследовали два его старших брата, но Питера сильно тянуло к земле. Он был таким красивым и веселым, что Дженни влюбилась в него с первого взгляда. Их смешили одни и те же шутки, у них были одни и те же вкусы и общие интересы. Когда Питер с воодушевлением рассказывал, как исполнит свою заветную мечту и построит ранчо на собственной земле, Дженни заражалась его энтузиазмом, ей начинало казаться, что она тоже всегда мечтала об этом…Дженни свернулась калачиком на продавленной тахте. «Господи, как мне его не хватает!» – в который раз с тоской подумала она. Она скучала по его запаху, по теплому, сильному телу, по его улыбке, по тому, как он умел рассмешить ее. Скучала по его неожиданным поцелуям в шею, когда она стояла у плиты, по тем страстным ночам, которые они провели в большой постели. Но больше всего она скучала по разговорам с ним. Каждый вечер они делились друг с другом тем, что произошло за день. А как они восторгались тем, что Бен так быстро растет, как радовались всем его новым движениям и словечкам! Они оба так гордились своим замечательным сыном…И вдруг, впервые с того ужасного дня, из глаз Дженни покатились крупные слезы.За ними последовали громкие, разрывающие грудь рыдания, которые долго сотрясали хрупкую фигуру на тахте. Диана была права. Жизнь несправедлива. Дженни сознавала, что абсолютно ничего не может изменить в своей судьбе. Мечта о собственной семье умерла, как и все остальные детские мечты, которые они с Дианой напридумывали себе много лет назад в Даджарре. Но в глубине души Дженни помнила, что одну ее мечту Питер все же осуществил. Он не успел разделить ее с нею, но, возможно, подарил ей последний шанс начать новую жизнь и справиться с потерей. Она не имеет права не сделать попытки. Ради его памяти!Когда утром Дженни открыла глаза, солнце давно уже встало. Пыль кружилась в его лучах, отражаемых гранями хрустальных светильников высоко на стене. Голова болела, глаза опухли, но Дженни чувствовала себя спокойной и собранной. Впервые за полгода. Казалось, ночные слезы смыли стену тумана, которой Дженни отгородилась от страшной действительности в надежде спрятаться от потери. Теперь все встало на свои места, и она точно знала, что делать дальше.Она полежала немного, наслаждаясь новым ощущением, а потом взглядом нашла мольберт, на котором был натянут почти законченный пейзаж. Это был вид ранчо с фотографии, которую дал ей заказчик из Парраматты, – он хотел подарить жене в день рождения пейзаж того места, где она выросла.Дженни придирчиво рассматривала картину, отмечая недостатки и следы небрежных мазков, которые предстояло исправить. В последнее время ей не работалось, но сейчас, в это солнечное утро, она вдруг почувствовала знакомое нетерпение, которое всегда охватывало ее перед началом работы.Вскочив с тахты, Дженни решительно направилась к холсту. Сначала она закончит пейзаж, а затем будет планировать поездку в Чурингу.Она смешивала краски, когда на нее вдруг накатила волна дрожи от неясного предчувствия. Чуринга! Казалось, она манит к себе, торопит поскорее сменить холодную голубизну океана на горячие, красновато-желтые краски земли.
Через три недели на тахте в студии сидела Диана, внимательно разглядывая почти готовую картину Дженни, и очень жалела, что ее нельзя забрать на выставку. Австралийцы сходят с ума от таких картин. В этом они настоящие патриоты. Им подавай настоящую Австралию – дикую и прекрасную! Хотя многие из них сами никогда не бывали дальше Голубых гор. А здесь, на картине Дженни, и дураку ясно, дышит зноем подлинная Австралия.Диана наклонилась вперед, чтобы поближе рассмотреть работу подруги. В ней было нечто новое, чего никогда раньше не замечала Диана. Казалось, Дженни вложила в этот необъятный пылающий мир все свои чувства. Ярость, боль, любовь! Как будто это ранчо на краю земли было ее собственным, потерянным навсегда, домом.– Думаю, это твоя лучшая работа за последнее время, – пробормотала Диана. – В ней видна твоя душа, детка.Дженни отступила от мольберта и, прищурившись, посмотрела на холст. На ней были старые, испачканные красками шорты и топ от бикини. Хвост на голове подпрыгивал, повторяя резкие, уверенные движения кисти в руке. Она была босиком, что позволяла себе только в присутствии Дианы. На шее висел медальон, подаренный Питом на Рождество.– Наверное, ты права, – ответила она. – Хотя я не очень люблю работать с фотографиями.Диана со страхом наблюдала за последними мазками Дженни. По опыту она знала, что это очень ответственный момент, когда можно или по-настоящему завершить работу, или все безнадежно испортить. Единственный судья – инстинкт самого художника.Наконец Дженни отошла от мольберта. Она долго изучала свою работу, а затем решительно сунула кисть в банку с растворителем и, распустив волосы, встряхнула головой.– Конец! – весело объявила она. – Теперь можно начинать строить дальнейшие планы.«Как здорово видеть ее такой воодушевленной!» – подумала Диана. Она была безумно рада, что Джен наконец вернулась к жизни.– Ты уверена, что не хочешь пожить здесь, пока я съезжу на ферму? – спросила Дженни.Диана покачала головой:– Конечно, не хочу, детка. Это все равно что угодить одной ногой в капкан, когда надо быть в полной боевой готовности. Скоро откроется выставка, и Руфус дал мне слово, что обязательно придет. Вот что меня сейчас больше всего волнует, ты же знаешь.– Но, надеюсь, он не тот человек, который тебе нужен? – фыркнула Дженни. – Все равно он скоро уедет в свою любимую Англию.Диана по привычке вылепила в уме фигуру Руфуса – художественного критика средних лет, обожающего рубашки кричащих расцветок в сочетании с еще более немыслимыми галстуками. Вспомнила его вызывающие манеры и снисходительный тон.– Надеюсь, что да, – скривилась Диана. – Он достал меня своими нравоучениями и рассуждениями о неотесанности австралийского искусства по сравнению с утонченным мастерством английской художественной школы.– Просто он пытается произвести на тебя впечатление. Да он просто пижонит, Ди!– Кто его знает? Но знаешь, я бы хотела, чтобы он поменьше давил на меня своей чертовой Англией. – Диана уставилась в окно; с пляжа доносилась веселая разноголосица на фоне последней песни «Битлз», звучащей из репродуктора. – Если честно, этот чертов англичанин мне очень нравится. Он умеет меня рассмешить, а это ведь много значит, правда?Дженни встревожилась. Она подошла к Диане и внимательно посмотрела ей в глаза.– Думаю, что да, – прошептала она. – Но дай мне слово, что ты не выскочишь за него замуж, пока меня не будет, Ди! Я не хочу, чтобы ты уехала, а он явно сходит по тебе с ума.– Ты действительно так считаешь? – К собственному удивлению, Диана вдруг разволновалась.– Конечно, – заверила ее Дженни. – Ну, хватит о нем. Пошли вниз, я приготовлю что-нибудь поесть, а потом ты поможешь мне продумать маршрут до Чуринги и заказать билеты. Я бы хотела быть во всеоружии для встречи с Джоном Уэйнрайтом.Диана смотрела в любимые фиолетовые глаза и радовалась, что подруга стала наконец сама собой. Кто знает, может, это путешествие будет началом новой жизни для нее?
Джон Уэйнрайт был в том же костюме-тройке, а в его кабинете все так же не работал кондиционер. Единственной уступкой жаре был небольшой вентилятор на столе, который чуть колебал теплый спертый воздух.Дженни наблюдала, как адвокат аккуратно подравнивает папки на столе. Ему очень шел этот кабинет – обшитые деревянными панелями стены, массивные тома в кожаных переплетах на полках от пола до потолка. Маленький оплот старой Англии, как будто специально перенесенный сюда по приказу Королевского суда для сохранения законности в условиях непереносимой жары. Дженни тепло улыбнулась Уэйнрайту, получив в ответ такую же улыбку. Адвокат был явно дружелюбно настроен. Во всяком случае, глаза были не такими испуганными, как в прошлый раз.– Ну, дорогая, позвольте спросить – вы уже решили, что будете делать со своим подарком?Дженни молча кивнула. Ей было немного не по себе: ведь она практически признавала, что отныне Чуринга переходит полностью в ее собственность и под ее ответственность.– Да, – поспешила ответить она, чтобы больше не иметь лазеек для отступления. – Я решила принять Чурингу и уже готова выехать туда ненадолго.Адвокат нервно потер двойной подбородок над тугим воротничком. Он был явно потрясен.– Вы уверены, что хорошо все обдумали, Дженнифер? Это же очень далекий путь, а в такой глуши на дорогах встречаются весьма опасные типы. Я мог бы передвинуть свои дела и поехать с вами, дорогая, но на это уйдет не меньше недели, а то и двух…Дженни вздохнула. Меньше всего она нуждалась в компании этого забавного толстяка с маникюром на руках. Она представила его с зонтиком под мышкой, с котелком на голове, с тростью и кейсом в руках на грязной, размытой дождями дороге в буше Буш – австралийский лес.
и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.– Спасибо, Джон, – сказала Дженни, улыбнувшись. – Вы очень добры, но я уже была в буше, и поверьте, вы сильно преувеличиваете опасности, которые поджидают там горожан. Люди там вполне цивилизованные, уверяю вас. Я уже купила билеты на поезд до Брокен-Хилла, оттуда рейсовым автобусом доберусь до Уэллаби-Флатс, а там найму машину, чтобы доехать до Чуринги.Потрясенный Джон Уэйнрайт смотрел на нее сквозь стекла очков.– Но, Дженнифер, Уэллаби-Флатс – не город. Это старый заброшенный рудник, где всего несколько развалюх, убогих лачуг и одна пивная при отеле, где собираются рудокопы, пастухи и стригали. Он находится у черта на куличках. Вы можете надолго там застрять, прежде чем вам удастся нанять кого-нибудь до Чуринги.Дженни пожала плечами:– Если бы вы связались с управляющим и договорились, чтобы меня кто-нибудь встретил в Уэллаби-Флатс, я была бы вам страшно признательна, Джон. Скажите ему, что я выезжаю завтра днем, в четыре часа.Он может считать ее дурочкой и упрямой ослицей, но решение принято, и никакие доводы уже не могут подействовать на нее.– Как вам будет угодно, – сухо сказал адвокат. Судя по тону, он явно был полон дурных предчувствий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Диана уговорила Дженни поужинать вместе в их любимом ресторане, который находился недалеко от галереи, в центре богемного района Сиднея. Разноцветные неоновые рекламы стремительно вспыхивали и гасли над головами, когда они шли к нему по вечерней улице, музыка вырывалась из баров и стриптиз-клубов. Но Дженни была не в том настроении, чтобы, как раньше, наслаждаться и впитывать в себя эту возбуждающую атмосферу. Огни реклам казались слишком кричащими, музыка слишком резкой, пестрая толпа на тротуаре раздражала. Поужинав без всякого аппетита и с трудом отговорившись от приглашения Дианы переночевать у нее, Дженни еще с час добиралась до Палм-Бича. Наконец она подъехала к дому.Как они были счастливы, когда смогли купить этот чудесный трехэтажный дом на крутом холме, над океаном! К тому времени, когда родился Бен, Палм-Бич неожиданно превратился в модный пригород, но даже толпы отдыхающих в выходные на пляже не могли заставить их переехать отсюда. Маленький Бен так любил играть на берегу и закатывал дикие истерики, когда подходило время возвращаться домой с пляжа.– Я бы стерпела сейчас любую его истерику, – прошептала Дженни, вставляя ключ в замок. – Как бы я хотела, господи, как бы я хотела этого…«Никакие силы не вернут его, – мрачно подумала она, захлопывая за собой дверь. – Диана права: каждое возвращение домой делает боль только острее. Может, действительно стоит уехать отсюда на время?»Дженни прошла в студию, не зажигая света, разделась и опустилась на старую продавленную тахту. Она спала здесь уже полгода, потому что не могла без содрогания смотреть на кровать в их семейной спальне. Без Пита она казалась огромной и пугающе пустой.Из открытого окна доносился шум прибоя, крики кукабурров, охраняющих по ночам свою территорию, раздавались в тишине, и Дженни наконец удалось немного расслабиться. Она позволила себе погрузиться в воспоминания о четырех счастливых годах семейной жизни. Мысленно она перебирала дорогие мгновения, навечно отпечатанные в памяти, как почтовые открытки с приветами из счастливых времен. Бен на песке, визжащий от восторга; прибой лижет его маленькие пальчики и пятки. Питер в смешных синих шортах в белый горох поправляет водосточную трубу после шторма, его загорелое тело, такое гладкое и желанное…Они познакомились на танцах вскоре после того, как подруги переехали в Сидней. Питер в то время уже работал в банке, но очень скучал по прежней жизни на ранчо. Это ранчо унаследовали два его старших брата, но Питера сильно тянуло к земле. Он был таким красивым и веселым, что Дженни влюбилась в него с первого взгляда. Их смешили одни и те же шутки, у них были одни и те же вкусы и общие интересы. Когда Питер с воодушевлением рассказывал, как исполнит свою заветную мечту и построит ранчо на собственной земле, Дженни заражалась его энтузиазмом, ей начинало казаться, что она тоже всегда мечтала об этом…Дженни свернулась калачиком на продавленной тахте. «Господи, как мне его не хватает!» – в который раз с тоской подумала она. Она скучала по его запаху, по теплому, сильному телу, по его улыбке, по тому, как он умел рассмешить ее. Скучала по его неожиданным поцелуям в шею, когда она стояла у плиты, по тем страстным ночам, которые они провели в большой постели. Но больше всего она скучала по разговорам с ним. Каждый вечер они делились друг с другом тем, что произошло за день. А как они восторгались тем, что Бен так быстро растет, как радовались всем его новым движениям и словечкам! Они оба так гордились своим замечательным сыном…И вдруг, впервые с того ужасного дня, из глаз Дженни покатились крупные слезы.За ними последовали громкие, разрывающие грудь рыдания, которые долго сотрясали хрупкую фигуру на тахте. Диана была права. Жизнь несправедлива. Дженни сознавала, что абсолютно ничего не может изменить в своей судьбе. Мечта о собственной семье умерла, как и все остальные детские мечты, которые они с Дианой напридумывали себе много лет назад в Даджарре. Но в глубине души Дженни помнила, что одну ее мечту Питер все же осуществил. Он не успел разделить ее с нею, но, возможно, подарил ей последний шанс начать новую жизнь и справиться с потерей. Она не имеет права не сделать попытки. Ради его памяти!Когда утром Дженни открыла глаза, солнце давно уже встало. Пыль кружилась в его лучах, отражаемых гранями хрустальных светильников высоко на стене. Голова болела, глаза опухли, но Дженни чувствовала себя спокойной и собранной. Впервые за полгода. Казалось, ночные слезы смыли стену тумана, которой Дженни отгородилась от страшной действительности в надежде спрятаться от потери. Теперь все встало на свои места, и она точно знала, что делать дальше.Она полежала немного, наслаждаясь новым ощущением, а потом взглядом нашла мольберт, на котором был натянут почти законченный пейзаж. Это был вид ранчо с фотографии, которую дал ей заказчик из Парраматты, – он хотел подарить жене в день рождения пейзаж того места, где она выросла.Дженни придирчиво рассматривала картину, отмечая недостатки и следы небрежных мазков, которые предстояло исправить. В последнее время ей не работалось, но сейчас, в это солнечное утро, она вдруг почувствовала знакомое нетерпение, которое всегда охватывало ее перед началом работы.Вскочив с тахты, Дженни решительно направилась к холсту. Сначала она закончит пейзаж, а затем будет планировать поездку в Чурингу.Она смешивала краски, когда на нее вдруг накатила волна дрожи от неясного предчувствия. Чуринга! Казалось, она манит к себе, торопит поскорее сменить холодную голубизну океана на горячие, красновато-желтые краски земли.
Через три недели на тахте в студии сидела Диана, внимательно разглядывая почти готовую картину Дженни, и очень жалела, что ее нельзя забрать на выставку. Австралийцы сходят с ума от таких картин. В этом они настоящие патриоты. Им подавай настоящую Австралию – дикую и прекрасную! Хотя многие из них сами никогда не бывали дальше Голубых гор. А здесь, на картине Дженни, и дураку ясно, дышит зноем подлинная Австралия.Диана наклонилась вперед, чтобы поближе рассмотреть работу подруги. В ней было нечто новое, чего никогда раньше не замечала Диана. Казалось, Дженни вложила в этот необъятный пылающий мир все свои чувства. Ярость, боль, любовь! Как будто это ранчо на краю земли было ее собственным, потерянным навсегда, домом.– Думаю, это твоя лучшая работа за последнее время, – пробормотала Диана. – В ней видна твоя душа, детка.Дженни отступила от мольберта и, прищурившись, посмотрела на холст. На ней были старые, испачканные красками шорты и топ от бикини. Хвост на голове подпрыгивал, повторяя резкие, уверенные движения кисти в руке. Она была босиком, что позволяла себе только в присутствии Дианы. На шее висел медальон, подаренный Питом на Рождество.– Наверное, ты права, – ответила она. – Хотя я не очень люблю работать с фотографиями.Диана со страхом наблюдала за последними мазками Дженни. По опыту она знала, что это очень ответственный момент, когда можно или по-настоящему завершить работу, или все безнадежно испортить. Единственный судья – инстинкт самого художника.Наконец Дженни отошла от мольберта. Она долго изучала свою работу, а затем решительно сунула кисть в банку с растворителем и, распустив волосы, встряхнула головой.– Конец! – весело объявила она. – Теперь можно начинать строить дальнейшие планы.«Как здорово видеть ее такой воодушевленной!» – подумала Диана. Она была безумно рада, что Джен наконец вернулась к жизни.– Ты уверена, что не хочешь пожить здесь, пока я съезжу на ферму? – спросила Дженни.Диана покачала головой:– Конечно, не хочу, детка. Это все равно что угодить одной ногой в капкан, когда надо быть в полной боевой готовности. Скоро откроется выставка, и Руфус дал мне слово, что обязательно придет. Вот что меня сейчас больше всего волнует, ты же знаешь.– Но, надеюсь, он не тот человек, который тебе нужен? – фыркнула Дженни. – Все равно он скоро уедет в свою любимую Англию.Диана по привычке вылепила в уме фигуру Руфуса – художественного критика средних лет, обожающего рубашки кричащих расцветок в сочетании с еще более немыслимыми галстуками. Вспомнила его вызывающие манеры и снисходительный тон.– Надеюсь, что да, – скривилась Диана. – Он достал меня своими нравоучениями и рассуждениями о неотесанности австралийского искусства по сравнению с утонченным мастерством английской художественной школы.– Просто он пытается произвести на тебя впечатление. Да он просто пижонит, Ди!– Кто его знает? Но знаешь, я бы хотела, чтобы он поменьше давил на меня своей чертовой Англией. – Диана уставилась в окно; с пляжа доносилась веселая разноголосица на фоне последней песни «Битлз», звучащей из репродуктора. – Если честно, этот чертов англичанин мне очень нравится. Он умеет меня рассмешить, а это ведь много значит, правда?Дженни встревожилась. Она подошла к Диане и внимательно посмотрела ей в глаза.– Думаю, что да, – прошептала она. – Но дай мне слово, что ты не выскочишь за него замуж, пока меня не будет, Ди! Я не хочу, чтобы ты уехала, а он явно сходит по тебе с ума.– Ты действительно так считаешь? – К собственному удивлению, Диана вдруг разволновалась.– Конечно, – заверила ее Дженни. – Ну, хватит о нем. Пошли вниз, я приготовлю что-нибудь поесть, а потом ты поможешь мне продумать маршрут до Чуринги и заказать билеты. Я бы хотела быть во всеоружии для встречи с Джоном Уэйнрайтом.Диана смотрела в любимые фиолетовые глаза и радовалась, что подруга стала наконец сама собой. Кто знает, может, это путешествие будет началом новой жизни для нее?
Джон Уэйнрайт был в том же костюме-тройке, а в его кабинете все так же не работал кондиционер. Единственной уступкой жаре был небольшой вентилятор на столе, который чуть колебал теплый спертый воздух.Дженни наблюдала, как адвокат аккуратно подравнивает папки на столе. Ему очень шел этот кабинет – обшитые деревянными панелями стены, массивные тома в кожаных переплетах на полках от пола до потолка. Маленький оплот старой Англии, как будто специально перенесенный сюда по приказу Королевского суда для сохранения законности в условиях непереносимой жары. Дженни тепло улыбнулась Уэйнрайту, получив в ответ такую же улыбку. Адвокат был явно дружелюбно настроен. Во всяком случае, глаза были не такими испуганными, как в прошлый раз.– Ну, дорогая, позвольте спросить – вы уже решили, что будете делать со своим подарком?Дженни молча кивнула. Ей было немного не по себе: ведь она практически признавала, что отныне Чуринга переходит полностью в ее собственность и под ее ответственность.– Да, – поспешила ответить она, чтобы больше не иметь лазеек для отступления. – Я решила принять Чурингу и уже готова выехать туда ненадолго.Адвокат нервно потер двойной подбородок над тугим воротничком. Он был явно потрясен.– Вы уверены, что хорошо все обдумали, Дженнифер? Это же очень далекий путь, а в такой глуши на дорогах встречаются весьма опасные типы. Я мог бы передвинуть свои дела и поехать с вами, дорогая, но на это уйдет не меньше недели, а то и двух…Дженни вздохнула. Меньше всего она нуждалась в компании этого забавного толстяка с маникюром на руках. Она представила его с зонтиком под мышкой, с котелком на голове, с тростью и кейсом в руках на грязной, размытой дождями дороге в буше Буш – австралийский лес.
и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.– Спасибо, Джон, – сказала Дженни, улыбнувшись. – Вы очень добры, но я уже была в буше, и поверьте, вы сильно преувеличиваете опасности, которые поджидают там горожан. Люди там вполне цивилизованные, уверяю вас. Я уже купила билеты на поезд до Брокен-Хилла, оттуда рейсовым автобусом доберусь до Уэллаби-Флатс, а там найму машину, чтобы доехать до Чуринги.Потрясенный Джон Уэйнрайт смотрел на нее сквозь стекла очков.– Но, Дженнифер, Уэллаби-Флатс – не город. Это старый заброшенный рудник, где всего несколько развалюх, убогих лачуг и одна пивная при отеле, где собираются рудокопы, пастухи и стригали. Он находится у черта на куличках. Вы можете надолго там застрять, прежде чем вам удастся нанять кого-нибудь до Чуринги.Дженни пожала плечами:– Если бы вы связались с управляющим и договорились, чтобы меня кто-нибудь встретил в Уэллаби-Флатс, я была бы вам страшно признательна, Джон. Скажите ему, что я выезжаю завтра днем, в четыре часа.Он может считать ее дурочкой и упрямой ослицей, но решение принято, и никакие доводы уже не могут подействовать на нее.– Как вам будет угодно, – сухо сказал адвокат. Судя по тону, он явно был полон дурных предчувствий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47