– Кстати, о друзьях: Джерард, насколько я знаю, считает своей девушкой любую, кого раз подержал за руку, что, по-моему, довольно мило, хоть и несколько странно.
Мне отчаянно хотелось взять себе еще пинту пива, но, если б я пошел сейчас, создалось бы впечатление, будто я ухожу, потому что шокирован (как оно и было). Сам факт, что женщина может переспать с пятьюдесятью мужчинами – ну, двадцатью пятью, если с остальными только целовалась, – меня не пугал. Когда-то я встречался с девушкой, за одни летние каникулы переспавшей с пятьюдесятью парнями, пока в середине сентября ее похождения не прервала глубокая осенняя депрессия. Подобный сексуальный энтузиазм меня завораживал. Но при одной мысли о том, что Элис, моя порочная голубка, имела дело с полусотней мужиков… Понимаю, упрекать ее я права не имел, поскольку сам трахнул сорок три девушки, и мог бы больше, будь я симпатичнее и удачливее. Мне не хотелось, чтобы это имело какое-то значение, да оно и не будет, стоит подумать две минуты, но в тот момент я понял, что чувствовал отец одной из моих первых девушек, истый католик, узнав, что она принимает противозачаточные. «К тебе ни один приличный мужчина не подойдет», – сказал он. Тогда я подумал: если даже и так, выбор у нее все равно огромный, – и вот, шестнадцать лет спустя, рассуждаю как человек, которого от души презирал. Я был потрясен, и то, что я потрясен, потрясло меня.
– Ты потрясен? – спросила Элис.
– Да нет, – пожал плечами я. – Не так уж это и много.
– Не знаю. Иногда сама жалею. Хотела бы я, чтобы тот, с кем я намерена жить вместе, имел вполовину меньше приключений.
– Mas o menos , – ввернул я привезенную из путешествия по Испании фразу. До сих пор не знаю, что это значит. – Какая разница, сколько у кого было романов. Пятьдесят, сто, четыреста… Что было, то прошло. А только целовалась ты со многими из них?
– Нет, – ответила Элис. Мне показалось, она меня зачем-то испытывает, и я подумал, не завышает ли она цифры. Если сейчас ей двадцать четыре, а с мужчинами начала спать лет с пятнадцати, выходит всего человек по пять в год, а это не так уж много, учитывая тех, с кем она только целовалась. И потом я помнил ее слова насчет недавнего разрыва с любимым человеком перед знакомством с Фарли. Серьезные отношения могли длиться года два; девять лет минус два – семь. Пятьдесят поделить на семь выходит семь. Значит, в среднем семь человек в год, один в семь-восемь недель. Правда, она могла изменять своему парню, что сокращает число новых встреч до пяти в год, то есть каждые девять-десять недель по встрече…
– А с двумя сразу – не буквально, конечно… Ну, тебе случалось изменять? – спросил я, не зная, какой ответ хочу услышать, и точно зная, что не имею права на подобные вопросы.
Элис сделала возмущенное лицо капитана гольф-клуба, увидевшего на поле даму в субботу до полудня. Затем рассмеялась – весело и немного недоверчиво.
– Кстати, о верности: как там Эмили?
Запахло паленым. В пепельнице могла загореться обертка от сигаретной пачки, но дело было в другом. Пахло предательством. Я начал жалеть, что положил Джерарду в карри так мало снотворного. Когда этот мерзавец успел с ней переговорить? Мне была срочно нужна большая кружка пива.
– Какая Эмили? – спросил я, поворачивая голову, как пес, наложивший кучу на диване и застигнутый хозяином.
– Эмили, твоя подруга в Арктике.
Показное удивление она уже оставила, но я видел, что не зла на меня, а только дразнит. Ну и пусть: все мы знаем, к чему это ведет.
– У меня нет подруги в Арктике, – честно сказал я. Технически так оно и было: Эмили уехала не в Арктику, а в Антарктиду.
– А я слышала, есть. Какая-то ученая девушка, любительница походной одежды, беззаветно преданная своему делу.
Отлично, возрадовался я, в ее голосе появились нотки ревности. Может, Джерарду его коварство еще боком выйдет.
– Эмили моя бывшая подруга, сейчас она в экспедиции в Антарктиде, и между нами все кончено. Она, как мне передали на прошлой неделе, нашла себе там кого-то еще.
– Что-то ты не особенно расстраиваешься, – обиженно заметила Элис, будто моя небрежность к Эмили автоматически означала небрежность к ней самой.
– Так ведь все, проехали. Она очень охладела ко мне с тех пор, как занялась своими пингвинами, – пожал плечами я. К счастью, мой каламбур показался ей смешным. Ей, единственной во всем мире. Может, это любовь? Когда кто-то от души смеется над твоими плоскими шутками?
– Расскажи мне о ней, – попросила Элис, подаваясь ко мне и глядя в глаза. – Что тебя в ней привлекало?
Ничего себе вопрос. Честно следовало бы ответить: «Она была рядом и не отказалась». Она дополняла меня, чтобы я чувствовал себя целым. Помню, мой дядя Дэйв как-то сказал: женись, чтобы осталось время для других дел. Я спросил, что он имеет в виду. «Копаться в автомобиле, – ответил он (автомобиль был его страстью), – или чего душа попросит». Похоже, он подразумевал, что, стоит надеть на пальчик девушке кольцо, как можно прекратить все эти походы в рестораны, кино и клубы и заняться наконец настоящим, действительно интересным делом – прочисткой выхлопной трубы «Санбим Рэпьер» 1968 года выпуска. Торчать в гараже просто так, бобылем, ему было бы грустно до слез. Но торчать в гараже, пока жена дома смотрит сериалы, – дело другое, это нормально, он прошел испытание и теперь мог жить, как ему нравится.
Я не хотел давать Элис правдивое описание Эмили как средства для заполнения зияющей пустоты в моей жизни; талисмана, отгоняющего злых духов одиночества; компании на время, когда все друзья заняты своими девушками. Если вы из тех, кто выбирает таких подружек, то и девушка, которой вы добиваетесь, подумает, что тоже нужна вам для заполнения пустоты в жизни. С другой стороны, если чересчур ее расхваливать, Элис может поверить, что я все еще страдаю по Эмили, а первая строка на первой странице женской Книги Правил гласит: «Не имей дела с теми, кто не свободен».
– С ней было классно, когда мы только начали встречаться, но к моменту ее отъезда в экспедицию почти все прошло. Она замечательная женщина, но я по ней не скучаю.
Я был доволен собой: в одной реплике сумел дать понять, что встречаюсь с замечательными женщинами, но обладаю достаточной силой духа, чтобы распознать, когда роман сходит на нет, и отправить его в прошлое.
– А я слышала другое, – заявила она тоном столь обвиняющим, что мне на секунду показалось, будто я сижу не за столиком в пабе, а на скамье подсудимых. Но цвет лица у нее был просто потрясающий.
– Могу я осведомиться, что именно ты слышала и, главное, от кого? – спросил я, вставая, чтобы пойти за пивом. Из всех риторических вопросов этот явно был самым риторическим.
– Так, птичка напела, – уже намного игривее и веселей ответила она. Теперь я не знал, идти или оставаться, но воспользовался случаем превратить беседу из мрачного допроса в легкий, незлобивый обмен остротами.
– А не была ли эта птичка в костюме на три размера больше и не чесала ли все время поясницу?
– Может, и была, – сказала Элис, с невероятным изяществом поведя плечиком.
Значит, об этом он шептал ей на ушко на похоронах.
– Так я и подумал, – кивнул я. – Напомни, чтобы по дороге домой я не забыл купить для этой птички большую кошку.
Затем пошел к стойке за напитками. Вот где, выходит, Джерард меня обскакал: разыграл дружескую заботу! «Он страшно расстроен отъездом своей ДЕВУШКИ, он так скучает по своей ДЕВУШКЕ, мне так его жаль – Фарли умер, а любимая ДЕВУШКА в полярной экспедиции», – и далее в том же духе, пока Элис не воспримет исподволь необходимую информацию.
Умно закручено. Теперь, даже если я пересплю с Элис, где-то в глубине души она будет думать обо мне как о человеке, способном на измену женщине. Понимаю, любой при возможности изменил бы своей подруге, но в интересах психического здоровья наших любимых мы обязаны делать вид, что это не так. Не хочу сказать, что нет верных мужчин: страх разоблачения, лень, внешние недостатки и ограниченный круг общения многих гарантируют от измен, но я не встречал таких, кто не изменил бы, зная, что это сойдет с рук. Хотя, возможно, просто у меня такие знакомые.
В благородных интересах сохранения мифа, если не для себя, то ради мужской половины человечества в целом, меня посетило настоящее озарение. В тот момент, когда я сказал, что с Эмили мы расстались, я превратил ситуацию из угрожающей в явно благоприятную. «Я свободен, твои страхи беспочвенны», – взывал я к Элис. На это Джерард рассчитывать не мог.
Итак, я вернулся к столику с напитками. Себе, помимо пива, взял двойную порцию виски. Юнцы у стойки провожали меня злобными взглядами: пока я ходил, они, вероятно, пребывали в счастливом заблуждении, что Элис одна.
– Зачем же Джерард говорил мне, что ты еще встречаешься с Эмили, если знал, что это не так?
Мне было трудно поверить, что такие вещи ей надо объяснять, пусть даже на самом деле я не поставил Джерарда в известность о своем разрыве с Эмили, – в основном потому, что никакого разрыва и не было. Не забыть написать Эмили, уповая на то, что до возвращения она найдет себе какого-нибудь скалолаза с ученой степенью, бородой и густым компьютерным загаром.
– А еще что-нибудь он обо мне рассказывал?
Я знал: если Джерарда понесет, его не остановить.
Элис прикусила губу.
– Да, кое-что.
– Например?
По моим соображениям, самое невинное, о чем он мог ей сообщить, – что у меня страшная венерическая болезнь или что я «голубой».
– Ну… он говорил, тебе нелегко поддерживать отношения с женщинами.
«Сильно сказано, – подумал я, – учитывая, что ему самому нелегко поддерживать отношения с кем бы то ни было. Даже наш пес, кажется, от него устает».
– А чем мотивировал?
– Говорил, ты сдвинут на порнографии.
– И?
Я знал, столь легким обвинением дело кончиться не могло. Джерард считает меня сдвинутым на порнографии, потому что за всю жизнь я купил три порножурнала. При этом он умалчивает о том, что регулярно берет их напрокат, и покупал бы, если б хватило смелости. В его защиту скажу: помогать себе сам Джерард не любитель, он говорит, что все это слишком быстро кончается (хотя именно потому многим и нравится). Ему, видите ли, неинтересно. Я настоятельно советовал ему поменять правую руку на левую или, если он ищет более серьезных ощущений, купить хорошую перчатку. Не знаю, внял ли он.
– Он сказал, Эмили уехала работать на Южный полюс, чтобы дать тебе время вылечиться от импотенции.
– Какое интересное сочетание: импотент, сдвинутый на порнографии, – хмыкнул я. – Еще что?
– Ну… и еще разное.
– Говори, мне самому любопытно.
– Что ты неопрятен, самовлюблен, ленив, лишен честолюбия, скуп и, возможно, «голубой». Да, и что у тебя герпес.
Все это она отчеканила бесстрастным тоном начальника, отдающего распоряжения команде уборщиц.
– Он проявил чудеса немногословия, – заметил я. – Тебе не приходило в голову, что в его словах мог крыться некий личный интерес?
– Приходило, – переливая пиво из второго бокала в кружку, согласилась она, – но, даже если бы он говорил правду, я не увидела особой разницы между тобой и теми, с кем встречалась раньше. И на моего папу чем-то похоже.
Я опять не разобрал, шутит она или нет. Обожаю такой юмор.
– Неправда, – заверил я. – Все неправда. Особенно про герпес.
Элис поставила локти на стол, запустила пальцы в волосы, сжав ладонями виски, отчего разрез ее глаз стал немного восточным, а сама она – еще красивее.
– А про порнографию? Мне казалось, «сдвинутый на порнухе» – то же самое, что «мужчина», – сказала она, закуривая и придвигаясь ближе ко мне.
– Давай сменим тему, – предложил я, подаваясь навстречу. Обычная мужская стратегия – пропустить для легкости общения соленую шуточку, – сейчас не работала: в том, какие журналы я читаю, соли не больше, чем в диете для гипертоников.
– Почему Джерард пытается тебя принизить? – спросила Элис. – Будто ему не хватает уверенности в себе, пока не охает тебя.
– Неудачник он, – будучи мастером тонкого намека, ответил я.
– По-моему, в целом он очень симпатичный, – продолжала она, тронув мое колено. – У него такая кошачья грация, что-то актерское…
Руку с моей коленки она сняла, но тут же положила ее мне на плечо, опахнув меня ароматом своих духов и сигаретного дыма. Я испытывал сложные чувства: головокружение от запаха Элис против кошачьей грации Джерарда. Вообще нет ничего хорошего в том, чтобы мостить путь к сердцу девушки, обсуждая сходство друга с конфетными киногероями пятидесятых годов.
У меня язык чесался спросить ее, собирается ли она встречаться с Джерардом; по тому, как близко она придвинулась, выходило, что нет, но по словам получалось, что да. Я попытался продолжить легкую пикировку, поскольку читал в романе, полученном какой-то из моих подружек в качестве бесплатного приложения к «Космополитен», что женщинам это нравится.
– А я как же – похож я на кинозвезду? – спросил я, театральным жестом откидывая волосы со лба.
– О да, – кивнула Элис. – Причем на мою любимую. Очень ухоженную.
– И кто же это?
– Лесси.
– Забавно, – хмыкнул я. – Близко знакомые со мной женщины почти единогласно сравнивают меня с Черной Горой.
– А еще Джерард говорил, он у тебя маленький, – наслаждаясь словесной игрой, заявила Элис.
– Наверное, он сказал, что он у меня маловат?
Хотя данное определение имело целью оскорбить Джерарда, он нашел его очень смешным и, похоже, не упустил случая блеснуть остроумием перед Элис.
Она посмотрела на меня стеклянным взглядом кролика, уже не сидящего в свете фар, но застрявшего где-то в решетке радиатора.
– Именно так он и сказал, точно, ма-ло-ват. А ты откуда знаешь?
Я поведал ей о злоключениях несчастной Полы, не опустив ни единой подробности ее прощальной речи; в красках пересказал историю с вышедшим из-под гневного пера Джерарда ответным письмом, и как Фарли обещал помочь ему, – выложил все как на духу, ничего не утаив, и закончил с душераздирающей искренностью американского генерала:
– Я согласен подвергнуться любым испытаниям, какие ты сочтешь нужными, чтобы вернуть свое доброе имя.
– Это необязательно, – к моему разочарованию, возразила Элис.
– Почту за честь, – заявил я.
– Боже, – сказала Элис, шевельнув бровью и закуривая очередную сигарету, – все-таки он немного странный, правда?
Я заверил ее в том, что тоже понимаю, что трава зеленая, а небо в основном голубое.
– Представляешь, мы как-то затеяли эту игру с убийствами и тайнами, ну, где выбираешь, кем быть – бароном Имярек или леди Как-ее-там, и весь вечер играешь роль. Так Джерард отказался. Сказал, что не станет, потому что лицедействовать – значит изменять себе.
– А Эмили какая? – спросила Элис. Умела она круто менять тему, в особенности ту, где я чувствовал себя уютно, – странности Джерарда, например. Помню, он говорил, что волосы у Элис вьются на удивление естественно, как угодно им самим. Она небрежно, даже досадливо отбросила эту красоту за плечо.
– Он не прочь нарядиться в женское платье, был бы повод. Чуть где маскарад, и он уже тут как тут, в юбке, с полным набором косметики от «Макс Фактор»…
– А Эмили какая? – упрямо возвращаясь к неприятной мне теме, спросила Элис.
– Очень книжная. Ну, ты понимаешь.
Мне хотелось скорее уйти от скользкого вопроса. Бывшие подружки – не лучший предмет для беседы с подружкой предполагаемой.
– Ты ее любил?
Не понимаю, при чем тут это, но вопрос тоже не из легких. Разумеется, не любил. По меткому замечанию Лидии, я не узнал бы любовь, даже если б она подошла сама и укусила меня за задницу. Любопытно, а если бы Элис укусила?.. Не возражаю, я парень без комплексов.
– Любил, но влюблен не был…
Элис расхохоталась.
– Надеюсь, ей ты этого не говорил?
Тут я сам себя не понимаю. С пятнадцати лет я говорил это всем девушкам, которых бросал (их всего три). В остальных случаях я действовал по классической мужской схеме: вел себя по-свински, чтобы они бросали меня сами, избавляя от необходимости прощальных речей. Я воспитан в убеждении, что доводить девушек до слез невежливо, но никто не внушал, что нехорошо доводить их до припадков неуправляемой ярости посредством отмены в последнюю минуту романтического ужина из-за встречи с друзьями, забытых дней рождения, выпендрежа в постели, бесед с собакой чаще, чем с ними, перечисления по меньшей мере дважды за ночь всех побед великого Мохаммеда Али и, разумеется, безудержного пьянства. Как ни странно, некоторым девушкам подобное поведение нравится (во всяком случае, они не возражают), и тогда остается одно: приволокнуться за их лучшей подругой. Это действует всегда.
– А что плохого в словах «люблю, но не влюблен»?
У клубного мальчика, который уже давно прислушивался к нашему разговору, отвисла челюсть. Он поймал только конец фразы и, наверное, подумал, что я бросаю подружку.
– Это штамп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46