– Ее ненависть к разбойникам так велика, а вы оба были воинственно настроены. Но мой страх прошел, когда я увидел, сколь велика ее любовь к тебе. Ты должен был это заметить.
– Тебе нечего было терять. А я мог потерять все, чего тяжким трудом добился для Криспина и Эви, для Эдгара. Я не мог рисковать своим альтер-эго, поскольку это погубит их жизнь, их надежды на будущее. Если бы меня опознали как Ястреба, они не пережили бы этого скандала, ты это прекрасно знаешь. Ты должен был предупредить меня, Роб. Ты знал Всего этого можно было бы избежать, если бы ты сказал мне.
– Не смей перекладывать вину на меня, Саймон Радерфорд! Я не мог сделать этого. Дженна сама должна была рассказать. Кроме того, как тебя предупредить, если тебя здесь не было?! Из этого все равно никакого проку бы не вышло. Ты был ослеплен любовью, и я хотел для тебя этого союза. Но черт побери, Саймон, я ведь с самого начала говорил, что вам нужно подождать и лучше узнать друг друга. Ты меня тогда не послушал. Ты отмахнулся и презрительно посоветовал заняться собственными делами. Я сделал все, что мог. Я сказал Дженне, что она ошибается, что Ястреб не причиняет вреда своим жертвам и не повинен в смерти ее отца, что она должна довериться тебе. Она пообещала мне, что так и сделает, специально попросив, чтобы я позволил ей обсудить эту тему с тобой. Естественно, я предполагал…
– Вот именно! Ты предполагал.
– Вы взрослые люди. Она рассказала мне все на исповеди как викарию.
– Другой конфессии?
– Я отношусь к своему призванию серьезно, Саймон. Я ничего не мог сделать.
– Не надо было ничего делать, а только сказать мне.
– Что сказать? – огрызнулся Роберт, снова схватив его за руку. – Я понятия не имел, что она стреляла в тебя во время одного из твоих набегов! Я узнал это одновременно с тобой, когда она в истерике бросилась в мой дом и излила душу.
– А если бы я не подслушал, ты бы сказал мне?
– Саймон, это нечестно. Ты знаешь, что тайна исповеди священна, что сан накладывает определенные ограничения, что я связан…
– Значит, ты бы не сказал? Черт побери!
– Для тебя нет ничего святого?
– Нет, когда дело касается моих друзей. Тебе следовало это знать. Ты видел, через что я прошел ради близнецов. И почему я не женился. И почему до сих пор не могу позволить себе роскоши надеяться на нормальную жизнь.
– Ты – не духовное лицо.
– И слава Богу!
– Саймон, пожалуйста…
– Сейчас нет времени на разговоры! – Высвободившись от хватки Роберта, он шагнул из главного холла в душную летнюю ночь и увидел во внутреннем дворе Патоку. Схватив повод, Саймон торопливо пошел к конюшне, его хромота стала заметнее.
– Что ты собираешься делать? – не унимался спешащий за ним Роберт.
– Я намерен немного поговорить с Марнером.
– Только не под видом Ястреба! Я прошу тебя, Саймон Ястреб мертв. И пусть таковым останется. «Воскресив» этого бандита, ты подпишешь себе смертный приговор!
– Иди и найди Фелпса, – скрипнул зубами Саймон, откинув со лба волосы. – Я знаю, что ты желаешь мне добра, Роб, но для благих намерений теперь слишком поздно. Моя дорога в ад уже вымощена.
Поставив Патоку в стойло, он велел конюху позаботиться о взмыленной лошади, а сам принялся седлать шоколадного жеребца по кличке Бешеный. Он уже собирался сесть в седло, когда заметил стоящего рядом викария.
– Черт побери! – взревел Саймон, и лошади ответили ему нервным ржанием. – Ты вернешься в дом и позаботишься об Эви? Не нужно Оксфорд оканчивать, чтобы сообразить, что Марнер к этому руку приложил. Этот молодой распутник, которого ты прибил в саду, Джеймс Мортонсон, сын виконта Мортонсона. Его в приличном обществе не принимают. И сюда его, конечно, никто не приглашал. За этим стоит Марнер. Все обернулось бы гораздо хуже, если бы у тебя не достало духа проконтролировать ситуацию. Я благодарен тебе за это. Мне нужно поквитаться с виконтом. А ты проследи, чтобы в мое отсутствие больше ничего не случилось.
– Саймон…
– Иди к ней, – скомандовал он. – Пусть из этого фарса выйдет хоть что-то путное, но сначала найди мне Фелпса! Сегодня ночью все кончится. Видит Бог, должно кончиться!
Глава 25
Дженна откинулась на холодные кожаные подушки тюремной кареты. Рана была легкой, пуля лишь задела плечо. Констебль в Сент-Энодере перевязал ее, но от боли началось головокружение. Если пустяковое ранение причиняет такую боль, то что пережил Саймон, когда она ранила его? Дженна не могла отделаться от этой мысли. У нее вырвался горестный стон, она искренне считала, что получила по заслугам. На свой лад это даже успокаивало, и она смиренно приняла кару.
Разбойник, повинный во всех ее горестях, мертв – это самое главное. И она этому причиной, хотя бандита сразил сидящий напротив нее сыщик. Дело закончено. Теперь не будет ночных поездок по корнуолльским дорогам, кровожадной жажды мести, страха попасться и навлечь позор на честное имя отца. Это уже случилось. Ее худшие опасения обернулись реальностью.
Однако все это бледнело по сравнению с ноющей пустотой внутри от потери Саймона. Как она тосковала по его сильным рукам, по его любви, которую предала и потеряла теперь уж наверняка. Он узнает, что с ней случилось? Конечно, узнает. Но Дженна не хотела, чтобы позорное известие быстро дошло до его ушей. Оно испортит первый бал Эвелин. Саймон никогда ей этого не простит.
Ее глаза затуманились от слез. Их поток не иссяк, и Саймон по-прежнему был их причиной. Нет. Она не заплачет.
Но когда Дженна потянулась вытереть глаза, металлический звук напомнил ей о тяжелых наручниках, сковавших запястья, и слезы хлынули.
Сыщика это не тронуло. С тех пор как они выехали из Сент-Энодера, он не проронил ни слова. Его презрение к женскому разбою было очевидным, а решимость непреклонна. Время от времени он окидывал арестантку уничтожающим взглядом. Дженна не сделала попытки смягчить сыщика и не стала объяснять, что она переоделась разбойником, чтобы совершить то, чего не сделал закон: отдать под суд убийцу ее отца. Ее план был логичным и прекрасно сработал. Разбойник мертв, отец отмщен. Но под конец вышла осечка, она и погубила ее.
Дженна вернулась к мгновениям перед ранением. Ее память была все еще нетвердой, но Дженна смутно помнила… женский голос. Да. Она слышала женский голос, раздавшийся из подъехавшей кареты. Дженна лишь мельком увидела пассажирку в слабом свете каретного фонаря, когда та высунула в окно украшенную тюрбаном голову. Было в этом что-то знакомое… тюрбан, отвратительный желтовато-зеленый тюрбан. Теперь она вспомнила реплику матери. Леди Джерси. Это возможно? Конечно! Она опоздала на бал. У Дженны вырвался новый стон. Можно себе представить реакцию матери на рассказ леди Джерси о событиях вечера. Картина была отвратительной, и новые слезы подступили к глазам.
Дженна никогда не чувствовала себя такой испуганной и одинокой. Но страх всегда придавал ей храбрости, и причиной ее рыданий скорее был бессильный гнев, чем отчаяние. Но это недолго продлится, Из добродушных шуток констебля Дженна поняла, что отчаяние придет, когда она окажется в печально знаменитой Ньюгейтской тюрьме.
* * *
К большому огорчению Роберта, бал продолжался до рассвета. Ненависть клокотала в душе викария от предположения Саймона, что за инцидентом с Эвелин стоит Руперт Марнер. Но никто и не подозревал, какие чувства терзают Роберта, настолько галантен он был в роли хозяина дома, К тому времени, когда гости наконец стали разъезжаться, его нервы были натянуты как тетива.
Леди Джерси была в своей стихии, став хозяйкой бала в отсутствие Дженны и леди Холлингсуорт. Травяной отвар из шлемника, ромашки и вербены, приготовленный кухаркой, славящейся своими знаниями в этой области, успокоил вдову. Благодаря Молли, которая строго по часам давала очередные дозы снадобья, леди Холлингсуорт громко храпела в собственной спальне.
Наконец гости разъехались. Эвелин, поднимаясь к себе в спальню, сдержанно улыбнулась Роберту. Или это ему показалось? Нет, на ее щеках явно вспыхнул румянец, хотя Роберт не осмеливался отнести это на свой счет. Он тепло улыбнулся, отвесил самый почтительный поклон и, как только Эвелин исчезла из поля зрения, повел леди Джерси в кабинет, дивясь, что тюрбан все еще цепко держится за ее растрепавшуюся прическу.
Леди. Джерси устало опустилась в кресло и отмахнулась, когда он взялся за графин с хересом.
– Нет! Хватит, – сказала она. – Я совершенно разбита, отец Нэст, и явно не в лучшей форме. Я жду свою горничную, чтобы приготовиться ко сну, так что пожалуйста, будьте кратки.
– Весьма сожалею, что задерживаю вас, но это важно. Миледи, до вашего приезда тут произошел неприятный инцидент. Некий молодой распутник сделал непристойную попытку… навязать свое общество леди Эвелин и был выдворен с бала.
– О Господи! – выдохнула она. – Какой ужас! Будет ли сегодня конец несчастьям?
– Были произнесены отвратительные слова, – продолжал Роберт. – Наглец ошибочно решил, что между Саймоном и леди Эвелин были непристойные отношения, и думал этим воспользоваться.
– Вздор! – возмутилась она.
– Да, я понимаю, но…
– Я знаю, кто такие Сент-Джоны, отец Нэст, – перебила леди Джерси.
Ошеломленный, викарий уставился на нее, предпочитая не отвечать на эту реплику. Как эта дама, зная тайну, удержалась и не попотчевала все королевство такой потрясающей сплетней, он понять не мог.
– Мужчины не понимают, что у женщин тоже есть мозги, мой милый, – насмешливо продолжала леди Джерси. – Видите ли, я очень хорошо знаю герцога Йоркского и его любовницу Мэри Энн Кларк, никогда не отличавшуюся благоразумием, и вполне способна сообразить, что к чему. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Если подумать, то это совершенно очевидно.
– И вы никогда не высказывали своего мнения поэтому поводу?
– То есть не выдала ли я тайну, о которой знаю? Я открыла ее только вам и лишь потому, что вы духовное лицо и близкий друг Саймона.
Еще одно признание. Неужели им конца не будет?
– Достаточно сказать, – протянула леди Джерси, – что от меня этого никто не услышит. Я восхищаюсь Кевернвудом и уважаю его за то, что он сделал для этих несчастных детей.
– Я хотел бы вернуться к сути дела, – сказал викарий, кашлянув. Одно препятствие он одолел, не скомпрометировав себя и не раскрыв свой собственный секрет. Пора переломить ситуацию, пока очередное признание его не доконало. – Наглец, оскорбивший леди Эвелин, – это Джеймс Мортонсон, сын виконта Мортонсона. Его не принимают в приличном обществе, и сюда его, разумеется, не приглашали. Саймон уверен, что за этим стоит Марнер. Какие слухи ходят в Лондоне?
– Вы, очевидно, уже знаете ответ. – Леди Джерси снова взмахнула унизанной кольцами рукой. – Вздор, все это вздор!
– Да, но кто распространяет этот вздор?
– Саймон прав, здесь не обошлось без Руперта Марнера. Я к этому негодяю ни малейшего уважения не испытываю. Он бесится оттого, что Саймон увел у него невесту. О да, я слышала о поединке. Весь свет об этом говорит. Виконту не бывать на балах в «Олмаке», пока я там хозяйка, а я собираюсь ею оставаться, пока там все в прах не рассыплется. На этот счет не сомневайтесь. Если вас это хоть немного утешит, сплетням никто не верит. Все в Лондоне обожают Саймона… и завидуют бедной Дженне.
– Значит, это правда. За этим стоит Марнер. Саймон так и думал, но я должен был убедиться.
– Почему?
– Где, вы сказали, вы в последний раз видели этого негодяя? – спросил Роберт, не ответив на вопрос.
– Мы расстались в Сент-Энодере. Он менял лошадей. Так все-таки почему?
– Леди Джерси, – сказал Роберт, снова игнорируя ее вопрос, – мне крайне неприятно обременять вас, но, поскольку вы остаетесь здесь на ночь… могу я попросить вас проследить за всем, пока Саймон не вернется?
– Конечно, дорогой мой, а как же вы? Разве вы не останетесь?
– Нет, мэм, – ответил викарий от двери. – Я и так слишком задержался.
Роберт знал, что Саймон не одобрит его замысла, но это его не интересовало. По его наблюдениям, Саймон, с тех пор как Дженна околдовала его, не способен рассуждать здраво. Она теперь была его первой заботой.
Рассчитывая на это, Роберт взял в конюшне Кевернвуд-Холла лошадь и отправился на почтовую станцию в Сент-Энодер, по следам Руперта Марнера. Решение Роберта не было опрометчивым и вызвано не только унижением Эвелин, хотя он по-прежнему закипал от гнева при мысли о недавних событиях. Но может статься, что, когда у Саймона руки дойдут до Руперта Марнера, будет уже слишком поздно. Нужно вступиться за честь друга, чтобы даже тень позора не легла на Саймона. На взгляд Роберта, другого разумного решения не было, а то, что викарию не подобает гоняться за аристократом, чтобы вызывать его на дуэль, не имело сейчас для него ни малейшего значения.
Когда Роберт приехал на станцию, уже почти рассвело. Он успел вовремя: ночной дежурный как раз собирался сдавать свой пост дневной смене.
– Я чужих мыслей не читаю, хозяин, – в ответ на вопрос проворчал дежурный.
– Конечно, но вы должны вспомнить, в каком направлении поехал виконт, – сказал Роберт.
– Попробую… – Мужчина снял шапку и, уставясь в пространство, чесал лысеющую голову.
– Ну? – подгонял викарий.
– Я думаю, думаю, – проворчал мужчина. – Сдается мне, что для духовного лица вы очень нетерпеливы, святой отец.
– Да-да, я знаю. Думайте! Куда он поехал?
– Вы знаете, сколько карет тут за ночь проезжает, сэр? – ощетинился мужчина.
– Наверное, очень много, но меня интересует только одна. У нее на дверце золоченая эмблема: лавровый венок с короной наверху, а в центре готическая буква М.
– Ах эта! Так что же вы сразу не сказали? Я его хорошо помню, он настоящий пижон, весь в шелках и оборках, уголки воротничка аж до неба торчат, синий шейный платок в белый горошек, и все такое. Он в Плимут поехал.
– В Плимут? Вы в этом уверены?
– Да. Именно в Плимут. Очень спешил. Странно, у него даже зонта не было, не то, что чемоданов. Он все расспрашивал, где по дороге почтовые станции.
– Мне тоже нужно знать про эти станции, сэр, – сказал викарий.
– Что он сделал?
– Не важно, – ответил Роберт. – Дайте список станций. Мы тратим впустую драгоценное время. Может быть, уже поздно остановить его!
Остановившись в плимутской гостинице «Альбатрос», Руперт отпустил кучера. Ни Уилби, ни карета ему больше не понадобятся. Каюта заказана, судно поднимет парус на рассвете во время прилива. Он отправится на Нормандские острова и надолго задержится в Марнер-Хаусе, подальше от той каши, которую заварил, и от гнева Саймона. Руперт его знал и, хотя никогда бы в этом не признался, трусил.
Тушеная говядина, которую ему подали, была если не аппетитной, то горячей и сытной. Руперт начал постепенно успокаиваться. Никто не станет искать его в этом захолустье рядом с причалом, аристократов здесь нет. Он чувствовал себя тут в безопасности, несмотря на то что посетители глаз не сводили с его лондонского наряда и украшений.
Гостиница была вполне пристойной, владевшая ею супружеская пара средних лет предоставляла кров путешественникам вроде него. Номер, в котором он остановился на ночь, был чистый и приличный. У Руперта хватило ума не поселиться в одном из сомнительных приютов для бандитов и портовых крыс, как называли босяков и воров. Да, все хорошо. По крайней мере, он так думал, пока кожаная перчатка Роберта Нэста не задела его по лицу, выбив поднесенную ко рту ложку, содержимое которой пролилось на его светлые атласные панталоны.
– Какого черта? – воскликнул Руперт. Вскочив на ноги, он отодвинул стул. Послышались глухие проклятия посетителей, которые тоже поднялись, но держались поодаль.
– Вы примете мой вызов, сэр, – потребовал викарий.
– Я даже не знаю вас! – огрызнулся Руперт, безуспешно пытаясь оттереть салфеткой жирные пятна с панталон. – Не имел такого удовольствия.
– Я викарий Роберт Нэст, сэр, и вы не так давно имели удовольствие познакомиться со мной в саду Кевернвуд-Холла. Я выстрелил поверх вашей головы, когда вы приставали к невесте хозяина. Вы тогда сбежали. Кевернвуд – мой друг.
– А-а! – выдохнул Руперт. Дрожь узнавания охватила его. Так это викарий стрелял в него? Спасая свою шкуру, он тогда не взглянул на стрелявшего мужчину. Теперь все понятно. Весь свет знает о близкой дружбе Саймона Радерфорда и викария церкви Святой Троицы в Ньюкуэе. Кривая усмешка зазмеилась на губах Марнера. – Ах да, конечно, легендарный викарий Нэст. – И что я вам сделал, сэр? Я думал, что Кевернвуд вызовет меня. А он струсил, отправив сражаться вместо себя викария? Неужели это мудро, учитывая вашу неуклюжесть при нашей последней встрече?
– Я не замещаю Кевернвуда, Марнер, – ответил викарий, – я сражаюсь за себя. Стремясь унизить Кевернвуда, вы оклеветали невинную молодую леди, которая мне очень дорога, и ответите за это на поединке. Выбирайте оружие и место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Тебе нечего было терять. А я мог потерять все, чего тяжким трудом добился для Криспина и Эви, для Эдгара. Я не мог рисковать своим альтер-эго, поскольку это погубит их жизнь, их надежды на будущее. Если бы меня опознали как Ястреба, они не пережили бы этого скандала, ты это прекрасно знаешь. Ты должен был предупредить меня, Роб. Ты знал Всего этого можно было бы избежать, если бы ты сказал мне.
– Не смей перекладывать вину на меня, Саймон Радерфорд! Я не мог сделать этого. Дженна сама должна была рассказать. Кроме того, как тебя предупредить, если тебя здесь не было?! Из этого все равно никакого проку бы не вышло. Ты был ослеплен любовью, и я хотел для тебя этого союза. Но черт побери, Саймон, я ведь с самого начала говорил, что вам нужно подождать и лучше узнать друг друга. Ты меня тогда не послушал. Ты отмахнулся и презрительно посоветовал заняться собственными делами. Я сделал все, что мог. Я сказал Дженне, что она ошибается, что Ястреб не причиняет вреда своим жертвам и не повинен в смерти ее отца, что она должна довериться тебе. Она пообещала мне, что так и сделает, специально попросив, чтобы я позволил ей обсудить эту тему с тобой. Естественно, я предполагал…
– Вот именно! Ты предполагал.
– Вы взрослые люди. Она рассказала мне все на исповеди как викарию.
– Другой конфессии?
– Я отношусь к своему призванию серьезно, Саймон. Я ничего не мог сделать.
– Не надо было ничего делать, а только сказать мне.
– Что сказать? – огрызнулся Роберт, снова схватив его за руку. – Я понятия не имел, что она стреляла в тебя во время одного из твоих набегов! Я узнал это одновременно с тобой, когда она в истерике бросилась в мой дом и излила душу.
– А если бы я не подслушал, ты бы сказал мне?
– Саймон, это нечестно. Ты знаешь, что тайна исповеди священна, что сан накладывает определенные ограничения, что я связан…
– Значит, ты бы не сказал? Черт побери!
– Для тебя нет ничего святого?
– Нет, когда дело касается моих друзей. Тебе следовало это знать. Ты видел, через что я прошел ради близнецов. И почему я не женился. И почему до сих пор не могу позволить себе роскоши надеяться на нормальную жизнь.
– Ты – не духовное лицо.
– И слава Богу!
– Саймон, пожалуйста…
– Сейчас нет времени на разговоры! – Высвободившись от хватки Роберта, он шагнул из главного холла в душную летнюю ночь и увидел во внутреннем дворе Патоку. Схватив повод, Саймон торопливо пошел к конюшне, его хромота стала заметнее.
– Что ты собираешься делать? – не унимался спешащий за ним Роберт.
– Я намерен немного поговорить с Марнером.
– Только не под видом Ястреба! Я прошу тебя, Саймон Ястреб мертв. И пусть таковым останется. «Воскресив» этого бандита, ты подпишешь себе смертный приговор!
– Иди и найди Фелпса, – скрипнул зубами Саймон, откинув со лба волосы. – Я знаю, что ты желаешь мне добра, Роб, но для благих намерений теперь слишком поздно. Моя дорога в ад уже вымощена.
Поставив Патоку в стойло, он велел конюху позаботиться о взмыленной лошади, а сам принялся седлать шоколадного жеребца по кличке Бешеный. Он уже собирался сесть в седло, когда заметил стоящего рядом викария.
– Черт побери! – взревел Саймон, и лошади ответили ему нервным ржанием. – Ты вернешься в дом и позаботишься об Эви? Не нужно Оксфорд оканчивать, чтобы сообразить, что Марнер к этому руку приложил. Этот молодой распутник, которого ты прибил в саду, Джеймс Мортонсон, сын виконта Мортонсона. Его в приличном обществе не принимают. И сюда его, конечно, никто не приглашал. За этим стоит Марнер. Все обернулось бы гораздо хуже, если бы у тебя не достало духа проконтролировать ситуацию. Я благодарен тебе за это. Мне нужно поквитаться с виконтом. А ты проследи, чтобы в мое отсутствие больше ничего не случилось.
– Саймон…
– Иди к ней, – скомандовал он. – Пусть из этого фарса выйдет хоть что-то путное, но сначала найди мне Фелпса! Сегодня ночью все кончится. Видит Бог, должно кончиться!
Глава 25
Дженна откинулась на холодные кожаные подушки тюремной кареты. Рана была легкой, пуля лишь задела плечо. Констебль в Сент-Энодере перевязал ее, но от боли началось головокружение. Если пустяковое ранение причиняет такую боль, то что пережил Саймон, когда она ранила его? Дженна не могла отделаться от этой мысли. У нее вырвался горестный стон, она искренне считала, что получила по заслугам. На свой лад это даже успокаивало, и она смиренно приняла кару.
Разбойник, повинный во всех ее горестях, мертв – это самое главное. И она этому причиной, хотя бандита сразил сидящий напротив нее сыщик. Дело закончено. Теперь не будет ночных поездок по корнуолльским дорогам, кровожадной жажды мести, страха попасться и навлечь позор на честное имя отца. Это уже случилось. Ее худшие опасения обернулись реальностью.
Однако все это бледнело по сравнению с ноющей пустотой внутри от потери Саймона. Как она тосковала по его сильным рукам, по его любви, которую предала и потеряла теперь уж наверняка. Он узнает, что с ней случилось? Конечно, узнает. Но Дженна не хотела, чтобы позорное известие быстро дошло до его ушей. Оно испортит первый бал Эвелин. Саймон никогда ей этого не простит.
Ее глаза затуманились от слез. Их поток не иссяк, и Саймон по-прежнему был их причиной. Нет. Она не заплачет.
Но когда Дженна потянулась вытереть глаза, металлический звук напомнил ей о тяжелых наручниках, сковавших запястья, и слезы хлынули.
Сыщика это не тронуло. С тех пор как они выехали из Сент-Энодера, он не проронил ни слова. Его презрение к женскому разбою было очевидным, а решимость непреклонна. Время от времени он окидывал арестантку уничтожающим взглядом. Дженна не сделала попытки смягчить сыщика и не стала объяснять, что она переоделась разбойником, чтобы совершить то, чего не сделал закон: отдать под суд убийцу ее отца. Ее план был логичным и прекрасно сработал. Разбойник мертв, отец отмщен. Но под конец вышла осечка, она и погубила ее.
Дженна вернулась к мгновениям перед ранением. Ее память была все еще нетвердой, но Дженна смутно помнила… женский голос. Да. Она слышала женский голос, раздавшийся из подъехавшей кареты. Дженна лишь мельком увидела пассажирку в слабом свете каретного фонаря, когда та высунула в окно украшенную тюрбаном голову. Было в этом что-то знакомое… тюрбан, отвратительный желтовато-зеленый тюрбан. Теперь она вспомнила реплику матери. Леди Джерси. Это возможно? Конечно! Она опоздала на бал. У Дженны вырвался новый стон. Можно себе представить реакцию матери на рассказ леди Джерси о событиях вечера. Картина была отвратительной, и новые слезы подступили к глазам.
Дженна никогда не чувствовала себя такой испуганной и одинокой. Но страх всегда придавал ей храбрости, и причиной ее рыданий скорее был бессильный гнев, чем отчаяние. Но это недолго продлится, Из добродушных шуток констебля Дженна поняла, что отчаяние придет, когда она окажется в печально знаменитой Ньюгейтской тюрьме.
* * *
К большому огорчению Роберта, бал продолжался до рассвета. Ненависть клокотала в душе викария от предположения Саймона, что за инцидентом с Эвелин стоит Руперт Марнер. Но никто и не подозревал, какие чувства терзают Роберта, настолько галантен он был в роли хозяина дома, К тому времени, когда гости наконец стали разъезжаться, его нервы были натянуты как тетива.
Леди Джерси была в своей стихии, став хозяйкой бала в отсутствие Дженны и леди Холлингсуорт. Травяной отвар из шлемника, ромашки и вербены, приготовленный кухаркой, славящейся своими знаниями в этой области, успокоил вдову. Благодаря Молли, которая строго по часам давала очередные дозы снадобья, леди Холлингсуорт громко храпела в собственной спальне.
Наконец гости разъехались. Эвелин, поднимаясь к себе в спальню, сдержанно улыбнулась Роберту. Или это ему показалось? Нет, на ее щеках явно вспыхнул румянец, хотя Роберт не осмеливался отнести это на свой счет. Он тепло улыбнулся, отвесил самый почтительный поклон и, как только Эвелин исчезла из поля зрения, повел леди Джерси в кабинет, дивясь, что тюрбан все еще цепко держится за ее растрепавшуюся прическу.
Леди. Джерси устало опустилась в кресло и отмахнулась, когда он взялся за графин с хересом.
– Нет! Хватит, – сказала она. – Я совершенно разбита, отец Нэст, и явно не в лучшей форме. Я жду свою горничную, чтобы приготовиться ко сну, так что пожалуйста, будьте кратки.
– Весьма сожалею, что задерживаю вас, но это важно. Миледи, до вашего приезда тут произошел неприятный инцидент. Некий молодой распутник сделал непристойную попытку… навязать свое общество леди Эвелин и был выдворен с бала.
– О Господи! – выдохнула она. – Какой ужас! Будет ли сегодня конец несчастьям?
– Были произнесены отвратительные слова, – продолжал Роберт. – Наглец ошибочно решил, что между Саймоном и леди Эвелин были непристойные отношения, и думал этим воспользоваться.
– Вздор! – возмутилась она.
– Да, я понимаю, но…
– Я знаю, кто такие Сент-Джоны, отец Нэст, – перебила леди Джерси.
Ошеломленный, викарий уставился на нее, предпочитая не отвечать на эту реплику. Как эта дама, зная тайну, удержалась и не попотчевала все королевство такой потрясающей сплетней, он понять не мог.
– Мужчины не понимают, что у женщин тоже есть мозги, мой милый, – насмешливо продолжала леди Джерси. – Видите ли, я очень хорошо знаю герцога Йоркского и его любовницу Мэри Энн Кларк, никогда не отличавшуюся благоразумием, и вполне способна сообразить, что к чему. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Если подумать, то это совершенно очевидно.
– И вы никогда не высказывали своего мнения поэтому поводу?
– То есть не выдала ли я тайну, о которой знаю? Я открыла ее только вам и лишь потому, что вы духовное лицо и близкий друг Саймона.
Еще одно признание. Неужели им конца не будет?
– Достаточно сказать, – протянула леди Джерси, – что от меня этого никто не услышит. Я восхищаюсь Кевернвудом и уважаю его за то, что он сделал для этих несчастных детей.
– Я хотел бы вернуться к сути дела, – сказал викарий, кашлянув. Одно препятствие он одолел, не скомпрометировав себя и не раскрыв свой собственный секрет. Пора переломить ситуацию, пока очередное признание его не доконало. – Наглец, оскорбивший леди Эвелин, – это Джеймс Мортонсон, сын виконта Мортонсона. Его не принимают в приличном обществе, и сюда его, разумеется, не приглашали. Саймон уверен, что за этим стоит Марнер. Какие слухи ходят в Лондоне?
– Вы, очевидно, уже знаете ответ. – Леди Джерси снова взмахнула унизанной кольцами рукой. – Вздор, все это вздор!
– Да, но кто распространяет этот вздор?
– Саймон прав, здесь не обошлось без Руперта Марнера. Я к этому негодяю ни малейшего уважения не испытываю. Он бесится оттого, что Саймон увел у него невесту. О да, я слышала о поединке. Весь свет об этом говорит. Виконту не бывать на балах в «Олмаке», пока я там хозяйка, а я собираюсь ею оставаться, пока там все в прах не рассыплется. На этот счет не сомневайтесь. Если вас это хоть немного утешит, сплетням никто не верит. Все в Лондоне обожают Саймона… и завидуют бедной Дженне.
– Значит, это правда. За этим стоит Марнер. Саймон так и думал, но я должен был убедиться.
– Почему?
– Где, вы сказали, вы в последний раз видели этого негодяя? – спросил Роберт, не ответив на вопрос.
– Мы расстались в Сент-Энодере. Он менял лошадей. Так все-таки почему?
– Леди Джерси, – сказал Роберт, снова игнорируя ее вопрос, – мне крайне неприятно обременять вас, но, поскольку вы остаетесь здесь на ночь… могу я попросить вас проследить за всем, пока Саймон не вернется?
– Конечно, дорогой мой, а как же вы? Разве вы не останетесь?
– Нет, мэм, – ответил викарий от двери. – Я и так слишком задержался.
Роберт знал, что Саймон не одобрит его замысла, но это его не интересовало. По его наблюдениям, Саймон, с тех пор как Дженна околдовала его, не способен рассуждать здраво. Она теперь была его первой заботой.
Рассчитывая на это, Роберт взял в конюшне Кевернвуд-Холла лошадь и отправился на почтовую станцию в Сент-Энодер, по следам Руперта Марнера. Решение Роберта не было опрометчивым и вызвано не только унижением Эвелин, хотя он по-прежнему закипал от гнева при мысли о недавних событиях. Но может статься, что, когда у Саймона руки дойдут до Руперта Марнера, будет уже слишком поздно. Нужно вступиться за честь друга, чтобы даже тень позора не легла на Саймона. На взгляд Роберта, другого разумного решения не было, а то, что викарию не подобает гоняться за аристократом, чтобы вызывать его на дуэль, не имело сейчас для него ни малейшего значения.
Когда Роберт приехал на станцию, уже почти рассвело. Он успел вовремя: ночной дежурный как раз собирался сдавать свой пост дневной смене.
– Я чужих мыслей не читаю, хозяин, – в ответ на вопрос проворчал дежурный.
– Конечно, но вы должны вспомнить, в каком направлении поехал виконт, – сказал Роберт.
– Попробую… – Мужчина снял шапку и, уставясь в пространство, чесал лысеющую голову.
– Ну? – подгонял викарий.
– Я думаю, думаю, – проворчал мужчина. – Сдается мне, что для духовного лица вы очень нетерпеливы, святой отец.
– Да-да, я знаю. Думайте! Куда он поехал?
– Вы знаете, сколько карет тут за ночь проезжает, сэр? – ощетинился мужчина.
– Наверное, очень много, но меня интересует только одна. У нее на дверце золоченая эмблема: лавровый венок с короной наверху, а в центре готическая буква М.
– Ах эта! Так что же вы сразу не сказали? Я его хорошо помню, он настоящий пижон, весь в шелках и оборках, уголки воротничка аж до неба торчат, синий шейный платок в белый горошек, и все такое. Он в Плимут поехал.
– В Плимут? Вы в этом уверены?
– Да. Именно в Плимут. Очень спешил. Странно, у него даже зонта не было, не то, что чемоданов. Он все расспрашивал, где по дороге почтовые станции.
– Мне тоже нужно знать про эти станции, сэр, – сказал викарий.
– Что он сделал?
– Не важно, – ответил Роберт. – Дайте список станций. Мы тратим впустую драгоценное время. Может быть, уже поздно остановить его!
Остановившись в плимутской гостинице «Альбатрос», Руперт отпустил кучера. Ни Уилби, ни карета ему больше не понадобятся. Каюта заказана, судно поднимет парус на рассвете во время прилива. Он отправится на Нормандские острова и надолго задержится в Марнер-Хаусе, подальше от той каши, которую заварил, и от гнева Саймона. Руперт его знал и, хотя никогда бы в этом не признался, трусил.
Тушеная говядина, которую ему подали, была если не аппетитной, то горячей и сытной. Руперт начал постепенно успокаиваться. Никто не станет искать его в этом захолустье рядом с причалом, аристократов здесь нет. Он чувствовал себя тут в безопасности, несмотря на то что посетители глаз не сводили с его лондонского наряда и украшений.
Гостиница была вполне пристойной, владевшая ею супружеская пара средних лет предоставляла кров путешественникам вроде него. Номер, в котором он остановился на ночь, был чистый и приличный. У Руперта хватило ума не поселиться в одном из сомнительных приютов для бандитов и портовых крыс, как называли босяков и воров. Да, все хорошо. По крайней мере, он так думал, пока кожаная перчатка Роберта Нэста не задела его по лицу, выбив поднесенную ко рту ложку, содержимое которой пролилось на его светлые атласные панталоны.
– Какого черта? – воскликнул Руперт. Вскочив на ноги, он отодвинул стул. Послышались глухие проклятия посетителей, которые тоже поднялись, но держались поодаль.
– Вы примете мой вызов, сэр, – потребовал викарий.
– Я даже не знаю вас! – огрызнулся Руперт, безуспешно пытаясь оттереть салфеткой жирные пятна с панталон. – Не имел такого удовольствия.
– Я викарий Роберт Нэст, сэр, и вы не так давно имели удовольствие познакомиться со мной в саду Кевернвуд-Холла. Я выстрелил поверх вашей головы, когда вы приставали к невесте хозяина. Вы тогда сбежали. Кевернвуд – мой друг.
– А-а! – выдохнул Руперт. Дрожь узнавания охватила его. Так это викарий стрелял в него? Спасая свою шкуру, он тогда не взглянул на стрелявшего мужчину. Теперь все понятно. Весь свет знает о близкой дружбе Саймона Радерфорда и викария церкви Святой Троицы в Ньюкуэе. Кривая усмешка зазмеилась на губах Марнера. – Ах да, конечно, легендарный викарий Нэст. – И что я вам сделал, сэр? Я думал, что Кевернвуд вызовет меня. А он струсил, отправив сражаться вместо себя викария? Неужели это мудро, учитывая вашу неуклюжесть при нашей последней встрече?
– Я не замещаю Кевернвуда, Марнер, – ответил викарий, – я сражаюсь за себя. Стремясь унизить Кевернвуда, вы оклеветали невинную молодую леди, которая мне очень дорога, и ответите за это на поединке. Выбирайте оружие и место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30