..
Замполит прыгнул, как тигр. Видимо, в голове у него мелькнула только одна мысль: «Пресечь!» Что он и попытался сделать, схватив целуемый член рукой. К тому, что член может остаться у него в руке, свободно выскочив из Ваниных штанов, старик был явно не готов. От ужаса и неожиданности генерал заорал, высоко, как знамя, поднял пластиковый член и побежал прочь от «голубых», вскидывая колени...
Финала я уже не видел, потому что икал, лежа на спине, и с беспокойством думал: «А не сдохну ли я от хохота?» Но очевидцы позже рассказали, что замполит на беду свою наскочил на Главного Военного Советника, который стал орать на него на весь тихий мусульманский квартал:
— Ты что, бля, с х...м в руке по городу бегаешь?! Совсем рехнулся или допился? Ты как генералитет позоришь?!
И т. д. и т. п.
Главный бывал крут, и сильно крут. Один полковник — ей-богу, не вру — обделался прямо в штаны, когда Главный орать на него начал...
Такие вот пироги. Не рой, как говорится, яму другому... Замполита потом сердечными каплями отпаивали. Ване и Паше, конечно, для порядка немного влетело, но чисто условно, потому что официальные взыскания за «фиктивный оральный половой акт, приведший к тяжким последствиям и едва не закончившийся гибелью военнослужащего», — согласитесь, это даже для Советской Армии было бы слишком...
Вечером мы праздновали «торжество голубой идеи над красной». Поднимая стакан контрабандного джина, Ваня вдруг посерьезнел и сказал тост:
— Никогда не думал, что предложу выпить за «голубых» на полном серьезе. Я поднимаю стакан за них, родных, и их тяжелую судьбу. Я никогда раньше так не смеялся, как сегодня. Такое не забывается. Спасибо «голубым» за то, что они, сами не зная о том, доставили нам столько радости вдали от родины...
Мы выпили, закусили, снова выпили, и через полчаса из окон нашего отеля вырвалась в душную мусульманскую ночь разухабистая неприличная «Наташка»...
О вреде нерешительности при употреблении спиртных напитков
Конечно, пить вредно. С этим никто и спорить не собирается. Однако все равно все пьют или почти все. Что же касается молодых военных переводчиков, то вред пьянства они осознают, как правило, в лучшем случае тогда, когда переходят из категории младших офицеров в старшие. И поскольку переломить эту традицию трудно, то хотелось хотя бы как-то смягчить последствия того, что переломить все равно не получится. Чувствую, что изложил мысль глубокую до такой степени, что и сам до конца ее не понимаю. Но не в этом дело, важно стремление к добру.
Военнослужащий должен действовать стремительно и дерзко, то есть решительно. А уж тем более если он употребил спиртное. Потерять решительность — это значит упустить инициативу, а потеря инициативы может привести к последствиям печальным. Привожу пример: как-то раз во время службы в южнорусском казачьем городке случилась в нашем отделении переводов большая радость. Старший лейтенант Федосякин, переводчик английского языка, на непонятно каким образом сэкономленные деньги, умудрился купить «Запорожец». По тем советским временам это было большое достижение. Естественно, мы решили это событие отметить выпиванием алкоголических напитков. А потом ничего умнее не придумали, как обновить покупку. То есть было принято решение покататься на купленном «Запорожце». Конечно, надо было все делать наоборот, сначала покататься, а потом уже выпивать. Но знали бы, как говорится, где упасть придется... Поначалу мы действовали решительно и дерзко, залезли вшестером в «Запорожец», Федосякин за рулем, и приняли решение ехать. Видимо, это решение было настолько волевым, что исчерпало полностью весь запас нашей решительности вообще. Проехали мы по трассе минут двадцать. Это было несложно, потому что ехали по прямой. Приятно, ветерок обдувает. Совсем мы разомлели в нашем «Запорожце», и вдруг кто-то говорит Федосякину:
— Миш, смотри, осторожнее, навстречу КамАЗ едет.
До КамАЗа этого, кстати говоря, было еще метров двести. Непонятно, что случилось с Федосякиным и чего это он так ужасно испугался. А только глянув на приближающийся КамАЗ, Миша бросил руль и ужасным голосом закричал:
— Ну вот и все, это пиздец.
Чем поверг всех нас в состояние глубокого шока. Решительность утратили все шестеро. И тупо смотрели, как расстояние в 200 метров между КамАЗом и «Запорожцем» сокращается. Никто не попытался хоть что-нибудь предпринять. Естественно, вскоре раздался страшный удар, и мы куда-то полетели. Что любопытно, при том, что «Запорожец» разбился всмятку, ни у одного из нас даже переломов не было. Самая большая потеря случилась у капитана Свистинихина, который очнулся вне «Запорожца» почему-то без ботинок. Ботинки эти мы потом так нигде найти и не смогли, хотя точно помнили, что в «Запорожец» он садился в ботинках. Дело было под вечер, и мы еще долго потом всерьез обсуждали эту проблему, потому что Свистинихину надо было на службу, а где взять ботинки, если Военторг уже закрыт. А про «Запорожец» вообще никто особо и не говорил, потому что и говорить было уже не о чем. Мишка только рукой махнул: «Бог дал, Бог взял». А водитель КамАЗа, сволочь, даже не остановился. Наверное, с перепугу. Решил, что кучу трупов за собой оставил. У Мишки Федосякина эта история потом интересный синдром выработала, он долго еще потом, когда по утрам на службу приезжал, не решался самостоятельно дорогу перед КПП перейти. Говорил, что машин боится. Его обязательно кто-то из коллег за руку брал, и вместе перебегали.
А моя личная нерешительность однажды и вовсе чуть не привела к большой человеческой трагедии. История случилась ужасная. Я в итоге чуть было всерьез не поверил, что наши русские женщины абсолютно резиновые по сути своей. А дело было вскоре после моего возвращения из Йемена. Я тогда выпивал много. И вот однажды выпивали мы дня четыре на квартире у друзей. Причем в компании с нами были наши однокурсницы, милые и интеллигентные девушки. Они о нас заботились и даже на четвертую ночь вызвали «скорую помощь», когда подумали, что одному из наших совсем плохо стало. «Скорая помощь» свое дело сделала, но непонятно, почему врач из этого экипажа остался с нами. Симпатичный такой врач Вася, завертело его как-то в этом водовороте... А наутро выясняем, что, собственно говоря, все запасы спиртного практически закончились. А организм нуждается в немедленной поправке. Скинулись, денег еще, слава Богу, хватало. Стали решать трудную проблему, кому идти за выпивкой. А на улице холодно, дело зимой происходило, метель метет. Никому идти не хочется. Решили бросить жребий. Злая звезда указала ни меня, но я раскапризничался, поскольку мой денежный взнос был самым большим, то полагал, что покапризничать имею полное право. И вот я капризничал, непонятно на что рассчитывая, и говорил, что один в магазин не пойду. И тут одна из моих однокурсниц говорит: «Хорошо, я пойду с тобой».
Ну мне уже деваться некуда, надо идти. И пошли мы, я впереди, злой как черт, за мной, приотставая на полшага и придерживаясь за мой локоть, семенит и цокает каблуками однокурсница — мы как раз пятый курс заканчивали. Таким вот интересным цугом дошлепали мы до винного магазина и, как сейчас помню, обнаружили, что продается там хорошее грузинское вино «Саперави» — недорогое, всего по 2 рубля 20 копеек бутылка, и жутко симпатичное. Сложил я в большую сумку ровно 22 бутылки, а 23-ю употребил прямо в магазине, правда, и однокурснице дал немножко отхлебнуть. Это чуть-чуть повысило мой тонус, но тем не менее был я по-прежнему сердит, и обратно мы пошли тем же порядком, как и шли в магазин. Я решительно шагаю впереди, а сзади цокает каблучками девушка и все щебечет что-то, щебечет-щебечет. Вот так решительно, позвякивая бутылками, я дошел до светофора, где надо было улицу перейти, а светофор как раз замигал. Я шагнул было вперед, а потом думаю: «Нет, не успею». И шагнул назад. А потом вспомнил, что командир, приняв решение, должен все же решительно претворить его в жизнь. И снова шагнул вперед. И побежал через улицу. Жизнь немедленно доказала то, что колебания в принятии решения приводят к «чреватым последствиям». Дело в том, что моя однокурсница повторяла все мои маневры, но с запаздыванием на фазу. В результате, когда я уже добежал до противоположной стороны улицы, то услышал сзади чудовищной силы удар, обернулся и увидел, что однокурсница летит по воздуху, выписывая восьмерки ногами, обутыми в изящные замшевые сапожки. А потом она воткнулась в большой белый сугроб. У меня из рук выпала сумка с вином, и я подумал о том, что вот мы и попили. Вот мы и попили, вот мы и погуляли. Вот мы и закончили пятый курс университета. Славненько так поразвлекались. Не обошлось без человеческих жертв. А из белой «Волги», которая мою однокурсницу в полет отправила, вылезает трясущийся мужик, который начинает тонким голосом свидетелей скликать. Мол, я не виноват, она на красный свет бежала. А я отрешенно на всю эту суету смотрю, и внутри у меня пусто и омерзительно. В этот момент из сугроба, отряхиваясь, вылезает однокурсница, как ни в чем не бывало семенит ко мне и пристраивается сзади в прежнюю позицию, придерживая меня под локоток. И круглыми, немигающими глазами смотрит в ту же сторону, куда смотрю и я, то есть на трясущегося водителя. В этот момент ко мне возвращается утраченная решительность, и я громким командирским голосом заявляю:
— Какие свидетели, молчи урод, ты мою жену чуть не убил.
После чего делаю поворот кругом, хватаю сумку и широким шагом следую к той квартире, где у нас гульба происходила. А однокурсница семенит рядом и щебечет-щебечет. Она щебечет, а я весь холодным потом обливаюсь, думаю, лишь бы ее до квартиры довести. Потому что щебечет и идет она исключительно из-за того, что пребывает в состоянии глубокого шока. По-другому быть не может, я ведь видел, как она летела. И удар слышал, после такого удара ни одной целой косточки в организме остаться не должно. Так мы и идем. Я потом обливаюсь, а она щебечет. У меня мысль одна только: в квартире есть врач со «скорой помощи», мы сразу все травмы определить сможем. И дальше уж решим, что делать, «скорую» вызывать или прямо в милицию звонить, сознаваться. Заходя в квартиру, я швыряю сумку с бутылками на пол и прерываю щебечущую однокурсницу коротким и ясным командирским приказанием:
— Молчи дура, шагом марш в спальню, раздевайся.
А она кокетливо так улыбается и спрашивает:
— Что, прямо так сразу?
Я ее дальше слушать не стал, кликнул доктора, заволокли ее в спальню, раздели догола и всю по сантиметру прощупали. Обнаружили маленькую-маленькую гематому на левом боку, размером с пятикопеечную монету. Если бы я сам не видел, как она летела, ни за что бы в такое не поверил. И долго еще потом я считал, что наши русские женщины — практически резиновые и что если хочешь добиться хоть какого-то результата, то давить их надо катком и КамАЗом, и то еще, кстати, не ясно, что получится.
А все из-за чего? Из-за того, что в нужный момент действовал недостаточно решительно, из-за того, что заколебался...
О вреде близорукости в прямом и переносном смыслах
На заре своей переводческой карьеры, после 4-го курса восточного факультета Ленинградского университета, я попал на самый юг Аравийского полуострова, на так называемую «стажировку по войне». Военных переводчиков не хватало, и поэтому в спецкомандировки в те времена отправляли даже не доучившихся студентов гражданских вузов, каким был на тот момент и я.
По прибытии в страну назначения я был назначен на должность переводчика в парашютно-десантную бригаду спецназа, но на самом деле, конечно же, еще не мог никоим образом считаться полноправным членом славного братства военных переводчиков. И дело не только в уровне владения языком, надо еще усвоить обычаи и традиции этого братства, проникнуться его духом. В таком сложном процессе без наставников не обойтись. Был такой наставник и у меня. Звали его, скажем так, Анатолий Быстрицкий. Он был кадровым военным переводчиком и приехал в ту же страну, что и я, в звании капитана.
Быстрицкий был, безусловно, по-своему выдающимся человеком. Он обладал внешностью Андрея Миронова и рыжей шевелюрой, за что ему соответственно и дали сразу две клички Артист и Рыжая Бестия. Быстрицкий действительно был по-своему артистом и достаточно продувной бестией. В эту командировку он прибыл, как сам мне признался, исключительно ради получения майорского звания, потому что, в общем-то, имел неплохое место службы в Москве-матушке. Это теплое место раздобыл Быстрицкому батюшка — генерал в Генштабе Министерства обороны СССР. Имея папу генерала, Рыжий чувствовал себя, безусловно, на привилегированном положении. Ему прощались те вольности, за которые беспощадно «имели» всех прочих военных переводяг.
Однажды, помню, прилетела к нам комиссия из Главного политического управления для проверки уровня боевого духа и морали личного состава. Замполит наш, узнав о прибытии комиссии за неделю, носился по гарнизону как ошпаренный — заставил нас отдраить свои комнаты, посрывал со стен плакаты с не очень одетыми девушками... в общем, мы готовились. Один только Быстрицкий отнесся к страшной новости весьма индифферентно...
И вот настал Судный день. Переводчики в рубашках с галстуками ждали комиссию по своим комнатам, непринужденно листая конспекты по марксистско-ленинской подготовке и слушая магнитофонные записи советской эстрады (в нашей комнате, например, гоняли две песни: «В траве сидел кузнечик» и «До чего же хорошо кругом» в исполнении пионерского хора). Несмотря на беспрецедентный уровень подготовки к встрече, комиссия все же выявила у нас массу недостатков. Последняя комната в переводческой галерее, которую должна была посетить комиссия во главе аж с целым полковником, принадлежала Рыжему. Он, кстати, единственный из переводяг-холостяков жил один. Когда комиссия приблизилась к его двери, замполит наш явственно побледнел, потому что из комнаты доносилась какая-то песня на вражеском английском языке. После требовательного стука в дверь Быстрицкий появился на пороге. Все так и ахнули! Он встретил проверяющих в одних шортах. Главный полковник из Москвы радостно засипел, почуяв добычу. Когда он шагнул в комнату, сипение переросло в победный клекот, потому что все стены жилища Рыжего были увешаны картинками с не то чтобы не очень одетыми дамами, а, скажем честно, с дамами попросту без одежды. Полковник побагровел и рявкнул, тыча бестию пальцем в грудь:
— Фамилия?
— Капитан Быстрицкий, — спокойно представился Рыжий.
Полковник открыл было рот, чтобы начать разнос, но тут у него в голове, видимо, что-то щелкнуло, потому что с непостижимой быстротой гримаса искреннего гнева вдруг преобразовалась в приветливую и доброжелательную улыбку.
— Э-э, не Сергей ли Игнатьича сынок будете?
— Так точно, — спокойно ответил Рыжий.
— Как же, как же, — защебетал соловьем полковник, — знаю вашего батюшку, знаю. Как служба проходит?
— Нормально, — пожал плечами капитан.
— Ну что ж, я передам, передам.
Попав в глупое положение, начальник комиссии не знал, как из него выйти. Вдруг он наклонился к одному из плакатов с голой дамой и, непонятно как углядев на нем внизу короткую мелкую строчку на английском языке, в восхищении выдохнул:
— А вы, стало быть, еще и по-английски читаете?
— Стараюсь практиковаться, — с достоинством ответил Рыжий.
— Ну что ж, — заулыбался полковник, — передам Сергею Игнатьевичу, что из его сына толковый и достойный офицер получился.
Говорят, наш замполит при этом диалоге имел вид полного придурка.
Одним словом, Рыжий наш был самым что ни на есть блатным. И тем не менее он пользовался авторитетом среди военных переводяг и был желанным гостем в любой компании. Дело в том, что Толя обладал от природы уникальным даром: он был замечательным парикмахером, притом что никогда этому специально не учился. И именно он стриг на протяжении всей командировки переводчиков-холостяков. А еще Толя любил и умел рассказывать байки из жизни военных переводяг и каждый раз клялся, что это абсолютная и полная правда. Слушать его рассказы было очень интересно. Собственно говоря, именно Быстрицкий и привил мне любовь к устному творчеству военных переводчиков. Некоторые из его рассказов, по моему мнению, могут смело претендовать на звание шедевров жанра..
Однажды мы сидели с Рыжим у него в комнате и выпивали. А попутно он наставлял меня «по жизни»:
— Запомни, Андрюха, — говорил Рыжий, разливая водку по рюмкам, — настоящий переводяга должен быть внимательным и обладать хорошим зрением, то есть не быть близоруким как в прямом, так и в переносном смысле, иначе это грозит конфузом вроде того, что случился однажды с Маратом Сайфулиным, переводчиком из мгимошников...
* * *
Я тогда в Сирию курсантом попал, как раз война с евреями шла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Замполит прыгнул, как тигр. Видимо, в голове у него мелькнула только одна мысль: «Пресечь!» Что он и попытался сделать, схватив целуемый член рукой. К тому, что член может остаться у него в руке, свободно выскочив из Ваниных штанов, старик был явно не готов. От ужаса и неожиданности генерал заорал, высоко, как знамя, поднял пластиковый член и побежал прочь от «голубых», вскидывая колени...
Финала я уже не видел, потому что икал, лежа на спине, и с беспокойством думал: «А не сдохну ли я от хохота?» Но очевидцы позже рассказали, что замполит на беду свою наскочил на Главного Военного Советника, который стал орать на него на весь тихий мусульманский квартал:
— Ты что, бля, с х...м в руке по городу бегаешь?! Совсем рехнулся или допился? Ты как генералитет позоришь?!
И т. д. и т. п.
Главный бывал крут, и сильно крут. Один полковник — ей-богу, не вру — обделался прямо в штаны, когда Главный орать на него начал...
Такие вот пироги. Не рой, как говорится, яму другому... Замполита потом сердечными каплями отпаивали. Ване и Паше, конечно, для порядка немного влетело, но чисто условно, потому что официальные взыскания за «фиктивный оральный половой акт, приведший к тяжким последствиям и едва не закончившийся гибелью военнослужащего», — согласитесь, это даже для Советской Армии было бы слишком...
Вечером мы праздновали «торжество голубой идеи над красной». Поднимая стакан контрабандного джина, Ваня вдруг посерьезнел и сказал тост:
— Никогда не думал, что предложу выпить за «голубых» на полном серьезе. Я поднимаю стакан за них, родных, и их тяжелую судьбу. Я никогда раньше так не смеялся, как сегодня. Такое не забывается. Спасибо «голубым» за то, что они, сами не зная о том, доставили нам столько радости вдали от родины...
Мы выпили, закусили, снова выпили, и через полчаса из окон нашего отеля вырвалась в душную мусульманскую ночь разухабистая неприличная «Наташка»...
О вреде нерешительности при употреблении спиртных напитков
Конечно, пить вредно. С этим никто и спорить не собирается. Однако все равно все пьют или почти все. Что же касается молодых военных переводчиков, то вред пьянства они осознают, как правило, в лучшем случае тогда, когда переходят из категории младших офицеров в старшие. И поскольку переломить эту традицию трудно, то хотелось хотя бы как-то смягчить последствия того, что переломить все равно не получится. Чувствую, что изложил мысль глубокую до такой степени, что и сам до конца ее не понимаю. Но не в этом дело, важно стремление к добру.
Военнослужащий должен действовать стремительно и дерзко, то есть решительно. А уж тем более если он употребил спиртное. Потерять решительность — это значит упустить инициативу, а потеря инициативы может привести к последствиям печальным. Привожу пример: как-то раз во время службы в южнорусском казачьем городке случилась в нашем отделении переводов большая радость. Старший лейтенант Федосякин, переводчик английского языка, на непонятно каким образом сэкономленные деньги, умудрился купить «Запорожец». По тем советским временам это было большое достижение. Естественно, мы решили это событие отметить выпиванием алкоголических напитков. А потом ничего умнее не придумали, как обновить покупку. То есть было принято решение покататься на купленном «Запорожце». Конечно, надо было все делать наоборот, сначала покататься, а потом уже выпивать. Но знали бы, как говорится, где упасть придется... Поначалу мы действовали решительно и дерзко, залезли вшестером в «Запорожец», Федосякин за рулем, и приняли решение ехать. Видимо, это решение было настолько волевым, что исчерпало полностью весь запас нашей решительности вообще. Проехали мы по трассе минут двадцать. Это было несложно, потому что ехали по прямой. Приятно, ветерок обдувает. Совсем мы разомлели в нашем «Запорожце», и вдруг кто-то говорит Федосякину:
— Миш, смотри, осторожнее, навстречу КамАЗ едет.
До КамАЗа этого, кстати говоря, было еще метров двести. Непонятно, что случилось с Федосякиным и чего это он так ужасно испугался. А только глянув на приближающийся КамАЗ, Миша бросил руль и ужасным голосом закричал:
— Ну вот и все, это пиздец.
Чем поверг всех нас в состояние глубокого шока. Решительность утратили все шестеро. И тупо смотрели, как расстояние в 200 метров между КамАЗом и «Запорожцем» сокращается. Никто не попытался хоть что-нибудь предпринять. Естественно, вскоре раздался страшный удар, и мы куда-то полетели. Что любопытно, при том, что «Запорожец» разбился всмятку, ни у одного из нас даже переломов не было. Самая большая потеря случилась у капитана Свистинихина, который очнулся вне «Запорожца» почему-то без ботинок. Ботинки эти мы потом так нигде найти и не смогли, хотя точно помнили, что в «Запорожец» он садился в ботинках. Дело было под вечер, и мы еще долго потом всерьез обсуждали эту проблему, потому что Свистинихину надо было на службу, а где взять ботинки, если Военторг уже закрыт. А про «Запорожец» вообще никто особо и не говорил, потому что и говорить было уже не о чем. Мишка только рукой махнул: «Бог дал, Бог взял». А водитель КамАЗа, сволочь, даже не остановился. Наверное, с перепугу. Решил, что кучу трупов за собой оставил. У Мишки Федосякина эта история потом интересный синдром выработала, он долго еще потом, когда по утрам на службу приезжал, не решался самостоятельно дорогу перед КПП перейти. Говорил, что машин боится. Его обязательно кто-то из коллег за руку брал, и вместе перебегали.
А моя личная нерешительность однажды и вовсе чуть не привела к большой человеческой трагедии. История случилась ужасная. Я в итоге чуть было всерьез не поверил, что наши русские женщины абсолютно резиновые по сути своей. А дело было вскоре после моего возвращения из Йемена. Я тогда выпивал много. И вот однажды выпивали мы дня четыре на квартире у друзей. Причем в компании с нами были наши однокурсницы, милые и интеллигентные девушки. Они о нас заботились и даже на четвертую ночь вызвали «скорую помощь», когда подумали, что одному из наших совсем плохо стало. «Скорая помощь» свое дело сделала, но непонятно, почему врач из этого экипажа остался с нами. Симпатичный такой врач Вася, завертело его как-то в этом водовороте... А наутро выясняем, что, собственно говоря, все запасы спиртного практически закончились. А организм нуждается в немедленной поправке. Скинулись, денег еще, слава Богу, хватало. Стали решать трудную проблему, кому идти за выпивкой. А на улице холодно, дело зимой происходило, метель метет. Никому идти не хочется. Решили бросить жребий. Злая звезда указала ни меня, но я раскапризничался, поскольку мой денежный взнос был самым большим, то полагал, что покапризничать имею полное право. И вот я капризничал, непонятно на что рассчитывая, и говорил, что один в магазин не пойду. И тут одна из моих однокурсниц говорит: «Хорошо, я пойду с тобой».
Ну мне уже деваться некуда, надо идти. И пошли мы, я впереди, злой как черт, за мной, приотставая на полшага и придерживаясь за мой локоть, семенит и цокает каблуками однокурсница — мы как раз пятый курс заканчивали. Таким вот интересным цугом дошлепали мы до винного магазина и, как сейчас помню, обнаружили, что продается там хорошее грузинское вино «Саперави» — недорогое, всего по 2 рубля 20 копеек бутылка, и жутко симпатичное. Сложил я в большую сумку ровно 22 бутылки, а 23-ю употребил прямо в магазине, правда, и однокурснице дал немножко отхлебнуть. Это чуть-чуть повысило мой тонус, но тем не менее был я по-прежнему сердит, и обратно мы пошли тем же порядком, как и шли в магазин. Я решительно шагаю впереди, а сзади цокает каблучками девушка и все щебечет что-то, щебечет-щебечет. Вот так решительно, позвякивая бутылками, я дошел до светофора, где надо было улицу перейти, а светофор как раз замигал. Я шагнул было вперед, а потом думаю: «Нет, не успею». И шагнул назад. А потом вспомнил, что командир, приняв решение, должен все же решительно претворить его в жизнь. И снова шагнул вперед. И побежал через улицу. Жизнь немедленно доказала то, что колебания в принятии решения приводят к «чреватым последствиям». Дело в том, что моя однокурсница повторяла все мои маневры, но с запаздыванием на фазу. В результате, когда я уже добежал до противоположной стороны улицы, то услышал сзади чудовищной силы удар, обернулся и увидел, что однокурсница летит по воздуху, выписывая восьмерки ногами, обутыми в изящные замшевые сапожки. А потом она воткнулась в большой белый сугроб. У меня из рук выпала сумка с вином, и я подумал о том, что вот мы и попили. Вот мы и попили, вот мы и погуляли. Вот мы и закончили пятый курс университета. Славненько так поразвлекались. Не обошлось без человеческих жертв. А из белой «Волги», которая мою однокурсницу в полет отправила, вылезает трясущийся мужик, который начинает тонким голосом свидетелей скликать. Мол, я не виноват, она на красный свет бежала. А я отрешенно на всю эту суету смотрю, и внутри у меня пусто и омерзительно. В этот момент из сугроба, отряхиваясь, вылезает однокурсница, как ни в чем не бывало семенит ко мне и пристраивается сзади в прежнюю позицию, придерживая меня под локоток. И круглыми, немигающими глазами смотрит в ту же сторону, куда смотрю и я, то есть на трясущегося водителя. В этот момент ко мне возвращается утраченная решительность, и я громким командирским голосом заявляю:
— Какие свидетели, молчи урод, ты мою жену чуть не убил.
После чего делаю поворот кругом, хватаю сумку и широким шагом следую к той квартире, где у нас гульба происходила. А однокурсница семенит рядом и щебечет-щебечет. Она щебечет, а я весь холодным потом обливаюсь, думаю, лишь бы ее до квартиры довести. Потому что щебечет и идет она исключительно из-за того, что пребывает в состоянии глубокого шока. По-другому быть не может, я ведь видел, как она летела. И удар слышал, после такого удара ни одной целой косточки в организме остаться не должно. Так мы и идем. Я потом обливаюсь, а она щебечет. У меня мысль одна только: в квартире есть врач со «скорой помощи», мы сразу все травмы определить сможем. И дальше уж решим, что делать, «скорую» вызывать или прямо в милицию звонить, сознаваться. Заходя в квартиру, я швыряю сумку с бутылками на пол и прерываю щебечущую однокурсницу коротким и ясным командирским приказанием:
— Молчи дура, шагом марш в спальню, раздевайся.
А она кокетливо так улыбается и спрашивает:
— Что, прямо так сразу?
Я ее дальше слушать не стал, кликнул доктора, заволокли ее в спальню, раздели догола и всю по сантиметру прощупали. Обнаружили маленькую-маленькую гематому на левом боку, размером с пятикопеечную монету. Если бы я сам не видел, как она летела, ни за что бы в такое не поверил. И долго еще потом я считал, что наши русские женщины — практически резиновые и что если хочешь добиться хоть какого-то результата, то давить их надо катком и КамАЗом, и то еще, кстати, не ясно, что получится.
А все из-за чего? Из-за того, что в нужный момент действовал недостаточно решительно, из-за того, что заколебался...
О вреде близорукости в прямом и переносном смыслах
На заре своей переводческой карьеры, после 4-го курса восточного факультета Ленинградского университета, я попал на самый юг Аравийского полуострова, на так называемую «стажировку по войне». Военных переводчиков не хватало, и поэтому в спецкомандировки в те времена отправляли даже не доучившихся студентов гражданских вузов, каким был на тот момент и я.
По прибытии в страну назначения я был назначен на должность переводчика в парашютно-десантную бригаду спецназа, но на самом деле, конечно же, еще не мог никоим образом считаться полноправным членом славного братства военных переводчиков. И дело не только в уровне владения языком, надо еще усвоить обычаи и традиции этого братства, проникнуться его духом. В таком сложном процессе без наставников не обойтись. Был такой наставник и у меня. Звали его, скажем так, Анатолий Быстрицкий. Он был кадровым военным переводчиком и приехал в ту же страну, что и я, в звании капитана.
Быстрицкий был, безусловно, по-своему выдающимся человеком. Он обладал внешностью Андрея Миронова и рыжей шевелюрой, за что ему соответственно и дали сразу две клички Артист и Рыжая Бестия. Быстрицкий действительно был по-своему артистом и достаточно продувной бестией. В эту командировку он прибыл, как сам мне признался, исключительно ради получения майорского звания, потому что, в общем-то, имел неплохое место службы в Москве-матушке. Это теплое место раздобыл Быстрицкому батюшка — генерал в Генштабе Министерства обороны СССР. Имея папу генерала, Рыжий чувствовал себя, безусловно, на привилегированном положении. Ему прощались те вольности, за которые беспощадно «имели» всех прочих военных переводяг.
Однажды, помню, прилетела к нам комиссия из Главного политического управления для проверки уровня боевого духа и морали личного состава. Замполит наш, узнав о прибытии комиссии за неделю, носился по гарнизону как ошпаренный — заставил нас отдраить свои комнаты, посрывал со стен плакаты с не очень одетыми девушками... в общем, мы готовились. Один только Быстрицкий отнесся к страшной новости весьма индифферентно...
И вот настал Судный день. Переводчики в рубашках с галстуками ждали комиссию по своим комнатам, непринужденно листая конспекты по марксистско-ленинской подготовке и слушая магнитофонные записи советской эстрады (в нашей комнате, например, гоняли две песни: «В траве сидел кузнечик» и «До чего же хорошо кругом» в исполнении пионерского хора). Несмотря на беспрецедентный уровень подготовки к встрече, комиссия все же выявила у нас массу недостатков. Последняя комната в переводческой галерее, которую должна была посетить комиссия во главе аж с целым полковником, принадлежала Рыжему. Он, кстати, единственный из переводяг-холостяков жил один. Когда комиссия приблизилась к его двери, замполит наш явственно побледнел, потому что из комнаты доносилась какая-то песня на вражеском английском языке. После требовательного стука в дверь Быстрицкий появился на пороге. Все так и ахнули! Он встретил проверяющих в одних шортах. Главный полковник из Москвы радостно засипел, почуяв добычу. Когда он шагнул в комнату, сипение переросло в победный клекот, потому что все стены жилища Рыжего были увешаны картинками с не то чтобы не очень одетыми дамами, а, скажем честно, с дамами попросту без одежды. Полковник побагровел и рявкнул, тыча бестию пальцем в грудь:
— Фамилия?
— Капитан Быстрицкий, — спокойно представился Рыжий.
Полковник открыл было рот, чтобы начать разнос, но тут у него в голове, видимо, что-то щелкнуло, потому что с непостижимой быстротой гримаса искреннего гнева вдруг преобразовалась в приветливую и доброжелательную улыбку.
— Э-э, не Сергей ли Игнатьича сынок будете?
— Так точно, — спокойно ответил Рыжий.
— Как же, как же, — защебетал соловьем полковник, — знаю вашего батюшку, знаю. Как служба проходит?
— Нормально, — пожал плечами капитан.
— Ну что ж, я передам, передам.
Попав в глупое положение, начальник комиссии не знал, как из него выйти. Вдруг он наклонился к одному из плакатов с голой дамой и, непонятно как углядев на нем внизу короткую мелкую строчку на английском языке, в восхищении выдохнул:
— А вы, стало быть, еще и по-английски читаете?
— Стараюсь практиковаться, — с достоинством ответил Рыжий.
— Ну что ж, — заулыбался полковник, — передам Сергею Игнатьевичу, что из его сына толковый и достойный офицер получился.
Говорят, наш замполит при этом диалоге имел вид полного придурка.
Одним словом, Рыжий наш был самым что ни на есть блатным. И тем не менее он пользовался авторитетом среди военных переводяг и был желанным гостем в любой компании. Дело в том, что Толя обладал от природы уникальным даром: он был замечательным парикмахером, притом что никогда этому специально не учился. И именно он стриг на протяжении всей командировки переводчиков-холостяков. А еще Толя любил и умел рассказывать байки из жизни военных переводяг и каждый раз клялся, что это абсолютная и полная правда. Слушать его рассказы было очень интересно. Собственно говоря, именно Быстрицкий и привил мне любовь к устному творчеству военных переводчиков. Некоторые из его рассказов, по моему мнению, могут смело претендовать на звание шедевров жанра..
Однажды мы сидели с Рыжим у него в комнате и выпивали. А попутно он наставлял меня «по жизни»:
— Запомни, Андрюха, — говорил Рыжий, разливая водку по рюмкам, — настоящий переводяга должен быть внимательным и обладать хорошим зрением, то есть не быть близоруким как в прямом, так и в переносном смысле, иначе это грозит конфузом вроде того, что случился однажды с Маратом Сайфулиным, переводчиком из мгимошников...
* * *
Я тогда в Сирию курсантом попал, как раз война с евреями шла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31