!
Она кивает.
– Да. В открытом гробу. Я даже собиралась послать венок. Если хочешь, давай пошлем от нас двоих.
Иностранка вроде меня может только дивиться тем узам, какими англичане связаны со своими собаками. Я все же решаю остаться при своем, более привычном мнении и пытаюсь вернуть Флору к предыдущей теме:
– Значит, ты пойдешь кормить бездомных одна?
Она хитровато смотрит на меня.
– Да. Если только ты не составишь мне компанию.
– Ах ты вредина! – Я кидаю в нее скомканную бумажку.
– Ну пожалуйста, Луиза, пойдем! Там будет здорово, я тебе обещаю! Во-первых, это совсем рядом – в подвале церкви Святого Мартина. А во-вторых, мы будем в самой первой смене, с восьми до десяти, и потом у тебя весь оставшийся вечер свободен. Ну пожалуйста-а-а!..
Я вспоминаю про грязную посуду в раковине. Какие еще у меня дела?
– Хорошо. Я пойду.
Она взвизгивает от радости и обнимает меня за шею.
– Ты настоящий ангел! Кстати, об ангелах. Среди добровольцев каждый год устраивается конкурс костюмов. Конечно, они должны быть зимними, но я подумала, что мы могли бы нарядиться ангелами. В канцтоварах напротив продаются серебристые крылышки. Их можно прикрепить на спину, на голову – короны, а еще у меня есть старые белые ночнушки – их мы можем надеть поверх джинсов.
– Прекрасно. Так, может, тебе прямо сейчас пойти и купить эти крылышки? А заодно пробежаться по магазинам, поискать рождественские подарки. Я подержу здесь оборону до твоего прихода. – Я взмахиваю клеящим карандашом, словно волшебной палочкой. – Ступай! Ты свободна!
Много ли надо девушке? Всего крупица милосердия, и она уже на седьмом небе от счастья!
На следующий день вечером мы встречаемся в вестибюле «Опера-хаус» и переодеваемся в свои ангельские костюмы, прикрепляем крылышки и нимбы. В радостном и приподнятом настроении мы идем по улице к Трафальгарской площади под одним зонтиком, прячась скорее от дождя, нежели от снега. Так, обнявшись за талии, мы являемся в церковь, где уже кипит бурная деятельность. Мимо нас шастают гномы с индейкой на подносах, северные олени передают по цепочке плошки с супом, серые куропатки хлопочут вокруг рождественского пудинга, разрезая его на порции. Санта-Клаус, он же некто Рег, во впечатляющем красном бархатном наряде и с приклеенной белой бородой, быстро определяет нас на раздачу кофе и чая.
Следующие два часа мы работаем без остановки – завариваем кофе и чай, разливаем по чашкам, распеваем рождественские гимны и моем горы посуды. Мы помогаем разгружать кажущиеся неисчерпаемыми и текущие непрерывным потоком посылки с провизией, фруктами и овощами, одеждой, одеялами, сигаретами, обувью и другими товарами. Сложенные высокими стопками, они быстро исчезают и перераспределяются целой армией добровольцев, кое-что идет на кухни для бедных в более отдаленные районы Лондона, где обитает гораздо больше нуждающихся людей. Прохожие заглядывают с улицы, любопытствуют и остаются помогать – студенты целыми группами, туристы и даже сами бездомные или те, кого откуда-то выгнали. Почти такие же, как я. В общем, за какие-то два часа мы становимся участниками очень важного, поистине великого дела.
У меня складывается ощущение невероятного изобилия вокруг – нет, не съестных припасов, а энергии, радости и надежды. Спеша налить чашку чая или кофе людям, на которых на улице я обычно даже не смотрю, я вдруг чувствую себя счастливой. Вот оно, оказывается, счастье, о котором я до сих пор даже не имела представления.
Вдруг посреди моря небритых лиц я замечаю знакомую улыбку.
– Значит, ты считаешь, что можешь запросто поспать со мной, а потом слинять, не оставив и следа?! – усмехается Эдди. – Чашку чая, пожалуйста, раз уж тебя к нему приставили. Живее, живее! Меня ждет полный зал!
На голове у него обернутое чалмой кухонное полотенце, а сам он закутан в старый синий дорожный плед.
– Эдди! – восклицаю я, чувствуя на себе многочисленные взгляды, особенно цепкие глазенки одного веселого дедушки, весь вечер безнадежно пытающегося соблазнить меня. – Во-первых, что ты здесь делаешь? Я думала, ты в Париже. А во-вторых, что на тебе надето?
– Мы же сегодня все в костюмах? Так? Ну вот, а я – младенец Иисус. А это мои свивальники-пеленки.
– У тебя кухонное полотенце на голове. Постой-ка, это же наше полотенце! Эдди, ты спер наше полотенце!
Он гордо распрямляется.
– Человек моего ранга никогда не сопрет полотенце, он просто присвоит его. Но тебе повезло. Я охотно верну тебе это полотенце за небольшое вознаграждение. Правда, тогда тебе, возможно, придется расстаться со своим нимбом.
Я краснею.
– Ты давно вернулся? И сколько тебе сахара – два или один? – спрашиваю я, бросая в него два кусочка.
– С ЕДОЙ НЕ БАЛОВАТЬСЯ! – гремит через весь зал Рег.
Эдди наклоняется ко мне через стойку и воровато озирается.
– Послушай, я – младенец Иисус, а ты – ангел. Так может, полежим вместе в яслях?
– Хе-хе-хе! – хихикает веселый дедушка.
– Он меня правильно понял, – улыбается Эдди.
Я смотрю в его громадные, черные, озорные глаза.
– Эдди! – только и могу я вымолвить.
– Да, мой ангел? – нежно шепчет он.
– Эй! Я думал, вы пришли сюда играть на пианино! – орет Per.
– Я же сказал, меня ждет зал! – Эдди отступает в сторону и исчезает в толпе.
Флора наклоняется ко мне.
– Может, не следовало тебе говорить, но он не проявлял никакого интереса к этому благотворительному балу, пока не услышал, что ты тоже пойдешь. Я думаю, Луиза, ты ему в самом деле нравишься. В общем, я тебя предупредила.
Я снова краснею.
– Но, Флора, когда же он вернулся? И какой у него может быть интерес к такой старой кляче, как я?
– Он вернулся вчера. С ворохом грязного белья – накопил месяца за четыре, никак не меньше. А какой у него может быть интерес к тебе, об этом я даже думать не хочу!
Сердце начинает бешено колотиться.
– Но я же на девять лет его старше!
– Ему нравятся пожилые женщины, Луиза.
– Опа! Вот спасибо! – До сих пор я никогда не имела сомнительного удовольствия думать о себе как о пожилой женщине. Да и сейчас я как-то не очень уверена, что оно откуда-то возьмется.
– Знаешь, – говорит она, вытирая теплую лужу разлитого чая. – Если он тебе не нравится, то ничего страшного. Но если честно, то я не видела его таким восторженным со времен Лары.
– Лары? – Неожиданная волна ревности окутывает меня. – Кто такая Лара?
Она хитровато улыбается.
– Да так, одна виолончелистка, которая разбила его сердце прошлой весной.
– Понятно. – И мне представляется талантливая изысканная красавица с внешностью Жаклин дю Пре.
– По мне, так на корову смахивает. – Флора выжимает тряпку над раковиной.
Я смотрю через зал, где Эдди придвигает стул к стоящему в углу старенькому фортепьяно. И уже через мгновение звуки регтайм-джаза, такие же задорные и заразительные, как сам Эдди, заполняют собой пространство.
В десять часов, когда прибывает следующая смена, Per поднимает руку, призывая всех замолкнуть.
– Эй, а ну-ка все успокоились! Огромное всем спасибо! А теперь настало время проголосовать и выбрать лучший костюм!
Ему отвечают бурными аплодисментами.
– Сейчас вы все построитесь в линейку, и, когда я махну рукой, зал будет решать.
Добровольцы выстраиваются в кривую цепочку, и Per шагает вдоль нее. Для каждого из конкурсантов Эдди играет разные отрывки из рождественских гимнов, но, когда Per подходит к нам с Флорой, он начинает насвистывать популярную мелодию группы «Юритмикс».
В итоге побеждает сам Per. Этот красный бархатный кафтан, эти громовые раскаты смеха – ну чем не настоящий Санта-Клаус? Только разве мы хуже?
– Ну вот, теперь мы считаемся благонравными, добропорядочными гражданами, – вздыхает Флора, когда мы выходим из подвала церкви Святого Мартина на улицу.
– Что вы скажете, милые дамы, если я приглашу вас куда-нибудь выпить? – Эдди игриво обнимает нас обеих за шеи.
– В таком виде? – говорю я. – Может, сегодня и сочельник, но даже ангела никто не обслужит в таком виде!
– Ты забыла, что я – младенец Иисус. У меня есть связи! Такси! – Он останавливает такси. – Отвези нас в «Ритц», добрый человек!
– Нет, Эдди! Как можно?! Только не в «Ритц»! – протестую я. – Только не в таком виде!
Флора хихикает.
– Да успокойся ты, Луиза. Так будет даже забавно!
– Нет-нет, я не поеду! Я лучше домой! По правде сказать, я очень устала.
– Я сниму свои пеленки, если ты поедешь. – Эдди тянет меня к открытой дверце такси. – Если на то пошло, я даже сниму вообще всю одежду, если ты поедешь!
Я вдруг начинаю нервничать. Зачем я нужна этому красивому талантливому юноше? Почему он так тянется ко мне? Меня одолевает внезапное желание убежать, скрыться, пока я не разрушила каких-то там его ошибочных и прекрасных иллюзий, которые он по-прежнему лелеет относительно моего характера.
– Смотрите, ночной автобус! Если я побегу, я еще могу успеть! Спокойной ночи и веселого Рождества! – Я торопливо чмокаю их в щечки и пускаюсь бежать через Трафальгарскую площадь, хлопая на ветру пластмассовыми крылышками.
– Подожди! – Эдди бросается за мной и, несмотря на мешающее одеяло, догоняет и хватает за руку. – В следующие выходные я устраиваю у себя на яхте небольшой междусобойчик. Ты придешь?
– На яхте?! – Я теряю дар речи
Автобус подъезжает к остановке, скрипя и стеная под тяжестью праздничных украшений. Эдди еще крепче сжимает мою руку.
– Пожалуйста, приходи, Луиза. И сейчас не убегай. Если хочешь, мы отвезем тебя домой.
Какое-то чувство сродни страху пронизывает все мои внутренности. Он нравится мне. Он нравится мне больше, чем я могла бы себе позволить. Больше, чем это допустимо. Вот она, проблема.
Автобус останавливается и начинает запускать людей.
– Зачем меня отвозить? Не беспокойся… вот же автобус!.. – Я смотрю ему в глаза. – Счастливого Рождества, Эдди! У тебя так здорово получается младенец Иисус… у тебя так здорово получается… все!
– Это означает, что ты придешь? – настаивает на своем он.
Кондуктор дает звонок, и автобус отъезжает от обочины. Я вырываю у Эдди свою руку и запрыгиваю на заднюю площадку.
– Посмотрим… Я скажу Флоре, и она даст тебе знать! Счастливого Рождества! – кричу я.
Когда автобус выруливает на Уайтхолл, я оборачиваюсь и вижу Эдди, который одиноко стоит посреди Трафальгарской площади с чайным полотенцем на голове.
Я поднимаюсь на второй ярус и нахожу себе местечко рядом с каким-то человеком в красной бумажной шапке Санта-Клауса, который крепко спит, прислонившись головой к стеклу. Я снимаю с себя крылышки и нимб. В битком набитом автобусе все веселятся, смеются, что-то кричат в трубки мобильников.
Мы проезжаем Биг-Бен, здание парламента, а потом улицу, где я столько лет прожила со своим бывшим мужем. Я пытаюсь представить, что он сейчас делает и как там теперь у нас в квартире – по-старому или изменилось? Может, сойти на следующей остановке и посмотреть? Интересно, как он себя поведет, если я заявлюсь к нему на порог в старой ночной рубашке? Да и узнает ли он вообще меня или отнесется ко мне так же, как я к нему в тот случайный вечер в театре? Автобус подъезжает к остановке и ждет, но я не выхожу. Даже чтобы посмотреть одним глазочком. А потом мы минуем мост, и все – проехали!
Дома я первым делом принимаю ванну и ставлю компакт-диск с балладами Шопена – они напоминают мне об Эдди. Разогреваю на плите суп, несу его в комнату и там, макая сухонькие хлебцы в тарелку, завороженно смотрю на огни рождественской елки! Это очень тихая ночь.
И я задумываюсь. Задумываюсь обо всем. О том, как получилось, что я в самый сочельник сижу в одиночестве, ем суп, и о том, как я даже не захотела выйти из автобуса, и обо всех тех людях в церкви Святого Мартина, о Реге, о том, что он делает, когда не наряжается Санта-Клаусом, и о том, узнаю ли я его, встретив случайно на улице, о Флоре и об Эдди, и о том, поехали ли они в «Ритц» и сидят ли там сейчас. А потом я вспоминаю Оливера Вендта и то, как была уверена, что этот мужчина как раз для меня, вспоминаю, как он выглядел, когда мотался на заднем сиденье отъезжающего такси, вспоминаю о своей бывшей работе и своих былых страхах, о том, как я ошибалась относительно всех и каждого. А потом мне вспоминаются Колин и Риа, как они празднуют Рождество со своими семьями и друзьями. А еще я думаю о нашей смешной маленькой квартирке, в которой сейчас сижу, и меня вдруг захватывает неожиданная волна какого-то счастливою чувства.
Оно стоило того. Все, о чем я только что думала, стоит того, чтобы я сидела сейчас в этой маленькой квартирке в абсолютном одиночестве.
И в эту ночь я засыпаю в полном, почти божественном умиротворении.
Яхты
Единственные предметы, которые могут развеваться и трепыхаться на ветру на борту яхты, – это судовые флажки. Платье или юбка, делающие то же самое, будут здесь неуместны. Поэтому в данном случае наиболее предпочтительным окажется простой и даже в некотором роде мужской тип одежды. Приключения в открытом море случаются в жизни человека не так уж часто, поэтому ловите миг, поскорее распрощайтесь с вечерними платьями и высокими каблуками, а вот чувство юмора непременно оставьте при себе – оно поможет вам стать полноценным членом судовой команды и сохранить присутствие духа при любых обстоятельствах.
Теперь у вас появилась возможность показать всем, что вы не боитесь предстать перед людьми без макияжа, что вы никогда не оставляете в своем кильватере даже малейшего беспорядка, что вы обладаете прекрасным, уживчивым, ровным характером и что ваша элегантность основана на исключительной простоте. Если это вам удастся (и если вы не склонны к морской болезни и к тому же умеете плавать), то проведенное в путешествии время, вы, несомненно, сможете назвать самым прекрасным в своей жизни.
На следующей неделе, придя на работу, я нахожу у себя на столе открытку.
СЕРДЕЧНО ПРИГЛАШАЮ ВАС
НА ТОРЖЕСТВЕННУЮ ЦЕРЕМОНИЮ СУДОВОГО КРЕЩЕНИЯ, КОТОРАЯ СОСТОИТСЯ НАЯХТЕ ЭДВАРДА ДЖЕЙМСА
В ДВА ЧАСА ДНЯ В ЭТУ СУББОТУ НА ПРИЧАЛЕ В ЧЕЛСИ.
Ниже указан телефонный номер: 07771283112.
Я ставлю открытку на столе перед монитором. Флора и Поппи хихикают.
– Девчонки, а вы идете на эту пирушку? – спрашиваю я.
– Нас никто не приглашал, – говорит Поппи, и они снова хихикают.
Вечером, придя домой, звоню в Дорсет.
– Что мне делать, Риа?
– А самой-то тебе чего хочется?
– Не знаю. Просто дело в том… Видишь ли, он так молод… Ты представляешь, ему всего только двадцать четыре года! И зачем ему все это?..
– А тебе что с того? Ведь он, в конце концов, взрослый человек – уж наверняка знает, чего хочет, И потом, с чего ты взяла, что возраст имеет такое большое значение? Посмотри на Колина и Энди.
Я на мгновение задумываюсь.
– Знаешь, я всегда считала, что мужчина должен быть старше… Старше и… он не должен быть таким привлекательным. Тогда и я должна быть молодой и привлекательной, уверенной в себе. А иначе какое будущее нас ждет? Как я могу сейчас увлечься, зная, что у нас нет будущего? Ты пойми, Риа, когда ему будет тридцать четыре, то мне уже исполнится сорок три! Он будет все так же молод и красив, а я буду считать свои все прибавляющиеся морщины!
– Да ладно тебе, не горячись раньше времени! Ты повторяешь эти свои прописные истины как заученный урок, как будто они что-то значат. Давай-ка лучше начнем с главного. Он тебе нравится?
Я улыбаюсь – даже просто вспоминать об Эдди без улыбки я не могу.
– Да он просто прелесть! Он такой яркий, такой талантливый, энергичный и… совсем не такой, как все! С ним любая вещь превращается в настоящие приключения! А как он играет на пианино, Риа! Ты бы полюбила его сразу!
Я слышу ее смех на другом конце провода.
– Тогда верь своему сердцу, Луиза! Пусть будет все как есть, а потом посмотришь, как получится дальше.
Повесив трубку, я, по-прежнему взволнованная и возбужденная, принимаю решение подстраховаться еще чьим-нибудь мнением. Кол лежит в гостиной на диване, увлеченно изучая журнал по бодибилдингу «Памп» (по крайней мере, я надеюсь, что эти голые туши – всего лишь бодибилдинг). Плюхаюсь в кресло рядом с ним.
– Кол, как бы ты поступил на моем месте?
– Послал бы его, конечно. Послал бы этого выпендрежника!
– Кол, нет, ну правда! Как бы ты поступил?
Он смотрит на меня совершенно серьезным взглядом.
– Послал бы. С чего ты взяла, что я шучу?
Боже, вот они, эти голубые мужики! Или просто мужики.
– А если я увлекусь им, а потом он променяет меня на молодуху?
Он удивленно изгибает бровь.
– И что?..
– Черт возьми, Кол, но у меня же останется чувство опустошенности!
– Радость моя, это не повод для того, чтобы прятаться от жизни. Значит, пострадаешь, помучаешься. Оно того стоит. Нам всем рано или поздно дается шанс. Какой смысл тогда вообще жить, если ты так боишься боли, что не способна оценить те редкие драгоценные жемчужины, которые тебе посылает судьба?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Она кивает.
– Да. В открытом гробу. Я даже собиралась послать венок. Если хочешь, давай пошлем от нас двоих.
Иностранка вроде меня может только дивиться тем узам, какими англичане связаны со своими собаками. Я все же решаю остаться при своем, более привычном мнении и пытаюсь вернуть Флору к предыдущей теме:
– Значит, ты пойдешь кормить бездомных одна?
Она хитровато смотрит на меня.
– Да. Если только ты не составишь мне компанию.
– Ах ты вредина! – Я кидаю в нее скомканную бумажку.
– Ну пожалуйста, Луиза, пойдем! Там будет здорово, я тебе обещаю! Во-первых, это совсем рядом – в подвале церкви Святого Мартина. А во-вторых, мы будем в самой первой смене, с восьми до десяти, и потом у тебя весь оставшийся вечер свободен. Ну пожалуйста-а-а!..
Я вспоминаю про грязную посуду в раковине. Какие еще у меня дела?
– Хорошо. Я пойду.
Она взвизгивает от радости и обнимает меня за шею.
– Ты настоящий ангел! Кстати, об ангелах. Среди добровольцев каждый год устраивается конкурс костюмов. Конечно, они должны быть зимними, но я подумала, что мы могли бы нарядиться ангелами. В канцтоварах напротив продаются серебристые крылышки. Их можно прикрепить на спину, на голову – короны, а еще у меня есть старые белые ночнушки – их мы можем надеть поверх джинсов.
– Прекрасно. Так, может, тебе прямо сейчас пойти и купить эти крылышки? А заодно пробежаться по магазинам, поискать рождественские подарки. Я подержу здесь оборону до твоего прихода. – Я взмахиваю клеящим карандашом, словно волшебной палочкой. – Ступай! Ты свободна!
Много ли надо девушке? Всего крупица милосердия, и она уже на седьмом небе от счастья!
На следующий день вечером мы встречаемся в вестибюле «Опера-хаус» и переодеваемся в свои ангельские костюмы, прикрепляем крылышки и нимбы. В радостном и приподнятом настроении мы идем по улице к Трафальгарской площади под одним зонтиком, прячась скорее от дождя, нежели от снега. Так, обнявшись за талии, мы являемся в церковь, где уже кипит бурная деятельность. Мимо нас шастают гномы с индейкой на подносах, северные олени передают по цепочке плошки с супом, серые куропатки хлопочут вокруг рождественского пудинга, разрезая его на порции. Санта-Клаус, он же некто Рег, во впечатляющем красном бархатном наряде и с приклеенной белой бородой, быстро определяет нас на раздачу кофе и чая.
Следующие два часа мы работаем без остановки – завариваем кофе и чай, разливаем по чашкам, распеваем рождественские гимны и моем горы посуды. Мы помогаем разгружать кажущиеся неисчерпаемыми и текущие непрерывным потоком посылки с провизией, фруктами и овощами, одеждой, одеялами, сигаретами, обувью и другими товарами. Сложенные высокими стопками, они быстро исчезают и перераспределяются целой армией добровольцев, кое-что идет на кухни для бедных в более отдаленные районы Лондона, где обитает гораздо больше нуждающихся людей. Прохожие заглядывают с улицы, любопытствуют и остаются помогать – студенты целыми группами, туристы и даже сами бездомные или те, кого откуда-то выгнали. Почти такие же, как я. В общем, за какие-то два часа мы становимся участниками очень важного, поистине великого дела.
У меня складывается ощущение невероятного изобилия вокруг – нет, не съестных припасов, а энергии, радости и надежды. Спеша налить чашку чая или кофе людям, на которых на улице я обычно даже не смотрю, я вдруг чувствую себя счастливой. Вот оно, оказывается, счастье, о котором я до сих пор даже не имела представления.
Вдруг посреди моря небритых лиц я замечаю знакомую улыбку.
– Значит, ты считаешь, что можешь запросто поспать со мной, а потом слинять, не оставив и следа?! – усмехается Эдди. – Чашку чая, пожалуйста, раз уж тебя к нему приставили. Живее, живее! Меня ждет полный зал!
На голове у него обернутое чалмой кухонное полотенце, а сам он закутан в старый синий дорожный плед.
– Эдди! – восклицаю я, чувствуя на себе многочисленные взгляды, особенно цепкие глазенки одного веселого дедушки, весь вечер безнадежно пытающегося соблазнить меня. – Во-первых, что ты здесь делаешь? Я думала, ты в Париже. А во-вторых, что на тебе надето?
– Мы же сегодня все в костюмах? Так? Ну вот, а я – младенец Иисус. А это мои свивальники-пеленки.
– У тебя кухонное полотенце на голове. Постой-ка, это же наше полотенце! Эдди, ты спер наше полотенце!
Он гордо распрямляется.
– Человек моего ранга никогда не сопрет полотенце, он просто присвоит его. Но тебе повезло. Я охотно верну тебе это полотенце за небольшое вознаграждение. Правда, тогда тебе, возможно, придется расстаться со своим нимбом.
Я краснею.
– Ты давно вернулся? И сколько тебе сахара – два или один? – спрашиваю я, бросая в него два кусочка.
– С ЕДОЙ НЕ БАЛОВАТЬСЯ! – гремит через весь зал Рег.
Эдди наклоняется ко мне через стойку и воровато озирается.
– Послушай, я – младенец Иисус, а ты – ангел. Так может, полежим вместе в яслях?
– Хе-хе-хе! – хихикает веселый дедушка.
– Он меня правильно понял, – улыбается Эдди.
Я смотрю в его громадные, черные, озорные глаза.
– Эдди! – только и могу я вымолвить.
– Да, мой ангел? – нежно шепчет он.
– Эй! Я думал, вы пришли сюда играть на пианино! – орет Per.
– Я же сказал, меня ждет зал! – Эдди отступает в сторону и исчезает в толпе.
Флора наклоняется ко мне.
– Может, не следовало тебе говорить, но он не проявлял никакого интереса к этому благотворительному балу, пока не услышал, что ты тоже пойдешь. Я думаю, Луиза, ты ему в самом деле нравишься. В общем, я тебя предупредила.
Я снова краснею.
– Но, Флора, когда же он вернулся? И какой у него может быть интерес к такой старой кляче, как я?
– Он вернулся вчера. С ворохом грязного белья – накопил месяца за четыре, никак не меньше. А какой у него может быть интерес к тебе, об этом я даже думать не хочу!
Сердце начинает бешено колотиться.
– Но я же на девять лет его старше!
– Ему нравятся пожилые женщины, Луиза.
– Опа! Вот спасибо! – До сих пор я никогда не имела сомнительного удовольствия думать о себе как о пожилой женщине. Да и сейчас я как-то не очень уверена, что оно откуда-то возьмется.
– Знаешь, – говорит она, вытирая теплую лужу разлитого чая. – Если он тебе не нравится, то ничего страшного. Но если честно, то я не видела его таким восторженным со времен Лары.
– Лары? – Неожиданная волна ревности окутывает меня. – Кто такая Лара?
Она хитровато улыбается.
– Да так, одна виолончелистка, которая разбила его сердце прошлой весной.
– Понятно. – И мне представляется талантливая изысканная красавица с внешностью Жаклин дю Пре.
– По мне, так на корову смахивает. – Флора выжимает тряпку над раковиной.
Я смотрю через зал, где Эдди придвигает стул к стоящему в углу старенькому фортепьяно. И уже через мгновение звуки регтайм-джаза, такие же задорные и заразительные, как сам Эдди, заполняют собой пространство.
В десять часов, когда прибывает следующая смена, Per поднимает руку, призывая всех замолкнуть.
– Эй, а ну-ка все успокоились! Огромное всем спасибо! А теперь настало время проголосовать и выбрать лучший костюм!
Ему отвечают бурными аплодисментами.
– Сейчас вы все построитесь в линейку, и, когда я махну рукой, зал будет решать.
Добровольцы выстраиваются в кривую цепочку, и Per шагает вдоль нее. Для каждого из конкурсантов Эдди играет разные отрывки из рождественских гимнов, но, когда Per подходит к нам с Флорой, он начинает насвистывать популярную мелодию группы «Юритмикс».
В итоге побеждает сам Per. Этот красный бархатный кафтан, эти громовые раскаты смеха – ну чем не настоящий Санта-Клаус? Только разве мы хуже?
– Ну вот, теперь мы считаемся благонравными, добропорядочными гражданами, – вздыхает Флора, когда мы выходим из подвала церкви Святого Мартина на улицу.
– Что вы скажете, милые дамы, если я приглашу вас куда-нибудь выпить? – Эдди игриво обнимает нас обеих за шеи.
– В таком виде? – говорю я. – Может, сегодня и сочельник, но даже ангела никто не обслужит в таком виде!
– Ты забыла, что я – младенец Иисус. У меня есть связи! Такси! – Он останавливает такси. – Отвези нас в «Ритц», добрый человек!
– Нет, Эдди! Как можно?! Только не в «Ритц»! – протестую я. – Только не в таком виде!
Флора хихикает.
– Да успокойся ты, Луиза. Так будет даже забавно!
– Нет-нет, я не поеду! Я лучше домой! По правде сказать, я очень устала.
– Я сниму свои пеленки, если ты поедешь. – Эдди тянет меня к открытой дверце такси. – Если на то пошло, я даже сниму вообще всю одежду, если ты поедешь!
Я вдруг начинаю нервничать. Зачем я нужна этому красивому талантливому юноше? Почему он так тянется ко мне? Меня одолевает внезапное желание убежать, скрыться, пока я не разрушила каких-то там его ошибочных и прекрасных иллюзий, которые он по-прежнему лелеет относительно моего характера.
– Смотрите, ночной автобус! Если я побегу, я еще могу успеть! Спокойной ночи и веселого Рождества! – Я торопливо чмокаю их в щечки и пускаюсь бежать через Трафальгарскую площадь, хлопая на ветру пластмассовыми крылышками.
– Подожди! – Эдди бросается за мной и, несмотря на мешающее одеяло, догоняет и хватает за руку. – В следующие выходные я устраиваю у себя на яхте небольшой междусобойчик. Ты придешь?
– На яхте?! – Я теряю дар речи
Автобус подъезжает к остановке, скрипя и стеная под тяжестью праздничных украшений. Эдди еще крепче сжимает мою руку.
– Пожалуйста, приходи, Луиза. И сейчас не убегай. Если хочешь, мы отвезем тебя домой.
Какое-то чувство сродни страху пронизывает все мои внутренности. Он нравится мне. Он нравится мне больше, чем я могла бы себе позволить. Больше, чем это допустимо. Вот она, проблема.
Автобус останавливается и начинает запускать людей.
– Зачем меня отвозить? Не беспокойся… вот же автобус!.. – Я смотрю ему в глаза. – Счастливого Рождества, Эдди! У тебя так здорово получается младенец Иисус… у тебя так здорово получается… все!
– Это означает, что ты придешь? – настаивает на своем он.
Кондуктор дает звонок, и автобус отъезжает от обочины. Я вырываю у Эдди свою руку и запрыгиваю на заднюю площадку.
– Посмотрим… Я скажу Флоре, и она даст тебе знать! Счастливого Рождества! – кричу я.
Когда автобус выруливает на Уайтхолл, я оборачиваюсь и вижу Эдди, который одиноко стоит посреди Трафальгарской площади с чайным полотенцем на голове.
Я поднимаюсь на второй ярус и нахожу себе местечко рядом с каким-то человеком в красной бумажной шапке Санта-Клауса, который крепко спит, прислонившись головой к стеклу. Я снимаю с себя крылышки и нимб. В битком набитом автобусе все веселятся, смеются, что-то кричат в трубки мобильников.
Мы проезжаем Биг-Бен, здание парламента, а потом улицу, где я столько лет прожила со своим бывшим мужем. Я пытаюсь представить, что он сейчас делает и как там теперь у нас в квартире – по-старому или изменилось? Может, сойти на следующей остановке и посмотреть? Интересно, как он себя поведет, если я заявлюсь к нему на порог в старой ночной рубашке? Да и узнает ли он вообще меня или отнесется ко мне так же, как я к нему в тот случайный вечер в театре? Автобус подъезжает к остановке и ждет, но я не выхожу. Даже чтобы посмотреть одним глазочком. А потом мы минуем мост, и все – проехали!
Дома я первым делом принимаю ванну и ставлю компакт-диск с балладами Шопена – они напоминают мне об Эдди. Разогреваю на плите суп, несу его в комнату и там, макая сухонькие хлебцы в тарелку, завороженно смотрю на огни рождественской елки! Это очень тихая ночь.
И я задумываюсь. Задумываюсь обо всем. О том, как получилось, что я в самый сочельник сижу в одиночестве, ем суп, и о том, как я даже не захотела выйти из автобуса, и обо всех тех людях в церкви Святого Мартина, о Реге, о том, что он делает, когда не наряжается Санта-Клаусом, и о том, узнаю ли я его, встретив случайно на улице, о Флоре и об Эдди, и о том, поехали ли они в «Ритц» и сидят ли там сейчас. А потом я вспоминаю Оливера Вендта и то, как была уверена, что этот мужчина как раз для меня, вспоминаю, как он выглядел, когда мотался на заднем сиденье отъезжающего такси, вспоминаю о своей бывшей работе и своих былых страхах, о том, как я ошибалась относительно всех и каждого. А потом мне вспоминаются Колин и Риа, как они празднуют Рождество со своими семьями и друзьями. А еще я думаю о нашей смешной маленькой квартирке, в которой сейчас сижу, и меня вдруг захватывает неожиданная волна какого-то счастливою чувства.
Оно стоило того. Все, о чем я только что думала, стоит того, чтобы я сидела сейчас в этой маленькой квартирке в абсолютном одиночестве.
И в эту ночь я засыпаю в полном, почти божественном умиротворении.
Яхты
Единственные предметы, которые могут развеваться и трепыхаться на ветру на борту яхты, – это судовые флажки. Платье или юбка, делающие то же самое, будут здесь неуместны. Поэтому в данном случае наиболее предпочтительным окажется простой и даже в некотором роде мужской тип одежды. Приключения в открытом море случаются в жизни человека не так уж часто, поэтому ловите миг, поскорее распрощайтесь с вечерними платьями и высокими каблуками, а вот чувство юмора непременно оставьте при себе – оно поможет вам стать полноценным членом судовой команды и сохранить присутствие духа при любых обстоятельствах.
Теперь у вас появилась возможность показать всем, что вы не боитесь предстать перед людьми без макияжа, что вы никогда не оставляете в своем кильватере даже малейшего беспорядка, что вы обладаете прекрасным, уживчивым, ровным характером и что ваша элегантность основана на исключительной простоте. Если это вам удастся (и если вы не склонны к морской болезни и к тому же умеете плавать), то проведенное в путешествии время, вы, несомненно, сможете назвать самым прекрасным в своей жизни.
На следующей неделе, придя на работу, я нахожу у себя на столе открытку.
СЕРДЕЧНО ПРИГЛАШАЮ ВАС
НА ТОРЖЕСТВЕННУЮ ЦЕРЕМОНИЮ СУДОВОГО КРЕЩЕНИЯ, КОТОРАЯ СОСТОИТСЯ НАЯХТЕ ЭДВАРДА ДЖЕЙМСА
В ДВА ЧАСА ДНЯ В ЭТУ СУББОТУ НА ПРИЧАЛЕ В ЧЕЛСИ.
Ниже указан телефонный номер: 07771283112.
Я ставлю открытку на столе перед монитором. Флора и Поппи хихикают.
– Девчонки, а вы идете на эту пирушку? – спрашиваю я.
– Нас никто не приглашал, – говорит Поппи, и они снова хихикают.
Вечером, придя домой, звоню в Дорсет.
– Что мне делать, Риа?
– А самой-то тебе чего хочется?
– Не знаю. Просто дело в том… Видишь ли, он так молод… Ты представляешь, ему всего только двадцать четыре года! И зачем ему все это?..
– А тебе что с того? Ведь он, в конце концов, взрослый человек – уж наверняка знает, чего хочет, И потом, с чего ты взяла, что возраст имеет такое большое значение? Посмотри на Колина и Энди.
Я на мгновение задумываюсь.
– Знаешь, я всегда считала, что мужчина должен быть старше… Старше и… он не должен быть таким привлекательным. Тогда и я должна быть молодой и привлекательной, уверенной в себе. А иначе какое будущее нас ждет? Как я могу сейчас увлечься, зная, что у нас нет будущего? Ты пойми, Риа, когда ему будет тридцать четыре, то мне уже исполнится сорок три! Он будет все так же молод и красив, а я буду считать свои все прибавляющиеся морщины!
– Да ладно тебе, не горячись раньше времени! Ты повторяешь эти свои прописные истины как заученный урок, как будто они что-то значат. Давай-ка лучше начнем с главного. Он тебе нравится?
Я улыбаюсь – даже просто вспоминать об Эдди без улыбки я не могу.
– Да он просто прелесть! Он такой яркий, такой талантливый, энергичный и… совсем не такой, как все! С ним любая вещь превращается в настоящие приключения! А как он играет на пианино, Риа! Ты бы полюбила его сразу!
Я слышу ее смех на другом конце провода.
– Тогда верь своему сердцу, Луиза! Пусть будет все как есть, а потом посмотришь, как получится дальше.
Повесив трубку, я, по-прежнему взволнованная и возбужденная, принимаю решение подстраховаться еще чьим-нибудь мнением. Кол лежит в гостиной на диване, увлеченно изучая журнал по бодибилдингу «Памп» (по крайней мере, я надеюсь, что эти голые туши – всего лишь бодибилдинг). Плюхаюсь в кресло рядом с ним.
– Кол, как бы ты поступил на моем месте?
– Послал бы его, конечно. Послал бы этого выпендрежника!
– Кол, нет, ну правда! Как бы ты поступил?
Он смотрит на меня совершенно серьезным взглядом.
– Послал бы. С чего ты взяла, что я шучу?
Боже, вот они, эти голубые мужики! Или просто мужики.
– А если я увлекусь им, а потом он променяет меня на молодуху?
Он удивленно изгибает бровь.
– И что?..
– Черт возьми, Кол, но у меня же останется чувство опустошенности!
– Радость моя, это не повод для того, чтобы прятаться от жизни. Значит, пострадаешь, помучаешься. Оно того стоит. Нам всем рано или поздно дается шанс. Какой смысл тогда вообще жить, если ты так боишься боли, что не способна оценить те редкие драгоценные жемчужины, которые тебе посылает судьба?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32