– Где она? Почему дом пуст?
– Кто ты? – повторил свой вопрос старик.
– Родственник, – уклончиво ответил Корлунг.
– Ах, незнакомец, недоброй была судьба у твоей родственницы, – вздохнул старик. – Ее сын совершил тяжкое преступление, он убил сына самого конунга, напал на него безоружного, а затем и обесчестил дочь верховного вождя. Сам парень сбежал, а его мать была изгнана из собственного дома.
– И никто не заступился за нее? – спросил Корлунг, нахмурившись.
– Таково было правосудие, и оно было признано справедливым. Ведь кто-то же должен был понести наказание за совершенное преступление. Она приняла наказание за своего сына.
– Где Геранда сейчас?
– Долгое время она жила в гроте на берегу океана, выходила в море на своей лодчонке, ставила сети – ведь жить-то надо. Я слышал, несколько раз ее навещал какой-то кузнец из леса.
– Где она сейчас? – нетерпеливо повторил Корлунг.
– Океан забрал ее, – все так же спокойно ответил старик. – Многие рыбаки не возвращаются к родным берегам, не вернулась и она.
Стиснув зубы, Корлунг повернулся и зашагал прочь. Отныне ничто больше не связывало его с Кем-Парном, и он ненавидел этот город и всех его обитателей. Сейчас хотелось только одного – как в детстве и юности припасть к корням дуба-отца, услышать его ровный голос, почувствовать на своих плечах ободряющее похлопывание его ветвей.
Покинув берег, Корлунг углубился в лес. Еще издали он почуял недоброе. Знакомая с детства тропа заросла травой, но сделалась гораздо шире, будто когда-то по ней разом прошли большим отрядом десятки людей.
Выйдя к поляне, той самой, где когда-то впервые услышал голос дуба, Корлунг замер, не веря собственным глазам. Поляна изменилась до неузнаваемости. Покрытое некогда тенью от кроны дуба обширное пространство сейчас было залито ярким светом и заросло высокой травой.
В глазах потемнело, кровь молотом застучала в виски. Запинаясь о почерневшие ветки, Корлунг добрел до центра поляны и рухнул на колени. С глухим стоном он поник головой к самой земле.
Там, где когда-то стоял могучий дуб, ныне из земли торчали обугленные останки.
– Как это могло случиться?! – простонал Корлунг, вцепившись пальцами в траву. – Как?!
– Конунг кадангов отомстил за смерть своего сына и бесчестье дочери, – послышался в ответ мелодичный женский голос. – Долгое время он тешился тем, что всячески осложнял жизнь Геранде. Когда же ее не стало, а псы так и не нашли тебя, конунг выместил всю свою злобу на нем. Черные псы пришли сюда. Они рубили его топорами, жгли, снова рубили и снова жгли. Он умирал несколько дней, весь лес стонал от его боли. Но он не тронул никого из своих мучителей. Арденг был далеко, он вернулся слишком поздно и попытался защитить его. Но псы убили твоего учителя и сожгли его тело на останках дуба.
– Как?! – ужаснулся Корлунг. – И Арденг тоже?!
– Псы не пощадили никого.
Корлунг обернулся. Мирра была все так же юна и прекрасна, как и много лет назад, когда он впервые встретил ириаду в этом лесу, еще будучи мальчишкой. Лишь озорство в ее глазах сменилось глубокой печалью.
– Я знала, что ты вернешься, Корлунг, сын Геранды, – тихо сказала Мирра. – Он тоже знал. И боялся этого.
– Боялся? – переспросил Корлунг.
– Боялся, что ты окончательно ожесточишь свое сердце.
– Что ж, он, как всегда, оказался прав, – мрачно произнес Корлунг.
Он поднял из травы кусок обгоревшей коры дуба, осторожно счистил ладонью черноту и прошептал:
– Прости меня, отец.
Спрятав кору на груди под рубашкой, Корлунг поднялся и зашагал знакомой тропой в глубь леса, даже не оглянувшись на Мирру.
Кузница встретила его тишиной. Все вокруг заросло высокой травой, по стенам расползлись побеги плюща и хмеля, затянув окна и двери. Не без труда отворив осевшую створку дверей, Корлунг окинул взглядом кузницу. Здесь все осталось на своих местах, как в прошлые времена. Очевидно, сюда псы не добрались.
Корлунг сбросил с себя лишнюю одежду, оставшись лишь в холщовых штанах, затем развел огонь в печи, достал инструменты. Бросив заготовку в горн, он раздул мехи. Через некоторое время раздался звон металла, кузница ожила.
Мирра стояла в дверях кузницы, прижавшись к дверному косяку, и следила за работой молодого кузнеца. Слезы текли по ее щекам, ириада даже не пыталась унять их.
Корлунг иступленно бил молотом, удерживая щипцами раскаленную заготовку на наковальне. Он не замечал ничего вокруг – ни слез Мирры, ни боли от разлетающихся искр, обжигающих его обнаженный торс. Раз за разом он раскалял заготовку в огне горна и бил молотом, придавая ей нужную форму и крепость, а перед глазами вставали картины из далекого прошлого – мать, сидящая у окна с вышивкой, суровый взгляд Арденга, крона дуба-отца, дарящая тень, уют и покой… Стояло перед глазами и то, что пришлось увидеть, вернувшись в родные края спустя годы – заброшенный дом матери и поросшее бурьяном пепелище. Последний раз Корлунг плакал в тот самый день, когда впервые упал к корням дуба-отца. Казалось, он давно разучился это делать, настолько безмятежной была жизнь после и такой суровой в последние годы. Но сейчас слезы нет-нет да и срывались с глаз, с шипением исчезая на раскаленном лезвии рождающегося клинка.
Корлунг работал, не останавливаясь, весь день и всю ночь. Мирра все так же неподвижно стояла в дверях, глядя на него сквозь слезы. На рассвете первые лучи солнца, упавшие в распахнутые двери кузни, отразились от блистающей стали клинка. В рукоять меча, обмотанную шелковым шнуром, кузнец вставил кусок обугленной коры дуба, что взял с собой с пепелища.
– Арденг сказал бы, что в этом мече есть душа, – тихо заметила ириада. – Недобрая душа.
– Тебе лучше вернуться к своим сестрам в Изумрудные леса, – произнес Корлунг. – Здесь тебе незачем оставаться.
Завернув готовый меч в сукно, ученик кузнеца подошел к ириаде и поцеловал девушку.
– Прощай, Мирра. Я больше не вернусь сюда. Никогда.
Корлунг покинул кузню и зашагал прочь, не оглядываясь.
– Прощай, Корлунг, сын Геранды из Кем-Парна, – прошептала Мирра ему вслед, вновь залившись слезами.
Старая лесная тропа совсем заросла, Корлунг продирался к побережью сквозь густые заросли. К полудню он вышел к городку, над которым на скальном утесе возвышалась крепость Талбот, резиденция Орланденга.
Не раздумывая ни мгновения, Корлунг направился прямо к распахнутым воротам крепости. Без помех он вошел на широкий двор.
– Ты кто такой? – остановил его один из слуг.
– Проведи меня к конунгу Орланденгу, – потребовал Корлунг. – У меня важное известие для него.
Тон его был столь решителен, что слуга не осмелился ни возражать, ни спрашивать что-либо еще. Он беспрекословно повел Корлунга за собой.
В большом трапезном зале было людно. За длинным дубовым столом сидели широкоплечие мужчины в черных одеждах. Судя по золотой вышивке и шрамам на лицах и руках, то были воины из клана черных псов. Несколько девушек прислуживали пирующим. Во главе стола сидел сам Орланденг. С тех пор, как Ранда с подачи самого конунга унизила его в Кем-Парне, Корлунг никогда больше не видел главу клана. За прошедшие годы Орланденг сильно изменился – лицо его оплыло, под глазами появились мешки, лоб прорезали глубокие морщины, волосы обильно серебрились сединой.
– Прошу простить, мой господин, – слуга поклонился конунгу, – этот человек говорит, что у него важная новость для тебя.
Он указал на Корлунга.
– Говори, парень, – разрешил Орланденг. – Только покороче, у меня нет времени для всяких бродяг.
По виду Корлунг и в самом деле мало отличался от нищего бродяги.
– Я ненадолго, – ответил он конунгу.
Отстранив слугу, Корлунг направился к столу.
– Что за сверток у тебя в руке, парень? – хмуро поинтересовался Орланденг. – Дар?
– Слишком много чести для тебя, – процедил Корлунг сквозь зубы, еще крепче сжав меч, завернутый в сукно.
Конунг нахмурился.
– Кто ты?! – свирепо рявкнул он.
– Я Корлунг, сын Геранды из Кем-Парна.
Конунг не успел даже удивиться. Корлунг шагнул на скамью, оттуда на стол, схватил нож, воткнутый в кабанью тушу, и всадил его в сердце Орланденга.
– Я все сказал, – произнес Корлунг.
Он спрыгнул со стола и твердым шагом направился к выходу. Конунг беззвучно уронил голову на стол. Несколько мгновений псы-воины сидели неподвижно, ошеломленные неожиданной расправой над своим предводителем. Корлунг был уже у дверей, когда один из псов окликнул его:
– Стой!
Псы одновременно вскочили на ноги. Один сорвал со стены меч, другой копье, многие схватились за кинжалы. Корлунг освободил из сукна свой меч.
– Ты надеешься выйти отсюда живым? – свирепо поинтересовался один из псов, хищно оскалившись.
– Я надеюсь только на свой клинок, – со злобой ответил Корлунг. – Подумайте, многие ли из вас насладятся победой?
Перед Корлунгом стояли закаленные воины, побывавшие во многих кровавых схватках. Далеко не каждый удостаивался чести стать черным псом, свое право быть членом клана каждый из них завоевал мечом, и сомневаться в их решительности не приходилось. Однако слова Корлунга на мгновение заставили их замереть. Черных псов не страшила смерть на поле боя, но ни один воин ни в одном бою никогда не пожелал бы пасть первым. После расправы над самим конунгом в собственном замке в присутствии множества приближенных сомневаться в решимости незнакомца также не приходилось.
Воспользовавшись замешательством псов, Корлунг отступил за дверь и быстро сбежал вниз по лестнице. Воины клана переглянулись.
– Догнать! – рявкнул старший из них.
Выбежав на двор, Корлунг бросился к всаднику, только что въехавшему в ворота, и выбросил его из седла. Заняв место всадника, Корлунг пришпорил гиппариона. В воротах он столкнулся с женщиной, в которой без труда узнал Ранду, хотя за минувшие годы дочь Орланденга изменилась не менее, чем ее отец. В руках Ранда несла корзину с мокрым бельем. По всей видимости, ее положение в замке отца немногим отличалось от обычной служанки, если вообще отличалось.
Несмотря на то, что и облик Корлунга сильно изменился с момента их последней встречи, Ранда тоже мгновенно узнала его.
– Ты?! – изумленно воскликнула она.
Корлунг не стал сдерживать гиппариона и во весь опор вылетел за ворота. Ранда едва успела отскочить в сторону и упала на кучу хвороста, сваленную у ворот. Ее корзина опрокинулась, белье вывалилось в пыль.
Во двор выбежали псы-воины, бряцая оружием.
– Седлайте коней! Догнать убийцу! Этот парень зарезал конунга!
К Ранде подбежал белокурый мальчик.
– Мама, мама, тебе больно? – закричал он, теребя платье женщины.
– Ничего, сынок, все хорошо, – успокоила Ранда мальчика.
– Когда я вырасту, я никому не дам тебя в обиду, – пообещал малыш.
– Да, сынок, когда ты станешь большим и сильным, ты отомстишь за все обиды, – пробормотала Ранда, обняв сына и бросив недобрый взгляд вслед умчавшемуся всаднику.
* * *
Корлунг очнулся внезапно. В очаге трещал огонь, освещая просторное помещение. Пошевелившись на мягком ложе, он почувствовал, что рядом под медвежьей шкурой лежит еще кто-то, прижавшись к его спине. И этот кто-то был полностью обнажен, как и он сам.
Корлунг повернул голову. За спиной лежала женщина. Та самая. Проснувшись от его движения, женщина приподняла голову и открыла глаза.
– Что ты делаешь? – спросил Корлунг по-арамейски.
– Согреваю тебя, – ответила женщина, обняв его еще крепче. – Самый лучший способ отогреть мужчину – это положить рядом с ним женщину.
– Наверное, ты права, – согласился Корлунг. – Сейчас я чувствую себя намного лучше.
– Но ты все еще очень слаб. Спи.
Корлунг послушно опустил голову к изголовью. Неожиданно женщина спросила:
– Скажи, почему ты тогда убил всех своих товарищей?
– Они не были моими товарищами, – ответил Корлунг. – Они были разбойниками, убийцами и насильниками. У меня не было причин для жалости.
– Почему же ты не убил меня? Пожалел? Зачем отпустил?
– Наверное, затем, чтобы спустя несколько лет ты спасла меня, – произнес Корлунг и снова провалился в забытье.
Проснулся он так же внезапно, как и в первый раз. Женщина стояла перед ложем, спиной к нему. Отблески огня играли на изгибах ее обнаженного тела. В первый миг при виде стройного девичьего стана Корлунгу подумалось, что он снова бредит. Завороженно он ощупывал глазами прекрасное тело арамейки, не в силах зажмуриться или отвести взгляд.
Женщина быстро накинула длинное платье, скрыв под грубой тканью все свои прелести, и наваждение исчезло.
– Ты считаешь, что твое тепло мне больше не нужно? – спросил Корлунг.
Женщина обернулась.
– Ты подсматривал? – нахмурилась она.
Тон ее голоса был скорее шутливый, даже игривый.
– Немножко, – с улыбкой признался Корлунг.
Он протянул к ней руку.
– Иди ко мне. Мне кажется, я еще недостаточно согрелся.
Женщина рассмеялась и отступила на шаг.
– А мне кажется, что ты уже достаточно ожил, даже слишком, так что теперь грей себя сам. Вот твоя одежда.
Она бросила Корлунгу его штаны и рубашку, высушенные у очага, и отвернулась.
– Одевайся. Я приготовлю нам поесть.
– Как тебя зовут? – спросил Корлунг, натягивая рубаху.
– Ния, – назвалась женщина.
– Слишком короткое имя для арамейки, – заметил Корлунг.
– Много ли ты видел арамеев? – поинтересовалась Ния. – Мне кажется, ты впервые в наших краях, иначе не пришел бы сюда среди зимы почти голым.
– Да, так далеко на полночи я никогда еще не был, – признал Корлунг. – Но арамеев уже повидал немало. На поле боя.
– А как твое имя?
– Корлунг.
– Как? – не расслышала Ния. – Коруг? Или Хорруг?
– Называй, как хочешь, – отмахнулся Корлунг. – Вы, арамеи, все равно всегда все переиначиваете на свой лад.
– Как скажешь, Хорруг, – игриво усмехнулась Ния, словно дразня его.
Это напомнило Корлунгу Мирру. Он тяжело вздохнул, поднимаясь с ложа. Никогда больше не увидеть ему озорной блеск в зеленых глазах вечно юной ириады. Вся прошлая жизнь осталась далеко позади, как сон, и возврата уже не будет. Пусть эта женщина называет его Хорругом, он примет это новое имя для новой жизни.
– У меня был сверток, – сказал каданг. – Где он?
Ния пожала плечами.
– Я не видела никакого свертка.
Корлунг подошел к женщине, собиравшей на стол, схватил ее за плечи, развернул лицом к себе и сурово посмотрел ей в глаза.
– Мне нужен этот сверток, – жестко произнес он.
Ния спокойно выдержала его тяжелый взгляд.
– Я не знаю, где он, – сказала она. – Там было что-то ценное?
– Да.
Корлунг принялся натягивать сапоги.
– Одевайся, – приказал он Ние. – Мы должны найти его. Наверное, он все еще там, в снегу, где ты подобрала меня. Сможешь отыскать это место?
– Смогу, но ты должен хотя бы поесть. Ты очень слаб.
– Нет времени. Идем.
В этот момент снаружи послышались голоса.
– Кто это? – насторожился Корлунг.
– Кажется, мой брат вернулся с охоты со своими товарищами.
Дверь распахнулась, и в дом вошли трое рослых арамеев. У каждого на поясе висел длинный кинжал, один держал лук. Лучник повесил свое оружие на стену и кивнул Ние.
– Радуйся, сестричка, сегодня будем лакомиться кабанятиной. Разделай тушу и займись обедом, мы голодны.
Женщина послушно накинула на плечи меховой плащ, взяла в руки топор и вышла наружу.
– Ты кто? – весьма недружелюбно осведомился все тот же арамей, смерив Корлунга взглядом.
– Гость, – мрачно отозвался каданг.
– Собирайся и проваливай отсюда, гость, – с ухмылкой приказал арамей.
– Не ты привел меня сюда, не тебе и прогонять, – с вызовом ответил Корлунг.
Арамей снова ухмыльнулся.
– Хорошо, – кивнул он. – Мы попросим мою милую сестричку, чтоб она дала тебе хорошего пинка под зад, гость. Вряд ли она нам откажет.
Арамеи расхохотались, довольные словами своего товарища. Все трое уселись вокруг стола.
С улицы вошла Ния, в руках ее была большая чаша с сырым мясом.
– Сколько можно тебя ждать? – недовольно проворчал брат. – Мы жрать хотим! И скажи своему гостю, чтобы выметался из моего дома.
– Позволь ему остаться, – попросила Ния. – Он слишком слаб.
– Пусть набирается сил в другом месте.
Ния виновато взглянула на Корлунга и тихо сказала:
– Извини. Тебе придется уйти.
Корлунг молча потянулся за своим плащом. В этот момент брат Нии попросил одного из своих товарищей:
– Покажи мне его.
Тот положил на стол знакомый Корлунгу сверток и развернул сукно. В отблесках очага блеснула полированная сталь клинка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
– Кто ты? – повторил свой вопрос старик.
– Родственник, – уклончиво ответил Корлунг.
– Ах, незнакомец, недоброй была судьба у твоей родственницы, – вздохнул старик. – Ее сын совершил тяжкое преступление, он убил сына самого конунга, напал на него безоружного, а затем и обесчестил дочь верховного вождя. Сам парень сбежал, а его мать была изгнана из собственного дома.
– И никто не заступился за нее? – спросил Корлунг, нахмурившись.
– Таково было правосудие, и оно было признано справедливым. Ведь кто-то же должен был понести наказание за совершенное преступление. Она приняла наказание за своего сына.
– Где Геранда сейчас?
– Долгое время она жила в гроте на берегу океана, выходила в море на своей лодчонке, ставила сети – ведь жить-то надо. Я слышал, несколько раз ее навещал какой-то кузнец из леса.
– Где она сейчас? – нетерпеливо повторил Корлунг.
– Океан забрал ее, – все так же спокойно ответил старик. – Многие рыбаки не возвращаются к родным берегам, не вернулась и она.
Стиснув зубы, Корлунг повернулся и зашагал прочь. Отныне ничто больше не связывало его с Кем-Парном, и он ненавидел этот город и всех его обитателей. Сейчас хотелось только одного – как в детстве и юности припасть к корням дуба-отца, услышать его ровный голос, почувствовать на своих плечах ободряющее похлопывание его ветвей.
Покинув берег, Корлунг углубился в лес. Еще издали он почуял недоброе. Знакомая с детства тропа заросла травой, но сделалась гораздо шире, будто когда-то по ней разом прошли большим отрядом десятки людей.
Выйдя к поляне, той самой, где когда-то впервые услышал голос дуба, Корлунг замер, не веря собственным глазам. Поляна изменилась до неузнаваемости. Покрытое некогда тенью от кроны дуба обширное пространство сейчас было залито ярким светом и заросло высокой травой.
В глазах потемнело, кровь молотом застучала в виски. Запинаясь о почерневшие ветки, Корлунг добрел до центра поляны и рухнул на колени. С глухим стоном он поник головой к самой земле.
Там, где когда-то стоял могучий дуб, ныне из земли торчали обугленные останки.
– Как это могло случиться?! – простонал Корлунг, вцепившись пальцами в траву. – Как?!
– Конунг кадангов отомстил за смерть своего сына и бесчестье дочери, – послышался в ответ мелодичный женский голос. – Долгое время он тешился тем, что всячески осложнял жизнь Геранде. Когда же ее не стало, а псы так и не нашли тебя, конунг выместил всю свою злобу на нем. Черные псы пришли сюда. Они рубили его топорами, жгли, снова рубили и снова жгли. Он умирал несколько дней, весь лес стонал от его боли. Но он не тронул никого из своих мучителей. Арденг был далеко, он вернулся слишком поздно и попытался защитить его. Но псы убили твоего учителя и сожгли его тело на останках дуба.
– Как?! – ужаснулся Корлунг. – И Арденг тоже?!
– Псы не пощадили никого.
Корлунг обернулся. Мирра была все так же юна и прекрасна, как и много лет назад, когда он впервые встретил ириаду в этом лесу, еще будучи мальчишкой. Лишь озорство в ее глазах сменилось глубокой печалью.
– Я знала, что ты вернешься, Корлунг, сын Геранды, – тихо сказала Мирра. – Он тоже знал. И боялся этого.
– Боялся? – переспросил Корлунг.
– Боялся, что ты окончательно ожесточишь свое сердце.
– Что ж, он, как всегда, оказался прав, – мрачно произнес Корлунг.
Он поднял из травы кусок обгоревшей коры дуба, осторожно счистил ладонью черноту и прошептал:
– Прости меня, отец.
Спрятав кору на груди под рубашкой, Корлунг поднялся и зашагал знакомой тропой в глубь леса, даже не оглянувшись на Мирру.
Кузница встретила его тишиной. Все вокруг заросло высокой травой, по стенам расползлись побеги плюща и хмеля, затянув окна и двери. Не без труда отворив осевшую створку дверей, Корлунг окинул взглядом кузницу. Здесь все осталось на своих местах, как в прошлые времена. Очевидно, сюда псы не добрались.
Корлунг сбросил с себя лишнюю одежду, оставшись лишь в холщовых штанах, затем развел огонь в печи, достал инструменты. Бросив заготовку в горн, он раздул мехи. Через некоторое время раздался звон металла, кузница ожила.
Мирра стояла в дверях кузницы, прижавшись к дверному косяку, и следила за работой молодого кузнеца. Слезы текли по ее щекам, ириада даже не пыталась унять их.
Корлунг иступленно бил молотом, удерживая щипцами раскаленную заготовку на наковальне. Он не замечал ничего вокруг – ни слез Мирры, ни боли от разлетающихся искр, обжигающих его обнаженный торс. Раз за разом он раскалял заготовку в огне горна и бил молотом, придавая ей нужную форму и крепость, а перед глазами вставали картины из далекого прошлого – мать, сидящая у окна с вышивкой, суровый взгляд Арденга, крона дуба-отца, дарящая тень, уют и покой… Стояло перед глазами и то, что пришлось увидеть, вернувшись в родные края спустя годы – заброшенный дом матери и поросшее бурьяном пепелище. Последний раз Корлунг плакал в тот самый день, когда впервые упал к корням дуба-отца. Казалось, он давно разучился это делать, настолько безмятежной была жизнь после и такой суровой в последние годы. Но сейчас слезы нет-нет да и срывались с глаз, с шипением исчезая на раскаленном лезвии рождающегося клинка.
Корлунг работал, не останавливаясь, весь день и всю ночь. Мирра все так же неподвижно стояла в дверях, глядя на него сквозь слезы. На рассвете первые лучи солнца, упавшие в распахнутые двери кузни, отразились от блистающей стали клинка. В рукоять меча, обмотанную шелковым шнуром, кузнец вставил кусок обугленной коры дуба, что взял с собой с пепелища.
– Арденг сказал бы, что в этом мече есть душа, – тихо заметила ириада. – Недобрая душа.
– Тебе лучше вернуться к своим сестрам в Изумрудные леса, – произнес Корлунг. – Здесь тебе незачем оставаться.
Завернув готовый меч в сукно, ученик кузнеца подошел к ириаде и поцеловал девушку.
– Прощай, Мирра. Я больше не вернусь сюда. Никогда.
Корлунг покинул кузню и зашагал прочь, не оглядываясь.
– Прощай, Корлунг, сын Геранды из Кем-Парна, – прошептала Мирра ему вслед, вновь залившись слезами.
Старая лесная тропа совсем заросла, Корлунг продирался к побережью сквозь густые заросли. К полудню он вышел к городку, над которым на скальном утесе возвышалась крепость Талбот, резиденция Орланденга.
Не раздумывая ни мгновения, Корлунг направился прямо к распахнутым воротам крепости. Без помех он вошел на широкий двор.
– Ты кто такой? – остановил его один из слуг.
– Проведи меня к конунгу Орланденгу, – потребовал Корлунг. – У меня важное известие для него.
Тон его был столь решителен, что слуга не осмелился ни возражать, ни спрашивать что-либо еще. Он беспрекословно повел Корлунга за собой.
В большом трапезном зале было людно. За длинным дубовым столом сидели широкоплечие мужчины в черных одеждах. Судя по золотой вышивке и шрамам на лицах и руках, то были воины из клана черных псов. Несколько девушек прислуживали пирующим. Во главе стола сидел сам Орланденг. С тех пор, как Ранда с подачи самого конунга унизила его в Кем-Парне, Корлунг никогда больше не видел главу клана. За прошедшие годы Орланденг сильно изменился – лицо его оплыло, под глазами появились мешки, лоб прорезали глубокие морщины, волосы обильно серебрились сединой.
– Прошу простить, мой господин, – слуга поклонился конунгу, – этот человек говорит, что у него важная новость для тебя.
Он указал на Корлунга.
– Говори, парень, – разрешил Орланденг. – Только покороче, у меня нет времени для всяких бродяг.
По виду Корлунг и в самом деле мало отличался от нищего бродяги.
– Я ненадолго, – ответил он конунгу.
Отстранив слугу, Корлунг направился к столу.
– Что за сверток у тебя в руке, парень? – хмуро поинтересовался Орланденг. – Дар?
– Слишком много чести для тебя, – процедил Корлунг сквозь зубы, еще крепче сжав меч, завернутый в сукно.
Конунг нахмурился.
– Кто ты?! – свирепо рявкнул он.
– Я Корлунг, сын Геранды из Кем-Парна.
Конунг не успел даже удивиться. Корлунг шагнул на скамью, оттуда на стол, схватил нож, воткнутый в кабанью тушу, и всадил его в сердце Орланденга.
– Я все сказал, – произнес Корлунг.
Он спрыгнул со стола и твердым шагом направился к выходу. Конунг беззвучно уронил голову на стол. Несколько мгновений псы-воины сидели неподвижно, ошеломленные неожиданной расправой над своим предводителем. Корлунг был уже у дверей, когда один из псов окликнул его:
– Стой!
Псы одновременно вскочили на ноги. Один сорвал со стены меч, другой копье, многие схватились за кинжалы. Корлунг освободил из сукна свой меч.
– Ты надеешься выйти отсюда живым? – свирепо поинтересовался один из псов, хищно оскалившись.
– Я надеюсь только на свой клинок, – со злобой ответил Корлунг. – Подумайте, многие ли из вас насладятся победой?
Перед Корлунгом стояли закаленные воины, побывавшие во многих кровавых схватках. Далеко не каждый удостаивался чести стать черным псом, свое право быть членом клана каждый из них завоевал мечом, и сомневаться в их решительности не приходилось. Однако слова Корлунга на мгновение заставили их замереть. Черных псов не страшила смерть на поле боя, но ни один воин ни в одном бою никогда не пожелал бы пасть первым. После расправы над самим конунгом в собственном замке в присутствии множества приближенных сомневаться в решимости незнакомца также не приходилось.
Воспользовавшись замешательством псов, Корлунг отступил за дверь и быстро сбежал вниз по лестнице. Воины клана переглянулись.
– Догнать! – рявкнул старший из них.
Выбежав на двор, Корлунг бросился к всаднику, только что въехавшему в ворота, и выбросил его из седла. Заняв место всадника, Корлунг пришпорил гиппариона. В воротах он столкнулся с женщиной, в которой без труда узнал Ранду, хотя за минувшие годы дочь Орланденга изменилась не менее, чем ее отец. В руках Ранда несла корзину с мокрым бельем. По всей видимости, ее положение в замке отца немногим отличалось от обычной служанки, если вообще отличалось.
Несмотря на то, что и облик Корлунга сильно изменился с момента их последней встречи, Ранда тоже мгновенно узнала его.
– Ты?! – изумленно воскликнула она.
Корлунг не стал сдерживать гиппариона и во весь опор вылетел за ворота. Ранда едва успела отскочить в сторону и упала на кучу хвороста, сваленную у ворот. Ее корзина опрокинулась, белье вывалилось в пыль.
Во двор выбежали псы-воины, бряцая оружием.
– Седлайте коней! Догнать убийцу! Этот парень зарезал конунга!
К Ранде подбежал белокурый мальчик.
– Мама, мама, тебе больно? – закричал он, теребя платье женщины.
– Ничего, сынок, все хорошо, – успокоила Ранда мальчика.
– Когда я вырасту, я никому не дам тебя в обиду, – пообещал малыш.
– Да, сынок, когда ты станешь большим и сильным, ты отомстишь за все обиды, – пробормотала Ранда, обняв сына и бросив недобрый взгляд вслед умчавшемуся всаднику.
* * *
Корлунг очнулся внезапно. В очаге трещал огонь, освещая просторное помещение. Пошевелившись на мягком ложе, он почувствовал, что рядом под медвежьей шкурой лежит еще кто-то, прижавшись к его спине. И этот кто-то был полностью обнажен, как и он сам.
Корлунг повернул голову. За спиной лежала женщина. Та самая. Проснувшись от его движения, женщина приподняла голову и открыла глаза.
– Что ты делаешь? – спросил Корлунг по-арамейски.
– Согреваю тебя, – ответила женщина, обняв его еще крепче. – Самый лучший способ отогреть мужчину – это положить рядом с ним женщину.
– Наверное, ты права, – согласился Корлунг. – Сейчас я чувствую себя намного лучше.
– Но ты все еще очень слаб. Спи.
Корлунг послушно опустил голову к изголовью. Неожиданно женщина спросила:
– Скажи, почему ты тогда убил всех своих товарищей?
– Они не были моими товарищами, – ответил Корлунг. – Они были разбойниками, убийцами и насильниками. У меня не было причин для жалости.
– Почему же ты не убил меня? Пожалел? Зачем отпустил?
– Наверное, затем, чтобы спустя несколько лет ты спасла меня, – произнес Корлунг и снова провалился в забытье.
Проснулся он так же внезапно, как и в первый раз. Женщина стояла перед ложем, спиной к нему. Отблески огня играли на изгибах ее обнаженного тела. В первый миг при виде стройного девичьего стана Корлунгу подумалось, что он снова бредит. Завороженно он ощупывал глазами прекрасное тело арамейки, не в силах зажмуриться или отвести взгляд.
Женщина быстро накинула длинное платье, скрыв под грубой тканью все свои прелести, и наваждение исчезло.
– Ты считаешь, что твое тепло мне больше не нужно? – спросил Корлунг.
Женщина обернулась.
– Ты подсматривал? – нахмурилась она.
Тон ее голоса был скорее шутливый, даже игривый.
– Немножко, – с улыбкой признался Корлунг.
Он протянул к ней руку.
– Иди ко мне. Мне кажется, я еще недостаточно согрелся.
Женщина рассмеялась и отступила на шаг.
– А мне кажется, что ты уже достаточно ожил, даже слишком, так что теперь грей себя сам. Вот твоя одежда.
Она бросила Корлунгу его штаны и рубашку, высушенные у очага, и отвернулась.
– Одевайся. Я приготовлю нам поесть.
– Как тебя зовут? – спросил Корлунг, натягивая рубаху.
– Ния, – назвалась женщина.
– Слишком короткое имя для арамейки, – заметил Корлунг.
– Много ли ты видел арамеев? – поинтересовалась Ния. – Мне кажется, ты впервые в наших краях, иначе не пришел бы сюда среди зимы почти голым.
– Да, так далеко на полночи я никогда еще не был, – признал Корлунг. – Но арамеев уже повидал немало. На поле боя.
– А как твое имя?
– Корлунг.
– Как? – не расслышала Ния. – Коруг? Или Хорруг?
– Называй, как хочешь, – отмахнулся Корлунг. – Вы, арамеи, все равно всегда все переиначиваете на свой лад.
– Как скажешь, Хорруг, – игриво усмехнулась Ния, словно дразня его.
Это напомнило Корлунгу Мирру. Он тяжело вздохнул, поднимаясь с ложа. Никогда больше не увидеть ему озорной блеск в зеленых глазах вечно юной ириады. Вся прошлая жизнь осталась далеко позади, как сон, и возврата уже не будет. Пусть эта женщина называет его Хорругом, он примет это новое имя для новой жизни.
– У меня был сверток, – сказал каданг. – Где он?
Ния пожала плечами.
– Я не видела никакого свертка.
Корлунг подошел к женщине, собиравшей на стол, схватил ее за плечи, развернул лицом к себе и сурово посмотрел ей в глаза.
– Мне нужен этот сверток, – жестко произнес он.
Ния спокойно выдержала его тяжелый взгляд.
– Я не знаю, где он, – сказала она. – Там было что-то ценное?
– Да.
Корлунг принялся натягивать сапоги.
– Одевайся, – приказал он Ние. – Мы должны найти его. Наверное, он все еще там, в снегу, где ты подобрала меня. Сможешь отыскать это место?
– Смогу, но ты должен хотя бы поесть. Ты очень слаб.
– Нет времени. Идем.
В этот момент снаружи послышались голоса.
– Кто это? – насторожился Корлунг.
– Кажется, мой брат вернулся с охоты со своими товарищами.
Дверь распахнулась, и в дом вошли трое рослых арамеев. У каждого на поясе висел длинный кинжал, один держал лук. Лучник повесил свое оружие на стену и кивнул Ние.
– Радуйся, сестричка, сегодня будем лакомиться кабанятиной. Разделай тушу и займись обедом, мы голодны.
Женщина послушно накинула на плечи меховой плащ, взяла в руки топор и вышла наружу.
– Ты кто? – весьма недружелюбно осведомился все тот же арамей, смерив Корлунга взглядом.
– Гость, – мрачно отозвался каданг.
– Собирайся и проваливай отсюда, гость, – с ухмылкой приказал арамей.
– Не ты привел меня сюда, не тебе и прогонять, – с вызовом ответил Корлунг.
Арамей снова ухмыльнулся.
– Хорошо, – кивнул он. – Мы попросим мою милую сестричку, чтоб она дала тебе хорошего пинка под зад, гость. Вряд ли она нам откажет.
Арамеи расхохотались, довольные словами своего товарища. Все трое уселись вокруг стола.
С улицы вошла Ния, в руках ее была большая чаша с сырым мясом.
– Сколько можно тебя ждать? – недовольно проворчал брат. – Мы жрать хотим! И скажи своему гостю, чтобы выметался из моего дома.
– Позволь ему остаться, – попросила Ния. – Он слишком слаб.
– Пусть набирается сил в другом месте.
Ния виновато взглянула на Корлунга и тихо сказала:
– Извини. Тебе придется уйти.
Корлунг молча потянулся за своим плащом. В этот момент брат Нии попросил одного из своих товарищей:
– Покажи мне его.
Тот положил на стол знакомый Корлунгу сверток и развернул сукно. В отблесках очага блеснула полированная сталь клинка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13