От зорких старухиных глаз не укрылась легкая дрожь в молодых пальцах. Захохотал кто-то совсем рядом, и вздохнуло болото замогильным голосом.
– Цыц! – прикрикнула знахарка и погрозила посохом. Достала из дерматиновой сумки баночку и, кряхтя, оперлась на палку и встала. – Ленушка-голубушка, хорошая-пригожая, опустись на белы колени, – легонько надавила ладонью на податливое девичье плечико.
Зачерпнула мазь из баночки и по спине начала мазать, по плечам и груди.
Прикрыла Лена глаза, и словно отступила душная летняя ночь, прохлада расползлась из-под старухиных пальцев. Будто махонькие иголочки прикасались к телу. От этих прикосновений легкость в груди: полететь бы.
– Заря-зарница, красная девица, – зашептала старуха. – Тихо всходишь, тихо садишься. Видишь виноватых, видишь праведных. За Лену заступись, красой поделись. Дай услышать ей слово тихое, а от слова – мир колышется…
Смотрела Лена на шевелящиеся старухины губы, и чудился ей голос, словно издали.
– …Злые чары спадут, рассыплются. Месяц ясный к тебе с позаботушкой, не покинет заря ясноглазая. Ручеек пропоет в бело ушенько песню дивную, песню тихую.
Теплела душа у девушки от далекого голоса. Пахла старухина мазь медом. Молчал лес, будто пусто в нем.
– Вот и ладно. – Старуха жестом показала Ленушке: встань. – Одеваться не надо. Идем.
И совсем не страшно девушке. Страх остался там, в детстве, где пьяный отец заставил Ленушкину мать всю ночь провести на балконе в одной ночной рубашке под проливным дождем. А маленькая Лена, окаменев нутром, всю долгую ночь смотрела на целящееся в плачущее окно охотничье ружье…
Остановилась старуха и подтолкнула девушку к видневшейся меж ивовых кустов реке:
– Ополоснись, доченька. Лесной хозяин добрых людей понимает. Небось излечит тебя.
Плещется в воде молодка. Лесовик, на что стар, а и он залюбовался ладным девичьим телом.
– Не балуй, – крикнул водяному, устремившемуся было к купальщице. – Совесть имей! В твои-то годы…
– Да я что? Пошутить хотел, малость всего – ущипнуть за бочок.
– Неймется тебе, – усмехнулся лесовик. – С рыбами шути.
– Шутник-шутник-шутник, – заверещали вездесущие кикиморы и забросали сконфуженного водяного еловыми шишками.
Весь долгий день просидел Николай дома. После разговора с дружком из гаража отчего-то не хотелось встречаться с деревенскими жителями. Да и какие тут жители – старики и старухи… Когда совсем стемнело, пошел на речку. И не на деревенский пляж, а кружным путем, к видневшемуся далеко за околицей лесу. Шел-шел Николай да и побежал. Миновав деревню, на шаг перешел. Час спустя присел на остывший камень, рубаху расстегнул. Лунный свет серебрит реку – ништяк!
Шум послышался, словно кто-то осторожно в воду входил. Встал Николай, к кустам подошел, раздвинул тихонько ветки и обомлел: какая девушка в реку вошла! И голая!.. Николай смотрел, боясь шелохнуться. Минута… Холодная созерцательность вдруг сменилась мужским любопытством и желанием, мгновенно уничтожившим поэтическую красоту волшебной лунной ночи.
А девушка продолжала плескаться на мелководье, не подозревая, что мужские глаза следят за ней. И какую то игру играла она по-детски упоенно и сосредоточенно с речкой. Теплый ветерок трепал девичьи волосы.
Николай ревниво оглянулся – ему показалось…..
не один на берегу. Прислушался… Нет, померещилось: какая-то тень мелькнула в камышах и больше не появлялась. Так не хотелось, чтобы еще кто-то кроме него смотрел на купальщицу, а самому стало жутко. И он вложил в рот два пальца – свистнул так оглушительно, с переливами, даже звон в ушах пошел. Раздвинул ветви, и… Что такое?!
Плещется девица как ни в чем не бывало. Ведет свою дивную игру с речкой.
У Николая аж волосы на макушке зашевелились от неожиданности. Думал, после богатырского посвиста ринется купальщица к берегу, а она – ноль внимания. И не собиралась прятаться.
– Чертовщина… – прошептал он, пытаясь осмыслить происшедшее. – Так и рехнуться недолго… Эй! – крикнул он, немного упокоившись. – Как там тебя? Может, познакомимся?
Луна-спасительница занавесилась облаком, и девушка растворилась. А Николай, разбрызгивая воду, быстро преодолел мелкое место, в несколько сильных взмахов переплыл глубину… Однако девушки нет…
Да и была ли она? «Черт меня дернул пугать ее». И главное – зачем?.. Правду говорят, что в этой Красавке вся русская чертовщина присутствует в полном наборе. Только ведь русалки – с хвостами и в омутах живут, а не в реке… ерунда какая-то. Наверное, примерещилось.
Сергей подошел к колодцу и увидел Вовку.
– Тетя Лена приходила за водой?
– Приходила, – кивнул Вовка. – Она теперь каждый день сюда – с ведрами. В футбол будем?
– Ты пока один побегай, а я сейчас. – Сергей направился к лесу. – Я скоро вернусь.
– Можно мне с тобой? – попросил Вовка, но Сергей не ответил.
«Зачем иду?» – Сергей не находил ответа. Он чувствовал себя виноватым перед Леной. Надо же, с дурочкой ее сравнил. Как она тут живет? В ее возрасте городские девицы… И все-таки зачем я иду? Что хочу узнать? Глупо, а иду. Сергей перебрал в памяти встречи с женщинами и решил, что красивее Лены до сей поры встретить не удалось. Он даже забыл на миг, что девушка больна. Ведь бывает так, что, встретив человека, видишь в нем… Нет, вряд ли можно объяснить причину подсознательного влечения именно к этому человеку, а не к какому-либо другому, пусть даже более красивому, умному и так далее.
Еле заметная тропка привела Сергея к большой поляне, на которой стоял сруб с замшелой крышей и почерневшей трубой. Сараюшка, хлев, небольшой огород. Перед домом в палисаднике цвели невысокие подсолнухи, копошились куры. И колодец.
Сергей притаился в кустах, держа в поле зрения высокое крыльцо. Сидел долго, настырно.
Дождался своего – вышла Лена во двор, посыпала курам зерна, выпустила из сараюшки огромную свинью. Свинья подбежала к колодцу и начала чесать спину о темные бревна. Лена набрала воды и вылила свинье на спину.
Сергей так и не осмелился подойти к девушке, хоть и очень хотел. Но и просто смотреть, как девушка управляется по хозяйству, приятно. Все так делает, словно ее кто-то на пленку снимает: грациозная походка, отточенные изящные движения… Павушка, лебедушка, а не обыкновенная девушка.
На следующий вечер после работы Сергей опять бегал в лес, наблюдал за домом бабки Агафьи. И на следующий вечер, и всю неделю шастал, но выйти из своего укрытия, чтоб продолжить знакомство с девушкой, так и не смог… О чем и как можно разговаривать с глухонемой, пусть и очень красивой? «А не приворожила ли она меня?» – подумал Сергей, вспомнив разговоры деревенских, касающиеся бабки Агафьи, у которой жила Ленушка. Да и все жители Красавки колдовать умеют и колдуют: Сергей видел однажды, как бородатый мужик шел-шел по тропинке, остановился, оглядел свои грязные сапоги, хлопнул себя по ляжкам и порхнул в небо черным вороном.
В субботу шабашники заканчивали работу на два часа раньше обычного. Несмотря на усталость, с веселым гиканьем мчались к своей палатке и, не поужинав, – в баню. Спустя час красные, исхлестанные вениками, закутавшись в простыни, пили чай из большого самовара. Рада бабка Кулинка, как за родными ухаживала.
– Чабрец вам заварила со зверобоем. Очень пользительно… Травные чаи надо пить только при хорошем воздухе, иначе грош им цена. А что у вас? В городе вашем-то? Шум, гам, не продыхнуть от машин. Вот вы сидите, чаек попиваете, и мне вроде как дело есть. Нам, старикам, не только забота требуется, но чтоб и самим позаботиться. Мой-то сын седьмой годок, почитай, глаз не кажет. Шутка сказать – внука еще не видела. В Хабаровске живет, двенадцать ден добираться.
– Самолеты есть, бабуль. Сегодня – здесь, завтра – там, – сказал Матвей, обмахивая раскрасневшееся лицо краем простыни и посматривая в сторону дома Клавдии.
– И-их, милай. Я и на поезде боюсь, а ты – самолет.
– Спасибо, бабуль. – Сергей, придерживая край простыни, встал. – Спасибо за чаек и за баньку.
– Пирожков-то… Чего так мало? А я еще пеку. Матвей подождал, пока Сергей скроется за дверями, и сказал:
– Глядишь, осенью и свадебку сыграем.
– А что? Клавдия – женщина хорошая, работящая, – не поняла бабка Кулинка. Посмотрела на Матвея долгим взглядом.
– При чем тут Клавдия? – притворно удивился Матвей. – Серега в другую сторону смотрит – на дом бабки Агафьи.
– Да уж не Ленушку ли присмотрел?.. И молодец, – похвалила бабка Кулинка. – Вылечит Агафья бедолагу, вылечит. Такая невеста будет, что всем на зависть.
– А ты, бабуль, в ворожбу веришь? – спросил Дмитрий.
– Смотря в какую. Сколь людей Агафья травами вылечила, не говоря про коров и другую животину. А по-женски?.. Не при вас будь сказано, рази наездишься в городок-то? Только Агафьиным благословением и отходим. Когда надо, она сама болезных в город посылает, к докторам.
– Пройдусь немного, – сказал Матвей, выходя из-за стола.
Он переоделся и пошел к Клавдии. Не таясь, белым днем. А чего таиться, если вся деревня знает?
В который раз занял Сергей наблюдательный пост в кустах.
– За мной иди, – услышал он голос и увидел прислонившуюся к дереву древнюю старуху. – Поспешай. – Она шагнула к болоту, поманила Сергея за собой, махнув увесистым посохом.
Бабка Агафья шла ходко. Паутина облепила лицо Сергея. «Куда идем? Зачем послушался ее?» – думал Сергей, но не спрашивал. А чего спрашивать? Раз позвала, значит, надо. Вот только жутковато было ему: какие они, дела и заботы у древних старух?
Хлюпнуло под ногами болото, обернулась Агафья:
– Смотри, куда я ногу ставлю, туда и ступай. Топко здесь.
Поваленные деревья вокруг, а которые стоят – мало на них веток, а на ветках листьев.
Ходко шла старуха, козой скакала с кочки на кочку. Еле поспевал за ней облепленный паутиной шабашник. Невидимые зверюшки таинственно перешептывались в траве. Да и зверюшки ли?..
Вскоре вышли на сухое место. Полянка, а посредине ветхий шалаш с темным пятном воды под трухлявой крышей. Прелыми листьями пахнет.
Старуха остановилась, спокойно посмотрела на Сергея.
– Помоги кикимору изловить. Стара я стала, не то сама бы управилась, – сказала она. В ее глазах нет даже и намека на улыбку, которую ожидал сейчас увидеть Сергей. – Видел кикимору?
– Откуда? В зоопарке, что ли? Там такого добра не водится. И главное, глаза у тебя, бабка, серьезные. Какая кикимора? Может, спутала меня с кем?
– Поможешь – вылечу Ленушку. Мое слово твердое. И тебя от печали избавлю. Ведь нравится девка?
– Есть такое дело, – согласился Сергей. – Только при чем здесь кикимора?
– Обликом она казиста: шкура гладкая, шелковистая, иногда пятнистая, а бывает – белая как снег. На большую кошку похожа, а глаза что твои блюдца. Смотри… – шепнула старуха.
И точно, по поваленному дереву медленно шла огромная кошка, толстая, с короткими пухлыми ушами, шерсть серая и мелкие белые крапины на спине, а хвост – метра полтора и по земле волочится. Глянула кошка на Сергея, ощерила зубы и… вместо кошки заяц скакнул в кусты.
– Суеверие… – прошептал Сергей, повернувшись к старухе. – Это как же так получается? Выходит, что есть они?
– Поймать ее надо. Помидоры у людей в огородах ворует… Доволен? Не всякому удается живую кикимору увидеть.
– А откуда они? – спросил Сергей, озираясь. Капелька страха упала за воротник его рубахи, мурашками прокатилась по взмокревшей Спине.
– Есть от проклятья родительского – на маленьких человечков похожи, страшные с виду, таких в наших краях не водится, а наши – это жены домовых. Помрут старики, сломают их дом, в деревню не шибко-то люди бегут, а домовые мрут – в другой дом идти не желают – на то и домовой, кикиморы же бегут в лес. Ну как, поможешь?
– А чего надо-то? Не соображаю я в таких делах.
– Там… за шалашом глянь.
Сергей принес и положил перед старухой несколько гладко оструганных кривых сучков крепкого дерева. По приказу старухи скрепил их шелковым шнурком, приладил полоску резины – и получился примитивный капкан.
– Слабовата резинка, – засомневался Сергей, с опаской поглядывая на старуху. – Игрушка, а не капкан. Курица выскочит из такого.
– Сила здесь – помеха… Теперь штаны скинь и опусти эту штуковину в воду. Придет кикимора и попадется… А Ленушку я вылечу. У меня травка для нее есть, славная травка, надежная.
Сергей сделал все, что велела старуха, и они пошли назад.
А у колодца сидел Вовка.
– Дядя Сережа! А я думал, ты не придешь. Смотри: ворота. – Малыш показал на сложенные пирамидой камешки. – Сам сделал. Тренируй меня на вратаря.
Сергей даже обрадовался Вовке. Не надо придумывать повод. Тут все естественно получалось.
Лена подошла к колодцу. Сегодня она была без платка, но в том же, зеленого цвета, сарафане.
– Тяжелые ведра, давай помогу. – Сергей настороженно улыбнулся, чувствуя неуверенность в себе.
Лена потянулась к наполненным до краев ведрам, но Сергей опередил, подхватил и не торопясь, стараясь не расплескивать, пошел по тропинке.
– А мы тут, понимаешь, гараж строим, – заговорил Сергей. – Шабашники мы. Знаешь шабашников?
Лена нахмурилась, но не отвела взгляда от блеснувшего на солнце блестящего алюминиевого ведра.
– Деньги зарабатываем, – пояснил Сергей, словно девушка слышала его слова. – Деньги всем нужны. Сёстры у меня… а матери с отцом нет, померли. Один я у сестер. Не даю им язву наживать в институтских столовках. Подкидываю деньжат, чтоб лучше питались, ну и одежда, то-се…
Сергей продолжал говорить, совсем не задумываясь над тем, что не слышит Лена его слов. Говорил, чтобы не молчать, не давать девушке повода для осознания своего недуга. Говорил, что на ум взбредет. Краем глаза наблюдал за девушкой, продолжавшей смотреть на одно из ведер в его руках.
– А Дмитрий, наш бригадир, живет с женой и родителями в трехкомнатной. А те не хотят меняться, говорят, что пятнадцать лет квартиру ждали. Дмитрия в очередь на получение жилья не ставят… Вот и шастает по шабашкам, чтоб на кооператив скопить. Хочет от родителей уйти. Еще у нас Матвей есть – на машину копит, чтоб девочек завлекать. Такие вот дела… Хорошо у вас, природа – люкс. И дышится легко…
Когда вошли в лес, Лена тронула Сергея за плечо и, кивнув, остановилась. Показала рукой в сторону дома бабки Агафьи, отрицательно качнула головой. Сергей поставил ведра и впервые глянул на девушку – глаза в глаза.
– Глазищи-то у тебя, мать! – Сейчас Сергей помнил о недуге Лены – говорил, зная, что его не слышат. – И губы, и все такое прочее – хоть в заграничный журнал дамское бельишко рекламировать… Есть, видно, справедливость в природе – одно отбирает и сторицей вознаграждает за потерю. Может, приклеила ресницы? Больно густые да длинные они у тебя.
Сергей показал пальцем на свой глаз и прикрыл его.
Лена доверчиво зажмурила глаза и улыбнулась. Не решился Сергей поцеловать девушку, хоть и очень хотелось. Лишь легонько провел рукой по густым волосам.
– Умеешь целоваться? – А сам улыбался. Ведь безнаказанно мог говорить сейчас обо всем, что хотел. – Я и сам, правда, толком не умею, но ты мне нравишься.
Лена вновь показала рукой на дом.
– Торопишься?.. Ладно, ступай… Постой, – встрепенулся Сергей. – А как же мы?.. Как мы с тобой встретимся? Черт… Смогу ли тебе объяснить…
Лена внимательно смотрела на размахивающего руками Сергея. Наклонилась, расчистила ладошкой землю на тропке, вытащила из волос на виске заколку и написала: «Я – Лена, а ты?»
– Ну ты даешь, мать! Сообразительная. Сергей хлопнул себя по ляжкам, нагнулся, взял из рук девушки заколку, написал: «Сергей. Приходи суда, погуляем по лесу».
Лена улыбнулась, зачеркнула букву «у» в слоне «суда», немного подумала и зачеркнула в этом же слове первую букву.
– Значит, согласна? Придешь?
Лена кивнула и, подхватив ведра, направилась домой.
Вот так и закрепилось их знакомство. Каждый день после работы бегал Сергей в Волчью падь, и ему совсем не было скучно с безмолвной девушкой.
Ладное тело у Клавдии. Груди грушками топорщатся, а ноги в бедрах полные, сила в них чувствуется.
– Ты бы хоть поговорил со мной. Что все молчишь? – Клавдия отвернула лицо от занавешенного окошка.
– Деда разбудишь, молчи, – прошептал Матвей.
– Думаешь, я не понимаю? – вздохнула Клавдия. – Зачем я тебе, деревенщина?.. Только для игры.
Клавдия долго молчала, молчал и Матвей, наслушавшийся подобных разговоров за свою холостяцкую жизнь.
– Плохо обо мне не думай, прошу… Придешь домой, и деть себя некуда… Ты печь переложил, теперь не дымит. Смешно подумать: как дура, каждое утро угол взглядом ласкаю – руки твои к нему прикасались.
– Сама же в город не хочешь. Едем, если на то пошло.
– А деда куда?
Знал Матвей, что никуда Клавуська не уедет из Красавки, потому и настырничал.
– Едем, говорю. Чего ты за деда цепляешься? Люди присмотрят.
Клавдия потянула на себя одеяло.
1 2 3 4