Местность становилась более болотистой, и все по очереди падали. Мотоцикл Эвана несколько раз увязал в грязи по самую ось. «Зато теперь я могу ногами до земли доставать», – грустно сказал он. В такой ситуации есть только один способ выбраться – чтобы водитель «газовал», а мы вдвоем поднимали и толкали мотоцикл. Силы заканчивались, погода портилась, но надо ведь ехать дальше. Дорога становилась грязнее, и видно ее было все хуже. Иногда параллельно одной дороге шли десятки других. Сам по себе выбор дороги – задача более чем непростая. Потом полил дождь, и я забеспокоился всерьез. Если мы будем продвигаться с такой скоростью, а дождь не кончится, думал я, мы застрянем в этой долине всерьез и надолго, никогда из нее не выберемся!
И тут пошел снег. Я еле полз по дороге, совершенно не представляя, куда еду. Это становилось невыносимо. Мой организм отказывался функционировать, и я не знал, что делать. Иногда мы вели себя, как неудачники в старых немых комедиях. Я застрял в грязи, мотоцикл начал падать, я попытался его поймать, но не смог – он был слишком тяжелый. Эван подъехал, чтобы мне помочь, вместе мы его подняли, Эван осторожно поехал дальше, но заехал в лужу и тоже упал. Клаудио бросился помогать Эвану и, пока вытаскивал его из этой лужи, сам промок до нитки и заляпался грязью.
«Ох, Клаудио, черт, прости меня, друг, – сказал Эван. – Ну куда же подевался асфальт, хоть маленький кусочек асфальта, а? И что случилось с третьей, четвертой, пятой и шестой передачей? И что случилось с сухой одеждой? Почему мы больше не можем сидеть на мотоцикле и не падать с него? И почему ты, Клаудио, за все это время почти ни разу не упал?!»
Это было слишком. Приближался сильный шторм, и я потерял всякую способность и волю управлять мотоциклом. Эван после падения в реку и нескольких купаний в лужах насквозь промок. Еще он был с головы до ног заляпан грязью и выглядел совершенно несчастным. Мне было не лучше. Я больше не ехал на мотоцикле – я тащил его через болото и никак не мог понять, что здесь происходит, и вдруг… разрыдался. Я измучился до предела и ревел, как младенец, стекло в шлеме изнутри запотело от слез. За два часа мы проехали 10 км, медленно и тяжело. Загруженные под завязку BMW в грязи были практически неуправляемы. Как будто настал конец света, я мог думать только о предстоящем переезде через Сибирь, а потом остановился и задумался. Было четыре часа дня, а с утра мы проехали всего 55 км. Небо затягивали черные тучи, и я решил: нам остается только доехать до тех деревьев вдалеке и разбить под ними лагерь.
Мы подъехали к деревьям и, когда слезали с мотоциклов, увидели солнечный луч, пробивающийся между тучами. Дождь ненадолго прекратился. Клаудио, который редко выступал с предложениями, вдруг заговорил. «Давайте попробуем выбраться из этой долины сегодня, – сказал он. – Если ночью опять пойдет дождь, мы застрянем здесь на много дней. Это же самая низина, и вся грязь скапливается здесь. Завтра вообще не пролезем».
Клаудио был прав. Я сразу согласился, что так и надо сделать. Выбора не оставалось – надо ехать дальше. «Сваливаем отсюда», – сказал я.
«Подождите минутку!» – вмешался Эван. «Нам ехать надо», – сказал я. «Дайте мне время подумать…» «Что?»
«Я не так быстро соображаю, как вы двое, – сказал Эван. – Дайте и мне возможность высказаться – это и называется общее решение. А наше решение – это всегда твое решение».
«Ничего подобного, – сказал я. – Это вообще Клаудио сказал, что мы должны забраться на гору, пока дождь не начался, а не я. Если мы поедем дальше, то, может, успеем добраться до Ондорхангая, а там, возможно, какая-нибудь дрянная гостиничка или юрта подвернется».
Мне показалось, Эван нарывался на ссору. Он замерз, устал, измучился, и теперь ему надо было на ком-нибудь выместить всю эту гамму переживаний. Я пожал плечами, и мы поехали дальше. Но легче не стало, а стало гораздо труднее. Мы прошли несколько перевалов, и в каждой долине, куда мы спускались, земля была еще мягче, чем в предыдущей. Мы переправились через несколько рек, и вода в них с каждым разом становилась все грязнее и грязнее. Дорога почти исчезла, превратившись в одно сплошное болото, а трава вокруг становилась все более сырой и скользкой. Но потом стали попадаться телеграфные столбы, и мы начали по ним ориентироваться. Дорога чуть-чуть улучшилась, начался подъем на высокий холм. Когда мы забрались на его вершину, все вокруг совершенно изменилось. Как будто кто-то провел черту по ландшафту. За спиной осталась грязевая ванна, а впереди лежала каменистая пустыня.
Дорога теперь стала сухой, и через 30 км мы оказались в Ондорхангае. На окраине города я заметил белую машину, ехавшую очень медленно и осторожно, и подумал: это добрый знак. Мы поехали следом и приблизились к другой окраине маленького городка. Тогда я обогнал эту машину, попросил женщину за рулем остановиться и спросил, как проехать в Сонгино, следующий пункт нашего маршрута. Она велела следовать за ней и повела нас по дороге, которая вышла к реке. Мы через нее переправились – город был на другом берегу. А там… дорога оказалась самой гладкой из всех, что попадались нам в Монголии. Мы ехали на скорости 60 км/ч. Фантастика! Эван весь промок и замерз, и мы решили проехать еще минут сорок пять, чтобы у него высохла одежда, а потом остановились и разбили лагерь.
Это было счастье. Наконец-то – нормальная, ровная дорога в пустыне. Я был страшно горд, что нам удалось преодолеть грязь, реки и болота. Мы это сделали! Невероятное достижение, особенно после отказа от поворота на Россию.
«Ну, потренировались хотя бы перед Сибирью, – сказал я. – Хуже, чем было, уже наверняка не будет».
«Точно, – ответил Эван. – А знаете, мы ведь могли поехать в Канны, или на юг Испании, или… не знаю… в Мексику, или еще куда-нибудь. Но нет, я рвался в Сибирь, ГУЛАГ этот чертов посмотреть. И знаете что еще? Я не помню, почему мне так этого хотелось, вообще ничего не помню. У меня сегодня все мозги набекрень съехали».
Пока Эван сушил свои вещи и готовил ужин, мы с Клаудио полезли на вершину холма, на котором поставили палатки. Было видно: дорога, с которой мы только что съехали, вела дальше на юг, но потом возвращалась, огибала гору и шла в долину как раз в нужном направлении. Это нас порадовало, потому что на следующий день уже не пришлось бы сомневаться в выборе дороги. Наконец-то появилась возможность ехать нормально, но, когда мы ужинали в лагере, я увидел черную тучу, преследующую нас с самого приезда в Монголию. Мы каждый день пытались от нее убежать, и каждый вечер она нас догоняла. Это значило, что каждую ночь мы спали под дождем. Так я и отправился спать, безумно уставший и с мыслями о предстоящем ливне и завтрашнем продолжении кошмара.
Но на следующий день перегон от лагеря под Ондорхангаем через Сонгино до Номрога прошел замечательно. Мы ехали через пустыню, и дорога была гладкой как стекло. Все получалось легко, хорошо. Солнышко сияло, дул ветерок, мы почти не ошибались, а пейзаж был очень живописным. Эван, правда, уронил мотоцикл и отбил кончик рычага КПП, но, по сравнению с предыдущим днем, такая «авария» показалось пустячной. К полудню мы прошли почти 160 км. Остановились около одного юртового поселения, чтобы посетить местный храм, и встали перед ним на колени. Я все еще не восстановился после тягот предыдущих нескольких дней, и сейчас у меня даже комок к горлу подкатил. Впервые за четыре дня нас не било ветром и не заливало дождем. Я уже и забыл, что значит быть в тихом и спокойном месте.
Мы еще немного проехали вперед и оказались перед озером Тельмень. Там мы спрятались за мотоциклы, чтобы укрыться от резкого порывистого ветра, и тут снова увидели приближающуюся черную тучу. «Надо срочно ставить палатку, – сказал Эван. – Кажется, дождь собирается».
Только поспешили взяться за дело, как подъехал старик на лошади. Мы поздоровались, пожали друг другу руки, и он принялся помогать нам забивать колышки для палатки. Растяжки еще никогда не были так хороши. Потом появился еще один всадник, помоложе. Он слез с лошади и присел на корточки неподалеку, молча наблюдая, как мы занимаемся своими делами и готовим ужин. Впервые я забеспокоился насчет снаряжения. Пока он смотрел, как мы достаем вещи, обустраиваем лагерь, разжигаем печки и готовим еду, я подумал, как же это все выглядит в его глазах. Мы наварили супу, лапши, разлили их по металлическим мискам и поделили между всеми. Кажется, им наша еда понравилась. После ужина появилась жена старика. Мы показали ей фотографии наших детей, и она пригласила нас в свою юрту. Надеясь, что на этот раз обойдется без супа из яичек, мы последовали за этим семейством. Следом бежала собака с очень длинными ногами, я таких еще не видел. В юрте было очень красиво, и она оказалась гораздо больше, чем все те, которые мы видели раньше. Мы сели и стали пить монгольский чай. Его готовят из молока, щепотки чая и добавляют немного соли, он очень вкусный и здорово помогает при обезвоживании. На огне посреди юрты в большом котелке варилось что-то похожее на молоко. Его стерег тот пожилой монгол; он зачерпывал жидкость ковшиком и медленно выливал ее обратно с небольшой высоты, дав ей соприкоснуться с воздухом, и слегка помешивал. Его жена назвала это «со» и предложила попробовать. На вкус – почти как теплое молоко с сахаром, пикантности блюду добавляло то, что готовилось оно на огне, в котором горели навозные лепешки яка. Было очень вкусно. Еще нас угостили чем-то похожим на комковатый крем на крекере, посыпанном сахаром. Тоже волшебное блюдо.
Когда мы поели, женщина показала нам свои фотографии, которые висели в большой рамке на стене юрты. Мы подарили ей открытку, и она вставила ее в эту же рамку, рядом с фотографиями родственников. Так что сейчас где-то в Монголии есть юрта, на стене которой висит черно-белая фотография старика на русском мотоцикле с очень гордым видом, отца той женщины. А сразу над ней висит цветная фотография нас с Эваном, где мы стоим с не менее гордым видом во дворе штаба на Бульвер-Стрит, в окружении мотоциклов и ящиков с инструментами. Потом женщина провела нас по всей юрте, по-монгольски объясняя, для чего нужны те или иные ее части. Было очень приятно смотреть на эту маленькую и очень дружную семью. Женщина и ее муж явно любили друг друга, они все время держались за руки, разговаривая с нами, и постоянно переглядывались. Вечер прошел чудесно, но потом нам все же пришлось вернуться в палатки. Когда мы вышли из юрты, то увидели их старшего сына. Он скакал по степи вдалеке и с помощью длинного хлыста собирал животных. Там были овцы, козы и коровы. Его отец показал нам знаком, чтобы мы не двигались, и, когда стадо подошло ближе, жестами попросил нас помочь ему отделить животных помоложе и поместить их в загон. Солнце садилось, а мы наклонялись над загоном, гладили овец и коз, а они сосали нам пальцы.
«Большое вам спасибо, – сказал Эван сыну на лошади, чей силуэт вырисовывался на фоне темнеющего красно-бордового неба. – Это был прекрасный вечер. Увидимся утром за завтраком».
На следующий день мы проехали очень большой путь от Номрога до Белого озера. Остановку сделали в Тосонтсенгеле, где шикарно пообедали. Мы бы его не нашли, если бы не водитель грузовика, нарисовавший для нас очень удобную карту. На ней было только схематическое изображение реки, моста, дороги с какими-то точками на ней и горы с двумя маленькими домиками и двумя рощицами. Разумеется, стоило пересечь мост, мы увидели дорогу с точками, проехали по ней километров 30 и вышли к подножию горы. На полпути наверх проехали мимо двух рощиц. Еще чуть дальше мы нашли два маленьких домика, и сразу за ними начинался проселок, ведущий вправо, который мы без этой карты и не заметили бы. Карты велели нам ехать по трассе, но это была совершенно новая дорога, причем намного лучше. Мы неслись на 60 км/ч, громко радуясь почти нормальной поверхности. По пути мы переехали несколько шатких мостов, сделали остановку под деревом, все ветки которого были обвязаны шаманскими ленточками, проехали мимо множества лошадиных скелетов и увидели огромное количество стервятников. Мотоцикл Клаудио, конечно же, периодически ломался, но каждый раз каким-то чудом нам удавалось починить его самостоятельно. В конце дня мы лихо съехали по длинному спуску и оказались у большого моста через очередную реку. И рядом с этим мостом стояла наша команда. Мы очень обрадовались встрече. Это значило, что все справились с самым сложным этапом путешествия, – фантастическое достижение. Команда решила ехать дальше до Улан-Батора, а мы отправились к Белому озеру, до которого добрались только в одиннадцатом часу вечера. И в этот момент я полюбил Монголию, после стольких взлетов и падений, мучительных дней по колено в грязи, отказа от плана повернуть в Россию, тяжелых споров под дождем, измождения и боли в руках и ногах. Временами мы попадали в самый настоящий ад, но где-то в глубине души я от этих трудностей даже получал удовольствие. Мне нравилось встречаться с новыми людьми, а готовность незнакомцев прийти на помощь казалась поразительной. Без этого у нас бы ничего не получилось. Я вспомнил, как в детстве застрял где-то посреди графства Уиклоу со сломанным мотоциклом, который требовалось починить, чтобы доехать до дома. Я давно уже так не радовался: наверное, с тех самых пор, когда был дома с семьей. Все самое трудное осталось позади, и это было здорово.
ЭВАН: Добравшись до Белого озера, мы почувствовали огромное облегчение. У меня в жизни ничего не было тяжелее этих дней с момента отъезда от российской границы. Даже в самых страшных снах мне не мерещились такие ужасы. У Белого озера я целый день пролежал в юрте, не в силах даже встать и распаковать вещи, не желая думать о конце пути или хотя бы о завтрашнем дне и не в состоянии принимать решения.
Проснулся я очень рано и увидел, как какой-то маленький человек разжигает мою печку. Он зажег огонь и потом ушел, а я встал и сварил себе кофе. Потом взял удочку и побрел к озеру. Я шел почти час, прежде чем нашел подходящее для рыбалки место. Крючок, правда, за камни цеплялся, но немного побыть одному было здорово. После двух тяжелых недель пути мне требовалось немного отдохнуть от Чарли, Клаудио и всех остальных. По пути сюда я прошел мимо маленького святилища: монголы иногда складывают из камней небольшие пирамиды, и прохожие привязывают к ним голубые ленточки. Не знаю, можно ли там загадывать желания, но я все же загадал. Загадал и добавил камень в общую кучу, чтобы поблагодарить Всевышнего за этот день и окружающую красоту. На обратном пути я положил еще один камень, выражая свою признательность за то, что он не дал мне убить ни одной рыбы. Если честно, мне просто нужен был повод, чтобы здесь постоять. Днем я поплыл на лодке с местными жителями, которые закинули сеть на озере и поймали восемь или девять крупных рыбин. Когда они побросали их на дно лодки, мне стало неприятно. Вообще-то я ем рыбу и мясо, а еще работал когда-то на форельной ферме, где каждый день перебрасывал сотни обреченных рыбин, но мне было грустно смотреть на умирающих животных. Наверное, пора становиться вегетарианцем.
Здорово целых два дня почти ничего не делать. Путь сюда получился изматывающим, и в особенно утомительные моменты я сильно падал духом. А бедный Чарли от этого страдал. Я знаю, что иногда становлюсь очень вредным. Я лежал на постели и чувствовал себя физически больным – сказывалась усталость, накопившаяся за две недели очень трудной езды. Ощущения, как при отравлении. Я поверить не мог, что удалось заехать так далеко. Временами казалось, будто только кендальское печенье не дает нам свалиться замертво. Раз уж им питался первопроходец Эдмунд Хиллари, забравшийся на Эверест, и исследователь Антарктики Шеклтон, наверное, и нам тоже было грех жаловаться.
Перед путешествием я думал, что мне будет тяжело столько времени не знать о событиях в мире. Но вот я лежу, слушаю гуляющий вокруг юрты ветер и вдруг понимаю: быть совершенно не в курсе последних новостей – это один из самых больших плюсов поездки. Мы проехали треть нашего пути вокруг света; стали другими лица людей, дома, уклад жизни и верования. Но если бы мы не были совершенно одни, то легко могли бы увидеть все эти страны и не узнать самого главного – все люди одинаковы, все любят своих детей, ищут место для ночевки и еду. Нам всем нужно одно и то же, а мир не такой уж и большой. Я лежал в юрте и думал о политике. Если бы президент Буш (который, наверное, Монголию и на карте-то не найдет) и ему подобные потрудились поинтересоваться происходящим за пределами собственных стран, то они могли бы найти общее у людей всех национальностей и религий. Тогда захотелось бы обращать больше внимания на сходство, а не на различия, и было бы в мире тогда гораздо больше порядка и справедливости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36