Эта дорога, которой пользовались даже меньше, чем всякими второстепенными трассами, в какой-то момент грозила вообще исчезнуть, оставив нас где-то посреди монгольской глуши. Других машин нигде не было, мы могли рассчитывать только на системы GPS – без них совсем бы пропали.
Как я и думал, дорога скоро исчезла, и нам пришлось ехать по широким равнинам из камня и гравия, одним глазом поглядывая на экран GPS, чтобы не отклониться от верного направления. Мы прибыли в селение с ярко окрашенными глинобитными лачугами. Из них тут же высыпали дети, стали нас разглядывать, смеяться и щупать мотоциклы. Они показали нам, куда ехать, и мы двинулись дальше. Иногда даже попадалась дорога, и мы ехали по ней несколько километров, воспрянув духом, но потом она разделялась на две или три другие – одна вела вверх, на холм, другая вокруг него, а третья – через степь, и мы снова терялись в догадках, куда ехать. Такой тяжелой езды у нас еще не случалось, было гораздо хуже, чем даже в те три дня на Дороге Смерти в Казахстане, потому что здесь дороги вообще не было и ехать приходилось то по камням, то по глубокому песку, то по грязи. И никаких передышек, никаких хотя бы коротких участков утрамбованной почвы или асфальта. Очень тяжело. Я постоянно думал: что я здесь делаю, черт возьми? Зачем я тут? Кто предложил нам сюда поехать? Ужасно хотелось домой. В первый раз я совсем пал духом, настроение было плохим еще и потому, что я ничего не ел с утра.
Мы подъехали к реке, которая текла прямо через степь. На берегах этой неширокой речки лежало по 5–7 метров грязи. Я настроился решительно и пересек ее с первого захода. Эван упал, и его пришлось вытаскивать из грязи. Клаудио, как обычно, пошел своим путем и тоже без особых усилий переправился. Еще через несколько километров нам попался исключительно грязный участок, и мотоцикл Эвана утонул в грязи по самую ось. И вот, пока мы с Клаудио вытаскивали его, подъехал синий грузовичок. Словно перенесенный сюда из пустынь американского запада тридцатых годов, он был весь загружен всяким домашним скарбом, включая цыплят в клетке и козла, все это добро было накрыто ярким брезентом. Мы решили, что это перевозили юрту – такую круглую палатку из белого войлока и холста, в Монголии до сих пор многие в них живут. Где-то в глубине кузова лаяла собака. Из кабины грузовика и из-под брезента высунулись с десяток мужчин и несколько мальчишек. Они подошли к нам и помогли вытащить мотоцикл Эвана из грязи. Эван завел мотор и забрызгал наших монгольских помощников грязью, вылетевшей из-под колеса. Он сразу же испугался. «Извините ради бога, простите», – заговорил он, когда самый заляпанный грязью парень выразительно на него посмотрел.
Я через грязь ехал осторожно, поэтому не упал. Клаудио, как обычно, гнал по полной, умудряясь удерживать мотоцикл, когда тот совсем уж готов выскользнуть из-под него. «И как он это делает? – сказал Эван. – Аж зло берет».
До конца дня мы мало кого видели. У тех немногих, кто все-таки попадался на пути, мы спрашивали дорогу. Монголы – кочевой народ, они отлично ориентируются в своей стране без всяких карт и дорог. А когда уточнить направление было не у кого, мы спокойненько ехали дальше и надеялись не потеряться. В конце дня мы приехали в Хотгор, шахтерский городок, где надеялись заночевать. Но так как все местные оказались в дым пьяными, пришлось ехать дальше. В конце концов мы добрались до высохшего русла реки метров 400 шириной, где и разбили лагерь. Над головой кружил орел, надвигалась грозовая туча, а мы принялись фильтровать воду, всей душой желая оказаться в каком-нибудь более приятном месте.
День получился очень изматывающим. Объезд вокруг озера означал, что мы совсем не продвинемся на восток. «Это все как пересекать Трафальгарскую площадь, делая крюк через Уэльс», – сказал Эван.
Наверстать отставание от графика нам тоже не удалось. Мы потеряли уже как минимум четыре дня, и оставалось объехать еще половину озера. Езда была тяжелой, дорога скользкой, и мы могли смотреть вперед максимум на 10 метров от переднего колеса. Это высасывало всю энергию, деморализовало, и конец этого мучения не предвиделся.
«Все, я без сил», – сказал я. Последний выходной у нас был в Алма-Ате, и ежедневная езда начала давать о себе знать.
«Скучаю сегодня по дому как никогда, – ответил Эван. – Как же хочется прийти домой и залезть в постель вместе с Ив».
ЭВАН: На следующее утро, быстро позавтракав, мы начали складывать вещи и обнаружили, что у Клаудио на мотоцикле треснула рама, сбоку слева, под одним из кофров. Это была первая серьезная поломка у наших BMW. Мы поехали дальше, решив не думать пока о трудностях и сосредоточиться на безумном мероприятии – езде по стране, где выход реки из берегов может отправить вас в 250-километровый объезд. Мы вернулись в Хотгор, чтобы пополнить запас воды из местной цистерны, предварительно почистив ее специальными таблетками, и потом начали первый подъем к горным перевалам – всего нам предстояло три таких «восхождения». На тяжелогруженых мотоциклах это было нелегко, но мы не сдавались – хотелось доехать до Улаангома уже сегодня вечером. Мы чувствовали себя героями приключенческой книжки. Дорога нам попалась очень коварная, местами подтопленная, каменистая и грязная, очень широкая и самая ужасная из всех, по каким мне когда-либо приходилось ездить. Еще тяжело было знать, что у мотоцикла Клаудио треснула рама и может окончательно сломаться в любой момент. На вершине первого перевала мы встретили кочевника верхом на лошади с тремя верблюдами и парой собак. Это был человек с очень яркой внешностью, с тонкими чертами лица, очень красивый, с гордой осанкой. Одетый в традиционную одежду – высокие кожаные пастушьи ботинки, монгольскую шапку и тяжелый шерстяной многослойный балахон – он пас своих верблюдов в горах. Идеальный пастух, как с картинки, он так точно вписывался в пейзаж, что можно было принять его за видение. Мы проехали мимо, потом остановились и оглянулись. Он медленно подъехал ближе, спустился с лошади и встал на расстоянии, наблюдая за нами. Похоже, в Монголии все так делают: стоят и не спеша разглядывают незнакомцев. Потом так же медленно человек подошел к нам, и мы пожали друг другу руки. Он обошел мотоциклы, рассмотрел их внимательно, что-то говоря себе под нос красивым, мелодичным голосом. Пастух был очень загорелым, сразу видно: вся его жизнь проходит на открытом воздухе. Пока мы разговаривали, не очень-то понимая друг друга, но все же как-то общаясь, мне пришла в голову идея. Утром я крепил к мотоциклу палатку, наткнулся на свой бинокль и понял, что в пути он мне, скорее всего, не понадобится. И вот сейчас я придумал, как с ним поступить. За спиной у пастуха висело ружье, ему, наверное, все время приходилось высматривать волков. Я протянул ему этот бинокль, и пастух стал смотреть в него на горы. Медленно поворачиваясь, он произнес названия всех гор вокруг, какие только смог увидеть. Указав на одну из гор вдалеке, он дал понять, что эта гора на другой стороне озера, и когда мы до нее доберемся, то снова окажемся на главной дороге. До горы еще было очень далеко, но зато мы увидели конечную цель, и я поблагодарил пастуха. Он положил бинокль в футляр и передал его мне.
«Нет, – сказал я. – Я дарю его вам». Обеими руками я оттолкнул бинокль от себя. «Вам он гораздо нужнее, чем мне».
Было видно, что пастух сомневается. Но потом он широко улыбнулся и взял подарок, знаком благословив и поблагодарив меня. Это был чудесный момент, совершенно спонтанный. Меня поразило, как прекрасна жизнь этого пастуха, и было очень приятно сделать подарок человеку, живущему на вершине горы, ездящему на лошади, следящему за пасущимися верблюдами и знающему названия всех гор вокруг. Он так органично здесь смотрелся и был с нами так любезен, что в тот момент я прямо-таки влюбился и в него, и во все эти горы, и в Монголию.
Мы попрощались с пастухом и поехали вниз с горы. Спуск тоже был тяжелым, мотоциклы постоянно скользили на песке и грязи, но у нас все получалось. Чарли ехал чуть впереди, и мы быстро продвигались, ведь душу грела приятная мысль: скоро опять появится дорога.
«Я упал. Сильно». Это был Клаудио по радио. Он так спокойно говорил, что сразу стало ясно: дело серьезное. «Ну все, кирдык, – подумал я, – дело плохо».
«На какую сторону? На какую сторону байк упал? – спросил Чарли и тут же поправился: – То есть, ты цел?»
«Ну конечно, Чарли, молодец, ты хотел сказать: „Ты сначала сам упал и только потом мотоцикл уронил“, да?» – сказал я, злясь, что Чарли, похоже, больше волновало состояние мотоцикла, а не Клаудио.
Мы развернулись и поехали наверх, где и нашли Клаудио: его мотоцикл лежал на боку, а сам он стоял рядом с озабоченным выражением лица. Мотоцикл зацепился за скалу правым кофром, от этого его развернуло, и он упал на левый бок, где уже была трещина. Чарли соскочил с мотоцикла.
«Ну блин, ну как же так можно-то! Поосторожнее надо было… Это же совсем… – набросился он на Клаудио. – Мы же тебе все время говорили – не надо лихачить».
Чарли стоял над мотоциклом Клаудио, качая головой: «Ну да ладно, что теперь… Сделанного не воротишь. С целой стороны сорвало ящик. А левая сторона, где была трещина, стала еще хуже, очень жаль».
Клаудио падал гораздо реже, чем мы с Чарли, а теперь он печально стоял рядом со своим поврежденным мотоциклом. «Главное, что ты сам цел, – сказал Чарли. – Но, кажется, с этого момента тебе лучше ехать вслед за кем-нибудь из нас, понятно?»
«Хорошо», – сказал Клаудио.
«У нас больше опыта на этом гравии…»
«Ну, разумеется…» – подтвердил Клаудио. Он стоял, наклонив голову, как провинившийся школьник, которого отчитывает учитель.
«…и если ты будешь ехать за нами, тебе будет полегче, – продолжал Чарли, – но, спешу добавить, все равно далеко не просто».
«Мне очень жаль».
«Хорошее место для аварии ты выбрал, красотища какая вокруг».
«Ну, простите меня».
«Не извиняйся, – сказал я. – С тобой все в порядке? Это главное. Ты не ушибся?»
«Нет, со мной все нормально. Я разбил свой байк, и проблема сейчас в этом».
Чарли уже переговорил по телефону с Говардом из английского представительства BMW. Показав на раму мотоцикла Клаудио, Чарли сказал: «Самая большая проблема твоей аварии, Клаудио, в огромных размерах этой трещины. По словам Говарда, ехать дальше, не починив ее, мы не можем». Часть рамы, на которой была трещина, теперь развалилась пополам. Говард предложил чем-нибудь ее перемотать и ехать в ближайший город, чтобы там ее сварить. В таких краях сварка иногда бывает потрясающе качественной, потому что здесь много старых машин, которые все время ломаются. С практикой приходит совершенство.
«Что он еще сказал?» – спросил я.
«Он сказал, что нам, наверное, сейчас очень плохо. Сказал: не забывайте улыбаться. Посмотрите друг на друга и улыбнитесь».
Я принялся колотить ящик на мотоцикле Клаудио, чтобы поставить его на место, а Чарли тем временем залатал раму – более мастерской халтуры я в жизни не видел: с помощью примерно сорока соединительных тросов и двух монтажных лопаток для шин он на месте разлома сделал что-то вроде бандажа. Меня поразило, как Чарли просто взял и сделал все это, не говоря ни слова, но точно зная, что нужно делать. Закончив, он отступил и посмотрел на дело рук своих. «Должно продержаться, – сказал он, – если повезет». Выглядело это как настоящее произведение искусства.
Мы поехали дальше. Было очень трудно. Мы двигались медленно, и к обеду я впал в плохое настроение, которое только усугубляла перспектива провести день без еды. В конце концов, потратив полтора дня на объезд разлившейся реки, мы вернулись на главную дорогу. На ней стало полегче, но я ехал сзади, а дорога была такой пыльной, и следующие несколько часов я все время глотал грязь, отбрасываемую мотоциклами Чарли и Клаудио. Когда мы стали подниматься на третий перевал за этот день, я уже засыпал в седле, да еще до черта надоело возить на своем мотоцикле часть оборудования с мотоцикла Клаудио: мой байк был так перегружен, что управление требовало огромных усилий.
Мы доехали до вершины перевала и остановились. Я тут же набросился на Чарли и стал выговаривать ему, что он слишком сильно пылит, слишком быстро едет – и еще наговорил кучу других вещей, совершенно необоснованных и вызванных исключительно плохим настроением. Потом я отошел в сторону, сел на камень и стал смотреть на открывающуюся отсюда поразительную панораму. Было видно, как дорога, по которой мы ехали, извивается по дну долины, потом поднимается в гору и скрывается где-то за ней. Я закрыл глаза и просидел так минут пять, вдыхая горный воздух, которым ветер обдувал лицо. Время от времени я открывал глаза, чтобы снова увидеть потрясающий пейзаж, вобрать его в себя, потом снова закрывал глаза, чувствуя, как в лицо дует ветер, и снова открывал. У меня дух захватывало каждый раз, как я все это видел. Здесь невозможно долго оставаться в дурном настроении. Я извинился перед Чарли, и мы поехали дальше, с горы и потом по долине, пока, несколько часов спустя, нас не обогнала парочка на неказистом желтом русском мотоцикле. Они однако двигались гораздо быстрее. Когда парочка проехала, я посмотрел вперед и увидел маленький русский джип с прицепом, который ехал параллельно нам. «Почему это он не качается, – подумал я, – и пыли за собой не поднимает?» И тут до меня дошло: он ехал по дороге. Я уже и забыл, что такое бывает, уже представлял езду по гравию и песку до самого Улан-Батора. Мир сразу стал казаться чудесным местом.
ЧАРЛИ: Мы прибыли в Улаангом – открытый всем ветрам городок с населением в несколько тысяч – и остановились у полицейского участка. Рама на мотоцикле Клаудио пока держалась, но ее нужно было сварить. Мы уже знали, что в первый момент, к какому монголу ни подойди, лицо у него совершенно ничего не будет выражать. Этот раз не стал исключением. Не знаю, поняли ли меня местные жители, но мимикой, жестами и демонстрацией поломки, кажется, я им все объяснил. Один из них вышел вперед, сел на свой мотоцикл и показал, чтобы мы ехали следом. Он привез нас к сварщику, который сидел на углу, на улице, прямо в пыли. Сварочный аппарат был старый, ржавый и издавал при работе страшноватые звуки, но другого выхода не было.
«Что думаешь по этому поводу?» – спросил я Эвана. «Ну он же сварщик, верно? – ответил он. – У него есть сварочные пруты и маска».
Сварщик, одетый в старый заношенный халат, разглядывал мотоцикл Клаудио, а я тем временем звонил Говарду. Вокруг нас уже собралась толпа – всем хотелось посмотреть на мотоциклы и понаблюдать за происходящим. «Не давайте ему ничего делать, пока я с Говардом не поговорю», – прокричал я через толпу. Я боялся, что неправильная сварка еще больше навредит и без того поврежденному мотоциклу. Но сварщика было уже не остановить. Он нашел неполадку и водрузил на нос огромные черные очки, какие раздают на заправках бесплатно. Когда я услышал в трубке голос Говарда, сварщик уже был готов приложиться сварочными электродами к мотоциклу.
«Стой!» – закричал я. Но поздно. Сварщик принялся за дело сразу после того, как Говард сказал проверить, отсоединена ли батарея.
«Ничего страшного, – сказал я. – Он только начал. Говард говорит, что батарею надо отсоединить». Мы отсоединили положительный вывод, и сварщик продолжил.
«Ух ты! Ну ничего себе!» – воскликнул я, когда он закончил. Работу сварщик сделал на отлично. «Вы молодчина. Отличная работа. Настоящий мастер!» Обходясь минимумом инструментов, сварщик заварил разлом и скрепил его дополнительной полоской металла. Поломка была устранена. «Сколько с нас?» – спросил я у сварщика. Он пожал плечами и улыбнулся.
«Дай ему пятерку, Чарли, – сказал Эван. – Думаю, пять долларов будет в самый раз». Дело того стоило.
Я устроил мотоциклу небольшой тест-драйв на площадке перед рядом пустых грузовых контейнеров. С рамой все было нормально, но при сварке мы повредили противоюзную тормозную систему. Тормоза у Клаудио работали, но не в полную силу. Теперь мотоцикл не смог бы переехать ни одну из сегодняшних гор. Тормоза нам нужны были не только для замедления и остановки, но и для преодоления всех кочек и неровностей на дороге. Я снова стал звонить Говарду.
«Вот черт, – сказал я после разговора. – Он сказал, что надо было оба вывода отсоединить». Мы застряли посреди Монголии, в тысяче километров от Улан-Батора, три человека и два работающих мотоцикла. Ничего не оставалось, кроме как снять все лишнее с поврежденного мотоцикла и посмотреть, не смогу ли я что-нибудь с ним сделать. Но весь день и весь вечер работы в одном из пустых и неосвещенных помещений результата не дали. Тормозам требовался серьезный ремонт.
Два монгола, ошивавшихся рядом, попробовали продать нам взамен один русский мотоцикл, но у того тормозов вообще не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36