Разве бегать за тачками в час пик лучше, чем иметь в своем распоряжении Сиднея и его «Линкольн»? Она поклялась немедленно и впредь стать восхитительной.– Готова, дорогой.– Думаю, ты выбросила это по ошибке, – он держал толстый белый конверт с английской маркой. – Выглядит впечатляюще. Из Британии. Может быть, королева Елизавета пригласила тебя на чай.Раздражение исказило наигранную маску светской леди. Черт бы тебя побрал, Сидней, держись подальше от моей мусорной корзины! Не лезь в мою жизнь!– Очень любезно с твоей стороны, Сидней, но я уверена, что это не важно.Она взяла у него конверт и бросила назад в корзину. Он удивленно заморгал и снова достал письмо с доводящей до бешенства самоуверенностью хозяина судьбы, заботящегося о маленькой женщине.– Тебе разве не любопытно? А вдруг это от твоей подруги Джорджины, о которой ты все время рассказываешь?– Сидней!Я убью тебя, Сидней! Я сброшу тебя в шахту лифта. Я возьму себе такси. Мне это, действительно, не надо.У меня великолепные дети. Мне нельзя так расстрачивать свою энергию. У меня репетиция, черт побери, я могу очиститься. Я могу стать целомудренной. Из-за стрессов бывают морщины. Она глубоко вздохнула и надула щеки как ящерица-варан. У-у-ух! Воздух медленно вырвался наружу.– Если тебе так любопытно, сам открой, О' кей?Он ухмыльнулся, наслаждаясь прекрасным, по его мнению, моментом доверительной близости.– И приз за лучшую женскую роль в спектакле «Трамвай «Желание» присуждается… Мо-не Де-вид-сон! – пауза, а затем крик ликования едва не разорвал ее барабанные перепонки. – Что я тебе говорил? Я был прав! Это от Джорджины! Вот видишь! Она выходит замуж!Мона тупо уставилась на него.– Что-о?Улыбка Сиднея напомнила ей Чеширского Кота, Персонаж сказки Л. Кэролла «Алиса в Стране Чудес».
только она ужасно раздражала. Он снисходительно похлопал ее по руке.– Где ты, дорогая? В стране Дневных Грез? – он помахал перед ней приглашением. – Я был прав. Как я уже сказал, это от твоей старой подруги Джорджины, и она выходит замуж.– Джорджина?.. Замуж?..– Так здесь написано, и она хочет, чтобы ты приехала в Лондон к ней на свадьбу, все расходы оплачиваются. Вот это я понимаю, дружба!Мона назвала бы это прохладным знакомством. Всего неделю назад она звонила Джорджине сказать, что видела картину из ее коллекции в «Харпер Базаар» Светский модный журнал.
и сообщить о своем дебюте в роли Бланш.– Ну вот, хватит про меня. Что у тебя нового, Джорджина? – спросила она тогда.– Боюсь, ничего существенного.Типичная британская скрытность. Вот что ей нравится в англичанах. Ничего интересного в жизни не происходит, всего лишь собирается замуж.– И кто же этот счастливец, Сидней? Министр, профессор из Оксфорда? Он должен что-то из себя представлять, иначе для Джорджины невозможно. Может, мелкопоместный дворянин, солидный банкир, а, возможно, кто-нибудь с громким титулом и родовым замком.Сидней протянул ей приглашение.– Тут написано, кто-то достопочтенный.Имя жениха Джорджины Крейн застряло в ее горле предсмертным хрипом висельника. Николас Элбет. Ни в малейшей степени не достопочтенный. ЭМИ Стать бабушкой в тридцать восемь лет не совсем то, о чем мечтала Эми Дин Хамфриз, когда вместе в Лу воспитывала их дочь Сэнди самостоятельной, любящей, яркой и изобразительной. Та хорошо усвоила уроки родителей, но, вопреки ожиданиям Эми, Сэнди после окончания колледжа связалась с Дэном Грейди и после положенных девяти месяцев в ванной комнате, отчего дома произвела на свет прелестную девочку.Незамужняя, нераскаившаяся и беззаботная Сэнди назвала малышку «Дакота». По двум причинам: в Северной Дакоте она решила расстаться с Дэном и автостопом вернулась во Флориду, а кроме того, в Нью-Йорке Джон Леннон снимал квартиру в «Дакота Хауз» и был убит именно у этого дома.Сейчас, год спустя, Сэнди продолжила образование, поступив в университет и оставив ребенка на попечение Эми без единого слова обсуждения или извинения. Она просто предположила, что ее мать радостно примет такую ответственность, возможно, даже будет благодарна за это.За завтраком Эми заняла позицию у кухонного стола.– Нам надо поговорить.– О чем, ма? Я тороплюсь. Папа подбросит меня на занятия.– Дакота твой ребенок, Сэнди. Почему я одна должна заботиться о ней?Эми вспомнила, как муж и дочь с недоумением посмотрели на нее.– А что еще тебе надо делать? – спросил Лу.Она, запинаясь, заговорила, с неохотой раскрывая свой план возвращения в колледж.– Ну… Я не собиралась становиться нянькой на круглые сутки.– Ты хочешь, чтобы я оставался дома и сидел с малышкой? – спросил Лу надменно, ощетинившись, как всегда, когда его просили сделать простейшую вещь, например, починить защелку на двери ванной. Она хорошо знала эту песню. Разве не он имеет такую нагрузку в университете, проводя по тридцать часов занятий в неделю, давая дополнительные консультации, курируя десять аспирантов и читая по выходным дням спецкурс по литературе?Ей захотелось обороняться и стать эгоистичной. Конечно, он не может оставаться дома с малышкой.– Сэнди завела ребенка. Почему бы ей самой не заботиться о девочке? Или это не логично?Сарказм не был «коньком» Эми, поэтому ее вопрос произвел слабое впечатление на мужа и дочь. Сэнди беззаботно решила продолжать учебу, словно рождение ребенка является незначительным неудобством, что-то вроде простуды. Ее позиция была проста – Дакота здесь, кто-то должен следить за ней, и это будет не Сэнди. С таким же своевольным упрямством она отказалась наводить порядок в собственной комнате, стирать свои вещи или помогав на кухне.Она не собиралась сидеть с Дакотой, и именно этот факт не оставлял Эми никакого выбора. Что же, во имя всего святого, ей остается делать? Бросить малышку на весь день в кроватке, отказаться купать, кормить и менять пеленки? Лу и Сэнди правы в одном: чем еще она может заниматься целый день?Как раз сегодня утром Лу смеялся над тем, что малышка повсюду топает за ней.– Видишь? Она ходит за тобой, как хвостик. Дакота пошла бы и за Джеком-Потрошителем, если бы думала, что тот даст ей соску.– Дакота? – внутренняя тревога вырвалась наружу. Она не видела внучку уже довольно долго. – Дакота? – в доме подозрительно тихо. – Черт, маленькая проказница, где ты?Она осмотрелась кругом в поисках нежного личика феи, хитро улыбающегося из-под овощной корзины или из-за двери кладовки.– Дакота! – в голосе послышались панические нотки. Смеющийся ребенок на коробке молочной смеси напомнил, что дети иногда исчезают. Лучше бы она играла в прятки, хитрый чертенок. Как раз вчера на прогулке она выскользнула из коляски и побежала через сквер, а бабушка гонялась за ней, пока смеющийся седой мужчина не поймал шалунью.– Какая у вас восхитительная дочка!– Внучка! – заявила она, наслаждаясь его недоверием, что у такой молодой и симпатичной женщины, действительно, может быть внучка.– Дакота! Хватит шутить! Бабушка начинает сердиться!Боже Милосердный, где она! В голове промелькнули видения смертельной опасности. Электричество. Яд. Ножницы. Пластиковые пакеты. Слава Богу, у Лу нет оружия.– Дакота! – паника взяла верх. Эми бегала из комнаты в комнату, заглядывая всюду, где была возможность спрятаться годовалому ребенку. На первом этаже ничего. Нет и следа. Наверху она пронеслась по четырем спальням, как ураган.– Дакота! Когда я доберусь до тебя, пощады не жди, я убью тебя!Ванная комната. Она помнит, что оставляла дверь открытой, сейчас та закрыта. Слышался шум воды, звук, сводящий с ума… Ее драгоценная малышка утонула. Боже милосердный, нет! Пожалуйста, Господи, нет!– Дакота?Дверная ручка повернулась, но дверь не поддалась. Проклятый Лу! Она умоляла его отремонтировать защелку. Слишком занят на ниве просвещения! И где, черт побери, слесарь, которого она вызвала сегодня утром? Если что-нибудь случится с ее обожаемой девочкой, она клянется, что задушит обоих собственными руками и пойдет на электрический стул с улыбкой на лице.– Дакота! Бабушка приготовила тебе вкусненькое!В отчаянии она всем телом налегла на дверь, и та вдруг распахнулась. Отвернувшись от наполненной ванны, внучка безмятежно улыбнулась ей.– Куп, куп, куп…Облегчение, смешанное с полуобмороком. Явно ожидая одобрения Эми, Дакота бросила в воду утреннюю почту и теперь копировала бабушку, стирающую детские пеленки.Журналы, рекламные буклеты, каталоги и счета покачивались на поверхности воды, как корабли в штормовом море. К счастью, Дакота была еще недостаточно сильна, чтобы полностью открыть кран. Несмотря ни на что, Эми должна улыбнуться. Любимым занятием Сэнди в возрасте Дакоты было усесться на краю унитаза и весело болтать в воде обутыми ножками. Хорошо, что малыши так очаровательны и милы. Это единственное, что спасает родителей от детоубийства. Таков способ матери-природы защитить человеческий род от вымирания.Эми собрала промокшую прессу и положила в раковину, взяла Дакоту на руки, закрутила кран и вынула пробку из ванны.– Куп, куп, куп…– Дакота! Я заморожу тебя до твоего десятилетия! Лучше, даже, до двадцатилетия…Она отнесла визжащую внучку в манеж и засунула ей в рот пустышку. «Тюрьма», так называет это место Сэнди – детям нужно позволять передвигаться свободно. Конечно, Сэнди не приходится гоняться за ней.– О' кей, Дакота. Оставайся здесь и соси свою пустышку как хорошая маленькая девочка. Не упуская шанс вырасти и стать мисс Америка или выйти замуж за мистера Успех.Сэнди, к тому же, против пустышек. Если Сэнди так озабочена этим, позволим ей сидеть дома!Крошка Дакота пританцовывала в манеже и играла в «вижу-не-вижу», прикрывая глазки крохотными ладошками. Неотразима. Эми взяла девочку на руки, прижала к себе и вдохнула ее сладкий запах.– Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя!Пустышка выпала изо рта Дакоты. Малышка извивалась, чтобы вырваться на свободу.– Вниз… вниз…– О нет, не выйдет. Ты уже натворила достаточно для одного утра. Ты останешься здесь и съешь свое печенье, как хорошая маленькая девочка.Она опустила внучку обратно в манеж и вернулась в ванную высушить почту. «Тайм» превратился в бесформенный ком, напоминавший абстрактную скульптуру из папье-маше. К счастью, ее «Архитектурный Дайджест» и «Глеймор» были упакованы в полиэтиленовые пакеты – гигантские презервативы, как называл их Лу, зная, что это смущает ее. На толстом белом конверте с английской маркой чернила расползлись фиолетовыми пятнами, словно тушь под дождем. Она вытерла их чистым полотенцем. Проклятье, теперь все чернила на полотенце. Что бы это могло быть? Конверт такой плотный, вода, кажется, не проникла внутрь.Большим и указательным пальцами она вытащила вложенную карточку из влажной оболочки.Удар от приглашения был внезапным и ощутимым физически. Ноги стали ватными. Сердце бешено колотилось. В ушах раздавался похоронный звон невыносимой утраты. Часть ее души, давно умершая и похороненная в памяти, снова ожила и умерла еще раз. Она опять была молодой и вернулась в маленькую комнатушку в Челси Мьюз, да, в возрасте Сэнди, но без ее искушенности. Юная, смешная, рыдающая под одеялом, чтобы Мона и Джорджина не услышали, она не могла есть несколько дней, когда Ник Элбет сбежал с Лягушкой. Пылающая любовь к Нику Элбету – этим унизительным секретом Эми не поделилась ни с кем. Ни с врачом, в первый год возвращения из Лондона, ни, тем более, с Моной или Джорджиной. Она думала, огонь погас, но, даже от вида его имени стыд и желание заставили гореть щеки, а голова кружилась от оживших воспоминаний.– Бабуля… ба…Маленькая Дакота попыталась выкарабкаться из манежа и вскоре была рядом с ней. Казалось, малышка понимает ее горе и, обхватив за ногу, заставляла бабушку отвлечься. Милое крохотное личико, такое серьезное в своей озабоченности, лишь еще больше расстроило сердце Эми.Эта Джорджина! Как ей удалось завлечь Ника в ловушку спустя столько лет? Никогда ни слова, ни намека. Мона! Она тоже получит приглашение на свадьбу. Мона разгромит все кругом. Мысль об обличительной речи Моны заставила улыбнуться. Так на похоронах случайно услышанная шутка снимает напряжение. Необходимо связаться с Моной, разделить с ней шок, и, тем временем, осмыслить собственное отношение к происходящему.Она уже почти подняла трубку, чтобы набрать номер, когда раздался телефонный звонок. Мона! Это могла быть только она.– Мона?– Боже милостивый, Эми! Ты что, колдунья?– Я знала, что это ты.– Ну?..– Ну?..– Можешь ты в это поверить?– Она всегда была стервой. Вспомни время…Эми не могла продолжать. Голос сорвался в стон.– О, Мона, я этого не вынесу.– Я знаю. Все было нормально, когда он бросил нас троих, но сейчас? Ну и нахальство приглашать нас на роль подружек невесты!– Свидетелей, – Эми была пунктуальна. – В ее записке сказано «свидетели».– Ну, хорошо, свидетели, – в устах Моны слово прозвучало, словно непристойность. – Подружки невесты, как бы тебе ни хотелось назвать это. Мы слишком стары для этого. Она что, собирается нарядить нас маленькими пастушками, с корзинами роз в руках? Забудь, парнишка!– И остановиться у нее, Мона, в том доме…– Так она сможет ткнуть нас носом… Только не меня, благодарю покорно. Я не участвую. Она должна выйти замуж за Ника Элбета без меня!– А какая наглость, Мона! Предлагать выслать нам билеты на самолет, словно каким-то бедным родственникам!– Она что же, воображает, будто мы гости напрокат, по вызову? Только потому, что репродукцию ее картины напечатали в «Харпер Базаар»? А кем она себя считает, королевой Елизаветой? Это что, повестка в суд? Как будто нам заняться больше нечем! Забудь!Тишина на обоих концах провода. Они глотнули сока, не в силах больше демонстрировать природную веселость.– О, Мона! – боль Эми сказала обо всем. Голос актрисы понизился до шепота.– Я знаю, Эми. Я тоже.– И они поженятся в церкви. Какое нахальство. На том и порешили. Они договорились, что вежливо пошлют формальное поздравление и подобающие подарки. «Вращающийся поднос для приправ», – подумала Эми, пытаясь быть остроумной. «Тонну навоза», – подумала Мона, – «ультиматум супружеской паре».Впереди еще бездна времени, чтобы придумать нечто оригинальное, сейчас апрель, а венчание назначено на первую половину июня.– Вот так-то, правильно? – подвела итог Мона.– Великолепно! Мы потратили достаточно времени на Ника Элбета. Давай сменим тему. На свете есть вещи и поважнее.Тяв, тяв, тяв. Ник Элбет – это, Ник Элбет – то. Она устала слышать его имя. ГЛАВА 1ЛОНДОН 1968 Был золотисто-солнечный июньский день, словно предназначенный для романтиков, поэтов и туристов с фотоаппаратами. Две юные девушки в мини юбках и туфлях на толстой подошве ждали своей очереди у дверей студенческого офиса на территории американского посольства. Они непринужденно болтали и были почти одинаково одеты, их можно было принять за подруг детства, но, на самом деле, американки только что встретились. Обе впервые путешествовали за границей, записались на летние курсы в Лондоне и нуждались в жилье.Мона Девидсон из Нью-Йоркского Бруклина собиралась брать уроки актерского мастерства в Королевской Академии Драматических Искусств. Эми Энн Дин из города Провиденс, штат Род-Айленд, была помешана на спец. семинаре по истории архитектуры.В качестве социальной услуги для тысяч студентов, приезжающих в Великобританию каждое лето, посольство находило лондонцев, готовых на два-три месяца принять в своем доме американцев. Во-первых, это был жест доброй воли по отношению к молодежи дружественной страны, а во-вторых, что не менее существенно, позволяло получить кое-какие деньги. Сотрудники конторы по размещению студентов относились к работе со всей серьезностью, но, естественно, не могли нести ответственность за то, что могло произойти. Если вы достаточно взрослы для учебы за границей, значит, должны позаботиться о себе сами.Когда Мона предложила Эми последнюю пластинку жевательной резинки, а Эми поделилась песочным печеньем, выбор был сделан. Они поселятся в одной комнате и проведут лето вместе. Девушки ударили по рукам и поздравили друг друга, когда пришло известие из Калифорнии. Бобби Кеннеди мертв. После восемнадцати часов агонии, слухов и предположений, он, в конце концов, скончался от пули наемного убийцы.Обе американки заплакали навзрыд и обнялись, соединенные общим горем.– Я не вынесу этого! – стонала Мона.– Я тоже! Я уже нанялась на работу, а ты? Мона была озадачена.– Нанялась?– На время избирательной компании, глупая! Я договорилась о работе в его команде по подготовке к выборам, начиная с сентября!Глаза Моны сузились.– Эй, только не говори мне, что ты республиканка! – она издала мерзкий смешок. – Меня сейчас стошнит.Эми съежилась от страстности обвинения.– Кто, я? Ну, черт, я…Мона нос к носу приблизилась к своей дрожавшей компаньонке.– Ты имеешь ввиду, что не собиралась голосовать за Бобби на президентских выборах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
только она ужасно раздражала. Он снисходительно похлопал ее по руке.– Где ты, дорогая? В стране Дневных Грез? – он помахал перед ней приглашением. – Я был прав. Как я уже сказал, это от твоей старой подруги Джорджины, и она выходит замуж.– Джорджина?.. Замуж?..– Так здесь написано, и она хочет, чтобы ты приехала в Лондон к ней на свадьбу, все расходы оплачиваются. Вот это я понимаю, дружба!Мона назвала бы это прохладным знакомством. Всего неделю назад она звонила Джорджине сказать, что видела картину из ее коллекции в «Харпер Базаар» Светский модный журнал.
и сообщить о своем дебюте в роли Бланш.– Ну вот, хватит про меня. Что у тебя нового, Джорджина? – спросила она тогда.– Боюсь, ничего существенного.Типичная британская скрытность. Вот что ей нравится в англичанах. Ничего интересного в жизни не происходит, всего лишь собирается замуж.– И кто же этот счастливец, Сидней? Министр, профессор из Оксфорда? Он должен что-то из себя представлять, иначе для Джорджины невозможно. Может, мелкопоместный дворянин, солидный банкир, а, возможно, кто-нибудь с громким титулом и родовым замком.Сидней протянул ей приглашение.– Тут написано, кто-то достопочтенный.Имя жениха Джорджины Крейн застряло в ее горле предсмертным хрипом висельника. Николас Элбет. Ни в малейшей степени не достопочтенный. ЭМИ Стать бабушкой в тридцать восемь лет не совсем то, о чем мечтала Эми Дин Хамфриз, когда вместе в Лу воспитывала их дочь Сэнди самостоятельной, любящей, яркой и изобразительной. Та хорошо усвоила уроки родителей, но, вопреки ожиданиям Эми, Сэнди после окончания колледжа связалась с Дэном Грейди и после положенных девяти месяцев в ванной комнате, отчего дома произвела на свет прелестную девочку.Незамужняя, нераскаившаяся и беззаботная Сэнди назвала малышку «Дакота». По двум причинам: в Северной Дакоте она решила расстаться с Дэном и автостопом вернулась во Флориду, а кроме того, в Нью-Йорке Джон Леннон снимал квартиру в «Дакота Хауз» и был убит именно у этого дома.Сейчас, год спустя, Сэнди продолжила образование, поступив в университет и оставив ребенка на попечение Эми без единого слова обсуждения или извинения. Она просто предположила, что ее мать радостно примет такую ответственность, возможно, даже будет благодарна за это.За завтраком Эми заняла позицию у кухонного стола.– Нам надо поговорить.– О чем, ма? Я тороплюсь. Папа подбросит меня на занятия.– Дакота твой ребенок, Сэнди. Почему я одна должна заботиться о ней?Эми вспомнила, как муж и дочь с недоумением посмотрели на нее.– А что еще тебе надо делать? – спросил Лу.Она, запинаясь, заговорила, с неохотой раскрывая свой план возвращения в колледж.– Ну… Я не собиралась становиться нянькой на круглые сутки.– Ты хочешь, чтобы я оставался дома и сидел с малышкой? – спросил Лу надменно, ощетинившись, как всегда, когда его просили сделать простейшую вещь, например, починить защелку на двери ванной. Она хорошо знала эту песню. Разве не он имеет такую нагрузку в университете, проводя по тридцать часов занятий в неделю, давая дополнительные консультации, курируя десять аспирантов и читая по выходным дням спецкурс по литературе?Ей захотелось обороняться и стать эгоистичной. Конечно, он не может оставаться дома с малышкой.– Сэнди завела ребенка. Почему бы ей самой не заботиться о девочке? Или это не логично?Сарказм не был «коньком» Эми, поэтому ее вопрос произвел слабое впечатление на мужа и дочь. Сэнди беззаботно решила продолжать учебу, словно рождение ребенка является незначительным неудобством, что-то вроде простуды. Ее позиция была проста – Дакота здесь, кто-то должен следить за ней, и это будет не Сэнди. С таким же своевольным упрямством она отказалась наводить порядок в собственной комнате, стирать свои вещи или помогав на кухне.Она не собиралась сидеть с Дакотой, и именно этот факт не оставлял Эми никакого выбора. Что же, во имя всего святого, ей остается делать? Бросить малышку на весь день в кроватке, отказаться купать, кормить и менять пеленки? Лу и Сэнди правы в одном: чем еще она может заниматься целый день?Как раз сегодня утром Лу смеялся над тем, что малышка повсюду топает за ней.– Видишь? Она ходит за тобой, как хвостик. Дакота пошла бы и за Джеком-Потрошителем, если бы думала, что тот даст ей соску.– Дакота? – внутренняя тревога вырвалась наружу. Она не видела внучку уже довольно долго. – Дакота? – в доме подозрительно тихо. – Черт, маленькая проказница, где ты?Она осмотрелась кругом в поисках нежного личика феи, хитро улыбающегося из-под овощной корзины или из-за двери кладовки.– Дакота! – в голосе послышались панические нотки. Смеющийся ребенок на коробке молочной смеси напомнил, что дети иногда исчезают. Лучше бы она играла в прятки, хитрый чертенок. Как раз вчера на прогулке она выскользнула из коляски и побежала через сквер, а бабушка гонялась за ней, пока смеющийся седой мужчина не поймал шалунью.– Какая у вас восхитительная дочка!– Внучка! – заявила она, наслаждаясь его недоверием, что у такой молодой и симпатичной женщины, действительно, может быть внучка.– Дакота! Хватит шутить! Бабушка начинает сердиться!Боже Милосердный, где она! В голове промелькнули видения смертельной опасности. Электричество. Яд. Ножницы. Пластиковые пакеты. Слава Богу, у Лу нет оружия.– Дакота! – паника взяла верх. Эми бегала из комнаты в комнату, заглядывая всюду, где была возможность спрятаться годовалому ребенку. На первом этаже ничего. Нет и следа. Наверху она пронеслась по четырем спальням, как ураган.– Дакота! Когда я доберусь до тебя, пощады не жди, я убью тебя!Ванная комната. Она помнит, что оставляла дверь открытой, сейчас та закрыта. Слышался шум воды, звук, сводящий с ума… Ее драгоценная малышка утонула. Боже милосердный, нет! Пожалуйста, Господи, нет!– Дакота?Дверная ручка повернулась, но дверь не поддалась. Проклятый Лу! Она умоляла его отремонтировать защелку. Слишком занят на ниве просвещения! И где, черт побери, слесарь, которого она вызвала сегодня утром? Если что-нибудь случится с ее обожаемой девочкой, она клянется, что задушит обоих собственными руками и пойдет на электрический стул с улыбкой на лице.– Дакота! Бабушка приготовила тебе вкусненькое!В отчаянии она всем телом налегла на дверь, и та вдруг распахнулась. Отвернувшись от наполненной ванны, внучка безмятежно улыбнулась ей.– Куп, куп, куп…Облегчение, смешанное с полуобмороком. Явно ожидая одобрения Эми, Дакота бросила в воду утреннюю почту и теперь копировала бабушку, стирающую детские пеленки.Журналы, рекламные буклеты, каталоги и счета покачивались на поверхности воды, как корабли в штормовом море. К счастью, Дакота была еще недостаточно сильна, чтобы полностью открыть кран. Несмотря ни на что, Эми должна улыбнуться. Любимым занятием Сэнди в возрасте Дакоты было усесться на краю унитаза и весело болтать в воде обутыми ножками. Хорошо, что малыши так очаровательны и милы. Это единственное, что спасает родителей от детоубийства. Таков способ матери-природы защитить человеческий род от вымирания.Эми собрала промокшую прессу и положила в раковину, взяла Дакоту на руки, закрутила кран и вынула пробку из ванны.– Куп, куп, куп…– Дакота! Я заморожу тебя до твоего десятилетия! Лучше, даже, до двадцатилетия…Она отнесла визжащую внучку в манеж и засунула ей в рот пустышку. «Тюрьма», так называет это место Сэнди – детям нужно позволять передвигаться свободно. Конечно, Сэнди не приходится гоняться за ней.– О' кей, Дакота. Оставайся здесь и соси свою пустышку как хорошая маленькая девочка. Не упуская шанс вырасти и стать мисс Америка или выйти замуж за мистера Успех.Сэнди, к тому же, против пустышек. Если Сэнди так озабочена этим, позволим ей сидеть дома!Крошка Дакота пританцовывала в манеже и играла в «вижу-не-вижу», прикрывая глазки крохотными ладошками. Неотразима. Эми взяла девочку на руки, прижала к себе и вдохнула ее сладкий запах.– Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя!Пустышка выпала изо рта Дакоты. Малышка извивалась, чтобы вырваться на свободу.– Вниз… вниз…– О нет, не выйдет. Ты уже натворила достаточно для одного утра. Ты останешься здесь и съешь свое печенье, как хорошая маленькая девочка.Она опустила внучку обратно в манеж и вернулась в ванную высушить почту. «Тайм» превратился в бесформенный ком, напоминавший абстрактную скульптуру из папье-маше. К счастью, ее «Архитектурный Дайджест» и «Глеймор» были упакованы в полиэтиленовые пакеты – гигантские презервативы, как называл их Лу, зная, что это смущает ее. На толстом белом конверте с английской маркой чернила расползлись фиолетовыми пятнами, словно тушь под дождем. Она вытерла их чистым полотенцем. Проклятье, теперь все чернила на полотенце. Что бы это могло быть? Конверт такой плотный, вода, кажется, не проникла внутрь.Большим и указательным пальцами она вытащила вложенную карточку из влажной оболочки.Удар от приглашения был внезапным и ощутимым физически. Ноги стали ватными. Сердце бешено колотилось. В ушах раздавался похоронный звон невыносимой утраты. Часть ее души, давно умершая и похороненная в памяти, снова ожила и умерла еще раз. Она опять была молодой и вернулась в маленькую комнатушку в Челси Мьюз, да, в возрасте Сэнди, но без ее искушенности. Юная, смешная, рыдающая под одеялом, чтобы Мона и Джорджина не услышали, она не могла есть несколько дней, когда Ник Элбет сбежал с Лягушкой. Пылающая любовь к Нику Элбету – этим унизительным секретом Эми не поделилась ни с кем. Ни с врачом, в первый год возвращения из Лондона, ни, тем более, с Моной или Джорджиной. Она думала, огонь погас, но, даже от вида его имени стыд и желание заставили гореть щеки, а голова кружилась от оживших воспоминаний.– Бабуля… ба…Маленькая Дакота попыталась выкарабкаться из манежа и вскоре была рядом с ней. Казалось, малышка понимает ее горе и, обхватив за ногу, заставляла бабушку отвлечься. Милое крохотное личико, такое серьезное в своей озабоченности, лишь еще больше расстроило сердце Эми.Эта Джорджина! Как ей удалось завлечь Ника в ловушку спустя столько лет? Никогда ни слова, ни намека. Мона! Она тоже получит приглашение на свадьбу. Мона разгромит все кругом. Мысль об обличительной речи Моны заставила улыбнуться. Так на похоронах случайно услышанная шутка снимает напряжение. Необходимо связаться с Моной, разделить с ней шок, и, тем временем, осмыслить собственное отношение к происходящему.Она уже почти подняла трубку, чтобы набрать номер, когда раздался телефонный звонок. Мона! Это могла быть только она.– Мона?– Боже милостивый, Эми! Ты что, колдунья?– Я знала, что это ты.– Ну?..– Ну?..– Можешь ты в это поверить?– Она всегда была стервой. Вспомни время…Эми не могла продолжать. Голос сорвался в стон.– О, Мона, я этого не вынесу.– Я знаю. Все было нормально, когда он бросил нас троих, но сейчас? Ну и нахальство приглашать нас на роль подружек невесты!– Свидетелей, – Эми была пунктуальна. – В ее записке сказано «свидетели».– Ну, хорошо, свидетели, – в устах Моны слово прозвучало, словно непристойность. – Подружки невесты, как бы тебе ни хотелось назвать это. Мы слишком стары для этого. Она что, собирается нарядить нас маленькими пастушками, с корзинами роз в руках? Забудь, парнишка!– И остановиться у нее, Мона, в том доме…– Так она сможет ткнуть нас носом… Только не меня, благодарю покорно. Я не участвую. Она должна выйти замуж за Ника Элбета без меня!– А какая наглость, Мона! Предлагать выслать нам билеты на самолет, словно каким-то бедным родственникам!– Она что же, воображает, будто мы гости напрокат, по вызову? Только потому, что репродукцию ее картины напечатали в «Харпер Базаар»? А кем она себя считает, королевой Елизаветой? Это что, повестка в суд? Как будто нам заняться больше нечем! Забудь!Тишина на обоих концах провода. Они глотнули сока, не в силах больше демонстрировать природную веселость.– О, Мона! – боль Эми сказала обо всем. Голос актрисы понизился до шепота.– Я знаю, Эми. Я тоже.– И они поженятся в церкви. Какое нахальство. На том и порешили. Они договорились, что вежливо пошлют формальное поздравление и подобающие подарки. «Вращающийся поднос для приправ», – подумала Эми, пытаясь быть остроумной. «Тонну навоза», – подумала Мона, – «ультиматум супружеской паре».Впереди еще бездна времени, чтобы придумать нечто оригинальное, сейчас апрель, а венчание назначено на первую половину июня.– Вот так-то, правильно? – подвела итог Мона.– Великолепно! Мы потратили достаточно времени на Ника Элбета. Давай сменим тему. На свете есть вещи и поважнее.Тяв, тяв, тяв. Ник Элбет – это, Ник Элбет – то. Она устала слышать его имя. ГЛАВА 1ЛОНДОН 1968 Был золотисто-солнечный июньский день, словно предназначенный для романтиков, поэтов и туристов с фотоаппаратами. Две юные девушки в мини юбках и туфлях на толстой подошве ждали своей очереди у дверей студенческого офиса на территории американского посольства. Они непринужденно болтали и были почти одинаково одеты, их можно было принять за подруг детства, но, на самом деле, американки только что встретились. Обе впервые путешествовали за границей, записались на летние курсы в Лондоне и нуждались в жилье.Мона Девидсон из Нью-Йоркского Бруклина собиралась брать уроки актерского мастерства в Королевской Академии Драматических Искусств. Эми Энн Дин из города Провиденс, штат Род-Айленд, была помешана на спец. семинаре по истории архитектуры.В качестве социальной услуги для тысяч студентов, приезжающих в Великобританию каждое лето, посольство находило лондонцев, готовых на два-три месяца принять в своем доме американцев. Во-первых, это был жест доброй воли по отношению к молодежи дружественной страны, а во-вторых, что не менее существенно, позволяло получить кое-какие деньги. Сотрудники конторы по размещению студентов относились к работе со всей серьезностью, но, естественно, не могли нести ответственность за то, что могло произойти. Если вы достаточно взрослы для учебы за границей, значит, должны позаботиться о себе сами.Когда Мона предложила Эми последнюю пластинку жевательной резинки, а Эми поделилась песочным печеньем, выбор был сделан. Они поселятся в одной комнате и проведут лето вместе. Девушки ударили по рукам и поздравили друг друга, когда пришло известие из Калифорнии. Бобби Кеннеди мертв. После восемнадцати часов агонии, слухов и предположений, он, в конце концов, скончался от пули наемного убийцы.Обе американки заплакали навзрыд и обнялись, соединенные общим горем.– Я не вынесу этого! – стонала Мона.– Я тоже! Я уже нанялась на работу, а ты? Мона была озадачена.– Нанялась?– На время избирательной компании, глупая! Я договорилась о работе в его команде по подготовке к выборам, начиная с сентября!Глаза Моны сузились.– Эй, только не говори мне, что ты республиканка! – она издала мерзкий смешок. – Меня сейчас стошнит.Эми съежилась от страстности обвинения.– Кто, я? Ну, черт, я…Мона нос к носу приблизилась к своей дрожавшей компаньонке.– Ты имеешь ввиду, что не собиралась голосовать за Бобби на президентских выборах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36