– Ничего страшного. Все в порядке. Это не так важно, – ласково ответила Виктория. – Клейтон – честный человек. Он дал слово Элизабет. Он никогда не лгал. И я снова с ним в дружеских отношениях, а этого более чем достаточно.
Эмма промолчала, а Эстер отвела взгляд в сторону. Конечно же, они хорошо знали, что на самом деле этого было недостаточно, но тем не менее Элизабет Честер обручится сегодня с Клейтоном.
И с этим ничего нельзя было поделать.
* * *
Клейтон стоял на белых мраморных ступеньках особняка Честеров и любовался поздравлением для Элизабет. Оно было сделано Викторией как всегда изумительно.
Он тщательно, наслаждаясь стилем автора, перечитывал стихи. В них больше не было скрытой насмешки. Теперь Клейтон был в этом уверен. Он серьезно расспросил сестру, и она созналась ему во всем. Мэри только поинтересовалась, когда Клейтон догадался о проделке и когда он понял, что Виктория его любит. Тогда он был вынужден напомнить ей о своем слове и о том, что нельзя нарушать обещания. На душе было тяжело, ему казалось, что он поступил неправильно. Самое страшное заключалось в том, что он не знал, как выйти из этого положения. Ведь сегодня предстояло сделать официальное предложение, и Элизабет наверняка согласится. Она станет его женой, его другом и помощником.
Дворецкий проводил Клейтона в гостиную и сообщил, что мисс Элизабет скоро выйдет. Поздравительная открытка, казалось, делалась все более тяжелой. Он попытался представить Элизабет в качестве своей жены, но все, что нарисовало его воображение – это ее лицо в тот день, когда он подарил ей маргаритки. Он вспомнил, как много раз пытался рассказать Элизабет о своей жизни, своей работе, и в памяти всплыли ее изящные вздрагивания, которые он приписывал ее необыкновенной женской чуткости. Ему наконец-то стало понятно, что для нее были важны разговоры лишь о ней самой.
Элизабет появилась в гостиной и закрыла за собой дверь. Куда-то исчезли ее прекрасная улыбка и манящий свет глаз. Сегодня эти глаза выглядели усталыми и потускневшими, а в улыбке не было очарования.
– Клейтон, нам надо поговорить, – начала она.
Вздохнув, Клейтон согласился.
– Элизабет, если это все о том вечере, то…
– Да, и еще кое о чем, – оборвала она его сердитым голосом. – Мы вынуждены были уйти с вечера у Моррисов. Ты должен понимать, что этот прием был важнее очередного посещения больных.
– Элизабет, семья Бойлей тяжело заболела. Я не мог оставить их страдать всю ночь, – возражал Клейтон.
– Но зато ты постоянно заставляешь страдать меня, – продолжала Элизабет.
Клейтон был вне себя от возмущения. Обед для нее был важнее жизни ребенка.
– Ты же знаешь об эпидемии холеры. Помогать людям – мой долг. Маленькая Меган… – продолжал он.
– Клейтон, я боюсь, что мне придется сказать следующее: мы вряд ли будем вместе. Ты слишком занят своей работой, и все только и твердят об этом. Короче говоря, ты становишься занудой. Все, о чем ты можешь и способен рассуждать – это больница, больные и Виктория. – Она посмотрела на открытку в его руке и усмехнулась: – Сохрани это, Клейтон, или верни назад мисс Викершем. Я уверена, что она будет в восторге.
Затем Элизабет быстро вышла из комнаты. Пораженный Клейтон стоял и смотрел на поздравительную карточку. Когда он выходил, то заметил еще две открытки, сделанные Викершем, на серебряном подносе. Он не мог спутать ни с чем ее красивый почерк, ее печать с ирисами. Клейтон горько усмехнулся, так как ситуация стала предельно ясной.
Элизабет никогда не любила его. Она хотела получить его так, как капризный ребенок хочет получить новую игрушку. По положению в обществе он подходил ей, однако, не встретив привычного постоянного восхищения собой с его стороны, Элизабет вспомнила о запасных претендентах. Хотя Клейтон был отвергнут, он чувствовал огромное облегчение. Он был свободен, свободен делать то, что захочет, свободен любить и быть по-настоящему любимым. Когда он снова посмотрел на стихи и перечитал их, то наконец-то понял смысл, заключенный в них. Они были посвящены только ему одному. Эта божественная женщина, единственная во всем мире, которую он любил, любила его. Как же он был слеп раньше. Она знала об Элизабет все, в том числе и о других поздравлениях к дню Святого Валентина, но ничего не сказала ему, боясь причинить боль. Он чувствовал себя заново вернувшимся к жизни.
* * *
– А рассказывала ли я вам о том, как Джонатан подарил мне цветы? Это было чудесно. Я хорошо это помню.
– Эстер, – перебила Эмма. – Меньше всего Виктория хочет слышать о твоих романах. Ты понимаешь?
Эстер выглядела уязвленной, и Виктории пришлось улыбнуться ей.
– Я так не думаю. Сегодня самый подходящий день для воспоминаний. Расскажите, тетя Эстер.
Старая женщина просияла и, бросив Эмме: “Я же говорила”, – начала рассказывать о человеке, образ которого она пронесла через всю свою жизнь.
Вдруг в дверь постучали, и Эстер поднялась, чтобы открыть. Виктория была так погружена в работу, что не сразу заметила, как в помещение вошел мужчина и, сняв пальто, отдал его Эстер. Но когда она подняла глаза, то остолбенела: в комнату входил Клейтон Джирард.
– Виктория, – произнес он.
Она в изумлении уставилась на него, отказываясь верить своим глазам. Обе тетушки переглянулись и, как сговорившись, направились в кухню.
– Это так любезно с вашей стороны, мистер Джирард. Мы принесем чай и пирожные, если вы не возражаете.
Клейтон улыбнулся, заметив, что обе женщины спешат удалиться из комнаты, оставляя их наедине. Виктория поднялась, у нее бешено колотилось сердце, руки не находили себе места:
– Клейтон? Ты уже помолвлен? Понравилась ли поздравительная открытка Элизабет? – спросила она.
Он так радостно улыбнулся, что улыбка появилась и на лице Виктории, хотя она еще не пришла в себя полностью.
Клейтон взял ее за руку и повел к кушетке. Всего лишь несколько дней назад они были так счастливы вместе, занимаясь любовью. Еще больше она изумилась, когда он достал хорошо знакомый конверт и протянул ей.
– Открой.
Она так удивленно смотрела на него, что ему самому пришлось распечатать его. Наконец что-то начало проясняться, и безумная радость стала охватывать Викторию, слезы потекли по ее щекам. Этого не могло быть, такое случается не с ней, в это нельзя поверить!
– Прочитай, – сказал он нежно, наблюдая, как она открыла поздравление, обращаясь с ним так, будто это была величайшая драгоценность.
Это были стихи, любовное письмо, написанное им самим. Она читала и уже не пыталась сдержать слез. Чувства переполняли ее, она повернулась к Клейтону и прижалась к его груди, а он бережно обнимал ее, шепча ласковые слова.
– Я знаю, что мое письмо не так искусно, как твои, но я попытался написать его сам. Я люблю тебя, Виктория, и я хочу, чтобы ты всегда была в моей жизни. Выходи за меня замуж.
– Клейтон.
Теперь она, даже если бы захотела, не смогла бы остановить слезы радости. Виктория плакала и смеялась, обнимала его, пытаясь спрятать мокрое лицо. Он протянул ей платок.
– Это означает, что ты согласна? – с надеждой спросил он, вытирая слезы счастья на ее щеках.
– Да, Клейтон. Ты же знаешь это. О Господи, я думала, что потеряла тебя навсегда!
– Что ты. Я был так слеп и так глуп. Пожалуйста, прости меня, если сможешь. Я люблю тебя, Виктория, и всегда любил только тебя. Ты мне нужна. Ты такая замечательная.
Клейтон потянулся к ней и поцеловал. Их губы слились в страстном, долгом поцелуе. Некоторое время спустя появились Эстер и Эмма, несущие поднос с чаем и пирожными. Они улыбнулись друг другу.
– Я думаю, дорогая сестра, что нам стоит отнести поднос обратно, – сказала Эстер.
– Я думаю, дорогая Эстер, ты совершенно права, – ответила Эмма.

1 2 3 4 5 6 7