брахмайям вачах парамам вьома – «брахман (тот, кто постиг Брахмана) – это высшая и самая совершенная обитель Вач».
Рационализм как гипотетико-дедуктивный метод
В начале 1996 года я давал лекции по теме этой главы в Берлине. В конце обсуждения один молодой человек захотел узнать, почему я считаю западную философию по-настоящему индуктивной, а лишь ведическую философию по-настоящему дедуктивной. Он указал, что европейские рационалисты, начиная с Платона, как правило, считаются философами, использующими дедукцию. На оставшихся страницах этой главы излагается мой ответ.
Следует подчеркнуть, что этот вопрос закономерен. В учебниках по философии обычно говорится, что европейский рационализм использует метод дедукции, потому что в отличие от эмпириков рационалисты выдвигают постулат об априорном (т. е. предшествующем чувственному опыту) знании, которое складывается из первооснов. Из этих основ рационалисты пытаются вывести логику апостериорного знания, то есть знания, полученного из опыта. Однако первоосновы европейского рационализма окрашены индукцией, даже когда они выводятся из богооткровенного знания, содержащегося в писаниях. Очень полезно выяснить причину этого. Это поможет нам яснее понять, как индуктивные мыслители пытаются ниспровергнуть ведическое знание (этой проблеме посвящены четвертая и пятая главы).
Уточнив термины, рационализм следует назвать гипотетико-дедуктивной системой мышления. Некоторые логики считают гипотетическую дедукцию и индукцию двумя аспектами одного и того же способа рассуждения. Я разделяю эту точку зрения, поскольку обе системы начинают рассуждение с гипотезы. Разница между ними состоит в том, что рационалисты, в отличие от эмпириков, не пытаются подтвердить свою гипотезу о существовании априорных первичных принципов с помощью чувственного опыта. Их цель – доказать с помощью одной логики, что существует знание, предшествующее пратьякше. Например, рационалисты утверждают, что категории значения слов, с помощью которых мы классифицируем объекты восприятия: «Это карандаш» (или стул, стол и т. д.), – заложены в наших головах, являясь врожденным знанием. Поэтому категориальное значение слова отлично от чувственных данных, которые классифицируются на категории. Подобную гипотезу невозможно доказать или опровергнуть с помощью чувственного опыта, даже если она объясняет те явления, с которыми мы непосредственно сталкиваемся. (У рационалистов имеется собственная система доказательств, которую мы вскоре рассмотрим.) Но хотя рационализм и пытается выйти за рамки индуктивного эмпиризма, он не является непогрешимым. Он все равно остается в сфере человеческого опыта – опыта человеческого ума.
Здесь сомневающийся читатель может возразить: «Многие известные рационалисты выдвигали логические аргументы в пользу существования Бога. Не хотите ли вы сказать, что Бог, которого они отстаивали, – всего лишь гипотеза, так как при этом они опирались на доводы рассудка? Они не изобрели Бога в уме. Они поверили в него, прочтя писания, а затем попытались объяснить его с помощью логики и рассудка». В самом деле, западные рационалисты, по крайней мере в прошлом, стояли на позициях теизма. Европейские рационалисты упорно пытались обосновать идеи непогрешимого Бога. Но они потерпели неудачу, потому что человеческая логика не в силах доказать существование Бога – ишвары, непогрешимого и всемогущего повелителя всех энергий. Давайте попробуем разобраться почему.
Рационализм и скептицизм
В наши дни множество людей, скептически относящихся к религии, называют себя рационалистами. Но несколько веков назад целью большинства европейских рационалистов было доказать, что Библия ни в чем не противоречит логике, а Бог является логической необходимостью. Одно из логических доказательств, предложенных рационалистами, заключалось в следующем: как часы не могут существовать без часовщика, так и сложное устройство мира подразумевает существование творца, то есть Бога. Это одна из разновидностей известного аргумента о разумном замысле, который гласит, что материальная форма создана в соответствии с априорным разумным замыслом. Однако шотландский скептик Дэвид Юм (1711–1776) поставил такие сложные вопросы в контексте аргумента о разумном замысле, что последний окончательно сошел со сцены «серьезной» европейской философии. В «Диалогах о естественной религии» Юм проанализировал логическое обоснование божественной причины бытия и пришел к выводу, что оно доказывает как раз обратное: Бог не является ни милостивым, ни совершенным, ни великодушным, ни непогрешимым – ни даже существующим. Коротко изложим четыре из его аргументов.
1) Все существа испытывают и боль и наслаждение – почему тогда Бог милостив?
2) Мир управляется строгими законами. Но если Бог вынужден в своем правлении прибегать к законам, то как Он может быть совершенным?
3) Силы и способности распределяются среди живых существ очень скудно. Почему тогда Бог великодушен?
4) Хотя различные части огромного механизма природы связаны друг с другом, этих частей (например дождя) иногда не хватает, а иногда они в избытке. Таким образом, создается впечатление, что природа действует без присмотра высшей силы. Почему, если Бог непогрешим?
Скептицизм Юма «произвел опустошение в умах европейцев». Ответ рационалистов пришел от Иммануила Канта (1724–1804), на которого логика Юма произвела сильное впечатление. Кант сделал попытку объединить скептицизм и рационализм в так называемую критическую философию. Осуществив свой замысел, он пал жертвой критической рефлексии. Он утверждал, что хотя разум трансцендентален (т. е. выходит за пределы чувственного восприятия), для нас он обладает смыслом только в контексте чувственного восприятия. Чтобы узнать, разумна идея или нет, мы вынуждены полагаться на наши чувства. Таким образом, аргумент о разумном замысле (с точки зрения человека) представляется нелогичным, потому что мир, который мы воспринимаем, не похож на творение милостивого и всемогущего Бога. Но если выводы рассудка подтверждаются чувственным опытом, то как этот опыт подтверждает заявление Канта о том, что разум трансцендентален по отношению к чувствам? Здесь Кант оказывается жертвой рефлексии.
Во всех практических вопросах Кант выступает как агностик: Бог относится к области непознаваемого, недоступной для чувственного опыта. Таким образом, обсуждать вопрос о существовании Бога – значит попусту тратить время. Философские рассуждения рационалистов о реальности, не воспринимаемой чувствами, Кант называл «трансцендентальной иллюзией». Так Кант положил конец эре рационалистической защиты христианства, на смену которой пришла эра нападок рационалистов на христианство.
Критическая философия Канта оказала влияние на такие атеистические философские направления, как марксизм, позитивизм, прагматизм и экзистенциализм. Наступил продолжающийся до сих пор период торжества материализма. Ирония здесь заключается в том, что до Канта рационализм почти всегда отождествлялся с теизмом и деизмом. Сегодня же рационализм является синонимом атеизма и научного скептицизма. Существует даже Индийская ассоциация рационалистов, целью которой является опровержение религиозных верований с помощью научных «доказательств».
Западная философия, независимо от того, называют ли ее эмпирической или рационалистической, в итоге сосредоточилась на индуктивном мышлении, создателем и целью которого является человек. В рамках этой индукции могут порой всплывать теистические идеи, но, как говорят китайцы, вода поддерживает корабль, она же его и топит.
Ведическая логика разумного замысла
По словам Канта, Юм пробудил его ото сна догматизма. После Канта религиозный догматизм в рационализме трансформировался в догматический материализм. Впоследствии мы рассмотрим это явление. А пока вкратце изложим ведический ответ на вопросы Юма, чьи аргументы оказали революционное воздействие на отношение европейских интеллектуалов к религии.
1) Юм задавал вопрос: почему всемилостивый, любящий Бог обрекает все живые существа на страдания и наслаждения. Его определение «живых существ» ограничивалось физическими телами. Ведический ответ состоит в том, что каждое живое существо по сути является джива-таттвой , вечной душой. Из-за стремления господствовать над пракрити джива попадает в ловушку телесных представлений о жизни и проходит череду рождений и смертей, воплощаясь в телах всех известных в природе существ. Ощущения боли и удовольствия, которые испытывает джива в этих телах, есть не что иное, как иллюзия, порожденная ложным эго. С помощью йоги (дисциплины очищения ума и чувств) удовольствие и боль преодолеваются. А направив очищенный ум и чувства на служение Кришне, живое существо устанавливает вечные любовные отношения с Верховной Личностью.
2) Юм спрашивал, зачем совершенному Богу прибегать к строгим законам в деле управления Вселенной. Дело в том, что Вселенная состоит из бхинна-пракрити-таттвы , материальной энергии, отделенной от ишвары . Материальная природа отделена от ишвары и подчиняется власти закона, а не власти любви потому, что устремления независимых живых существ этой Вселенной диктуются ложным эго. Юмовское провидение мира, свободного от материальных законов, – в духовной природе (дайви-пракрити ), не отделенной от ишвары .
3) Следующее сомнение Юма можно разрешить, указав на истинное предназначение материального мира. Вселенная – это что-то вроде исправительного заведения для душ, обманутых ложным эго, которые по глупости надеются стать повелителями всего, что видят вокруг себя. Скудость природы должна помочь душе осознать свое истинное положение: положение слуги, а не господина.
4) Прояснить последнее сомнение поможет знание о кала-таттве и карма-таттве. Пока человек грешит, он вынужден испытывать на себе такие последствия греха, как наводнения, засухи, эпидемии и т. д., которые обрушиваются на него в этой и будущих жизнях. Подобные несчастья отрезвляют и заставляют искать святого человека, который может объяснить, как освободиться от греха и его последствий. Но слишком часто люди бывают упрямы, как животные. Получив удар кнутом от своего хозяина, животное не может понять, за что его наказывают. С точки зрения животного полученное им наказание не имеет ни смысла, ни цели. В этом смысле отношение Юма к стихийным бедствиям напоминает отношение животного.
Философская революция, произведенная Юмом, вскоре вылилась в научную революцию. Не прошло и ста лет со смерти Юма, как Чарльз Дарвин (1809–1882) признавался в письме Эйзе Грею, что теория эволюции представляется ему единственно разумной, потому что «милостивый и всемогущий Бог» не мог создать эти кровожадные существа, которые с наслаждением убивают других.
Логика и писание
Рациональное доказательство божественного замысла имело серьезный недостаток, который и сделал его уязвимым для критики Юма. Этим недостатком являлось неполное знание о цели творения. В своей книге «Ересь» Джоан О’Грейди пишет, что у истоков этой проблемы стояло учение
«…Ветхого Завета, согласно которому Бог, Творец, создал хороший мир. „И увидел Бог, что Он создал, и вот, хорошо весьма“ (Быт. 1.31). Отсюда следует, что наши тела тоже хороши».
Если мир и наши тела хороши, то хороши для чего? И что такое зло? На эти вопросы «ортодоксальное» учение никогда не давало ясного ответа».
Христиане-рационалисты, не сумев дедуктивно вывести из неясной посылки заключение о том, для чего создано творение, индуктивно пришли к заключению, что оно идеально подходит для того, что историк Пол Джонсон назвал «просвещенным эгоизмом». Этот эгоизм был определен как длительное и расчетливое стремление к счастью. Попросту говоря, рационалисты предположили, что Божье творение хорошо для чувственных наслаждений.
Уподобление Бога часовщику является разумной гипотезой, потому что часы, как известно, не собирают себя сами. Но аналогия с часовщиком подразумевает определенные выводы об отношении Бога к Своему Творению. Часовщик делает часы для другого человека, который становится их хозяином и распорядителем и получает от них удовольствие. Часы называют «хорошими», когда они приносят удовольствие тому, кто ими обладает. Скептицизм Юма нацелен как раз в эту точку. «Как можно говорить, что Бог создал мир хорошим, приспособленным для наших наслаждений? Это нелогично. Мы испытываем не только удовольствие, ни и боль, мы вынуждены жить, подчиняясь строгим законам, наши силы и способности ограничены и мир наш слишком часто бывает хаотичным».
Определенные слова «хороший» в смысле «подходящий для чувственных наслаждений» вводят нас в заблуждение. Оно продиктовано гуной страсти. Как утверждается в «Шримад-Бхагаватам» (3.5.31), таиджасаниндрияни эва гьяна-карма-маяни ча – чувства, вне всякого сомнения, порождены гуной страсти, поэтому эмпирическое философское знание, сопряженное с чувственными наслаждениями, является прежде всего продуктом гуны страсти. Находясь под влиянием гуны страсти, очень тяжело понять, почему Бог, сотворивший мир «хорошим», позволяет боли омрачать удовольствие; почему Он подчинил этот хороший мир суровым законам; почему Он скупо наделяет нас силами и способностями и почему в этом хорошем мире так часто случаются неприятности и бедствия. Но вместо того, чтобы найти причину этих противоречий, философы, находящиеся под влиянием гуны страсти, предпочитают выкинуть Бога из своих систем.
Ишвару , Всевышнего, можно постичь, лишь находясь под влиянием гуны благости. «Бхагавад-гита» (14.17) утверждает: раджасо лабха эва ча – «Из гуны страсти развивается жадность». Жадность, заставляющая человека стремиться к материальным наслаждениям, власти, богатству и комфорту, выводит его на путь материализма. Этот путь уводит разум в сторону, мешая ему понять истинную логику мироздания, сотворенного для того, чтобы освободить нас от иллюзий. Под предлогом «пробуждения от сна догматизма» материалистический разум сначала объявляет вопрос о существовании Бога неважным, как это сделал Кант в своей критической философии, а затем провозглашает материальный мир раем без Бога, как это сделали марксизм, позитивизм, прагматизм и экзистенциализм.
Монистические тенденции рационализма
Итак, допущения рационализма так же уязвимы для критики, как и допущения метафизиков-эмпириков: «из-за того, что они, как и любые другие постулаты, являются произвольными предположениями, они искажают реальность и описывают ее выборочно». Подобное неполное описание принимается за истину. Эмпиризм определяет истину как соответствие с тем, «что» мы воспринимаем в этом мире. Но, как мы видели, это соответствие выливается в противоречие, потому что чувственный опыт ставит больше вопросов, чем дает на них ответов. Это противоречие очень расстраивает рационалистов, ибо их цель – эмпирически выявить соответствие, обнаружить лежащую в основе мира связь всего со всем.
Теория соответствия утверждает, что истиной является универсальное, логичное, внутренне непротиворечивое объяснение всех уровней нашего знания о мире. Эмпирические «факты» она считает просто внешними деталями. После того как абсолютно непротиворечивая логическая истина установлена, эмпирические «факты» могут быть добавлены в любой момент; их включение в систему не приведет к возникновению противоречий. На самом низшем уровне системы располагаются теории восприятия. Над ними – теории, которые выносят суждение о восприятии. Выше – теории о фундаментальных законах, управляющих миром. Еще выше – теории логики, словарь всей системы. А на самом верху – конечный объединяющий принцип: все существует.
Почему все существует? Старый ответ заключался в том, что Бог все создал, но этот ответ больше не популярен в кругах рационалистов. Предостережение Канта против трансцендентальной иллюзии также не позволяет философам обсуждать реальность того, что находится за пределами этого мира, но придает ему смысл. Таким образом, рационалисты заявляют, что все существует по причине Бытия, голого факта самого существования мира. Но что такое Бытие в отрыве от существующих вещей?
«У Бытия нет свойств и оно не связано с другими вещами, или, как сказал бы Гегель, оно неопределимо. Но это означает, согласно гегелевской логике, что чистое бытие есть абсолютное отрицание, поскольку оно ни то, ни другое и ни третье. А абсолютное отрицание – чтобы завершить аргумент – есть ничто, то есть не-бытие. Таким образом, бытие и не-бытие – это в конечном счете одна и та же неопределяемая „вещь“.
Эта цитата является примером монистической метафизики современного рационализма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Рационализм как гипотетико-дедуктивный метод
В начале 1996 года я давал лекции по теме этой главы в Берлине. В конце обсуждения один молодой человек захотел узнать, почему я считаю западную философию по-настоящему индуктивной, а лишь ведическую философию по-настоящему дедуктивной. Он указал, что европейские рационалисты, начиная с Платона, как правило, считаются философами, использующими дедукцию. На оставшихся страницах этой главы излагается мой ответ.
Следует подчеркнуть, что этот вопрос закономерен. В учебниках по философии обычно говорится, что европейский рационализм использует метод дедукции, потому что в отличие от эмпириков рационалисты выдвигают постулат об априорном (т. е. предшествующем чувственному опыту) знании, которое складывается из первооснов. Из этих основ рационалисты пытаются вывести логику апостериорного знания, то есть знания, полученного из опыта. Однако первоосновы европейского рационализма окрашены индукцией, даже когда они выводятся из богооткровенного знания, содержащегося в писаниях. Очень полезно выяснить причину этого. Это поможет нам яснее понять, как индуктивные мыслители пытаются ниспровергнуть ведическое знание (этой проблеме посвящены четвертая и пятая главы).
Уточнив термины, рационализм следует назвать гипотетико-дедуктивной системой мышления. Некоторые логики считают гипотетическую дедукцию и индукцию двумя аспектами одного и того же способа рассуждения. Я разделяю эту точку зрения, поскольку обе системы начинают рассуждение с гипотезы. Разница между ними состоит в том, что рационалисты, в отличие от эмпириков, не пытаются подтвердить свою гипотезу о существовании априорных первичных принципов с помощью чувственного опыта. Их цель – доказать с помощью одной логики, что существует знание, предшествующее пратьякше. Например, рационалисты утверждают, что категории значения слов, с помощью которых мы классифицируем объекты восприятия: «Это карандаш» (или стул, стол и т. д.), – заложены в наших головах, являясь врожденным знанием. Поэтому категориальное значение слова отлично от чувственных данных, которые классифицируются на категории. Подобную гипотезу невозможно доказать или опровергнуть с помощью чувственного опыта, даже если она объясняет те явления, с которыми мы непосредственно сталкиваемся. (У рационалистов имеется собственная система доказательств, которую мы вскоре рассмотрим.) Но хотя рационализм и пытается выйти за рамки индуктивного эмпиризма, он не является непогрешимым. Он все равно остается в сфере человеческого опыта – опыта человеческого ума.
Здесь сомневающийся читатель может возразить: «Многие известные рационалисты выдвигали логические аргументы в пользу существования Бога. Не хотите ли вы сказать, что Бог, которого они отстаивали, – всего лишь гипотеза, так как при этом они опирались на доводы рассудка? Они не изобрели Бога в уме. Они поверили в него, прочтя писания, а затем попытались объяснить его с помощью логики и рассудка». В самом деле, западные рационалисты, по крайней мере в прошлом, стояли на позициях теизма. Европейские рационалисты упорно пытались обосновать идеи непогрешимого Бога. Но они потерпели неудачу, потому что человеческая логика не в силах доказать существование Бога – ишвары, непогрешимого и всемогущего повелителя всех энергий. Давайте попробуем разобраться почему.
Рационализм и скептицизм
В наши дни множество людей, скептически относящихся к религии, называют себя рационалистами. Но несколько веков назад целью большинства европейских рационалистов было доказать, что Библия ни в чем не противоречит логике, а Бог является логической необходимостью. Одно из логических доказательств, предложенных рационалистами, заключалось в следующем: как часы не могут существовать без часовщика, так и сложное устройство мира подразумевает существование творца, то есть Бога. Это одна из разновидностей известного аргумента о разумном замысле, который гласит, что материальная форма создана в соответствии с априорным разумным замыслом. Однако шотландский скептик Дэвид Юм (1711–1776) поставил такие сложные вопросы в контексте аргумента о разумном замысле, что последний окончательно сошел со сцены «серьезной» европейской философии. В «Диалогах о естественной религии» Юм проанализировал логическое обоснование божественной причины бытия и пришел к выводу, что оно доказывает как раз обратное: Бог не является ни милостивым, ни совершенным, ни великодушным, ни непогрешимым – ни даже существующим. Коротко изложим четыре из его аргументов.
1) Все существа испытывают и боль и наслаждение – почему тогда Бог милостив?
2) Мир управляется строгими законами. Но если Бог вынужден в своем правлении прибегать к законам, то как Он может быть совершенным?
3) Силы и способности распределяются среди живых существ очень скудно. Почему тогда Бог великодушен?
4) Хотя различные части огромного механизма природы связаны друг с другом, этих частей (например дождя) иногда не хватает, а иногда они в избытке. Таким образом, создается впечатление, что природа действует без присмотра высшей силы. Почему, если Бог непогрешим?
Скептицизм Юма «произвел опустошение в умах европейцев». Ответ рационалистов пришел от Иммануила Канта (1724–1804), на которого логика Юма произвела сильное впечатление. Кант сделал попытку объединить скептицизм и рационализм в так называемую критическую философию. Осуществив свой замысел, он пал жертвой критической рефлексии. Он утверждал, что хотя разум трансцендентален (т. е. выходит за пределы чувственного восприятия), для нас он обладает смыслом только в контексте чувственного восприятия. Чтобы узнать, разумна идея или нет, мы вынуждены полагаться на наши чувства. Таким образом, аргумент о разумном замысле (с точки зрения человека) представляется нелогичным, потому что мир, который мы воспринимаем, не похож на творение милостивого и всемогущего Бога. Но если выводы рассудка подтверждаются чувственным опытом, то как этот опыт подтверждает заявление Канта о том, что разум трансцендентален по отношению к чувствам? Здесь Кант оказывается жертвой рефлексии.
Во всех практических вопросах Кант выступает как агностик: Бог относится к области непознаваемого, недоступной для чувственного опыта. Таким образом, обсуждать вопрос о существовании Бога – значит попусту тратить время. Философские рассуждения рационалистов о реальности, не воспринимаемой чувствами, Кант называл «трансцендентальной иллюзией». Так Кант положил конец эре рационалистической защиты христианства, на смену которой пришла эра нападок рационалистов на христианство.
Критическая философия Канта оказала влияние на такие атеистические философские направления, как марксизм, позитивизм, прагматизм и экзистенциализм. Наступил продолжающийся до сих пор период торжества материализма. Ирония здесь заключается в том, что до Канта рационализм почти всегда отождествлялся с теизмом и деизмом. Сегодня же рационализм является синонимом атеизма и научного скептицизма. Существует даже Индийская ассоциация рационалистов, целью которой является опровержение религиозных верований с помощью научных «доказательств».
Западная философия, независимо от того, называют ли ее эмпирической или рационалистической, в итоге сосредоточилась на индуктивном мышлении, создателем и целью которого является человек. В рамках этой индукции могут порой всплывать теистические идеи, но, как говорят китайцы, вода поддерживает корабль, она же его и топит.
Ведическая логика разумного замысла
По словам Канта, Юм пробудил его ото сна догматизма. После Канта религиозный догматизм в рационализме трансформировался в догматический материализм. Впоследствии мы рассмотрим это явление. А пока вкратце изложим ведический ответ на вопросы Юма, чьи аргументы оказали революционное воздействие на отношение европейских интеллектуалов к религии.
1) Юм задавал вопрос: почему всемилостивый, любящий Бог обрекает все живые существа на страдания и наслаждения. Его определение «живых существ» ограничивалось физическими телами. Ведический ответ состоит в том, что каждое живое существо по сути является джива-таттвой , вечной душой. Из-за стремления господствовать над пракрити джива попадает в ловушку телесных представлений о жизни и проходит череду рождений и смертей, воплощаясь в телах всех известных в природе существ. Ощущения боли и удовольствия, которые испытывает джива в этих телах, есть не что иное, как иллюзия, порожденная ложным эго. С помощью йоги (дисциплины очищения ума и чувств) удовольствие и боль преодолеваются. А направив очищенный ум и чувства на служение Кришне, живое существо устанавливает вечные любовные отношения с Верховной Личностью.
2) Юм спрашивал, зачем совершенному Богу прибегать к строгим законам в деле управления Вселенной. Дело в том, что Вселенная состоит из бхинна-пракрити-таттвы , материальной энергии, отделенной от ишвары . Материальная природа отделена от ишвары и подчиняется власти закона, а не власти любви потому, что устремления независимых живых существ этой Вселенной диктуются ложным эго. Юмовское провидение мира, свободного от материальных законов, – в духовной природе (дайви-пракрити ), не отделенной от ишвары .
3) Следующее сомнение Юма можно разрешить, указав на истинное предназначение материального мира. Вселенная – это что-то вроде исправительного заведения для душ, обманутых ложным эго, которые по глупости надеются стать повелителями всего, что видят вокруг себя. Скудость природы должна помочь душе осознать свое истинное положение: положение слуги, а не господина.
4) Прояснить последнее сомнение поможет знание о кала-таттве и карма-таттве. Пока человек грешит, он вынужден испытывать на себе такие последствия греха, как наводнения, засухи, эпидемии и т. д., которые обрушиваются на него в этой и будущих жизнях. Подобные несчастья отрезвляют и заставляют искать святого человека, который может объяснить, как освободиться от греха и его последствий. Но слишком часто люди бывают упрямы, как животные. Получив удар кнутом от своего хозяина, животное не может понять, за что его наказывают. С точки зрения животного полученное им наказание не имеет ни смысла, ни цели. В этом смысле отношение Юма к стихийным бедствиям напоминает отношение животного.
Философская революция, произведенная Юмом, вскоре вылилась в научную революцию. Не прошло и ста лет со смерти Юма, как Чарльз Дарвин (1809–1882) признавался в письме Эйзе Грею, что теория эволюции представляется ему единственно разумной, потому что «милостивый и всемогущий Бог» не мог создать эти кровожадные существа, которые с наслаждением убивают других.
Логика и писание
Рациональное доказательство божественного замысла имело серьезный недостаток, который и сделал его уязвимым для критики Юма. Этим недостатком являлось неполное знание о цели творения. В своей книге «Ересь» Джоан О’Грейди пишет, что у истоков этой проблемы стояло учение
«…Ветхого Завета, согласно которому Бог, Творец, создал хороший мир. „И увидел Бог, что Он создал, и вот, хорошо весьма“ (Быт. 1.31). Отсюда следует, что наши тела тоже хороши».
Если мир и наши тела хороши, то хороши для чего? И что такое зло? На эти вопросы «ортодоксальное» учение никогда не давало ясного ответа».
Христиане-рационалисты, не сумев дедуктивно вывести из неясной посылки заключение о том, для чего создано творение, индуктивно пришли к заключению, что оно идеально подходит для того, что историк Пол Джонсон назвал «просвещенным эгоизмом». Этот эгоизм был определен как длительное и расчетливое стремление к счастью. Попросту говоря, рационалисты предположили, что Божье творение хорошо для чувственных наслаждений.
Уподобление Бога часовщику является разумной гипотезой, потому что часы, как известно, не собирают себя сами. Но аналогия с часовщиком подразумевает определенные выводы об отношении Бога к Своему Творению. Часовщик делает часы для другого человека, который становится их хозяином и распорядителем и получает от них удовольствие. Часы называют «хорошими», когда они приносят удовольствие тому, кто ими обладает. Скептицизм Юма нацелен как раз в эту точку. «Как можно говорить, что Бог создал мир хорошим, приспособленным для наших наслаждений? Это нелогично. Мы испытываем не только удовольствие, ни и боль, мы вынуждены жить, подчиняясь строгим законам, наши силы и способности ограничены и мир наш слишком часто бывает хаотичным».
Определенные слова «хороший» в смысле «подходящий для чувственных наслаждений» вводят нас в заблуждение. Оно продиктовано гуной страсти. Как утверждается в «Шримад-Бхагаватам» (3.5.31), таиджасаниндрияни эва гьяна-карма-маяни ча – чувства, вне всякого сомнения, порождены гуной страсти, поэтому эмпирическое философское знание, сопряженное с чувственными наслаждениями, является прежде всего продуктом гуны страсти. Находясь под влиянием гуны страсти, очень тяжело понять, почему Бог, сотворивший мир «хорошим», позволяет боли омрачать удовольствие; почему Он подчинил этот хороший мир суровым законам; почему Он скупо наделяет нас силами и способностями и почему в этом хорошем мире так часто случаются неприятности и бедствия. Но вместо того, чтобы найти причину этих противоречий, философы, находящиеся под влиянием гуны страсти, предпочитают выкинуть Бога из своих систем.
Ишвару , Всевышнего, можно постичь, лишь находясь под влиянием гуны благости. «Бхагавад-гита» (14.17) утверждает: раджасо лабха эва ча – «Из гуны страсти развивается жадность». Жадность, заставляющая человека стремиться к материальным наслаждениям, власти, богатству и комфорту, выводит его на путь материализма. Этот путь уводит разум в сторону, мешая ему понять истинную логику мироздания, сотворенного для того, чтобы освободить нас от иллюзий. Под предлогом «пробуждения от сна догматизма» материалистический разум сначала объявляет вопрос о существовании Бога неважным, как это сделал Кант в своей критической философии, а затем провозглашает материальный мир раем без Бога, как это сделали марксизм, позитивизм, прагматизм и экзистенциализм.
Монистические тенденции рационализма
Итак, допущения рационализма так же уязвимы для критики, как и допущения метафизиков-эмпириков: «из-за того, что они, как и любые другие постулаты, являются произвольными предположениями, они искажают реальность и описывают ее выборочно». Подобное неполное описание принимается за истину. Эмпиризм определяет истину как соответствие с тем, «что» мы воспринимаем в этом мире. Но, как мы видели, это соответствие выливается в противоречие, потому что чувственный опыт ставит больше вопросов, чем дает на них ответов. Это противоречие очень расстраивает рационалистов, ибо их цель – эмпирически выявить соответствие, обнаружить лежащую в основе мира связь всего со всем.
Теория соответствия утверждает, что истиной является универсальное, логичное, внутренне непротиворечивое объяснение всех уровней нашего знания о мире. Эмпирические «факты» она считает просто внешними деталями. После того как абсолютно непротиворечивая логическая истина установлена, эмпирические «факты» могут быть добавлены в любой момент; их включение в систему не приведет к возникновению противоречий. На самом низшем уровне системы располагаются теории восприятия. Над ними – теории, которые выносят суждение о восприятии. Выше – теории о фундаментальных законах, управляющих миром. Еще выше – теории логики, словарь всей системы. А на самом верху – конечный объединяющий принцип: все существует.
Почему все существует? Старый ответ заключался в том, что Бог все создал, но этот ответ больше не популярен в кругах рационалистов. Предостережение Канта против трансцендентальной иллюзии также не позволяет философам обсуждать реальность того, что находится за пределами этого мира, но придает ему смысл. Таким образом, рационалисты заявляют, что все существует по причине Бытия, голого факта самого существования мира. Но что такое Бытие в отрыве от существующих вещей?
«У Бытия нет свойств и оно не связано с другими вещами, или, как сказал бы Гегель, оно неопределимо. Но это означает, согласно гегелевской логике, что чистое бытие есть абсолютное отрицание, поскольку оно ни то, ни другое и ни третье. А абсолютное отрицание – чтобы завершить аргумент – есть ничто, то есть не-бытие. Таким образом, бытие и не-бытие – это в конечном счете одна и та же неопределяемая „вещь“.
Эта цитата является примером монистической метафизики современного рационализма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31