Маркольф взял денег, понакупил товаров, которые могли бы понравиться царице, взял с собою три полка людей и тайно проник в страну того самого царя и отправился к городу, где жили царь с царицей. Оставил полки за городом и сказал: «Знаю, что когда в этом городе меня схватят, смерти мне уже не избежать никоим образом. Я устрою так, чтобы царь позволил трижды дунуть мне в мой рог. Когда в первый раз протрублю, пусть черный полк отправляется на зов моего рога. Во второй раз — время поспешить красным. В третий раз — пусть белый полк бежит гуда еще быстрее». Сказав так, Маркольф вместе с полками проник в город.
Наступило утро, и Маркольф расположился у дверей храма, где царь с царицей приносили жертвы идолам, и разложил все свои товары. Так он и стоял, прикрыв голову иудейской шапочкой. Царь с царицей отправились к храму, и тут царица приметила вещи, которые ей захотелось купить, вот она и стала просить царя, чтобы он позволил ей сделать покупки. Царица едва спустилась, увидала красивую вещицу, страстно возжелала такую и протянула руку, чтобы ее взять. У Маркольфа в руках был ореховый прут, и он ударил царицу по руке со словами: «Не пачкай мои вещи голыми руками!» Царица остолбенела от таких слов, узнала Маркольфа, бросилась к царю и стала просить, чтобы тот тут же казнил его, приговаривая: «Если немедленно не исполнишь, он причинит немало зла и мне, и тебе».
По повелению царя Маркольфа схватили и привели ко двору. Царь говорит: «Выбирай, какой смертью хочешь умереть, жить у тебя уже не выйдет». Маркольф: «Хочу, чтоб для меня построили новую виселицу — на ней пускай и повесят». Пока строили виселицу, Маркольф сказал: «Поступи со мной как полагается. Я из царского рода, а царей согласно их происхождению и сану полагается вешать на виселице золотой, ты бы ведь сам не захотел иначе». Царь приказал виселицу позолотить. Когда Маркольфа отвели на виселицу, он попросил, чтобы царь позволил протрубить ему трижды в свой рог ради спасения своей души. А труба у него была маленькая, но звучная. Царь дал на то разрешение. Маркольф взошел на первую ступеньку лестницы и протрубил в первый раз. Тут с горы с большим шумом стал спускаться черный полк. Царь увидел полк и спросил Маркольфа, что это значит. Маркольф ответил: «Это дьяволы идут за моей душой». Царица, увидев толпу людей, устремилась к царю со словами: «Не наживай лиха, повесь его поскорее». А Маркольф, поднявшись на вторую ступень, снова подул в рог, и тут же появился бегущий красный полк. Царь пожелал узнать, что же это значит. Маркольф: «Это адский огонь идет сжечь меня, ибо я — грешник». Когда Маркольф протрубил в третий раз, внезапно выскочил белый полк. Увидев их, царь спросил Маркольфа, в чем же тут дело. А Маркольф: «Смиловался, — говорит, — Бог и послал ангелов Своих, чтобы они вместе с дьяволами судили меня». Пока Маркольф все это объяснял царю, полки бежали к месту, чтобы освободить его. Прибежав, они схватили царя и повесили его, а Маркольф остался невредимым. Маркольф поймал царицу, отрубил ей нос и губы и доставил ее к царю Соломону. А царь Соломон стал после этого оказывать Маркольфу большой почет.
Шутки Уильяма Соммерса из книги Роберта Армина «Дурак на дураке». Лондон, 1600


О том, как добрый шут Уилл Соммерс представил своего дядю королю и устроил ему двадцать фунтов годового дохода
Уилл Соммерс пользовался немалым уважением при королевском дворе, и вот как-то раз он гулял по парку в Гринвиче и заснул прямо на лестнице, и, хотя немало людей ходили той дорогой, однако из особой любви к нему они предпочли отправиться другим путем — только бы шута не беспокоить. И этому стоит удивляться, поскольку в нынешние времена бродяги проявляют истинную галантность, а люди благородного происхождения ведут себя очень грубо. Надо сказать, что Уилл Соммерс заслужил у всех такую любовь, что одна бедная женщина, увидев, что он задремал в столь опасном месте и может свалиться с лестницы, принесла подушку с веревкой. Одну подложить Уиллу под голову, а второй привязать его к ограде, чтобы он не свалился с лестницы. Вот так он и дремал, а женщина стояла рядом с ним, словно его постельничий.
Вышло так, что по причине, о которой вам вскоре станет известно, дядя Уильяма Соммерса приехал из Шропшира, чтобы встретиться с ним при дворе. Старику минул уже шестой десяток. На голове у него красовалась шляпа с пуговицами, из-под которой словно ленты свисали волосы — растрепанные, но чистые. Далее: грубая куртка, подхваченная конским поясом, слегка отороченным кожей. Округлые, плотно сидящие штаны из простой овечьей шерсти. Длинный белый шарф из грубой шерстяной ткани. Высокие туфли с желтыми пряжками. С ног до головы он был покрыт пылью, ибо в тот день пришлось старику проделать двадцать три мили в седле и пешком. А отправился он так далёко не сам по себе, а от имени своей округи.
И вот, оказавшись в Гринвиче, он спросил, как пройти во дворец. Все охотно указывали ему дорогу, и только один негодный паж показал ему путь в обратном направлении от ворот дворца и посоветовал отправиться на лодке в Блэквелл , сказав, что именно там расположен королевский двор. Наивный старик уже отдал пенс за переправу, но прохожий, слышавший разговор с пажом, пожалел несчастного, посмеялся над шуткой и указал старику, куда надо идти. Гринвич так поразил старика, что он встал, разинув рот, а стражники и дамы глазели на него из окон и потешались над ним. В конце концов кто-то спросил его имя. Старик и говорит:
— Я — бедный человек из Шропшира и хочу узнать, не живет ли при дворе человек по имени мистер Уильям Соммерс (ибо по всей стране разнеслась весть о том, что он в милости при дворе — ну так, по крайней мере, говорят). Придворный отвечает:
— Действительно, есть здесь такой.
— Слава Богу, ведь я прихожусь ему дядей. — При этих словах старик заплакал, причитая, что должен увидеться с ним.
— Хорошо, — говорит придворный, — я отведу тебя прямо к нему.
И принялся расспрашивать у всех, не видел ли кто-нибудь Соммерса. Сказали, что он отправился гулять в парк, потому что стояла жара и король заснул. Тогда они пошли искать его в парке.
Все это время дружище Уильям вел переговоры с лестницей, подушка выступала у них арбитром, а женщина — свидетелем всему, что было сказано и сделано. Наконец пришли эти двое и разбудили его. Уильям, почувствовав под головой что-то мягкое, спросил: «Откуда это тут мягкие ступени?» — «Это ступени моего собственного изготовления», — ответила женщина. Однако она не понесла никакого урона, позаботившись о Уилле Соммерсе. Шут помог ей добыть у короля прощение для сына, которого должны были через три дня повесить за пиратство: придумал, как одурачить палача. Надо сказать, что он сделал немало хорошего многим людям.
Так вот, шут проснулся, осмотрелся, поблагодарил женщину и спросил, что нового. Тут придворный и говорит:
— Сэр, ваш бедный дядюшка приехал из деревни, чтобы встретиться с Вами.
— Боже помилуй, — отвечает Уилл Соммерс, — спасибо, брат, за труды, но когда это я успел стать племянником?
— Сэр, я готов подтвердить, что и взаправду являюсь вашим дядей, господин Уильям. — И с этими словами старик заплакал.
— Так это ты — мой дядя? — спрашивает Уилл.
— Я, сэр.
— Ты — мой дядя?
— Точно и непременно.
— И вправду мой дядя?
— Клянусь моими молитвами, дядя! — отвечает старик.
— Ну раз так, «дядя моими молитвами», добро пожаловать ко двору! — произнес Уилл Соммерс. — И что же, дядя, тебя сюда привело?
Старик изложил суть дела. Уильям взял его за руку и говорит:
— Пойдем, дядя, я покажу тебе Гарри. Это единственный Гарри на всю Англию.
И он провел его по всему дворцу, через большой зал прямо в главную спальню, а затем в приемную, и по пути Уилл Соммерс кричал всем:
— Посторонись! Дорогу мне и моему дяде! И все плуты приветствовали его.
— Добро пожаловать, — говорил один.
— Добро пожаловать, — вторил ему другой.
От такого почтения старику почудилось, будто он уже попал на небеса. На пороге приемной Уилл посмотрел на дядю и решил, что он не слишком презентабельно выглядит для встречи с королем.
— Пойдем-ка, дядюшка, поправим платье. Уилл отвел его в свою комнату и надел на него
лучший шутовской наряд, побожившись, что это ему к лицу, и простоватый старик вот так запросто облачился в шута и нацепил себе на голову шутовскую шапку. В таком виде они покинули комнату, продолжили свой путь, отправились прямо к королю, который в ту пору разговаривал один на один с лордом-казначеем и воскликнул, увидев эту пару:
— Ого, Уилл привел еще одного шута! — Король полагал, что можно будет устроить состязание. — Так что у вас нового?
— Гарри, это мой дядя, прими его, ведь это мои плоть и кровь.
— Замечательно, — отвечает король, — мы рады его принять.
— Гарри, — продолжает Уилл, — сейчас изложу, как я могу сделать богатым тебя, а ты, в свою очередь, обогатишь моего дядюшку.
И вот Уильям рассказывает королю о том, как был огорожен Террел Фритт.
— А что такое этот Террел Фритт? — поинтересовался король.
— Как, да ведь это та самая пустошь, где я появился на свет! И эту пустошь забрал себе какой-то джентльмен, у которого такое же имя, как у нее, а раз имя такое же, то люди и поверили, будто пустошь эта ему принадлежит. Бедняки погибают, скотина голодает — кто им, кроме тебя, поможет?
— И что я должен сделать?
— Пустяк, — отвечает Уильям, — пошли к епископу Херефорда, он имеет большую власть над Террелом, так что пусть прикажет, чтобы поступили наоборот: пустошь — на волю, а Фритта — в тюрьму.
— А меня-то это чем обогатит? — спрашивает король.
— Бедняки будут за тебя молиться, — отвечает Уилл Соммерс, — и ты обретешь богатство небесах, а на земле ты уже без того богат!
На том и порешили, дядюшка Уильяма отправился домой, и на протяжении своей жизни занимал должность байли общин, а это место приносило более двадцати фунтов в год дохода.

О том, как добрый шут Уилл Соммерс устроил так, чтобы король взялся разгадывать три загадки
О том, каким образом эти три вещи сохранились в памяти и стали для увеселения использоваться в пьесах, того мне не ведомо, но определенно известно, что Уилл Соммерс задавал эти вопросы королю — кое-кто, способный подтвердить это, и по сию пору обитает в Гринвиче.
Король как-то раз впал в глубокую меланхолию и апатию, так что Уилл Соммерс ничем не мог его рассмешить. «Ага, — произнес он, — подобную тучу стоит окатить хорошим душем», — после чего спрятался за портьерами. «Гарри, я тут посижу за портьерой, подумаю над тремя вопросами, а когда вылезу снова, ты отложишь в сторону свою меланхолию и потрудишься ответить на то, что я придумаю».
«Ладно, коли они покажутся мне разумными».
В конце концов Уилл Соммерс высунулся из-за портьеры, изображая из себя шута на подмостках, выступающего на потеху зрителям, и говорит: «Гарри, что же это такое: чем оно меньше, тем больше его боятся?»
Король погрузился в размышления и, чтобы подзадорить шута, сказал: «Не знаю». Уилл сообщил: «Это маленький мост над глубокой рекой». Король улыбнулся: «Что дальше, Уильям?»
«Ха, вот оно: чье ремесло самое чистое?»
«Ха, — ответил король, — того, кто делает фрукты в сахаре, ибо он имеет дело только с чистой водой и одет в платье из самого чистого белого льна, когда продает свою работу».
«Нет, Гарри, ты далек от истины».
«А каков твой ответ?» — спросил король.
«Ха, это штукатур!» — произнес Уилл.
«Не может быть! — воскликнул король. — Вот глупость! Он же трудится по локоть в грязи!»
«Ага, но перед тем, как сесть поесть , он всегда моет руки!»
«Говорю тебе, Уилл, глупые твои мозги».
«Гарри, на мой взгляд, их вполне хватит, чтобы выставить дураком человека поумнее тебя». Король улыбнулся и потребовал третий вопрос.
«Ответь мне, Гарри, коли сумеешь, что может родиться на белый свет без жизни, без головы, без губы и без глаза, а все равно нестись с грохотом по всему миру до самого дня своей смерти?»
«Вне всяких сомнений, это — чудо, и оно мне не-ведомо».
«С чего бы, — воскликнул Соммерс, — ведь это обыкновенный пердёж».
На это король разразился таким приступом смеха, что поспорил с шутом, пообещав дать ему все, что ют пожелает.
«Спасибо Гарри, — прозвучало в ответ, — когда мне что-то понадобится, я знаю, где это найти, сейчас-то я пи в чем не нуждаюсь, но настанет и мой день. Ибо каждый человек видит свой конец, но ничего не знает о своем появлении». Король понял смысл его слов и с удовольствием отправился на покой, а Уилл уложил его спать в окружении спаниелей.

О том, как добрый шут Уилл Соммерс занял у кардинала десять фунтов, чтобы заплатить долги самого кардинала
В условленное время в Виндзоре, во дворе часовни король обедал вместе с кардиналом Уолси — а пришелся этот обед как раз на ту пору, когда кардинал пекся о возведении своей гробницы. У ворот замка собралась целая толпа народу, просившего милостыню. Обед уже почти закончился, когда мимо проходил Уилл. Король и кардинал окликнули его — такой значимой был Уилл персоной. Да и самому Уиллу это пришлось по душе. Уилл входит внутрь, видит, как король обедает, а кардинал при нем, и вот — дабы унизить того, к кому никогда не питал любви, — говорит:
— Гарри, одолжи десять фунтов.
— Зачем тебе, — спрашивает король.
— Заплатить паре-тройке кредиторов кардинала, я им дал слово, и вот теперь они пришли за своими деньгами. Поэтому и платить надо.
— Даю голову на отсечение, Ваше величество, — воскликнул кардинал, — ни один человек не смеет потребовать с меня ни пенса на законных основаниях.
— Ну нет, — отвечает Уилл, — давай десять фунтов, если я ими оплачу счета, по которым за тобой не числится долгов, я дам тебе взамен двадцать.
— Так и поступим, — сказал король.
— Сеньор, — отвечает кардинал, — я не знаю никого, кому бы был должен. — С этими словами он вручил Уиллу Соммерсу десять фунтов. Уилл отправился к воротам, раздал деньги бедным и пришел с пустым кошельком назад.
— Вот кошель, кредиторов твоих я удовлетворил, да и слово свое сдержал.
— Кто забрал деньги? — спрашивает король. — Небось, пивовар или пекарь?
— Ни тот, ни другой, Гарри, — отвечает Уилл Соммерс, — пусть лучше кардинал расскажет мне, кому он завещал свою душу?
— Богу, конечно!
— А свое имущество?
— Беднякам!
— Вот и поплатился! Видишь ли, Гарри, публичное признание предполагает столь же публичное наказание. Можешь распорядиться его головой по своему усмотрению. Я оплатил его долг перед бедняками, собравшимися у ворот. Его каменное сердце не растопить никакими мольбами, зато он готов заложить свою голову и даже дать мне денег, только бы поспорить, будто за ним должок не числится. Сам ведь знаешь: я беден, и нет у меня ни кола, ни двора, а все, что отдашь бедным, Бог возвратит тебе десятикратно. И пока он тут в роли моего поручителя, лучше арестуй его, а не то он повесит меня, как только мне представится возможность отплатить долги перед тобою. Король засмеялся, услышав подобную шутку, да и кардинал притворился, будто ему смешно. Хотя горестно ему было вот так запросто расставаться с десятью фунтами… Впоследствии Уилл Соммерс шутил над ним и того пуще, ибо на дух терпеть его не мог. Кардинал голову был готов отдать за то, чтобы посчитаться с шутом, но вышло иначе — и кардинал отправился на тот свет, приняв яд.

О том, как добрый шут Уилл Соммерс откушал молочный десерт, не воспользовавшись ложкой
Во времена Уилла Соммерса жил при дворе один шут, который благодаря своему заискиванию получил немало наград и подарков и скопил себе так целое состояние, за что его Уилл Соммерс просто ненавидел. Но, по правде говоря, шутам и так-то с трудом удается избежать стычек друг с другом: коли один бродяга постучался в дверь, то другому самое время из дома.
А был этот шут рослым детиной с громким голосом, длинными черными волосами, и огромной круглой бородой. Уилл Соммерс все время искал случая, как бы его унизить. И вот когда шут развлекал короля своими фокусами, Уилл вошел, держа в руках сливки и булку:
— Гарри, ложку не одолжишь?
— Дурак, — ответил шут, — руки-то тебе на что? Пошевели руками — будет кошель с медяками.
Он имел в виду, что так можно добыть кусок пожирнее.
— Лапами себе в рот пихать — это только звери себе позволяют. А еще, знаешь ли, у зверей в обычае и других принуждать делать то, что вытворяют сами.
— Уилл, — говорит король, — сам видишь, нет у меня ложки!
— Знаю, Гарри, потому и прошу! По мне, лучше уж (не подумай ничего дурного) не было бы у тебя языка — как бы ты тогда приказал подарить этому шуту новое платье? Ну да ладно, надо же мне как-нибудь съесть свои сливки.
Король, шут и все остальные собрались вокруг, чтобы посмотреть, как он справится с этой задачей. А Уилл принялся рассуждать о том, что сначала полагается есть за Гарри, потом надо успеть позаботиться о себе, тост за даму, опять же не забыть про себя, а прочим можно распоряжаться, как заблагорассудится .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21