— Бредятина какая-то, а не протокол, — проговорил он, прочитав, — вот послушай… «Этим вечером, не выйдя на работу по причине болезненного запоя, я, нижеподписавшийся, находился на стационарном лечении в местном питейном заведении, где неназвавшийся субъект поносил не очень хорошими словами все то дорогое, что еще осталось в моей душе, хотя, как я давно выяснил, души у меня, оказывается, никакой нет. Тем не менее я, нижеподписавшийся, возмущенный поведением неназвавшегося…» И так далее. А внизу, между прочим, твоя подпись…
— Отдай!
Побагровевший Гаврилыч зубами выхватил листок бумаги и мгновенно его сожрал. Эдуард ахнул, хотя ничего такого экстраординарного не случилось. Ифриты вечно жрут всякую гадость, Эдуарду ли этого не знать…
— Вот и все, — прожевав, сообщил Гаврилыч. — Нет ни бредятины, ни протокола. А мы идем искать преступника.
— И мы его найдем, — добавил Эдуард.
* * *
А Никита ни о чем таком и не думал. Полуцутик Г-гы-ы утащил его довольно далеко от злосчастного питейного заведения и отпустил только тогда, когда они оказались в странном месте, напоминающем уцелевшую чудом после ядерного удара детскую площадку. Кроме покореженных агрегатов непонятного предназначения, размером в человеческий рост, ничего видно не было, а слышать — так Никита не слышал ни звука, кроме мерного гудения ветра.
Хмель от диковинного «бухла» уже прошел, но у Г-гы-ы откуда-то оказалась большая оплетенная бутыль. Опустившись на какую-то железяку, очень похожую на качели, Г-гы-ы, который после происшествия в заведении был почему-то в превосходном расположении духа, откупорил бутыль, отпил из нее глоток и хлопнул ладонью по железяке рядом с собой. Ржавые цепи псевдокачелей неприятно взвизгнули, и Никита поморщился, вспомнив деревянную клетку и многие километры звенящей пустоты.
— Не, — сказал Никита, — я уж лучше на земле…
И, опустившись на корточки, принял из рук полуцутика бутыль. В бутыли оказалось то же самое бухло, какое они пили в заведении.
— Откуда она у тебя? — спросил Никита, но полуцутик только отмахнулся.
— Сотворил, — сказал он. — Сделал. Я же всемогущий почти…
— Тогда какого хрена мы в кабак пошли? — удивился Никита. — Если ты из ничего можешь сколько угодно бухла создать?
— Как это — какого хрена? — приподнял белесые брови Г-гы-ы. — Это что же получается — если я все могу, то мне теперь благами цивилизации нашего мира не пользоваться? Это, знаешь, совсем не интересно… Понимаешь?
Никита не понимал. Если умеешь что-то делать, зачем это что-то покупать? Наоборот, продавать надо, деньги зарабатывать… То есть, как они здесь называются… фишники…
Г-гы-ы отхлебнул еще, передал Никите бутылку. Никита отхлебнул и смутно почувствовал, что, хотя хмельное тепло приятно бултыхается у него внутри, все же чего-то не хватает… Чего? — попытался он вспомнить и вспомнил.
— Слушай, друг, — позвал он полуцутика, — а ты все-все сотворить можешь?
— Не совсем, — пожал плечами Г-гы-ы и с шумом почесал правое крыло, — но многое. А что?
— А сигареты можешь?
— А что это такое?
— Ну… как палочки пыха ваши, только не с планом, а с табаком…
— Как это? — наморщился Г-гы-ы. — Что такое — табак?
— Тьфу, — в сердцах сплюнул Никита. — Брубнильники всякие знает, фишники, сглоты, а табак не знает… Травка такая!
— Травка, — задумался Г-гы-ы. — Травку, пожалуй, знаю… Тебе какую?
— Табак.
— А что это?
«Травка», — хотел ответить Никита, но, поняв, что дискуссия явно зашла в тупик, не ответил ничего.
«Ладно, — подумал он, — если с сигаретами облом, попробуем насчет закусона распорядиться…»
— Закусить? — пуще прежнего удивился полуцутик, когда Никита озвучил ему свою просьбу. — Да я же тебе объяснял, что не нуждаешься ты ни в питье, ни в еде… Фи-зи-о-ло-ги-че-ски… Понял?
Никита прислушался к ощущениям у себя внутри.
— Я есть хочу, — сказал он уверенно.
— Ничем не могу помочь, — отреагировал Г-гы-ы, — я могу создавать только вещи, принятые в моем мире. А у нас насчет покушать — слабо… Если кто и ест, так такое… На что ты смотреть даже не станешь…
— Совсем ничего нет? — огорчился Никита.
— Нет, — сказал полуцутик, — хотя погоди-ка… Тут неподалеку колония корнеплодов. Ими можно закусить. Ты как? Корнеплоды — хрен там, свекла и другая туфта…
— А ты говорил, что нечем закусывать! — воскликнул Никита. — Пошли! А то как алкаши — без закуси…
— Давай маханем еще по одной, — предложил Г-гы-ы, — тогда и пойдем… Кстати, кто такие алкаши?..
Глава 5
Но Никита не успел рассказать как следует, кто такие алкаши, потому что, прикладываясь к бутыли, они с полуцутиком очень скоро захмелели снова, а захмелев, начали икать. Вернее, икать начал Никита, а Г-гы-ы, отметив непонятные отрывистые звуки, вырывавшиеся изо рта собутыльника, удивился и потребовал объяснений. Но и на этот раз объяснений он не получил, потому что стал икать сам, неизвестно почему заразившись этой напастью от Никиты. Именно по этой причине беседа у них никак не складывалась, потому что икота и у того и у другого очень быстро переросла во что-то совершенно грандиозное, а Никита, булькая и клокоча горлом, еще и ругал «бухло», которое, конечно, было во всем этом виновато, непечатными словами.
В таком виде они и оказались на территории колонии корнеплодов, кстати говоря, очень напоминающей громадных размеров огород со всеми необходимыми составляющими — грядками, изгородью… и прочим.
— Пришли, — икнув, констатировал Г-гы-ы, хотя он-то не шел как раз, а летел.
— Пришли… — проговорил Никита, озираясь, — и чего тут?
— А чего… хочешь, — прерываясь и мучительно дергая рогатой головой, ответил полуцутик, — черт, что за дерьмо со мной творится? — Он снова икнул. — Вечно от вас, от людей, что-нибудь да подцепишь… — Он опять икнул. — Какую-нибудь гадость…
— Пройдет, — отмахнулся Никита, — задержи дыхание и присядь несколько раз — помогает… так, где здесь твои овощи?
— Корнеплоды, — поправил Г-гы-ы, добросовестно приседая, — пошукай на грядках.
Никита перелез через невысокую изгородь, наклонился над первой попавшейся грядкой и тут же нащупал жесткие листья свекольной ботвы.
— Пойдет, — решил он и вытащил свеклу, оказавшуюся удивительно крупной.
— Хороший почин, — сказал Никита самому себе, но тут свекла в его руках шевельнулась, и Никита вполне явственно разглядел у нее крохотные ручки и ножки — и даже глазки, и даже рот, который немедленно открылся и произнес следующее:
— А ну положь, откуда взял!
— Чего? — не понял Никита.
— Ложи взад! — заверещала свекла, размахивая своими конечностями. — Возмутительное безобразие!
Растерявшись, Никита разжал пальцы, и странная говорящая свекла упала на грядку. Тут огромный огород загомонил в несколько сот голосов сразу:
— Опять жрать пришли!
— Ненасытные сволочи!
— Крови им нашей хочется, крови!
— Сколько лет терпели… Долой тиранов! Доло-ой!
— Доло-о-ой!
Находясь достаточное время в пространстве загробного мира, Никита привык, конечно, ко многому и многое уже увидел, но тут его нервы отчего-то не выдержали. Трусливо вытирая руки о штаны, он поспешно отступил и перелез через изгородь — обратно к Г-гы-ы.
— Чего это? — спросил Никита у полуцутика, указывая на гомонящие грядки.
Полуцутик последний раз присел, выпрямился и, не удержавшись на маленьких кривых ножках, упал на задницу.
— А что? — осведомился он, тяжело дыша. — Корнеплоды… Колония корнеплодов, я тебе говорил… Ик… Ни хрена твой способ не помогает…
— Да они живые! — закричал Никита, у которого, кстати, вследствие перенесенного потрясения икота, кажется, прошла. — С ручками и ножками!
— Какие же они живые? — отдуваясь, спросил Г-гы-ы. — Мертвые и есть. Я же тебе объяснял — в этом мире все существа и даже предметы — одушевленные. Почти все… Потому что раньше они все были людьми. Вот бутыль… В вашем мире — при жизни — была человеком, любившим, наверное, ваше местное спиртное употреблять. А в этом мире получила соответствующее предназначение…
— Все предметы… — выговорил ошеломленный Никита, — и я тоже мог бы стать каким-нибудь… предметом?
— Вряд ли, — икнув, ответил полуцутик, — уж больно в тебе прыти много. Тебя на какую-нибудь более одушевленную должность назначили. Бандитом, например…
— А что, у вас бандит — это должность? — удивился Никита.
— Конечно, — сказал, снова икнув, Г-гы-ы, — это не то что в вашем мире — полная анархия. А у нас так — назначили тебя бандитом — грабь. Назначили ментом — лови бандитов. Вот так общество управляется начальством с начала и до конца. Понял?
Никита ошалело потряс головой. Ничего он не понял.
— Но корнеплоды-то… Откуда?
— Да все оттуда же! — махнул полуцутик рукой куда-то в неизвестном направлении. — Таких-то как раз больше всего. Жил человек всю жизнь в своей норке — тихо-тихо, — а помер незаметно, так и на тот свет попал, кем его сущность себя представляла — корнеплодом. Только вот, оказавшись здесь, они часто буянить начинают. Автономии вот потребовали. И не любят, гады, если их тревожить… Мы часто сюда захаживаем — знаешь, какая потеха! Вот посмотри!…
Прежде чем Никита успел что-то сказать, Г-гы-ы, оглушительно икнув, перелетел через изгородь, вытащил из грядки первый попавшийся корнеплод, оказавшийся большой репой, и поднес его ко рту.
— Руки убери! — немедленно завизжала репа. — Руки прочь от корнеплодов! Товарищи, на помощь!
И тут же гул голосов поднялся с новой силой.
— Не сдавайся проклятым захватчикам!
— Мы с тобой!
— Всех не перекусаешь, сволочь!…
— Видал? — крикнул полуцутик Никите. — Умора! Они сейчас и петь начнут!
И действительно, хор корнеплодов, сначала нестройный и хлипкий, подхватил песню — и песня вдруг окрепла и поднялась над необозримым огородом, как грозное знамя:
— Вихри враждебные веют над нами-и, темные силы нас злобно гнету-ут! Смерть захватчикам!
Г-гы-ы захихикал и, клацнув клыками, снова поднес репу ко рту. Пение метнулось в сторону, скомкалось и угасло. Однако крики не стихали.
— Держись, репа! — неслось отовсюду. — Наша сила — в единстве!
— Бороться! В борьбе…
— …обретешь ты право свое!
— Ну и жри меня, гад! — бесстрашно завопила репа, трепыхаясь в цепких лапках полуцутика. — Все равно не дождешься мольбы о прощении… Не надо мне пощады-ы-ы… — срывающимся от волнения голосом затянула репа песню, — не надо мне награды-ы-ы…
— А дайте мне винтовку-у-у, — тут же подхватила вся колония. — А дайте мне коня-а-а-а!
Репа всхлипнула, но все же продолжала дребезжащим от наплыва чувств дискантом:
— А если я погибну-у-у-у, пусть красные отряды-ы-ы-ы… Пусть красные отряды отплатят за меня-а-а-а!
— Хватит! — закричал Никита.
Г-гы-ы удивленно обернулся к нему.
— Ты чего?
— Перестань, — потребовал Никита, — пусти его… ее…
— Потеха ведь… — не понимая, проговорил Г-гы-ы.
— Пусти, сказал!
Г-гы-ы пожал плечами и небрежно отшвырнул в сторону репу.
— Гнида! — свистнула репа, прежде чем брякнуться о землю.
— Сама такая… — проворчал полуцутик.
Никита почувствовал внезапно, как ноги его вдруг обмякли, словно из них кто-то могущественный и жестокий вытащил кости. Корнеплоды… Папашины литературные опусы про ласкового хрена… А покойный папаша не мог сам в корнеплод обратиться? А Г-гы-ы, кажется, что-то такое как-то говорил, только Никита тогда не слышал… То есть слышал, но не придал значения.
— Батя, — надломившимся голосом проговорил Никита и, сделав несколько неровных шагов, оперся локтями об изгородь. — Батя! — громче позвал он.
Корнеплоды озадаченно притихли. Полуцутик Г-гы-ы изумленно чесал в затылке.
— Батя! — заревел на всю колонию Никита.
— Тебе кого нужно-то? — после секундного молчания осведомилась вскарабкавшаяся на грядку репа — та самая, чудом избегшая гибели в клыках Г-гы-ы.
— Вознесенского, — сглотнув, ответил Никита, — батю моего. Он тут с вами должен быть. Он это… писатель.
— Ласковый Хрен? — переспросила репа.
— Да! Да!
— Нету его, — сумрачно ответили сразу несколько голосов.
— А где он? — тут же спросил Никита.
— Слопали, — сказала репа, усаживаясь в свою лунку и окапываясь, — такие же уроды, как вот этот… с крыльями. Вознесенский — Ласковый Хрен — одно время нашим предводителем был…
— Слопали… — жалобно повторил Никита, поворачиваясь к полуцутику.
Тот смущенно потупился.
— Я же не знал… — пробормотал Г-гы-ы, — и потом… Кажется, это не я. Мало ли их тут. Всех не упомнишь. Тем более мне, как бессмертному, питаться вовсе не нужно, я это так, по приколу.
— Батю моего сожрал, — придушенным шепотом констатировал Никита, — вот сволочь… По приколу.
— Не я это! — утвердил оправившийся полуцутик. — Хрен я не ел. Вот сейчас вспомнил — не ел…
Не зная, что сказать, Никита развел руками. Полуцутик оглянулся и потащил его за руку подальше от изгороди.
— Не горюй, — говорил Г-гы-ы, — ну, съели и съели… А это значит, что он дальше по цепочке миров пошел. Может быть, в следующем мире он будет кем-нибудь более это самое… более значительным. А то — хрен. Совсем не престижно…
— Пошел ты, — сказал Никита и, тряхнув рукой, освободился от объятий полуцутика.
— Как это — пошел? — обиделся Г-гы-ы.
— Ну, полетел…
— Я тебя, между прочим, вытащил из Смирилища, — напомнил Г-гы-ы, — ты ценить должен мое такое отношение. И вообще…
— Вытащил, — кивнул Никита, — и Толику отдал на растерзание. На потеху. По приколу, да? Как и батю моего?
— Не хами вообще! — внезапно рассердился Г-гы-ы. — Я полуцутик. А ты? Вообще никто. Скрываешься от властей. Как заложу тебя, будешь знать…
— Заложи, — остановившись, нехорошо прищурился Никита. — Заложи, морда. Попробуй просто ради интереса. Я тебе все рога поотшибаю!
Г-гы-ы презрительно хмыкнул, но тем не менее взлетел вверх — метра на три, — чтобы Никита в случае чего его достать не мог.
— Давай-давай! — крикнул Никита. — Лети повыше! Голубь хренов! Оккупант.
— Не оккупант, — с высоты своего полета поправил отчаянно махавший крыльями полуцутик, — а хозяин этого мира.
— Имел я таких хозяев, — выразился Никита. — Буржуазия недобитая. Правильно говорили эти корнеплоды — бить вас надо.
— Ну, ты еще спой «Тучи враждебные…» — хмыкнул полуцутик, — нахватался дерьма-то, успел… Ладно. Не хочешь дружить со мной — не надо. Полуцутики так просто не навязываются. У нас своя гордость.
Никита оглянулся. Хоть бы камень под ногами был какой. Запустить сейчас в этого летуна… Словно угадав невысказанное желание Никиты, полуцутик взмыл вверх.
— Подохнешь ведь без меня, — крикнул он из низких серых облаков. — Сожрут тебя, как папашку твоего.
Никита отмахнулся и зашагал вперед, не обращая внимания на крики полуцутика. Там, куда направлялся Никита, маслянистый туман был светел и, казалось, что-то просвечивало сквозь него.
— Дурак, — сказал полуцутик, когда Никита скрылся из его поля зрения, — лопух. Ушел. А жаль, впрочем. Неплохо с ним развлекались. Хорошая была игрушка.
Но этого Никита уже не слышал.
* * *
Всем известно, что ифриты обладают чутьем в прямом смысле слова сверхъестественным — куда там поисковым собакам. Поэтому ничего удивительного не было в том, что Эдуард Гаврилыч, идя по следу Никиты, очень скоро оказался у колонии корнеплодов — у того самого участка изгороди, где еще некоторое время назад Никита беседовал с репой.
Когда участковый подошел к изгороди, огород безмолвствовал, однако Эдуард Гаврилыч по опыту знал, что каждый корнеплод настороженно следит за ним со своей грядки и ждет, не говоря при этом ни слова, — диссидентствующие корнеплоды, хотя им дарована была полная автономия, властей все-таки побаивались. Участковый подождал еще немного — голова Гаврилыч копила в себе злобу для предстоящего допроса, а голова Эдуард обдумывала длинное и проникновенное обращение.
— Короче! — вступил Гаврилыч. — Колитесь, падлы, был тут у вас такой… странный человек на пару с таким… крылатым полуцутиком?
Корнеплоды неслышно почти заворочались.
— Нет, — сказал кто-то, кажется, та самая репа, спасенная Никитой от Г-гы-ы.
— Не обманывайте власти, — мягко проговорил Эдуард, — след обрывается у этой изгороди. Человек тут долго стоял. Да и полуцутиком попахивает.
При слове «полуцутик» огород встревоженно заворчал.
— Сколько вашего брата полуцутики сгубили, — немедленно начал развивать тему Эдуард, заметив корнеплодов, — а вы теперь покрывать будете — полуцутиков и его друга-бандита? Разве прах погибших ваших соратников не взывает к отмщению?
Странный шепоток пробежал по грядкам.
— Взывает! Долой полуцутиков… — пискнул кто-то из корнеплодов тоненьким голоском и смолк, потому что поднявшийся ропот заглушил окончание фразы.
Эдуард и Гаврилыч скрипнули зубами одновременно. Они прекрасно знали о том, что корнеплоды если захотят, то не выдадут преступников, и знали они также, что прищучить корнеплодов на законном основании сейчас нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37