Я отношу себя к либералам, последователям гедонизма – древнегреческого учения, которое целью жизни и высшим благом признает наслаждение. И я знаю, что склонность к наслаждениям не должна откладываться на завтра: слишком много препятствий на пути к удовольствиям. Я знаю, что сегодня мой стиль жизни остается утопическим для большинства людей. Но общество развивается, и во Франции есть прочные традиции свободолюбия. В любом случае к политической идеологии, предписывающей право на удовольствия и на время для удовольствий при подготовке к этой программе, присоединится и мой голос. Я думаю, что по меньшей мере десятки тысяч достаточно умных людей поддержат меня. Но сколько еще кретинов окружает нас.
Мой друг, американец Джим Хайнес, успешно практикует в области свободной сексуальности. Он организовал в Париже вечер бенефиса Лиги за сексуальное освобождение, основателем которой он сам и является. Я позвала с собой мою компанию: все, что связано с сексом, нам не чуждо. Зал был полон народа: несколько сотен юношей и девушек в возрасте между 18 и 25 годами. Было десять часов вечера, и пока ничто не отличало это сборище от традиционного бала в мэрии. Молодежь самозабвенно танцует: развеваются длинные волосы, бестолково двигаются руки и ноги; интересно, у них в голове такая же дикость?
Моя натура не терпит пустоты, и после некоторого внутреннего колебания, в котором столкнулись моя лень и вкус к решительным действиям, я решила. Вместе с Жаком мы поднимаемся на подиум и начинаем жуировать. Оркестранты смотрят на нас осуждающе. Ведущий вечера стал нас отчитывать: «Подиум – место для оркестра, а не для сомнительных демонстраций». Мы внедряемся в толпу танцующих, я поднимаю юбку, и мой красиво двигающийся зад предстает перед взорами растерявшихся юнцов. Я продолжаю возбуждать Жака, которого отнюдь не воодушевляет окружающая обстановка. Кто-то ухмыляется: «Им заплатили организаторы за этот спектакль». Глупое животное, не способное сообразить, что надо иметь настоящее желание для того, чтобы устроить такой праздник, и что в Международную лигу сексуальности не входят, если считают наши действия пороком. Мы столкнулись там с одной из самых гнусных особенностей современной Франции – объединением слюнявой совести, похотливости и денег. Ведь очевидно, что эти люди не знают и не могут представить, что черезмерность может быть не только в их ночных поллюциях, а возможность свободы и желания освобождения – не только в учебниках некоторых промарксистско настроенных начальников школ.
Не обращая внимания на их возмущение, я танцую уже почти обнаженной. Жерар, став на колени, в ритме музыки ласкает меня. Некоторые танцующие, наконец вдохновившиеся нашим представлением, начали подражать нам, образуя кружок вокруг нас. Таким образом, мы создали ядро этого коллектива без цели, сообщества без основы. В какой-то момент огромный бородач, который, видимо, достиг состояния благодати, опрокинул меня и совершил вводный молебен в честь Международной лиги сексуальности. Потом и другие последовали за ним в сень моего подлеска: я не осталась без работы и в этот вечер. Наконец собрание обрело свой смысл; я наглядно объяснила этим птенчикам, что нет необходимости облекать словами, протоколируя, свои желания. Главное – вовремя и правильно начать. Если бы у меня была душа гуру, я бы уже достигла своего храма и своего просветления. Но это будет уже в другой жизни.
СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ
Сегодня вечером – импровизация! Я не Пиранделло, и в моем «борделло» строгие правила управляемой техно-структуры используются для получения оптимальной плотности радости на один квадратный метр. Для большего удовольствия мы объединяемся.
В тот вечер они пришли все: мой мазохист Лайе, мои гомики из Пуассии, групповики из Рима, Нью-Йорка, Амстердама и Милана, пары – законные и незаконные, мои доверенные лица, собратья по распутству и мой любимый компаньон Жерар, который уже с полудня ходит с членом в руке: одарит ли радостью его душу ребенка столь долгое ожидание? В назначенный час пятеро – против одного – совсем по Хемингуэю.
Среди присутствующих – Рольф, изящный берлинец, который не знает, что ему предпочесть – Содом, который стучится к нему в дверь, или очаг с уютной женой и детьми. Он – элегантный, красивый и стыдливый мазохист. Я очень люблю этого завсегдатая нашего заведения.
Франсуа – журналист, обладатель монументального внешнего «аппендикса», с которым с удовольствием встречаюсь раз по восемь за ночь. Это обелиск, Пизанская башня… Франсуа – талантлив как сексуальный партнер и блестящий журналист. Со своей женой Жоселиной они образуют интеллигентную неразлучную пару. Жоселина может отправить на седьмое небо наслаждений шестерых мужчин, его каждый из них знает, что она любит Франсуа, и уважает ее за это.
Поль-Мари – миллионер, промышленник макаронных изделий. Он занимает видное место в моей жизни. Его дом в Шеврезе – это Голливуд в миниатюре. Ему 62 года, но он обращается с женщинами как молодой. Нужно видеть его в разгар нашего праздника восседающим в кресле с пересыщенным видом почтенного дона Корлеоне из «Крестного отца». Время от времени он созерцает сплетения тел вокруг него, ворча, усмехаясь дружелюбно, и бросает: «Ричард, ты подготовил ее для меня? Еще нет? Когда она будет готова, предупреди меня». А когда приходит час наступления, король спагетти медленно поднимается и, как усталый матадор, идет, чтобы нанести последний удар агонизирующему животному. Сегодня у него желание говорить о биологии, социологии, сексологии в политическом контексте и в аспекте психологии мышления. Он останется для меня одним из самых блестящих завсегдатаев наших празднеств, кроме Элоди – тридцатилетней красавицы, очень тонко играющей свою роль. Поль-Мари приводил с собой Марианну, свою шестидесятую любовницу, веселую и живую, которая всегда была рядом со своим повелителем в его офисе. Ее коллекция пополнялась за один вечер большим количеством мужчин, чем даже моя. Она убеждала меня, что сперма, настоянная на куриных яйцах, – прекрасное тонизирующее средство, которое она принимает ежедневно натощак.
Поль-Мари и Марианна покорили меня. Часто мужчины и женщины плохо понимают друг друга. Обычно она возвращается усталая из своего бюро, сразу начинает заниматься детьми, готовить, убирать; мало у кого хватает сил и желания после всего с радостью принимать ласки мужа. Но когда тело и душа находятся в гармонии, тогда раздражение остается на кухне, жизнь начинает идти в спокойном ритме и хорошие интимные отношения могут сохраниться до восьмидесяти лет.
Стоит сказать о моей нежной подруге Мирабель. Два года назад я приобщила ее к нашему сексуальному коммунизму. Она происходит из старинного дворянского рода, весьма изобретательна, но сентиментальна, и я думаю, что на наших случайных встречах она надеется обрести верного мужа. Я предсказываю ей в будущем спокойную жизнь счастливой бабушки. Но пока она обожает вибромассажеры.
Есть у нас Зиг и Пюс по прозвищу Бобби и Робби, два парикмахера-педераста. Оба они настолько артистичны, что я удивляюсь, почему они до сих пор не получили приглашения от известных парижских кабаре. Правда, может случиться так, что их эксцентричное шоу спровоцирует немедленное закрытие кабаре и привлечение к суду организаторов и исполнителей. Недавно в своей пятидесятиметровой квартире они отмечали день рождения Бобби. Было человек двадцать гостей, спрессованных в тесноте, как сперматозоиды. Бобби лежал на паркете, из динамиков раздавалось торжественное григорианское песнопение, и Робби нежно поздравлял его, в то время как мы все вторили им, прославляя Бобби. Зиг и Пюс совершенно неисправимы. Многие мои приятели, которых я приглашала на наши вечера, говорили мне: «Предупреждаю, если один из твоих педиков меня тронет, я устрою скандал». Заканчивалось это обычно тем, что за полночь они лежали в объятиях двух моих шалунов, которые их томно отделывали. Это было одним из чудес наших вечеров: больше никаких преград, нет различий в сексуальных категориях, нет предубеждений, каждый расширяет и углубляет свои желания, теряя оставшееся чувство меры и преодолевая все внутренние барьеры. И все это происходит потому, что у нас царит климат доверия, все входят сюда равными, каждый уважает привычки другого и раскрывается, не боясь впечатления, производимого своими фантазиями. Я видела убежденных гетеросексуалистов, становившихся на один вечер гомосексуалистами на манер римских центурионов, чистеньких девиц, глотающих сперму, как просфиру на святом причастии, знаю верных жен, трансформировавшихся в «супермаркет», респектабельных бизнесменов, наслаждающихся под ударами плетки.
Сколько самонадеянных людей не могут понять, что такие метаморфозы приятны и легки – нужно только знать правила. Единство действия, времени и места: Расин был настоящим теоретиком современных оргий. Надо правильно начать, и действие разворачивается очень быстро. Все, кто хочет держать паузу, идут на кухню, что-нибудь готовят. Восстановив свои силы и немного поболтав для отвлечения, они могут вернуться на передовую. Я говорю об этом как о войне, а могла бы говорить как о богослужении. На наших вечерах, как и на мессе, совершенно не уместен смех. Желание посмеяться, которое я тоже обожаю, здесь отвлекает от сосредоточения, веселая хохотушка, похлопывающая себя по бедрам, у нас не самое желательное лицо. Наша излюбленная атмосфера – серьезная веселость. Роже Вайян говорил, что удовольствие – как ремесло: этому надо учиться с молодости. И я не люблю здесь дилетентов, как и в любом деле.
На этом вечере было около тридцати персонажей: высоковольтное эротическое напряжение, стимулирующее смелость и столкновение страстей на диване. Многим нравятся эти импровизированные оргии тем, что на них приходят со своими бутылками и бутербродами, смотрят телевизор, занимаются любовью, слушают приятную музыку. Это действительно неплохо, но для меня это не оргия, а пикник. Сегодняшний вечер – особый. Мы ждем особого гостя: собаку.
Я в комнате совершенно обнаженная. Все приглашенные – одетые – в комнате рядом. Я дрожу от нетерпения, и это понятно: первый раз я буду заниматься любовью с животным. Эта идея всегда отталкивала меня. Но Жерар – всегда он – первый заговорил об этом: «Ты знаешь, у меня была знакомая немка, девушка с фантазиями, она обожала заниматься этим с собаками и говорила, что это потрясающе. Ты должна обязательно попробовать». Я протестовала, но во время поездки в Голландию мы купили ролики с порнофильмами о зоофилии.
Я часто демонстрировала их моим гостям, чтобы вызвать у них патриотические чувства возврата к природе: к теплому запаху скотных дворов провинции, к утренней прелести, когда стадо идет на водопой. У меня появилось страстное желание сняться в фильме с животными. Мы побывали на ферме датчанки Бодил Йенсен, на которой она разводила животных специально для любовных развлечений. Бодил, как Жан-Жак Руссо, повлияла на мое сознательное решение вернуться к природе. В своих фильмах Бодил занималась любовью с собаками, лошадьми и даже со свиньями, и делала это настолько талантливо, что один ее фильм получил «Гран-при» на «фестивале странных грез» в Амстердаме в 1971 году. Бодил – очень красивая шатенка, ее отношения с животными основаны на взаимном уважении и невмешательстве во внутренние дела. Эти сцены начали меня волновать, и так как мне был подан пример, я решила последовать ему.
Я попросила Жерара найти мне подходящее животное, и он организовал мини-бал по случаю моего дебюта. Мне не хотелось начинать ни с лошади, ни даже с пони; кроме сложностей, связанных со средствами подъема, я хотела оставить для себя возможность постепенного совершенствования в карьере анималистки. И я представила, что славные скандинавские крестьяне могли бы создать свою Кама-сутру для получения высшего удовольствия со своими быками, коровами, свиньями, и одно это вызвало во мне приятные размышления.
Собаку везли из Шартра. Мое нетерпение нарастало. Наконец звонок. Они прибыли. Хозяин рассыпался в извинениях за опоздание. Жерар открыл дверь спальни – и огромный ньюфаундленд бросился ко мне. Он весил по меньшей мере восемьдесят килограммов, у него была длинная шерсть, морда охотника и плутовские глаза. Рассматривая его, я начала испытывать симпатию к этому необычному любовнику. Он ловко и быстро обнюхал меня между ног – чувствовалось, что у него уже была подобная практика. Гости осторожно открыли дверь в мою комнату. Все застыли в полной тишине. Я призывно стала на колени и начала ласкать его мужественный отросток, прикоснулась к нему языком, осторожно взяла его в рот. Дрожа от возбуждения, он устремился ко мне, я помогла ему, и он яростно задвигался во мне. Все смотрели на нас, впервые наблюдая новое, фантастическое действие. Меня охватил необычный, не испытанный мной никогда прежде оргазм. Я наслаждалась и сексуально, и разумом, радуясь удачно реализованной идее, а он, распростершись на мне, урчал, заливая меня слюной. Ему недоставало только слов. Наконец он сполз с меня, но почти тотчас же бросился второй раз, потом третий. Я испытывала восхитительные чувства. Вокруг нас сгрудились ошеломленные гости. Мужчины оспаривали честь сменить собаку. Жерар выиграл, очевидно, из-за длины своего «аппендикса». Все кричали, спорили. Женщины не осмеливались последовать моему примеру, но набрасывались на своих компаньонов, устремляясь кто куда. Я опять на коленях, как левретка, властвуя над происходящим, – великая жрица законов Дарвина и питомника Конрада Лоренца: отныне я тоже умею разговаривать с животными. И в самой доверительной манере.
Прием закончился маниакальной оргией. Герой вечера – добрый пес бродил между нами, вынюхивая и подъедая остатки ужина. Я смотрела на него как на старого приятеля: он показал мне, что есть еще много нераспаханной пашни на бесконечных просторах королевства любви.
Этот фестиваль «Dog-show» показал мне еще раз, что я могу всегда управлять ситуацией, удачно использовать интерьер для того, чтобы доставить удовольствие всем, а не только себе. Как-то раз вшестером мы сидели в ресторане на Монмартре. Один из наших представил мне некоего Гастона, который сидел за соседним столиком. Тот ухмыльнулся: «А, это вы, Сильвия, порносуперстар, как интересно!» – «Это смешно?»– «Нет, но все знают, что порно – это «липа», вранье». Тогда я, глядя ему прямо в глаза, расстегнула молнию на его ширинке, взяла его член и начала его теребить: «А это – тоже «липа»?» Гастон, багровый от стыда, не зная, куда деваться, забормотал: «О, я хотел сказать… остановитесь, пожалуйста, я прошу вас… нет, продолжайте, только не здесь…»
Все обедающие в ресторане превратились в соляные столбы. Официанты застыли с подносами, а бармен за стойкой выпучил глаза и открыл рот, как будто только что три марсианина заказали белый мартини. Внезапно я заметила в глубине зала пару пожилых людей в возрасте примерно шестидесяти лет. Он в темном костюме, с орденом Почетного легиона, она – в белом, в шляпе с вуалеткой. Оба привстали, с изумлением наблюдая за нами, и убедились, что происходит что-то, чего не было в меню. Месье повернулся к мадам и отчеканил: «Пусть принесут счет, мы уходим. Недопустимо, чтобы подобные люди оставались на свободе». Я оставляю Гастона, направляюсь к ним, наклоняюсь ближе и шепчу: «Останьтесь, вечер только начинается». Одну руку я засунула ей за корсет, а другой похлопала легионера по ляжке. Его чуть было не хватил апоплексический удар. Мадам начала вопить от негодования. Тогда я повалила ее на стол, задрала ей юбку и обнажила ее прелести, которые были таковыми две мировые войны назад. Все сидящие покатывались от хохота, а двое ханжей сочли за лучшее побыстрей спастись бегством.
ПУСТЬ ЭТОТ ДЕНЬ ПРИДЕТ
В течение целого месяца я не занималась любовью. В большей степени из-за разочарования, чем от отсутствия желания. Время от времени у меня появляется потребность побыть одной, отдохнуть, собраться с силами, с мыслями, подзарядиться новой энергией.
Я отключила телефон, отослала Ферара к его бывшей жене. Мой вибромассажер отдыхает, но порой кажется, что он жалуется на свое бездействие. Сегодня пятница, 11 часов вечера. Я закрываю глаза, стереофоническая музыка ласкает меня. По кровати разбросаны разрозненные листы незнакомого мне трактата о способах любви. Я скомкала пустую пачку «Winston», надо спуститься за сигаретами.
В почтовом ящике я обнаружила несколько писем в ответ на мое интервью, напечатанное в журнале «Union». Молодая модельерша из Страсбурга предлагает мне себя в качестве рабыни: она никогда не осмелилась бы на это, но, когда прочитала о том, чем я занимаюсь, решилась на этот шаг, так как узнала, что есть люди, которые так естественно воплощают свои мечты.
1 2 3 4 5 6 7 8
Мой друг, американец Джим Хайнес, успешно практикует в области свободной сексуальности. Он организовал в Париже вечер бенефиса Лиги за сексуальное освобождение, основателем которой он сам и является. Я позвала с собой мою компанию: все, что связано с сексом, нам не чуждо. Зал был полон народа: несколько сотен юношей и девушек в возрасте между 18 и 25 годами. Было десять часов вечера, и пока ничто не отличало это сборище от традиционного бала в мэрии. Молодежь самозабвенно танцует: развеваются длинные волосы, бестолково двигаются руки и ноги; интересно, у них в голове такая же дикость?
Моя натура не терпит пустоты, и после некоторого внутреннего колебания, в котором столкнулись моя лень и вкус к решительным действиям, я решила. Вместе с Жаком мы поднимаемся на подиум и начинаем жуировать. Оркестранты смотрят на нас осуждающе. Ведущий вечера стал нас отчитывать: «Подиум – место для оркестра, а не для сомнительных демонстраций». Мы внедряемся в толпу танцующих, я поднимаю юбку, и мой красиво двигающийся зад предстает перед взорами растерявшихся юнцов. Я продолжаю возбуждать Жака, которого отнюдь не воодушевляет окружающая обстановка. Кто-то ухмыляется: «Им заплатили организаторы за этот спектакль». Глупое животное, не способное сообразить, что надо иметь настоящее желание для того, чтобы устроить такой праздник, и что в Международную лигу сексуальности не входят, если считают наши действия пороком. Мы столкнулись там с одной из самых гнусных особенностей современной Франции – объединением слюнявой совести, похотливости и денег. Ведь очевидно, что эти люди не знают и не могут представить, что черезмерность может быть не только в их ночных поллюциях, а возможность свободы и желания освобождения – не только в учебниках некоторых промарксистско настроенных начальников школ.
Не обращая внимания на их возмущение, я танцую уже почти обнаженной. Жерар, став на колени, в ритме музыки ласкает меня. Некоторые танцующие, наконец вдохновившиеся нашим представлением, начали подражать нам, образуя кружок вокруг нас. Таким образом, мы создали ядро этого коллектива без цели, сообщества без основы. В какой-то момент огромный бородач, который, видимо, достиг состояния благодати, опрокинул меня и совершил вводный молебен в честь Международной лиги сексуальности. Потом и другие последовали за ним в сень моего подлеска: я не осталась без работы и в этот вечер. Наконец собрание обрело свой смысл; я наглядно объяснила этим птенчикам, что нет необходимости облекать словами, протоколируя, свои желания. Главное – вовремя и правильно начать. Если бы у меня была душа гуру, я бы уже достигла своего храма и своего просветления. Но это будет уже в другой жизни.
СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ
Сегодня вечером – импровизация! Я не Пиранделло, и в моем «борделло» строгие правила управляемой техно-структуры используются для получения оптимальной плотности радости на один квадратный метр. Для большего удовольствия мы объединяемся.
В тот вечер они пришли все: мой мазохист Лайе, мои гомики из Пуассии, групповики из Рима, Нью-Йорка, Амстердама и Милана, пары – законные и незаконные, мои доверенные лица, собратья по распутству и мой любимый компаньон Жерар, который уже с полудня ходит с членом в руке: одарит ли радостью его душу ребенка столь долгое ожидание? В назначенный час пятеро – против одного – совсем по Хемингуэю.
Среди присутствующих – Рольф, изящный берлинец, который не знает, что ему предпочесть – Содом, который стучится к нему в дверь, или очаг с уютной женой и детьми. Он – элегантный, красивый и стыдливый мазохист. Я очень люблю этого завсегдатая нашего заведения.
Франсуа – журналист, обладатель монументального внешнего «аппендикса», с которым с удовольствием встречаюсь раз по восемь за ночь. Это обелиск, Пизанская башня… Франсуа – талантлив как сексуальный партнер и блестящий журналист. Со своей женой Жоселиной они образуют интеллигентную неразлучную пару. Жоселина может отправить на седьмое небо наслаждений шестерых мужчин, его каждый из них знает, что она любит Франсуа, и уважает ее за это.
Поль-Мари – миллионер, промышленник макаронных изделий. Он занимает видное место в моей жизни. Его дом в Шеврезе – это Голливуд в миниатюре. Ему 62 года, но он обращается с женщинами как молодой. Нужно видеть его в разгар нашего праздника восседающим в кресле с пересыщенным видом почтенного дона Корлеоне из «Крестного отца». Время от времени он созерцает сплетения тел вокруг него, ворча, усмехаясь дружелюбно, и бросает: «Ричард, ты подготовил ее для меня? Еще нет? Когда она будет готова, предупреди меня». А когда приходит час наступления, король спагетти медленно поднимается и, как усталый матадор, идет, чтобы нанести последний удар агонизирующему животному. Сегодня у него желание говорить о биологии, социологии, сексологии в политическом контексте и в аспекте психологии мышления. Он останется для меня одним из самых блестящих завсегдатаев наших празднеств, кроме Элоди – тридцатилетней красавицы, очень тонко играющей свою роль. Поль-Мари приводил с собой Марианну, свою шестидесятую любовницу, веселую и живую, которая всегда была рядом со своим повелителем в его офисе. Ее коллекция пополнялась за один вечер большим количеством мужчин, чем даже моя. Она убеждала меня, что сперма, настоянная на куриных яйцах, – прекрасное тонизирующее средство, которое она принимает ежедневно натощак.
Поль-Мари и Марианна покорили меня. Часто мужчины и женщины плохо понимают друг друга. Обычно она возвращается усталая из своего бюро, сразу начинает заниматься детьми, готовить, убирать; мало у кого хватает сил и желания после всего с радостью принимать ласки мужа. Но когда тело и душа находятся в гармонии, тогда раздражение остается на кухне, жизнь начинает идти в спокойном ритме и хорошие интимные отношения могут сохраниться до восьмидесяти лет.
Стоит сказать о моей нежной подруге Мирабель. Два года назад я приобщила ее к нашему сексуальному коммунизму. Она происходит из старинного дворянского рода, весьма изобретательна, но сентиментальна, и я думаю, что на наших случайных встречах она надеется обрести верного мужа. Я предсказываю ей в будущем спокойную жизнь счастливой бабушки. Но пока она обожает вибромассажеры.
Есть у нас Зиг и Пюс по прозвищу Бобби и Робби, два парикмахера-педераста. Оба они настолько артистичны, что я удивляюсь, почему они до сих пор не получили приглашения от известных парижских кабаре. Правда, может случиться так, что их эксцентричное шоу спровоцирует немедленное закрытие кабаре и привлечение к суду организаторов и исполнителей. Недавно в своей пятидесятиметровой квартире они отмечали день рождения Бобби. Было человек двадцать гостей, спрессованных в тесноте, как сперматозоиды. Бобби лежал на паркете, из динамиков раздавалось торжественное григорианское песнопение, и Робби нежно поздравлял его, в то время как мы все вторили им, прославляя Бобби. Зиг и Пюс совершенно неисправимы. Многие мои приятели, которых я приглашала на наши вечера, говорили мне: «Предупреждаю, если один из твоих педиков меня тронет, я устрою скандал». Заканчивалось это обычно тем, что за полночь они лежали в объятиях двух моих шалунов, которые их томно отделывали. Это было одним из чудес наших вечеров: больше никаких преград, нет различий в сексуальных категориях, нет предубеждений, каждый расширяет и углубляет свои желания, теряя оставшееся чувство меры и преодолевая все внутренние барьеры. И все это происходит потому, что у нас царит климат доверия, все входят сюда равными, каждый уважает привычки другого и раскрывается, не боясь впечатления, производимого своими фантазиями. Я видела убежденных гетеросексуалистов, становившихся на один вечер гомосексуалистами на манер римских центурионов, чистеньких девиц, глотающих сперму, как просфиру на святом причастии, знаю верных жен, трансформировавшихся в «супермаркет», респектабельных бизнесменов, наслаждающихся под ударами плетки.
Сколько самонадеянных людей не могут понять, что такие метаморфозы приятны и легки – нужно только знать правила. Единство действия, времени и места: Расин был настоящим теоретиком современных оргий. Надо правильно начать, и действие разворачивается очень быстро. Все, кто хочет держать паузу, идут на кухню, что-нибудь готовят. Восстановив свои силы и немного поболтав для отвлечения, они могут вернуться на передовую. Я говорю об этом как о войне, а могла бы говорить как о богослужении. На наших вечерах, как и на мессе, совершенно не уместен смех. Желание посмеяться, которое я тоже обожаю, здесь отвлекает от сосредоточения, веселая хохотушка, похлопывающая себя по бедрам, у нас не самое желательное лицо. Наша излюбленная атмосфера – серьезная веселость. Роже Вайян говорил, что удовольствие – как ремесло: этому надо учиться с молодости. И я не люблю здесь дилетентов, как и в любом деле.
На этом вечере было около тридцати персонажей: высоковольтное эротическое напряжение, стимулирующее смелость и столкновение страстей на диване. Многим нравятся эти импровизированные оргии тем, что на них приходят со своими бутылками и бутербродами, смотрят телевизор, занимаются любовью, слушают приятную музыку. Это действительно неплохо, но для меня это не оргия, а пикник. Сегодняшний вечер – особый. Мы ждем особого гостя: собаку.
Я в комнате совершенно обнаженная. Все приглашенные – одетые – в комнате рядом. Я дрожу от нетерпения, и это понятно: первый раз я буду заниматься любовью с животным. Эта идея всегда отталкивала меня. Но Жерар – всегда он – первый заговорил об этом: «Ты знаешь, у меня была знакомая немка, девушка с фантазиями, она обожала заниматься этим с собаками и говорила, что это потрясающе. Ты должна обязательно попробовать». Я протестовала, но во время поездки в Голландию мы купили ролики с порнофильмами о зоофилии.
Я часто демонстрировала их моим гостям, чтобы вызвать у них патриотические чувства возврата к природе: к теплому запаху скотных дворов провинции, к утренней прелести, когда стадо идет на водопой. У меня появилось страстное желание сняться в фильме с животными. Мы побывали на ферме датчанки Бодил Йенсен, на которой она разводила животных специально для любовных развлечений. Бодил, как Жан-Жак Руссо, повлияла на мое сознательное решение вернуться к природе. В своих фильмах Бодил занималась любовью с собаками, лошадьми и даже со свиньями, и делала это настолько талантливо, что один ее фильм получил «Гран-при» на «фестивале странных грез» в Амстердаме в 1971 году. Бодил – очень красивая шатенка, ее отношения с животными основаны на взаимном уважении и невмешательстве во внутренние дела. Эти сцены начали меня волновать, и так как мне был подан пример, я решила последовать ему.
Я попросила Жерара найти мне подходящее животное, и он организовал мини-бал по случаю моего дебюта. Мне не хотелось начинать ни с лошади, ни даже с пони; кроме сложностей, связанных со средствами подъема, я хотела оставить для себя возможность постепенного совершенствования в карьере анималистки. И я представила, что славные скандинавские крестьяне могли бы создать свою Кама-сутру для получения высшего удовольствия со своими быками, коровами, свиньями, и одно это вызвало во мне приятные размышления.
Собаку везли из Шартра. Мое нетерпение нарастало. Наконец звонок. Они прибыли. Хозяин рассыпался в извинениях за опоздание. Жерар открыл дверь спальни – и огромный ньюфаундленд бросился ко мне. Он весил по меньшей мере восемьдесят килограммов, у него была длинная шерсть, морда охотника и плутовские глаза. Рассматривая его, я начала испытывать симпатию к этому необычному любовнику. Он ловко и быстро обнюхал меня между ног – чувствовалось, что у него уже была подобная практика. Гости осторожно открыли дверь в мою комнату. Все застыли в полной тишине. Я призывно стала на колени и начала ласкать его мужественный отросток, прикоснулась к нему языком, осторожно взяла его в рот. Дрожа от возбуждения, он устремился ко мне, я помогла ему, и он яростно задвигался во мне. Все смотрели на нас, впервые наблюдая новое, фантастическое действие. Меня охватил необычный, не испытанный мной никогда прежде оргазм. Я наслаждалась и сексуально, и разумом, радуясь удачно реализованной идее, а он, распростершись на мне, урчал, заливая меня слюной. Ему недоставало только слов. Наконец он сполз с меня, но почти тотчас же бросился второй раз, потом третий. Я испытывала восхитительные чувства. Вокруг нас сгрудились ошеломленные гости. Мужчины оспаривали честь сменить собаку. Жерар выиграл, очевидно, из-за длины своего «аппендикса». Все кричали, спорили. Женщины не осмеливались последовать моему примеру, но набрасывались на своих компаньонов, устремляясь кто куда. Я опять на коленях, как левретка, властвуя над происходящим, – великая жрица законов Дарвина и питомника Конрада Лоренца: отныне я тоже умею разговаривать с животными. И в самой доверительной манере.
Прием закончился маниакальной оргией. Герой вечера – добрый пес бродил между нами, вынюхивая и подъедая остатки ужина. Я смотрела на него как на старого приятеля: он показал мне, что есть еще много нераспаханной пашни на бесконечных просторах королевства любви.
Этот фестиваль «Dog-show» показал мне еще раз, что я могу всегда управлять ситуацией, удачно использовать интерьер для того, чтобы доставить удовольствие всем, а не только себе. Как-то раз вшестером мы сидели в ресторане на Монмартре. Один из наших представил мне некоего Гастона, который сидел за соседним столиком. Тот ухмыльнулся: «А, это вы, Сильвия, порносуперстар, как интересно!» – «Это смешно?»– «Нет, но все знают, что порно – это «липа», вранье». Тогда я, глядя ему прямо в глаза, расстегнула молнию на его ширинке, взяла его член и начала его теребить: «А это – тоже «липа»?» Гастон, багровый от стыда, не зная, куда деваться, забормотал: «О, я хотел сказать… остановитесь, пожалуйста, я прошу вас… нет, продолжайте, только не здесь…»
Все обедающие в ресторане превратились в соляные столбы. Официанты застыли с подносами, а бармен за стойкой выпучил глаза и открыл рот, как будто только что три марсианина заказали белый мартини. Внезапно я заметила в глубине зала пару пожилых людей в возрасте примерно шестидесяти лет. Он в темном костюме, с орденом Почетного легиона, она – в белом, в шляпе с вуалеткой. Оба привстали, с изумлением наблюдая за нами, и убедились, что происходит что-то, чего не было в меню. Месье повернулся к мадам и отчеканил: «Пусть принесут счет, мы уходим. Недопустимо, чтобы подобные люди оставались на свободе». Я оставляю Гастона, направляюсь к ним, наклоняюсь ближе и шепчу: «Останьтесь, вечер только начинается». Одну руку я засунула ей за корсет, а другой похлопала легионера по ляжке. Его чуть было не хватил апоплексический удар. Мадам начала вопить от негодования. Тогда я повалила ее на стол, задрала ей юбку и обнажила ее прелести, которые были таковыми две мировые войны назад. Все сидящие покатывались от хохота, а двое ханжей сочли за лучшее побыстрей спастись бегством.
ПУСТЬ ЭТОТ ДЕНЬ ПРИДЕТ
В течение целого месяца я не занималась любовью. В большей степени из-за разочарования, чем от отсутствия желания. Время от времени у меня появляется потребность побыть одной, отдохнуть, собраться с силами, с мыслями, подзарядиться новой энергией.
Я отключила телефон, отослала Ферара к его бывшей жене. Мой вибромассажер отдыхает, но порой кажется, что он жалуется на свое бездействие. Сегодня пятница, 11 часов вечера. Я закрываю глаза, стереофоническая музыка ласкает меня. По кровати разбросаны разрозненные листы незнакомого мне трактата о способах любви. Я скомкала пустую пачку «Winston», надо спуститься за сигаретами.
В почтовом ящике я обнаружила несколько писем в ответ на мое интервью, напечатанное в журнале «Union». Молодая модельерша из Страсбурга предлагает мне себя в качестве рабыни: она никогда не осмелилась бы на это, но, когда прочитала о том, чем я занимаюсь, решилась на этот шаг, так как узнала, что есть люди, которые так естественно воплощают свои мечты.
1 2 3 4 5 6 7 8