А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Где он? — спросил Минухин. — Я хочу видеть ею…
— Не торопись, братец. Когда нужно будет — увидишь. А пока выполняй, что приказано.
— А ты кто, поверенный его?
— Это неважно. Садись, в ногах правды нет. А теперь слушай, — продолжал Лукьян Андреевич. — С сегодняшнего дня будешь ходить в ресторан «Шторм», покуда не встретишь гам одного молодца. В случае надобности, помоги найти угол. Каждую пятницу встречайся с ним в «Шторме». О Массохе — ни звука. Мое имя и адрес не упоминай. Что будет от него — передашь мне, я — Массохе. О том, где сам живешь, помалкивай, да фамилию свою не выболтай. Назовись просто «Силачом». Его кличка «Шофер». Так мы с Массохой называть вас будем. Меня кличут «Воробьем». Ко мне по четвергам будешь приходить бриться, в этот же час что и сегодня.
— А кто тот, с кем мне надо встретиться?
— По хорошей рекомендации паренек. На одной «малине» завалился. Три года отсидел. Шофером стал. Такой нам и нужен.
— Как же я узнаю его? — недоуменно спросил Минухин?
Его бледное лицо выражало растерянность. Лукьян Андреевич решил, что тот не знает, как приступить к делу. На самом деле Минухина мучали совсем другие мысли.
— Мы сами не видели его никогда. Условный знак — курительная трубка с головой вроде черта какого-то, Мефистофель называется, из пустотелого стержня свисает на цепочке маленький кортик. Подсядешь к нему и спросишь: «Давно дядю видел?» Если ответит: «Дядя пошел рыбу удить», — значит он. Ясно?
— Ясно-то ясно… — нерешительно начал Минухин.
Лукьян Андреевич ждал, что он скажет дальше, но тот замялся и замолчал. Тогда парикмахер заговорил сам:
— Не вздумай вилять, Минухин. В случае отказа, одна дорога — на кладбище… Не забыл клятву?
— Клятву не забыл… Только не вовремя прибыл «Рыжий». Обзавелся семьей я. Работать стал. Шофером на лесотарном… Жена на сносях, да трое малолеток еще. Из-за них сомнение берет. Да и не занимался я делами такими с тех пор, как удрали немцы. Могу напутать без привычки или по незнанию… Лучше бы другого взял а? — неуверенно закончил он.
С минуту Лукьян Андреевич пристально смотрел на Минухина. Затем его косые глаза метнулись в сторону. Не глядя на собеседника, он властно проговорил:
— Ты про клятву помнить должен. Про отказ забудь! Жена и дети тебе не помеха. Наоборот, меньше внимания к себе привлекать будешь. А если дурить начнешь, то смотри — как бы потом не пришлось пожалеть… У Силантьева, поди, тоже дети были. А где они?
— Неужели «Рыжий»? — дрогнувшим голосом спросил Минухин. На лице его застыл ужас.
— А то кто же?.. — левая щека Лукьяна Андреевича задергалась. Сейчас перед Минухиным стоял не повелитель, а такой же человек, как и он, больше смерти боявшийся мести «Рыжего». — Рука не дрогнула порешить жизнь четырех малюток и самого Силантьева с женой. И ничего, все отравлением консервами обернулось.
Наступило продолжительное молчание.
— Ну, ясно тебе? — внезапно другим голосом спросил Запыхало.
— Ясно… — прошептал Минухин, медленно поднялся и двинулся к двери. Лукьян Андреевич остановил его.
— Еще одно дело. Вот держи деньги, — он протянул плотный сверток, — подбери исправную легковую автомашину. Сам знаешь какую, учить не надо. Купишь, снимешь гараж у Силыча, сторожа моторного завода. Ты, небось, знаешь его. Живет на отшибе. Ну, вот.
— Что же с машиной я делать буду? Как объясню жене, людям, когда начнут спрашивать, откуда деньги взял?
— А ничего не говори. Ты купи да поставь к Силычу, а дальше время покажет.
— Зачем машина-то? — хмуро спросил Минухин.
— Большое дело задумано, Минухин. Ежели живыми после всего останемся, обеспечены на всю жизнь будем, — и Лукьян Андреевич, позабыв о преследовавших его по ночам кошмарах, довольно потер руки.
Запыхало дал Минухину еще несколько наставлении, отпер дверь и, вежливо прощаясь, громко пригласил заходить почаще. Затем закрыл парикмахерскую и с неизменным чемоданчиком в руке, припадая сильнее обычного на ногу, медленно побрел к остановке трамвая.
ГЛАВА XIX
После памятной новогодней ночи Семен Яковлевич Варшавский больше не виделся с Майей. В тот вечер он, испытывая муки ревности, все не решался объясниться в своих чувствах и в душе проклинал эту свою нерешительность.
Но когда, наблюдая за Майей, танцевавшей со Степанковским, Варшавский увидел, как она подняла на Степанковского полные слез глаза, как затем в изнеможении опустилась на стул, он понял: Майя любит другого и, пожалуй, давно потеряна для него.
Прощаясь с Майей у ее дома, Семен Яковлевич сказал, что собирается переехать в другой город. Майя рассеянно ответила что-то невпопад. Варшавский увидел, что до ее сознания не дошло сказанное, и ему стало еще тяжелее.
Через несколько дней, закончив все формальности, он попрощался с коллегами и с грустным чувством покинул больницу, где проработал несколько лет.
Медицинский пункт в Лубково оказался в большом запустении. Варшавский энергично принялся за дело. Это несколько отвлекло от тоскливых мыслей, но ненадолго. Все чаще его одолевали воспоминания, и от них некуда было деться. Особенно трудно приходилось, когда он оставался один. Спасаясь от тоски, Семен Яковлевич много работал, посещал больных, не ожидая вызова. Часто выезжал в Приморск в горздравотдел. В короткий срок медпункт стал образцовым. Слава о молодом энергичном знающем враче быстро разошлась по Лубково. С утра он вел прием больных в медпункте, а после обеда ходил на вызовы.
Когда Римма подкатила на «Победе» к медпункту, Варшавский с небольшим саквояжем собирался к больным. Увидев бледного, окровавленного человека, с трудом выбиравшегося из машины, Семен Яковлевич поспешил на помощь. Бережно подхватил незнакомца и проводил в медпункт.
Вместе с Риммой они осторожно сняли с Завьялова пиджак. Когда Варшавский отошел к умывальнику, что бы помыть руки, Римма что-то шепнула брату на ух (и вышла из комнаты. Минуту спустя послышался шум мотора: Римма куда-то уехала.
Варшавский тщательно обработал рану и приступи, к перевязке.
— Доктор, дорогой, нельзя ли побыстрее? — попросил Завьялов. Ему не терпелось поскорей приняться за поиски «Доджа».
Доктор вскинул на него удивленные глаза.
— Вы, товарищ, на бал что ли спешите? У вас очень серьезное увечье. Кроме раны, наверно есть и трещина в ключице. Об уходе, по крайней мере до утра, даже и думать нечего. Вам необходим полный покой. Так что ночевать придется здесь. Вы ведь не из Лубково, — полуутвердительно спросил Варшавский. — Завтра поедем в Приморск. Посмотрим, что покажет рентген, а там можно будет решить, как поступить с вами.
Завьялов, казалось, не слушал Варшавского. Его мысли занимал «Додж». Куда он девался? Почему он направлялся в пригородное село? Здесь ли он еще или уже уехал? Эти мысли буквально жгли его, не давали покоя. Похититель машины несомненно должен был задержаться в Лубково. Очевидно, здесь он оставил Белгородову, а потом постарался поскорей убраться из опасного места и избавиться от машины. Что же тогда случилось со Звягинцевым? — Завьялов невольно поморщится.
— Больно? — участливо спросил Варшавский.
— Нет, ничего, — ответил Завьялов. Вдруг он резко поднялся и шагнул к двери.
Варшавский догнал его и силой заставил вернуться.
— Вы в своем уме? — прикрикнул врач. — Как вам не стыдно! Извольте сидеть спокойно, а не то я… я вас просто свяжу…
Завьялов покорно сел.
Решение уже было принято, капитан хотел немедленно сообщить о нем Решетову.
Когда Варшавский закончил перевязку, Завьялов посмотрел ему в глаза.
— Послушайте доктор, — спросил он, — вы понимаете, что такое неотложное дело?
— Вообще да. Но вы это к чему? — насторожился Варшавский.
— Я действительно чувствую себя прескверно и вынужден буду воспользоваться вашим гостеприимством. Но сначала я обязан ненадолго отлучиться и немедленно. Понимаете, обязан, товарищ…
— Варшавский, — подсказал врач.
— …Товарищ Варшавский. Это совершенно необходимо.
Было в глазах и голосе раненого нечто такое, что поколебало непреклонность врача.
— Вам далеко? — помогая натягивать пиджак на здоровую руку и застегивая пуговицы, спросил Варшавский.
— Где у вас здесь междугородняя телефонная стан имя или почтовое отделение? — вместо ответа спроси, Завьялов.
— Не очень близко отсюда. Погодите, через несколько минут должна вернуться сестра. Она отвезет вас. Это будет намного быстрее, да и ходить вам при растяжении связок нельзя. Но… — Варшавский замялся. Он опять посмотрел Завьялову в глаза и строго сказал: — Я должен прежде зарегистрировать ваше посещение медпункта.
Завьялов улыбнулся при этом несколько запоздалом проявлении бдительности. Улыбка сразу сделала его лицо открытым и приятным.
— Напрасно улыбаетесь, — как бы угадывая его мысль, нахмурился Варшавский, — мы, врачи, прежде всего оказываем помощь пострадавшему, кто бы он ни был. Ну, а потом… потом долг обязывает…
— Да, да, я понимаю, — снова улыбнулся Завьялов и стал здоровой рукой шарить в карманах. — Боюсь, что вас не удовлетворят мои документы. Паспорта я с собой не взял, а вот эго… — он протянул удостоверение водителя мотоцикла на имя Сергеева Александра Константиновича. Имя и отчество были настоящие.
Варшавский спросил, при каких обстоятельствах пострадал «Сергеев», записал все это в книгу и облегченно вздохнул. Казалось, он в самом деле поверил, что «Сергеев» не заметил телеграфного столба, вернее рельса, поддерживающего столб, и врезался в него мотоциклом.
Десять минут спустя Завьялов, сидя рядом с Риммой в машине, мчался к почтовому отделению…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Таинственный вирус
ГЛАВА I
Ночь. Улицы безлюдны. Лишь изредка в тишине отчетливо прозвучат шаги запоздалого прохожего или прошуршит шинами автомобиль. На перекрестках одиноко маячат милицейские посты. Город погрузился в сон. Только одно окно трехэтажного дома светится в этот поздний час. В кабинете тихо. Монотонно тикают стенные часы. Решетов задумчиво смотрит на сонный город. Легкий ветерок шевелит сильно поседевшие волосы. Он машинально дотрагивается рукой до кармана кителя — привычка, появившаяся в последние дни. С тех пор как уехала в Сибирь на практику единственная дочь Валя, Решетов носит ее фотокарточку с собой, в минуты тоски по ней разглядывает снимок. Но сейчас он только проводит рукой по карману, а мысли его заняты анализом недавних событий. Взгляд карих глаз полковника устремлен вдаль. Открытое, немного скуластое лицо порой хмурится, и тогда на переносице появляется упрямая складка. Снова и снова возвращается он к происшествию на морском берегу.
Попытка иностранной разведки инсценировать неудавшуюся высадку диверсантов и таким образом прикрыть переброску через советскую границу главного шпиона не удалась. Завеса, прятавшая тайну той мглистой туманной ночи, сорвана.
А операция, предпринятая врагом, и впрямь была задумана с дьявольской хитростью и отличалась странной жестокостью.
Дозорные катера и пограничники на суше несли охрану морских рубежей. А в это время на большой глубине к советскому берегу крался враг. Достигнув назначенного места, подводная лодка остановилась. По условленному сигналу туда же подошла вторая подводная лодка и круто свернула на юго-восток, а первая продолжала двигаться на юго-запад. Теперь первая лодка приняла сигнал. Он означал, что ей пора было отвлечь от себя внимание пограничников. Когда радиолокатор обнаружил и засек лодку, с нее были высажены диверсанты. Люди эти не подозревали, что организаторами диверсии они заранее обречены на смерть. Гибель, однако, постигла и лодку, что уж никак не входило в расчеты врага.
Тем временем вторая лодка, надежно, как казалось, прикрытая, выполняла основное задание. Но флагман дозорных катеров уже располагал ее координатами и возглавил погоню. Лодка была настигнута еще в советских водах и атакована. Она получила пробоину, но не потеряла хода и скрылась в нейтральных водах.
Дорогой ценой вражеская разведка высадила на наш. берег диверсанта. Но сохранить высадку в тайне ей не удалось.
Вскоре жертвой диверсанта стала семья Силантьева.
Следствие установило, что Силантьев был надзирателем гитлеровского «Лагеря смерти». Его захватили части Советской Армии в момент, когда он вместе с немцами пытался бежать. При допросе Силантьев чистосердечно во всем признался.
Он был осужден на десять лет тюремного заключения. Находясь на тяжелых работах, он выделялся трудолюбием и старанием. Было видно, что человек хочет искупить свою вину. После пяти лет заключения его досрочно освободили.
Силантьев вернулся в родные края. Здесь он женился на вдове, у которой было двое детей. Вскоре у них родилась двойня. Жили Силантьевы дружно. И вдруг семья погибла. Что смерть насильственна — следствие установило сразу. Никого не обманула версия о случайном отравлении консервами. Решетов и другие сотрудники Комитета разделяли мнение Вергизова, что враг пытался завербовать Силантьева в сообщники, но потерпел неудачу; опасаясь разоблачения, диверсант отравил всю семью.
Похищение «Доджа» и находившихся в нем людей было делом того же шпиона и его сообщников. Одним из них оказался убитый во время операции в лесу обходчик Круглов. Будучи раскулаченным, Круглов затаил злобу и во время оккупации совершил ряд преступлений. Завербованный немцами, он затем перешел на службу к другой иностранной разведке. Работая на отшибе в лесу, Круглов затаился и по-прежнему продолжал свое черное дело. Он втянул в преступную авантюру и Андрея Вяткина. Этот парень был осужден за бандитизм, бежал из заключения и укрывался у Круглова.
То обстоятельство, что именно Круглов служил лесничим в районе предполагаемой базы, подтверждало правдивость показаний Белгородовой.
Личность другого сообщника, которого убил во время стычки младший лейтенант Михайлов, установить не удалось.
Полковника беспокоило еще одно обстоятельство: почти двое суток находился в засаде капитан Завьялов, а кроме лесничего и его «приятеля» никого не обнаружил. Откуда же могли взяться напавшие на машину люди? По-видимому, база действительно существует и служит основным опорным пунктом диверсантов. Раскрытие этой базы по-прежнему остается одной из основных задач операции.
Тревожила судьба шофера Звягинцева.
Из донесений капитана Завьялова можно было сделать вывод, что Белгородову диверсанты скорее всего припрятали в Лубково. Очевидно, они рассчитывают выпытать, что из ее показаний стало известно органам госбезопасности. Потом ее, разумеется, уничтожат. Однако Белгородова слишком умна, чтобы попасться на такую удочку. Ну а если ранение очень тяжелое и она вообще не способна на какие бы то ни было показания? Тогда, возможно, ее сбросили с обрыва в «Додже». Но и в этом случае диверсант рискует многим. Ведь пустив с обрыва машину с Белгородовой, он выдаст тем самым свое присутствие на нашей земле. А по всему видно, что он верит, будто его высадка остается для всех тайной и ему не хочется терять такой козырь.
Какой же маневр предпримет враг сейчас?
Чтобы разгадать это, необходим подробный отчет Вергизова. Решетов взглянул на часы. С минуты на минуту майор должен прибыть с аэродрома.
Зазвонил телефон, полковник взял трубку:
— Здравия желаю, товарищ генерал! — Решетов непроизвольно подтянулся, как если бы собеседник находился рядом. — Да, слышимость хорошая. Так. — Прижимая плечом трубку к уху, он делал записи в блокноте. — Ясно. Будет выполнено! Да. Обязательно! Докладывать буду ежедневно! До свидания!
Решетов положил трубку и пробежал глазами сделанные записи. В дверь постучали, и в кабинет вошел Вергизов.
— Прямо с аэродрома, Василий Кузьмич?
— Так точно, Михаил Николаевич,
— Все закончили?
— Да, полностью.
— Что со Звягинцевым?
— Звягинцев погиб…
В комнате наступило молчание.
Решетов закурил, несколько раз подряд затянулся.
— Докладывайте, — нарушил, наконец, тяжелое молчание полковник.
— Когда я звонил вам, — начал Вергизов, — водолазы уже начали работы по подъему «Доджа». Дно в этом месте оказалось довольно глубоким. Машину все же удалось извлечь. Повреждений почти нет. В ней ничего не обнаружено.
— Труп Белгородовой найден?
— Нет, Михаил Николаевич… Только тело Звягинцева…
Вергизов умолк.
— Продолжайте, Василий Кузьмич, — тихо попросил Решетов.
— Мы организовали обследование морского дна.
— Что же удалось найти?
— Все инструменты, диск без покрышки и вот это, — Вергизов осторожно положил на стол металлическую квадратной формы коробку.
Решетов внимательно осмотрел ее. Крышка, державшаяся на петлях, была плотно пригнана. Казалось, стоило приложить небольшое усилие и она откроется. Но Решетов, не выпуская из рук коробку, нажал кнопку звонка.
— Срочно отнесите в лабораторию, — распорядился Решетов, вручая коробку дежурному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37